ПЕРЕД ЛИЦОМ СМЕРТЕЛЬНОЙ ОПАСНОСТИ

ПЕРЕД ЛИЦОМ СМЕРТЕЛЬНОЙ ОПАСНОСТИ

Поездка по городам Крыма позволила Дмитрию Ильичу увидеть события как бы изнутри, определить их сущность в тех многочисленных связях, которые характеризовали общественно-политическую жизнь полуострова.

«Нам некогда думать о мирном строительстве, — писал он в газете «Таврический коммунист» 20 мая 1919 года. — Все силы сверхчеловечно напряжены для войны, отнюдь не потому, что мы ее хотим, но только потому, что крепостники и капиталисты не дают нам передышки».

Для него, как и для других членов правительства, не было секретом, что Антанта не сегодня-завтра ударит по нашим позициям, перейдет в наступление. Поэтому вся надежда на мощь Красной Армии. Но — и это все понимали — без укрепления экономической базы республики армия будет неустойчивой, слабой. Победоносное окончание войны зависело от уровня развития промышленности и сельского хозяйства.

Однажды после заседания Совета народных комиссаров Дмитрий Ильич вдруг получил телеграмму:

«Нуждаясь в климатическом и санаторном лечении для великорусских инвалидов труда и войны на курортах Крыма, Наркомздрав приступает к развертыванию санаторных коек и приспособлению курортов Крыма, берет на себя финансирование Крымских курортов и снабжение их санаторным оборудованием, высылает комиссию, которая совместно и в согласии с представителем Наркомздрава Украины и Крыма решит вопрос о разверстке коек между населением всех федеративных республик России. Замнаркомздрав».

Прочтя телеграмму, он повеселел. Здоровье трудящихся ставилось в ранг национального достояния.

Но чтоб лечить трудящихся, нужен был хлеб. Хлеба требовались тысячи пудов. Для армии, для рабочих. Для больных.

Дмитрий Ильич подумал о крестьянах, которые в ту пору стали объединяться в коммуны. Вот кому надо дать исключительные полномочия, чтобы вырвать у кулака хлеб! И тогда будет чем кормить армию и пролетариат. Будет что послать голодающей России.

Совнарком рассмотрел предложение Дмитрия Ильича о создании продотрядов с подчинением их Народному комиссариату внутренних дел. После короткого, но жаркого обсуждения предложения были приняты к руководству.

Борьба за хлеб, в которую активно включились крестьяне-бедняки, и в первую очередь коммунисты, началась повсеместно. За несколько дней тысячи пудов крымской пшеницы перекочевали из амбаров кулаков в зерноприемники государства. А в начале июня первый эшелон с крымским хлебом был направлен голодающим рабочим Москвы и Петрограда.

В ритме Совнаркома трудился и Комиссариат здравоохранения. Добрая половина работников находилась в уездах. В Ялте, Алупке, Алуште, Евпатории были обследованы бывшие царские дворцы, поместья князей и графов. Был определен объем восстановительных работ, а также составлены списки медицинского оборудования, которое предполагалось установить. Советы и ревкомы взяли на учет персонал врачей и фельдшеров.

Обстановка показывала, что настала пора ехать в Киев и просить помощи. Эта задача поручается члену правительства Вульфсону.

К тому времени Комиссариат здравоохранения имел пять отделов: санитарно-эпидемический и курортный, сельской медицины, врачебно-санитарный, судебно-медицинский и административный, фармацевтический.

Дмитрий Ильич обращается к бывшим членам Пироговского общества с призывом поддержать мероприятия Советской власти, принять участие в улучшении здравоохранения. Особо нуждающимся врачам и фельдшерам выдан паек.

Паек… Полфунта хлеба в сутки на одного человека. Но далеко не каждый получал и эти 200 граммов. Перед Дмитрием Ильичом лежала разнарядка. Крымпродкому предписывалось заготовить для нужд армии: мяса и рыбы — 29 934 пуда, масла и сала — 3468 пудов, свежих овощей — 25 500 пудов.

А еще нужно помочь голодающему северу. Москва настоятельно требовала отгрузить Петрограду: 35 тысяч коробок овощных консервов, 30 тысяч фунтов компота, 7 тысяч пудов томата-пюре, 100 пудов повидла, 50 пудов варенья, 1004 пуда изюма, 700 пудов инжира…

И коммунисты Крыма, мобилизовав население, выполнили задание Москвы. На север пошли эшелоны с дарами крымского края.

В самом центре Симферополя, на Лазаревской улице, днем и ночью заседал Совнарком, даже на сон у членов правительства не оставалось времени. Из крымских уездов поступали неутешительные новости: враги яростно сопротивляются всем начинаниям Советской власти. Нужно было сломить их упорство, чем быстрее, тем лучше для революции.

На экстренном заседании 9 июня 1919 года с участием наркомов Дыбенко, Гавена, Городецкого, Полонского, Назукина, Арабского, Маметова, Идрисова был поставлен вопрос о мерах против буржуазии. Дмитрий Ильич, председательствовавший на заседании, объяснил, что саботаж свергнутых классов вынуждает прибегнуть к жестокой политике по отношению к контрреволюционно настроенным слоям. Он предлагает национализировать все имущество буржуазии, и прежде всего промышленные предприятия, капиталы машиностроительных, нефтяных и других фирм, транспортные средства, а также дворцы и виллы. Предложение было принято единогласно.

Молва о национализации имущества буржуазии облетела города Крыма и не только Крыма. В ставке «Добровольческой армии» декрет вызвал панику. Бежавшие из Крыма предприниматели устроили настоящее паломничество к генерал-лейтенанту Деникину, командующему вооруженными силами на юге России. Они потребовали немедленно возобновить активные боевые действия на Ак-Монайском фронте.

Над Екатеринодаром, распугивая стаи ворон, звенели колокола, попы благословляли белогвардейское воинство на новый поход против красного Крыма.

До таврических берегов не доносился колокольный звон, но все явственнее чувствовалось время великих сражений. Об этом красноречивее всего говорили донесения из-за линии фронта. Одно из них поступило лично к Дмитрию Ильичу. Оно было от Мочалова из Екатеринодара. Доставил его связной, молодой человек с офицерской выправкой. Дмитрий Ильич пригласил к себе наркома внутренних дел Гавена и начальника особого отдела, сопровождавшего связного от Арабатской стрелки, куда тот приплыл на рыбацкой шхуне. Связной рассказал о Мочалове: жив, здоров, служит в деникинской контрразведке. В донесении говорилось: через восемь-десять дней «Добрармия» при поддержке флота Антанты переходит в наступление. Предполагается высадка десанта в районе Судака силами до двух пехотных полков. Запланировано также восстание в тылу Ак-Монайского фронта. Центр восстания — Карасубазар.

Агентурные сведения представляли для Советского правительства исключительную ценность.

Из Севастополя немедленно был вызван наркомвоенмор Дыбенко. Правительство в срочном порядке усиливало оборону побережья. Благодаря принятому ВЦИК декрету об объединении военных сил РСФСР, УССР, БССР, Крыма и других советских республик было кое-что сделано для организации отпора интервентам и внутренней контрреволюции. Но декрет только вступал в силу. И реальную угрозу, которая нависла над полуостровом, могла отвести лишь Красная Армия Крымской Республики. Севастополь формировал матросские ударные батальоны. Из Симферополя на ак-монайские позиции перебрасывался 3-й ударный Крымский полк.

У Дмитрия Ильича еще теплилась надежда, что красноармейцы смогут продержаться до подхода главных резервов союзных республик, и поэтому нельзя было ослаблять деятельность по укреплению экономики полуострова.

На степных просторах после обильных майских дождей буйно заколосилась пшеница. В Совнарком докладывали, что урожай обещает быть щедрым, но убирать его нечем. И вдруг нашелся легчайший способ приобретения сельхозорудий. На днях товарищи вернулись из Александровска. Площадки местного завода были завалены косилками, жатками, боронами. И все это добро лежало мертвым грузом. Дирекция завода поставила крымчанам условие: обменяем, но только на товары. Дмитрий Ильич пишет письмо в Совет Народных Комиссаров УССР с просьбой оказать Крыму помощь в уборке урожая. Он акцентирует внимание украинского правительства на том, что руководители предприятия отказываются дать машины, требуя взамен вино, кожу, табак… Курьер отвез письмо в Киев. Украинский Совнарком распорядился отгрузить машины в адрес Крыма без какого-либо обмена. Через три дня должны были прибыть вагоны с косилками.

Но за эти три дня на крымской земле произошли события, имевшие для республики трагические последствия.

Все свое внимание правительство сосредоточило на отражении ударов белогвардейских войск и интервентов. Севастопольский коммунистический отряд, состоявший из моряков, и 1-й интернациональный полк мужественно сдерживали натиск врага. Но силы были неравными.

5 июня 1919 года Совнарком заявил решительный протест правительствам Антанты и президенту Вильсону. Корабельная радиостанция из Севастополя на весь мир объявила:

«Всем! Всем! Всем!

Теперь, когда еще яснее стала та поддержка, которую союзники оказывают монархической «Добровольческой армии», Временное Рабоче-Крестьянское правительство считает своим долгом сообщить всему цивилизованному миру о происходящих в Крыму событиях.

Существование тесного контакта союзного командования с добровольцами не оставляет никакого сомнения. Снабжая военным снаряжением и деньгами, оно помогает добровольцам продолжать военные действия в Крыму. Но чудовищнее — это зверская форма, в которую обличается эта поддержка… Союзные суда и по сие время обстреливают Керченский полуостров, сметая огнем целые деревни и губя культуру края».

Чтоб выдержать натиск Антанты, нужны были хорошо обученные, закаленные в боях войска. А Крымская Советская Республика располагала, по существу, несколькими полками. Основу войск республики представляла 1-я дивизия Красной Армии, политкомиссаром которой был Астахов, а начальником штаба Петриковский, люди не только беззаветно преданные Советской власти, но и прекрасные военачальники. Находившаяся в авангарде наступающих советских войск 1-я дивизия 20 апреля 1919 года на подступах к Севастополю встретила яростное сопротивление врага. Противник огнем своей корабельной артиллерии заставил красных бойцов окопаться. Командование дивизии знало, что превосходство в живой силе и технике на стороне врага, понимало также, что приказ очистить от интервентов и белогвардейцев весь Крым должен быть выполнен. Выход из создавшегося положения указали сами интервенты. Через парламентеров они предложили заключить перемирие для эвакуации из Севастополя сухопутных войск Антанты. Срок — одни сутки. Командование дивизии рассудило, что при существующем соотношении сил за одни сутки Севастополь не взять, и на свой страх и риск приняло предложение. На следующий день Красная Армия заняла Севастополь без боя.

А полтора месяца спустя по приказу Л. Троцкого начальник штаба 1-й дивизии С. К. Петриковский был арестован. Петриковский и политкомиссар этой дивизии Астахов обвинялись в самовольном заключении соглашения с противником. В ответственнейший момент борьбы с контрреволюцией командование самого боеспособного соединения Красной Армии в Крыму было обезглавлено. Дмитрий Ильич, пользуясь правом председателя Крымского Совнаркома, опротестовал приказ, как объективно способствовавший врагам революции. Он считал, что это личная инициатива Л. Троцкого. Подобные приказы Троцкий издавал не однажды. Но попытки Дмитрия Ильича отменить приказ к успеху не привели. И тогда он обращается с письмом к Ленину, обосновывает революционность и гуманность, в действиях товарищей Петриковского и Астахова, объясняет, что в той ситуации, 20 апреля 1919 года, при отсутствии связи со штабом фронта командование 1-й дивизии поступило весьма правильно и своевременно, оно выполнило поставленную задачу (Севастополь был взят) и сохранило жизнь многим бойцам.

Владимир Ильич немедленно дал письму ход. 14 июня 1919 года он его пересылает в органы юстиции с запиской: «…Это письмо доставили мне тт. Петровский и Муравин, приехавшие из Крыма от брата.

Дайте, пожалуйста, законное движение этому заявлению и для направления дела в суд по возможности в Москву и на суд.

Ваш Ленин»[42].

Слова «на суд» он подчеркнул тремя линиями. Дело о Петриковском и Астахове Владимир Ильич брал под свой личный контроль, а письмо брата прилагал в качестве решающего документа. С начальника штаба и политкомиссара 1-й дивизии обвинения были сняты. Но упущенное время наверстать не удалось. Военная обстановка резко ухудшилась. Противник подтянул с Кубани свежие силы. Планы наступления красных войск на Керчь откладывались.

Совнарком формирует новые воинские части, отправляет их на фронт и одновременно ведет подготовку к

1 съезду Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов.

15 июня 1919 года на страницах симферопольских «Известий» за подписью председателя Совнаркома Д. И. Ульянова оглашается «Положение о выборах делегатов на съезд». В положении говорилось: «В настоящий момент тяжелой борьбы рабочих и крестьян за свое освобождение с контрреволюционерами всего мира Советская власть является единственной, которая может достигнуть этой цели и спасти трудящихся от рабства, нищеты, голода и болезней.

Съезд всех Советов Крыма, как высшая власть Социалистической Республики, должен состоять только из представителей городского пролетариата и деревенской бедноты».

18 июня 1919 года из Феодосии поступило сообщение: «В районе Коктебеля с кораблей Антанты высажен белогвардейский десант».

По распоряжению предсовнаркома наркомвоенмор Дыбенко тут же выехал на фронт. Нужно было принять срочные оборонительные меры — сбросить десант в море или хотя бы не дать ему продвинуться в глубь полуострова.

Последующие сообщения с фронта обстановку прояснили: белогвардейский десант под командованием генерала Слащева вышел в тыл советских войск, сражавшихся на Ак-Монае, и теперь пытается их отрезать, продвигаясь в направлении Симферополя.

На экстренном совместном заседании Совнаркома и обкома партии члены правительства согласились с мнением Гавена о том, что целесообразно Ак-Монай оставить, иначе войска будут уничтожены.

Дмитрий Ильич телеграфировал в Москву: для Крымской Республики есть два выхода: стоять насмерть и погубить республику или эвакуировать армию, сохранив силы для дальнейшей борьбы.

Москва предложила второй путь как наиболее разумный.

И еще об одном эпизоде следует упомянуть. В ночь с 18 на 19 июня 1919 года на имя председателя Совнаркома Крымской Республики поступила срочная телеграмма: «Совет Обороны предлагает немедленно начать переброску маршрутными поездами угля из Крыма, особенно Севастополя, на Александровск, для регулярной работы железных дорог в связи с неотложными воинскими перебросками на фронте XIV армии и для бронепоездов. Точное количество необходимого угля должно получить от командарма XIV Ворошилова. Запросите его немедленно по прямому проводу. Переброску следует начать немедленно так, чтобы первые маршруты ушли со специальными провожатыми в течение 24 часов… Необходимо проявить максимальнейшую энергию…

Предсовобороны Ленин»[43].

На тексте телеграммы стояла виза: «На телеграф: срочно. Вне всякой очереди. Сообщите, когда принято. Ленин».

Дмитрий Ильич понимал всю сложность предстоящей работы по вывозке угля в расположение ворошиловской армии. Он тут же телеграфирует в Севастополь, настаивает на мобилизации всех рабочих и матросов на погрузку. Но, оказывается, в Севастополе нет железнодорожных платформ, а в крытые вагоны загружают боеприпасы для Ак-Монайского фронта.

А время бежало. Каждый час промедления грозил остановить красные бронепоезда. Ведь они действовали не в лесистой местности, а в степи, где основным и единственным топливом крестьянских хат был кизяк. На кизяке бронепоезда далеко не продвинутся.

И тогда Дмитрий Ильич вопреки сопротивлению некоторых членов Совнаркома отдал распоряжение перебросить из Симферополя три эшелона порожняка под уголь. Он шел на риск. Ведь фронт неумолимо подкатывался к Симферополю. Только в полдень удалось связаться с командармом Ворошиловым. Он сообщил: угля нужно как можно больше. На подмогу севастопольским рабочим и матросам, мобилизованным на погрузку топлива, он высылал летучий красноармейский отряд.

Через сутки первый эшелон с углем был уже в пути, спешил в Александровск.

Совнарком и обком партии организуют эвакуацию учреждений и ценностей в глубь страны. Республика переместилась на колеса.

Через крымскую степь потянулись эшелоны на Никополь, Александровск, Синельниково.

Дмитрий Ильич беспокоился не только об эвакуации учреждений и ценностей, но и о судьбе будущего подполья. Он пригласил к себе на беседу члена бюро горкома партии Егорова (его намечалось оставить в подполье). Оказалось, что сделано пока немного: заложили только две базы оружия. Еще хуже обстояли дела с документами. А для подпольщика добротный документ — это его охранная грамота.

По указанию предсовнаркома начальник Симферопольской милиции Богданов распорядился срочно в весьма секретном порядке выдать Егорову для нужд партии 500 годичных паспортов с тушью, штампом и печатями.

Организация большевистского подполья проходила в чрезвычайно трудных условиях, зачастую без согласования между отдельными наркоматами. Наркомвоенмор П. Е. Дыбенко недостаточно был связан с обкомом партии и Совнаркомом. Обком партии и Совнарком также ряд вопросов будущей подпольной деятельности решали автономно. Подпольный обком формировался фактически в последние часы перед вступлением в Симферополь белогвардейских войск. В состав подпольного обкома партии был включен «пожелавший работать в подполье» член реввоенсовета Крымской Республики, бывший народный комиссар почт и телеграфа Украины Ахтырский, как впоследствии выяснилось, офицер деникинской контрразведки Мартьянов.

22 июня, когда белогвардейцы уже находились в Карасубазаре, Дмитрий Ильич успел встретиться с Егоровым и некоторыми другими будущими подпольщиками. Завершив работы по эвакуации, он с последним эшелоном выехал в Джанкой. Был вечер 24 июня…

Через двое суток после падения Симферополя весь Крымский полуостров был захвачен интервентами.

Фронт гражданской войны переместился в южноукраинские степи.

Железная дорога Симферополь — Лозовая — Харьков была уже перерезана. Деникинцы вышли к Днепру севернее Александровска. Крымский обком партии эвакуировался в Одессу, Совнарком — в Киев.

Крымская Советская Республика продержалась 75 дней.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.