Новая фамилия
Новая фамилия
Вагон был бесплацкартный. Игорь постелил на лавку свое большое черное пальто и, когда я легла, заботливо накрыл свободной полой. Сам ложиться не стал, сел напротив. Но «кайфовать» пришлось недолго. Поезд останавливался на каждой станции, вагон забился под завязку, пришлось Игорю пересесть ко мне. И сидя, укрывшись одним пальто, прижавшись друг к другу, мы продремали почти до самой Москвы.
На Брестском вокзале, едва ступили на платформу, я резко увеличила дистанцию и холодно, как и положено приличным советским девушкам, протянула для прощания руку.
? Мне бы хотелось..., ? сказал Игорь, но я догадалась, какие слова он сейчас скажет, и быстро перебила:
? Простите, я очень устала.
Трамвай по темному городу тащился целую вечность. В пригородном поезде с лохматыми от серого инея стеклами и тусклым желтым светом меня начало познабливать. Подняла воротник, закрыла глаза и, словно в кино, увидела вчерашний день, спину возницы «разбойника», розовые сосны, перекошенное от злости на весь мир лицо Василия. Вот и хорошо, вот и правильно, подумала я. А потом вспомнила, как тепло было под большим черным пальто.
В дырочку, продышанную в инее, едва узнала свою станцию и побежала к выходу. Ступеньки обледенели, я схватилась за поручень. И вдруг из темноты, навстречу ? рука.
? Не бойтесь, это я.
? Вот уж сюрприз! ? только и нашла, что сказать.
Снег громко хрустел под ногами.
? Там на вокзале... Я хотел...
? Очень интересно! Чего же?
? Совсем честно?
? Ну, разумеется!
? Хороший кусок колбасы и чашку горячего чая!
? Надо же! Наши желания совпадают! Просто удивительно! Ладно, чего уж там, идемте! Вот только колбасы не обещаю!
Деревянное здание нарсуда освещалось лунным светом. Сторожа, жившие во флигеле, нашего прихода не заметили. Я открыла входную дверь и, стараясь не шуметь, поднялась вместе с Игорем в комнату. Зажгла свет.
? Как у вас уютно! ? непритворно восхитился он.
Этот комплимент доставил мне радость. Я любила эту первую свою комнатку и приложила немало сил для ее обустройства. В те годы трудно было что-либо достать, а мое жилище украшали огромное резное трюмо, два кожаных старинных кресла, отличный письменный стол и кушетка. Куст великолепных хризантем в большой китайской вазе эффектно выделялся на фоне красного ковра. Я с обидой вспомнила, что Василий никогда не восхищался моей обстановкой, а наоборот, заявлял, что она «мещанская» и что все эти житейские мелочи недостойны внимания «настоящего» человека. Я сказала Игорю, что все это удалось купить на аукционах при распродажах описанного за неуплату налогов имущества, и созналась, что порой бывает от этого неприятно, однако других способов приобрести вещи у меня не было.
Новенький чайник вскипел быстро. В шкафчике нашлись и печенье, и варенье; засохший кусок хлеба тоже пригодился. Мы сели за стол, покрытый цветной скатертью, и стали пить чай из тонких фарфоровых чашечек.
Игорь рассказал содержание заграничного фильма, несколько сплетен из жизни киноактеров и киноактрис, и все казалось мне таким интересным, что я ни капли уже не сомневалась, что в мире кино он «человек свой».
? Вы поссорились с женихом из-за меня? ? вдруг спросил он.
? Вовсе нет. Просто мы слишком разные, и было бы безумием связывать наши судьбы. Я это поняла давно. А приехала, чтобы поставить точки над «и».
? Поставили? ? он внимательно посмотрел на меня. ? А Василий, по-моему, нет.
? Для меня это уже неважно.
? А книги-то у вас подобраны ? со вкусом! ? вдруг сказал Игорь.
На последний поезд в Москву он опоздал. Предложил поболтать до утра. Но сил у меня уже не было, а завтра ? рабочий день.
Дала подушку, одеяло и, спустившись вниз, постелила в зале судебных заседаний.
? Сидеть в таких залах приходилось, а вот лежать ? нет! ? пошутил он.
? Надеюсь, сидели не на скамье подсудимых?
? Упаси боже! Только в качестве зрителя, даже в свидетелях никогда не проходил!
Я разбудила его до прихода уборщицы, и он, полусонный, уехал, взяв с меня обещание когда-нибудь снова напоить его чаем. И с той поры зачастил.
Приезжал поздно, усталый, говорил, что после съемок, и всегда целовал мне руки. Я стала «готовиться» к его визитам, кормила не как в первый раз, а покупала и сыр, и масло, и колбасу. И ? уже по традиции ? он ночевал в зале судебных заседаний. Уезжал рано, незаметно, только Нюра-уборщица знала о ночном госте.
Что скрывать, мне льстило, что мой друг ? сын известного московского профессора, красавец, инженер двадцати семи лет, который, к тому же, снимается в кино.
Прошло не больше месяца со дня нашего знакомства, как Игорь предложил мне «руку и сердце».
Я сделала вид, что удивилась, и сказала все, что положено говорить в таких случаях советским девушкам: что ценю его дружбу и ни о какой любви не думала; а если у него и в самом деле есть подобные чувства, то их следует проверить временем.
? Как ты не понимаешь! Я влюбился в тебя с первой минуты! ? закричал он. ? И все это время проверял себя и понял, что больше так не могу! Я хочу, чтоб ты принадлежала мне вся! Вся!
Но я продолжала упорствовать:
? Ты мне дорог как друг, и не больше!
? Тогда... ? его полные губы задрожали, ? тогда мы видимся в последний раз. Прости, но сдерживать свою любовь у меня не хватает сил, а обидеть тебя ? не могу.
? Что ж, ? сказала я как можно равнодушней, ? уходи.
И он ушел. И это меня и удивило, и озадачило. А может, и правда, ему нужно было только «это»? А если он любит меня, разве ему так трудно потерпеть? Ради нашей дружбы?
Вечерами в пустом двухэтажном здании появлялись шорохи, стуки; иногда потрескивала деревянная лестница, и всякий раз я замирала ? шаги? Его шаги? Я злилась на себя, что оттолкнула, обидела, что не уговорила сохранить такие хорошие наши отношения, и вот ? потеряла и друга, и собеседника; и презирала себя за то, что не умею быть одна, что так зависима от «общения» ? назвать свою тягу к Игорю чем-то иным, похоже, мне не приходило в голову. И как наяву видела: вот он врывается в мою комнату, пропахший снегом и ветром, и, не раздеваясь, целует, как всегда, мои руки...
Но его не было, не было!... Хотела броситься в Москву, но оказалось ? не знаю адреса! Не знаю, где он живет!
Я скучала отчаянно...
В тот день судили кассира крупного треста. Много лет он честно служил на своем посту. Через его руки прошли миллионы наличных денег: он выдавал зарплату, авансы, командировочные. И вдруг, получив в банке кругленькую сумму, исчез. Его арестовали в Курске, в ресторане, где он «кутил» и устроил драку.
? Как же это случилось? ? задал ему вопрос судья. ? Честно, почти тридцать лет вы работали и вдруг за пять дней кутежа потеряли и доброе имя, и свободу!
Обвиняемый в ответ заплакал.
Судья зачитал приговор ? пять лет лишения свободы. Подсудимый, не скрывая радости, широко улыбнулся. Это не прошло мимо судьи. Когда он был чем-то возмущен, его латышский акцент становился заметнее.
? Чему вы улыбаетесь? ? строго спросил он. ? Каждый день гулянки вам обошелся годом тюрьмы!
Осужденный выпрямился и сделался как будто выше ростом.
? За тридцать лет честной работы у меня не было ни одного праздника, гражданин судья. А эти пять дней я буду помнить всю жизнь! ? нагло и весело сказал он.
? Жаль, не знал вашей арифметики раньше, ? зарычал судья, ? а то, не правда ли, товарищи народные заседатели, мы бы сделали эти «праздники» более дорогими!
Заседатели согласно закивали[8].
Вечером я оформляла протокол. А потом хлопнула дверь, загрохотали по лестнице тяжелые шаги, и тотчас затопила волна счастья. Игорь, швырнув пальто на пол, крепко обнял меня и, усадив на кушетку, опустившись на колени, стал целовать мои перепачканные чернилами пальцы.
? Ну, зачем, зачем ты меня оттолкнула? Столько времени мы потеряли! Столько мрачных и скучных дней! Скажи, ты ждала меня?
? Да, ? призналась я, ? мне было пусто и одиноко.
? Дорогая, ? он поднялся и прижал меня к себе, ? ведь это и есть любовь! Я приехал, не выдержал... ты выйдешь за меня замуж? Выйдешь?
? Да, ? как зачарованная, ответила я.
Заручившись моим согласием, Игорь улегся на кушетку и быстро уснул, а я еще долго любовалась красивым холеным лицом. Страх перед будущим ? а вдруг его любовь просто выдумка? ? сменялся гордостью, что меня, в общем-то, не очень красивую, хотя и «умную» девушку (в этом меня давно уверили «поклонники», водившиеся со мной в детстве) полюбил такой человек. И другие, правильные мысли посещали меня в ту бессонную ночь: «Кто он? ? спрашивала я себя. ? Ведь я его так мало знаю!» Но когда он открыл глаза и, вскочив, счастливо засмеялся и прижал меня к себе, я тут же позабыла про все сомнения.
? Собирайся, мы идем в ЗАГС,? сказал Игорь. И хотя мое сердце полнилось гордостью от серьезности его намерений, я ответила:
? Так сразу?
Регистрацию брака в ЗАГСе я считала «отрыжкой мещанства».
? А зачем откладывать? Мы и так много времени потеряли. А мой отец ? законник, профессор права, он не признает нас, если мы не зарегистрируемся! Так что все придется делать по форме, как полагается.
Его доводы я слушала с большим удовольствием: мне льстило, что этот человек станет моим законным мужем. А он в эти минуты «уговоров» был особенно хорош ? голубые глаза с длинными мохнатыми ресницами светились от вдохновения, и то и дело красивым движением головы он откидывал с высокого лба каштановые волосы. Даже бородка, этот буржуазный анахронизм, сейчас удивительно была к месту на его скульптурной лепки лице. И я, вдруг лишенная собственной воли, подчинилась. Лишь для виду, что немножко сопротивляюсь, сказала:
? Но у меня нет нового платья!
? Пустяки! В ЗАГСе раздеваться не нужно, ? тоном бывалого завсегдатая этого учреждения ответил Игорь. Накинул на меня пальто, схватил за руку и потащил в Волисполком.
Все казалось сном. Я очнулась, когда регистратор строго спросила, какую фамилию я собираюсь носить?
? Конечно, мою! ? не дав мне подумать, сказал Игорь. ? Раиса Винавер, ведь правда красиво?
Я согласилась:
? Звучит красиво, ? и, поставив подпись в толстой книге, приобрела новую фамилию.
Это почему-то развеселило; схватившись за руки, мы выскочили из комнаты, где нас только что превратили в семейную ячейку, и бегом отправились, как я думала, домой. Но на мосту, перекинутом через железнодорожные пути, который весь затрясся от тяжелой поступи паровоза, Игорь вдруг выпустил мою руку и сказал:
? Чуть не забыл! Мне же срочно в Москву надо!
И не слушая моих ? жалких от растерянности ? слов, нырнул в клуб кислого угольного дыма и побежал вниз по лестнице на перрон. Униженная и оскорбленная, я осталась наверху: вот Игорь догнал тронувшийся поезд, вот впрыгнул на ходу в вагон, и вот уже тормозная площадка последнего вагона втянулась в горизонт.
День был приемный, судья уже нервничал, хотя и был предупрежден, какое «событие» произошло в моей жизни.
Сразу удивило большое количество зрителей из местных жителей. Это дело об алиментах интересовало и меня, так как ответчиком являлся комсомолец, состоявший со мной в одной ячейке. Поэтому протокол судебного заседания решила вести сама.
Истица была «старухой» ? ей было сорок пять лет, а нашему парню восемнадцать. Женщина со слезами на глазах утверждала, что отец ребенка ? именно наш комсомолец и что ни с кем другим она не «якшалась». Свидетели подтверждали, что многократно видели, как она угощала его, а уж спал ли он с ней, не знают. Неожиданно одна свидетельница заявила, что много раз видела у этой женщины Митьку-пекаря. Суд ухватился за эту ниточку, тем более что наш комсомолец упорно в «грехе» не признавался и твердил, что дружил только с сыном женщины, а если и ночевал, то с товарищем на сеновале. Суд сделал перерыв: за это время милиция разыскала Митьку-пекаря, и он явился в суд; Митька признался, что бывал у Матрены Николаевны не раз, но «никаких таких дел с ней не имел». Сорок пять лет, холостой, хорошо зарабатывает ? суд, «исходя из интересов ребенка», признал отцом его и присудил платить алименты[9].
Тогда, в день моей свадьбы, это дело отвлекло от мрачных мыслей и предчувствий. Я поднялась к себе наверх, переоделась в новый голубой халатик с желтыми цветочками и затопила печку. Вдруг дым повалил в комнату. Догадалась ? снег, обильно валивший за окном, попал в трубу; схватила швабру, вылезла через чердак на крышу, подобралась к трубе и начала ее шуровать. Полетели дым, искры, меня обдало сажей, я начала отряхиваться, видя, как халат покрывается пятнами. Неожиданно послышался смех, громкие аплодисменты; поглядела вниз и увидела на дорожке троих мужчин и женщину. Среди них узнала Игоря, его высокую фигуру с чемоданами в обеих руках.
? Ура! Ура! ? кричали они, глядя на меня, хохотали и аплодировали. ? Летите, летите прямо на метле к нам!
Я приняла игру:
? Я не ведьма, я ангел, а они летают только на небо.
И, схватив швабру, спряталась за трубу, а там, через окно спустилась на чердак, пробежала в комнату, переоделась и степенно пошла навстречу гостям, которые шумно поднимались по лестнице.
Игорь, возбужденно смеясь, представил меня друзьям, а мне ? их. Это был Борис Котельников, не то оператор, не то режиссер кино, и известные мне по популярным в то время фильмам актеры кино ? Раиса Пужная и Иван Бабынин, прекрасно сыгравшие в картине «Бабы рязанские».
Мужчины деловито принялись распаковывать чемоданы, доставая оттуда вино, фрукты и прочую снедь. Бабынин попросил большую кастрюлю ? за ней пришлось сбегать к Нюре ? и принялся готовить глинтвейн, забрав у меня весь запас сахара. У Котельникова в сетке оказалась большая металлическая ваза, и он стал приготавливать «крюшон», попутно обучая этому искусству. Игорь суетился между нами и, осваивая роль хозяина, просил сидеть спокойно: «Я все достану сам», ? говорил он и гремел тарелками, вилками, ножами и стаканами.
? В самом деле, тезка, ? потянула к себе Пужная, ? пусть мужчины потрудятся!
Я села рядом с ней, просто, со вкусом одетой и причесанной, и с ужасом вспомнила, что, кажется, в спешке переодеваясь, забыла умыться и выгляжу, наверное, ужасно после борьбы с дымом и сажей. Подбежала к зеркалу, увидела раскрасневшееся лицо, сверкающие глаза и встрепанные волосы. Но, слава богу, пятен сажи на лице не было...
Вскоре всех пригласили к столу; закричали «горько», заставили нас с Игорем целоваться. Я совсем осмелела, чувствовала себя счастливой, испытывала к Игорю доверие и странную щемящую нежность. Было весело и непринужденно; мы, женщины, непрерывно смеялись ? наши мужчины старались изо всех сил, чтобы «общество» не скучало ? рассказывали смешные истории и анекдоты, главным образом, из жизни кинематографистов. Игорь чаще других овладевал всеобщим вниманием, и меня просто распирало от гордости, что у меня такой красивый, эрудированный и остроумный муж.
Иван Бабынин приготовил новую порцию глинтвейна и, когда нес ее к столу, вдруг споткнулся и опрокинул горячее вино на свой элегантный серый костюм. Поставив кастрюлю на пол, он в одну секунду сбросил с себя всю одежду и радостно закричал, что ожогов нет. Наш испуг сменился хохотом, в особенности когда Иван облачился в костюм Игоря (оказалось, во втором чемодане Игорь привез свои вещи), а тот был на голову выше и шире в плечах. Веселье продолжалось всю ночь, а утром гости заторопились на поезд. Мы с Игорем побежали их провожать. И опять, к моему удивлению, Игорь вскочил в поезд и уже на ходу крикнул мне:
? Так надо! А то опоздаю на съёмки!
И я поплелась домой одна
Данный текст является ознакомительным фрагментом.