Данил Гурьянов Диктатор и сумасшедшая

Данил Гурьянов

Диктатор и сумасшедшая

Знаменитая актриса N посмотрела по НТВ репортаж о Софии Ротару и решила ехать в Ялту, устраиваться к знаменитой певице домработницей. Взяв паспорт, взяв деньги из тайника, она успешно улизнула из квартиры. Как в молодости, она стремительно выбежала к дороге – вскинув руку, встряхивая волосами, улыбаясь, оглядываясь. Огненная комета ворвалась в ваш мир, люди! Дребезжащая грязная развалюха мгновенно подъехала к ней. Водитель-мигрант, неразговорчивый и с трудом понимавший ее речь, отвез пассажирку на Казанский вокзал.

Актриса побежала искать кассы. Она не знала, когда отходит поезд в Ялту, и боялась опоздать. Но внезапно ее пронзила мысль, что Украина теперь заграница! Актриса стала обращаться к окружающим: “Вы не знаете, чтобы уехать на Украину, нужен загранпаспорт или нет?!”

Люди реагировали недружелюбно, старались не смотреть на актрису и ускоряли шаг, как будто она источник опасности.

Актриса кинулась к сидевшей поблизости женщине с книгой. Женщина вздрогнула, оторвалась от чтения и, внимательно посмотрев на актрису, осторожно сообщила, что если нет загранпаспорта, то печать на таможне поставят во внутренний паспорт. Но (добавила) не все любят пачкать внутренний паспорт печатями. “Действительно, действительно! – согласилась актриса. – Что же делать?!” Она оглянулась, закусив губу. Снова посмотрела на женщину. “Вы меня узнали?!” Актриса представилась и перечислила легендарные фильмы, в которых снималась лет тридцать назад. Всегда в главных ролях. Женщина с книгой неотрывно смотрела на актрису, будто наблюдала стыковку двух космических кораблей. “Я еду к Софии Ротару. Я буду у нее домработницей. Что же делать?! – N, мучительно размышляя, оглянулась. – Нужно делать паспорт. Какие там документы нужны, вы не знаете?!”

Как молодая, выскочила она из здания вокзала, активная, полная жизни, бросилась к стоянке такси: “В паспортный стол!” Встряхнув волосами, стремительно села в машину, хлопнула дверцей. Тронулись!

Проехали не много. Когда стояли на светофоре, актриса смотрела в сторону Чистопрудного бульвара, на площадь перед вестибюлем метро, – там бурлила жизнь, все спешили, полным-полно молодежи, и день получился солнечный… “Сколько я вам должна?!” – стремительно повернулась она к водителю. Водитель был внешне мурло, а внутрь лучше не заглядывать, – он спокойно озвучил сумму адекватную билету на самолет. Актрисе немного не хватило, он ее простил, и она, счастливая, рассыпаясь в благодарностях, выскочила на дорогу: посреди затопленного автомобилями перекрестка. Стала пробираться “к берегу”, тормозила водителей властным жестом! Беспокойно, возбужденно, радостно оглядываясь, шла сквозь это безумное море гудящих машин… она вспомнила эту свободу, смелость и самоуверенность кинозвезды. Кинозвезды наглой и шикарной!..

Около метро звучала зажигательная арабская музыка (здесь продавали диски), а у нее в руке почему-то была мелочь, она растерялась: что делать? Мимо прошел высокий молодой мужчина, она заметила его красивые ноги в джинсах, сразу же пошла за ним. Не отставая, она следовала за красивыми ногами весь бульвар, мужчина куда-то исчез – она сразу же пошла обратно, счастливая, подставляя лицо весеннему солнцу, жмурясь… На лице играла улыбка…

“Категорически! Ее нельзя трогать! Она плачет!” – закричал знаменитый эксцентричный режиссер F, когда журналисты сказали, что хотят делать у нее ремонт. Журналисты завершали подсъемку – одна знаменитость желала счастливого ремонта другой знаменитости (это для телешоу). Журналисты объяснили знаменитому режиссеру, что Первое Лицо скоро наградит знаменитую актрису N орденом. (Первое Лицо – то есть президент, его фамилию было не принято называть по телефону, а иногда и в обществе.) Так вот, он ее наградит, ее имя всплывет, почему бы ее не вспомнить?

“Вы видели, какая она сейчас? – многозначительно глядя в глаза тяжелой холеной журналистке, произнес режиссер. – Посмотрите!”

“Почему же это произошло с ней?” – спросил знаменитого режиссера молодой драматург, когда съемочная группа ушла из кабинета.

“Расплата за грехи…” – чуть отстраненно, словно завороженный воспоминаниями, произнес режиссер.

Молодой драматург, который сиял как самовар в присутствии знаменитого режиссера и был мрачнее тучи, когда шел по улице один, переночевал ночь и на следующий день вернулся с выводом: “В ней всегда это было. В ее игре всегда чувствовалось что-то пограничное – то ли безумие, то ли гениальность…”

Она была безумно красивая, безумно сексуальная, она стала звездой после своего первого же фильма. Она была умная, элегантная, с безупречным вкусом, она никогда не была вульгарной. Женщины не любили ее, но и не могли злословить в ее адрес. Мужчины были ее рабами (может, поэтому в итоге ничего не получилось). Один молодой романтичный актер, похудевший, с красивыми страдающими глазами, несколько суток стоял перед ее дверью на коленях. Когда она выходила – кутаясь в легкую шубу, торопливая, резкая, – всегда раздраженно говорила: “Ой, ну не мешайте!” Уходила в лифт, а он, как лебедь, повернув шею, смотрел на нее преданным взором – впрочем, она этого не видела, так как копошилась в сумочке, и створки лифта закрывались. Ночью актриса возвращалась то с одним, то с другим мужчиной, красиво смеялась, а изможденного красавца на коленях просто не замечала, как что-то безусловное и естественное. Чем кончилась его история – неизвестно.

Если бы это была одна история…

Она вытирала ноги о мужчин. Может, она мстила им, может, это просто была ее натура. Когда какой-то стареющий, склонный к депрессиям военный застрелился из-за нее (в предсмертной записке было только ее имя, больше ничего, никаких объяснений, только имя женщины, ставшей роковым наваждением), она с гордостью, хохотом, восторгом часто рассказывала об этом – люди не знали, как реагировать…

Ей не было еще сорока, когда, как у всех, тело уже начало демонстрировать свой долгий путь умирания – эти морщинки, седые волосы, другие грустные изменения. Потихоньку менялась и уходила сексуальная привлекательность. Но – какое-то время – женщине помогают держаться краски и знания, мужчине – уверенность в себе. Жила она с дочерью – рыхлой девочкой-подростком, очень скрытной, – на которую то и дело срывалась, обзывала так, как, наверное, моряки обзывают последнюю портовую шлюху, попавшую в их распоряжение.

Девочка заболела, пришлось везти ее к врачу. Врач сказал, что девочка давно и успешно беременна, аборт делать поздно.

Но знаменитая актриса N не любила, когда ее загоняют в угол. Если вы бросали ей вызов, будьте уверены: она умрет, но не сделает того, что вы от нее требуете. Как только девочка родила (мальчика), была написана отказная, мать и дочь оставили ребенка в роддоме, уехали домой – восстанавливаться, забыть все это, как страшный сон. Но страшный сон только начинался.

“Эта история стала достоянием кинематографической общественности, – рассказывала молодому драматургу известная критикесса, когда они вместе обедали. – Последние давалки, последние алкашки подходили и плевали ей в лицо!”

На какое-то время актриса исчезла. А когда появилась, была уже другая. “Вы видели, как постарела N?” – шептались о ней. Впрочем, постарела она не больше, чем остальные. Просто был сильный контраст с ее сногсшибательной красотой в молодости. А кроме того, природе-предательнице она ответила в своей непримиримой вызывающей манере: принципиально перестала следить за собой.

“Она книгочейка, – продолжала известная критикесса, – она всегда что-то читает. Читала. У нее в квартире одни книги. Есть только два актера, которые так начитанны: это знаменитый актер G и она”.

На телевидении началось время ток-шоу, интервью, все что-то говорили: о политике, о личной жизни, о домашних животных… Выяснилось, что брать интервью у знаменитой актрисы N — счастье. Она была умная, как ученый муж. Смелая. Не боялась говорить ничего. Участвовала только в общественно-политических передачах и только тет-а-тет с ведущим – никаких общих крикливых свалок. Расхристанная, неухоженная, стильная – по-прежнему страстная – вот какая она представала теперь перед зрителем. В кино практически не снималась – и слава богу! – кинематограф в стране деградировал быстрее, чем стареет человек. Она смело и обоснованно критиковала власть, зрители влюблялись в нее – нельзя не влюбиться в умницу. Актриса не любила общество и, наверное, людей. Она предпочитала одиночество. В личном общении была вежлива, закрыта, а иногда внезапно и шокирующе зла.

Но…

Государственные телеканалы постепенно превратились в площадку для развлекательных шоу. Впрочем, что в этом было развлекательного, недоумевала актриса. Это был какой-то силос для отупевшего народа, и она со злостью выключала телевизор. Оставались единичные радиостанции и газеты, ориентированные на интеллигенцию, на думающего небезразличного человека. Актриса была частым гостем в этих СМИ. Комментировала, призывала, возмущалась. Но… Был один недостаток. Темы, которые обсуждались (политика, общество), оставались настолько безысходными, что постоянная аудитория жила в состоянии постоянного негатива. Хотелось застрелиться.

На какое-то время актриса вдруг снова исчезла. А когда появилась (в “Ю-Тьюб” выложили кучу записей с телефонов, где она танцует с каким-то хохочущим парнем на Старом Арбате), когда появилась – была другая: располневшая, по-прежнему неухоженная, но уже не стильная, не сексуальная…

В комментариях развернулась дискуссия: она или не она? Кто эта старая неадекватная женщина? Люди не могли поверить, что это знаменитая актриса N, но в глубине души хотели этого. Людям нравились развлекательные потрясения. Кто-то написал: “Я недавно видела N, она прекрасно выглядит, это не она”. Кажется, все поверили. Но это была она.

Желтая пресса почему-то ее не трогала. Кто знает, вдруг журналисты не управлялись с количеством звезд, скандалов, событий… Пришло время, когда значение слов обесценилось. Если на кафе или в супермаркете была надпись “Вкусно по-домашнему”, никто не придавал этому значения, все знали – это пустые слова. Звездой теперь называли любого, чье имя на слуху. А великими и гениальными – каждую знаменитость, которая дожила до старости. “Звезды” множились, чтобы заполнять эфиры телеканалов (телеканалы тоже множились), тысячи страниц газет и журналов… В общем, на фоне этого избытка актрису, к счастью, никто не трогал, не глумился над ней, о ней забыли.

Дочь жила отдельно. Она оплачивала матери сиделку, забирала пенсию, распределяла деньги.

Итак, дочь.

С годами она стала активная, вульгарная, превратилась в нимфоманку, неврастеничку, безуспешно и отчаянно сидела на диетах и в кабинетах психоаналитиков. Ее главный талант был в двуличии: она умела жаловаться, заискивать, принижаться, восхищаться, увлекательно поговорить о каких-то позитивных и парадоксальных психологических установках, расположить этим собеседника… А внутри четко двигалась к своей цели и выгоде, как летчик с холодным умом, сидящий за штурвалом и уверенно управляющий шпионским самолетом.

Она феноменально лицемерила и получала от этого наслаждение, как игрок. Или как дочь феноменальной актрисы.

Женщины относились к ней хорошо. У нее было много полезных знакомств.

Мужчины иногда покупались на ее телеса, а также на многообещающую сексуальную напористость в сочетании с тем, как она сюсюкалась-пресмыкалась перед ними. Но отношения всегда длились недолго, в финале мужчины бежали от нее, как от черта. Она приходила к матери пьяная и кричала: “А ты знаешь, тварь, что ты сломала мне жизнь?!” N безутешно плакала, ловила руки дочери, чтобы целовать их: “Доченька, милая моя, любимая моя…”

Дочь работала в какой-то околокиношной конторе и в качестве мелкой сошки-организатора летала на различные фестивали, мероприятия… Однажды в самолете она познакомилась с общительной, довольной жизнью чиновницей из какого-то комитета. Разговорились.

– А давайте вашей маме награду сделаем? – с искренним энтузиазмом предложила благополучная чиновница (оказывается, награды делались именно так).

Награду?!

Какую именно? Какие льготы? Кто вручает? Где?

Что собирать, какие справки?!

О, началась дружба с чиновницей…

Это нонсенс: представить знаменитую актрису N, которая отправляется в Кремль за наградой из рук президента, против которого она выступала с момента его появления в политике… Дочь начала готовить мать: “Это такая высокая честь для нас, мама”. Но готовить актрису не надо было: “Конечно, доченька, конечно!”

Дочь перестраховывалась, ведь в принципе было ясно, что знаменитая актриса N стала миролюбивым существом.

“Впала в благостность!” – прокомментировала эту перемену знаменитая актриса S, известная оппозиционерка.

Раньше они очень дружили… Какое счастье – понимание! Как это сближает… Они одинаково смотрели на многое, но прежде всего на политику, эти две актрисы – знаменитая актриса N и знаменитая актриса S. Баррикады, митинги, стояния – это не обходилось без них! Они отправлялись туда не ради эмоций, они верили, что своим присутствием, своими знаменитыми именами усилят значимость происходящего, борьбы за правду. Приблизят справедливость, которая была их идеалом. Они были идеалистки! Прекрасные идеалистки…

Потом они потеряли друг друга. Актриса S много снималась, заболела, долго лечилась за границей, что удалось сохранить в тайне от прессы, но это обернулось выпадением из информационного поля. Ей никто не звонил, не было никаких предложений, как будто она не выздоровела, а умерла. Тогда S пошла на похороны суперкинозвезды, которую выставили в Доме литераторов, и, сказав со сцены несколько слов, стала так рыдать над гробом, что вокруг начался торопливый многоточечный треск – ее снимали фотографы… S не унималась, вскидывала руки, наклонялась над гробом, чуть ли не падала, треск усиливался, как будто нарастала мощность электрического разряда, – теперь S знала, что ее возвращение состоялось, ее фото будут во всех СМИ, ей снова начнут звонить, и позволила постепенно увести себя, сгорбленную от слез, со сцены. За кулисами, где было много знаменитостей, встреч, общения (даже шуток, пардон), она увидела свою подругу, нашу знаменитую актрису N, которая сидела на табуретке – неопрятная, растрепанная, обрюзгшая – и всем радостно улыбалась…

Знаменитая актриса N сбежала из дома, чтобы попасть на похороны, но устроители не выпустили ее на сцену.

Знаменитая актриса S (плакавшая над гробом, оппозиционерка) осмысляла происходящее. (Она узнала, что знаменитая актриса N скоро отправится в Кремль, чтобы получить орден из рук своего гражданского врага.) S попыталась как-то встряхнуть N.

– Ты политическая проститутка! – крикнула она ей по телефону.

Знаменитая актриса N живо откликнулась, стала говорить о благодати.

– И не только политическая! – вопреки отчаянию не сдавалась S.

Снова о благодати…

S позвонила дочери N и с надрывом заявила:

– Как тебе не стыдно?!

Сначала язвительные, а затем героические, даже пафосные интонации звучали в эмоциональной отповеди дочери…

– Вам-то хорошо, бегаете с одной съемки на другую, деньги загребаете! Снимаетесь во всяком фуфле! А потом на всех углах интервью для простачков раздаете: какая вы несчастная актриса – про-тив-но! Купили себе “мазду” новую, думаете, я не знаю?! А мама моя целыми днями сидит взаперти! И плевала я на ваши принципы гражданские! Я за каждую радость для моей мамы буду бороться, понятно? Куда нас повезут – туда мы и пойдем! У меня только один принцип: чтобы ей было хорошо, ясно? Понятно?

– А где достоинство?! – кричала и перебивала S.

Дочь не слышала ее:

– Противно слушать!

– Где такие понятия, как честь, как моральный кодекс? – упрямо вопрошала уже дрожащим беззащитным голосом своих популярных киногероинь актриса S.

– В жопе! – рявкнула дочь.

И продолжала отповедь:

– Это для вас она исторический портрет, понятно?! Это для вас она репутация! А для меня она просто живой человек! Которому сегодня плохо, сегодня! И я сделаю все, чтобы она жила! И чувствовала себя – живой! Понятно?! Радость… – Она талантливо перевела дыхание. – Радость дороже, чем достоинство!

(Удачный финал этого монолога дочь взяла на вооружение и впоследствии не раз использовала – как шах и мат.)

S была обескуражена…

Тем временем предприимчивая дочь “разруливала” вопрос с ремонтом. С “Первого канала” к ним все-таки обратились. Смысл телешоу заключался в том, что звезде бесплатно ремонтировали спальню (или кухню, или кабинет), а потом звезда входила и реагировала. Очень интересно.

Квартира знаменитой актрисы N была запущенная, постаревшая, соответствовала хозяйке. Телевизионщикам даже в голову не пришло, что когда-то здесь коротила (коротила!) сексуальная энергия – входили мужчины, голова билась о подушку, оргазмы выворачивались стонами… и скучные стены, которым всегда все равно, – это свидетельницы… Свидетельниц ободрали, выровняли и наклеили новые обои – красные, с золотыми узорами. В золотых рамах повесили портреты каких-то желтушных некрасивых дворян. Эти умершие люди в старинных богатых одеждах спокойно смотрели с полотен (репродукций) и выполняли функцию благородного декора. Хрустальная люстра, хрустальные бра… Подсвечники… Книги выкинуты. Актриса все равно теперь не читала. С нетерпением ждала шоу, где группа звезд пародировала других звезд, а комиссия (из избранных звезд) ставила оценки. Тонкий плазменный телевизор укрепили напротив высокой широкой кровати. Кровать – под тяжелым бархатным балдахином с опорой на четыре деревянные колонны. На покрывале и с каждой стороны балдахина золотой нитью вышиты крупные инициалы актрисы. Мини-диванчики, пуфики, белиберда в изящном эротичном стиле рококо также были расставлены где надо и не надо.

Эта стилизация под убранство французского замка была не случайна. Знаменитая актриса N стала знаменитой, блестяще исполнив роль графини де Монсоро в исторической картине. Авторы телевизионного выпуска решили обыграть сей факт ее биографии. Креативно вернули в прошлое. Мало того, кому-то из редакторов пришла в голову светлая мысль нарядить знаменитую актрису N в платье графини, и чтобы она в таком виде вошла в спальню принимать работу дизайнеров. Креативно, все креативно! Ярко! Это телевидение!

“Сейчас сюда войдет наша хозяйка… я очень волнуюсь, понравится ли ей комната после ремонта…” – доверительно произнесла ведущая в камеру.

В старинном бальном платье, с высокой прической, в которую были вплетены нити жемчуга, знаменитая актриса N, обмахиваясь веером, вразвалочку прошлась по комнате – она высоко держала подбородок, рот был приоткрыт, а нижняя губа чувственно оттопырена. “М-м-да-а-а… – тянула она, высокомерно оглядываясь. – М-м-да-а-а…” Ведущая, несмотря на растерянность, пыталась организовать диалог, но диалога не могло быть. Знаменитая актриса N, когда слышала вопрос, вдруг начинала игриво хохотать, как хозяйка салона. Хохотала и хохотала, плюс кокетливый взгляд из-за веера. Съемку остановили.

Знаменитую актрису N переодели во что-то повседневное трикотажное. Волосы растрепали, жемчуг вытащили.

“Сейчас сюда войдет наша хозяйка… я очень волнуюсь, понравится ли ей комната после ремонта…” – ведущая с недружелюбным взглядом повернулась к двери.

Знаменитая актриса N вошла открытая, как ребенок. Она с удивлением и восхищением разглядывала комнату, улыбалась, на все вопросы отвечала примитивно, несколько возбужденно, но все-таки адекватно. Все время восторженно повторяла, как это прекрасно, с любовью смотрела в зрачки ведущей. Ведущая подарила ей пылесос.

“Огромное спасибо «Первому каналу»! Спасибо за все, что вы делаете!” – с отдачей сказала переполненная чувствами, счастливая знаменитая актриса N и низко поклонилась.

Дочь, когда телевизионщики свалили к черту, зло выдохнула. Во-первых, она устала от этого ремонта. Во-вторых, нервничала, потому что именно завтра нужно было везти мать в Кремль, а в-третьих, самое главное… дочь испытала черную неконтролируемую зависть. Она вдруг восприняла как несправедливость – то, что спальня матери теперь лучшая.

Она сказала, что в новой спальне пахнет лаком, это вредно, и запретила там находиться. Она осталась ночевать здесь – боялась, что мать убежит, сиделке не могла доверить эту ночь… Она легла в комнате сиделки, а сиделку заставила лечь с матерью на раскладном диване в гостиной. Но в комнате не ловился вайфай, а дочь не могла заснуть без “ВКонтакте”, поэтому вернулась, отправила сиделку обратно. Сиделка все это сносила с каменным выражением помятого лица, а знаменитая актриса N всякие пертурбации и суету воспринимала с радостью, как щенок. В полумраке она смотрела на ступни дочери (женщины легли валетом) и улыбалась улыбкой счастливчика.

Утром дочь орала матом, но вскоре дамы были идеально собраны и со спокойным достоинством ехали по солнечной набережной в Кремль. Знаменитая актриса N улыбалась и жмурилась – солнцу и ветру (она опустила стекло), а в салоне автомобиля тем временем состоялся политический диспут.

– Его будут судить! – агрессивно кричал знаменитый пожилой актер, он сидел впереди и не оборачивался. Прогноз касался действующего президента. Как и все в этой машине, актер ехал получать орден из его рук.

– Ну скажите, а что он такого сделал? – хохотала знаменитая пожилая профурсетка (поп-звезда), которая вела автомобиль.

Ее можно было причислить к тем женщинам, которые ничего не понимали и которым было все равно, а его – к тем мужчинам, которые все понимали, но боялись и приспосабливались.

Был еще один типаж награждаемых – актеры, верные власти. Им нравилось любить того, кто главный на территории. В этом было что-то женское, а точнее, ущербное. Эту ущербность можно увидеть еще в школе, когда мальчики дружат с агрессором, который бьет других, а их не трогает. Возможно, это был не только страх, но и компенсация… “Для меня горе, – серьезно начал знаменитый процветающий актер R, – для меня горе – это постаревшее лицо Z”. (Z — это имя и отчество президента.)“Остолоп!” – вырвалось у знаменитой критикессы, смотревшей телеинтервью актера.

– А-а-а!! – закричала, как будто ей всадили нож в сердце, знаменитая актриса-оппозиционерка, когда включила “Первый канал”.

На экране ее подруга, ее соратница, любовница ее души, знаменитая актриса N стояла, склонив голову перед президентом, а он, подняв над ней руки, надевал на счастливую актрису ленту с орденом.

Репортаж представлял собой нарезку: как любимые народом актеры выходили получать государственные награды. Старики выходили с откровенным подобострастием. Старая фурия, которая могла обматерить за то, что к ней посмели обратиться (легендарная кинозвезда), торопливо шла к президенту с отчаянно счастливой, отчаянно заискивающей улыбкой. Молодые актеры, еще сильные существа, современно мыслящие, выходили с подчеркнутым достоинством, сдержанностью – что здесь смотрелось даже как небрежность. Задницу не лизали. Но за наградами приехали.

Фотография, на которой знаменитая актриса N стоит, склонив голову перед президентом, открывала все новостные публикации на всех информационных сайтах в этот день.

“Она потеряла молодость, красоту, разум, талант… А теперь и честь”, – написала знаменитая актриса S в своем “ЖЖ” этим вечером.

Дочь уехала выпивать со своими подругами-продюсершами, сиделка помогла знаменитой актрисе N помыться и уложила ее по случаю праздника в новой спальне.

Сиделка дернула витой золотистый шнур с тяжелой ниточной кистью… бархатная ткань распрямилась, закрыв ложе с одной стороны. Знаменитая актриса N лежала в ситцевой ночнушке, чуть подогнув сжатые коленки, прикрыв глаза и слабо улыбаясь. Сиделка подошла к другой колонне, дернула другой золотистый шнур.

Внутри стало темно.

Никогда, но где-то… она бежала на фоне голубого неба, молодая, босиком… подхватив широкую юбку – своего легкого красного платья… оборачиваясь против ветра, против гривы своих волос, смеясь… с этой радостью, энергией во взгляде… чистая…

Совершенная и зрелая, она полулежала на диванчике-рекамье, с легкой ироничной улыбкой неподвижно глядя на вас. Над ее головой, на темном небе, стремительно бежали кучевые облака, а в воздухе стоял ритмичный грохот, будто ступало бескрайнее войско… Она, глядя тебе в глаза, спокойно подняла руку, медленно почесала висок и взяла в рот большой палец, обнажив зубы, – сильно, с удовольствием прикусила его… замерла.

Бах!! Слепящая фотовспышка выжгла изображение.

Знаменитая актриса N резко села в кровати.

А как же София Ротару?..

Как же София Ротару?! Как Ялта?!

Нужно предупредить ее, что я не поеду!

Уже глубокая ночь…

Знаменитая актриса N медленно опустилась в постель…

Она лежала с открытыми глазами, с сосредоточенным жалким выражением лица.

Знаменитая комедийная актриса D однажды сказала в интервью: “Если мне не спится, я встаю и пеку блины. Зачем время терять?”

Знаменитая актриса N вскочила, суетливо выбралась на ощупь из тьмы балдахина. Нечего время терять. Да, ОВД закрыто, но там наверняка висят около входа листочки – на стендах, на двери, – на них написано, какие бумаги нужно собрать, какие справки… чтобы получить загранпаспорт. Нужно бежать.

Где расческа?! Где халат?!

– Где орден?! – закричала она и тут же зажала рот рукой, замерла, упав зачем-то на колени и испуганно обернувшись на дверь. Она была молодой дворянкой, ее держали в заточении, около дверей стоит безжалостная стража, ее шелковистые волосы рассыпались, она смотрит на витую ножку туалетного столика и шепчет себе что-то… Она выберется отсюда… Она совершит побег из Бастилии! Накинув капюшон, она бежит по переулкам промозглого ночного Парижа…

Тишина. Сиделка не проснулась. Можно убегать. Можно без ордена.

На улице оказалось холодно. Забыла надеть куртку. Может, вернуться? Вернуться или не вернуться?!

Что же делать?!

Что делать?!

Оглядываясь, будто ее преследовали, – слыша стук копыт по мостовой, – она бежала темными безлюдными дворами…

Не безлюдными. Около глухой кирпичной стены убивали… Националисты убивали гастарбайтера.

– Мальчики, милые, вы что, с ума сошли?! – закричала она, стремглав бросившись к ним.

Мгновенно ее откинули, как тряпичную куклу, мгновенно от удара головой о стену она потеряла сознание и, уже не приходя в себя, в течение часа умерла. Ранним утром холодное тело обнаружил дворник и вызвал полицию.

Было затишье в стране, в политике, в жизни звезд было редкое затишье, поэтому смерть знаменитой актрисы N стала единственным питанием для прессы. Уже вечером на трех главных “неприличных” (как их называла критикесса) каналах показывали ток-шоу, где звезды вспоминали ее, а на “культурном” канале крутили ее лучшие фильмы и давние интервью. Главная желтая газета страны вышла с черной первой полосой, на которой большими буквами было написано: “УМЕРЛА ГРАФИНЯ ДЕ МОНСОРО”.

Дочь лишила прессу главного лакомства – дочери удалось скрыть от общественности, что это было убийство. Куда она бежала среди ночи?.. Зачем?.. Как она жила?.. Вместо этого пусть лучше обсуждают другое. В различных ток-шоу бесконечно повторялось одно и то же: знаменитая актриса N умерла достойно – в своем будуаре. Великолепном будуаре, который послала ей судьба (передачу про ее ремонт смотрите в следующую субботу). И последнее, что с ней произошло, – это награда из рук Первого Лица. Ее последние кадры – как она склоняет голову в Кремле… Высшее признание. Высшая благодарность. Красиво. Грустно. Завораживающе…

“В этом есть что-то мистическое”, – сказала вдруг одна звезда, наученная опытным редактором. Опытная редактор (несколько вальяжная дама с тонкой сигаретой) понимала: сентиментальность быстро наскучит целевой аудитории, нужно переломить ход обсуждения. Теперь звезды под прицелом телекамер начали спорить: была ли мистика в жизни знаменитой актрисы N? Со встревоженными лицами звезды вспоминали, как роли влияют на судьбы актеров. И, наконец, какой-то идиот (тоже звезда) ляпнул, что награда из рук президента принесла знаменитой актрисе N “плохую удачу”… Непонятным образом это попало в эфир. Опытная редактор запропастилась в служебном туалете – у нее началась медвежья болезнь…

И несмотря на то, что идиота немедленно подвергли остракизму, что-то произошло…

Еще вчера дочь звонила в Союз кинематографистов, требовала деньги на похороны, плакала, извинялась… Говорила: “У нас нет ни чулочков, ни трусиков – все рваное”, – в ответ была брезгливая холодная вежливость. Сегодня – ей звонили, ее искали, ей предлагали услуги и деньги.

В прессе поднялась истерия: ушла великая актриса, уходят последние великие, она была олицетворением своей страны (еще одной редакторше стало плохо), народ скорбит, приходят телеграммы, воздаяние судьбы – последний день она была счастлива (в очередном ток-шоу собрались звезды, которые подтвердили, что она была очень счастлива), как много она сделала для страны, как много сделала страна для нее, что все к лучшему, что светла наша печаль, что искусство все-таки объединяет нацию, великое искусство… великую нацию… В новостях поступательно сообщали: когда будут ее хоронить… где будут… куда прийти на гражданскую панихиду…

Выставили ее в Доме кино.

Пришли все. Все.

Звезды подъезжали, выходили с дорогими букетами из дорогих машин, по пути в зал отвечали на вопросы журналистов, а журналистов было не меньше, чем звезд.

– Сегодня такой день… Я счастлива! – заплаканная знаменитая актриса Y была окружена телекамерами. – Я счастлива, что общалась с этой великой женщиной, я счастлива, что работала с ней на одной площадке!

В числе выступающих со сцены был тот самый подвергшийся остракизму идиот, осунувшийся, небритый, который, поднявшись, не мог перестать плакать и говорил, как давно и тяжело она болела, как неминуем был этот уход, как хорошо, что власть успела сделать ее последний день счастливым…

Успешный солидный кинорежиссер стал рассказывать самоуверенно, что она была нормальным живым человеком, как и многие, порой заблуждалась – но! – ее отличала способность осознавать свои ошибки, смелость – публично признавать их, и ей везло в том, что она всегда успевала это сделать. (Многие старались не смотреть на него, когда он говорил это.)

Встряла бедно одетая пенсионерка (как оказалось, советская кинозвезда, которая недолго была знаменитой), стоя перед гробом, она веки вечные возилась с микрофоном (пока не помогли наконец закрепить) и сказала в итоге, что знаменитая актриса N была всеми забыта и покинута. В неловкой напряженной тишине кивнула гробу и ушла.

Дочь сидела на сцене среди своих подруг и уважаемых кинематографистов – друзей матери из далекого прошлого. Она почувствовала на себе взгляды, когда белые розы положил угловатый стеснительный юноша, – сначала один фотограф, а вслед еще несколько сделали серию снимков, вызывая недоумение и любопытство у непосвященных. Дочь тоже не понимала, что происходит, и вдруг узнала его – это был ее сын. Однажды она разыскала его в “Вконтакте” и написала с фейковой страницы от лица парня – с предложением секса. Проверяла: гей он или нет. Мальчик даже не ответил. Удовлетворенная, что родила здорового ребенка, она снова потеряла к нему интерес.

Зачем он пришел?!

Она сидела покрасневшая и окаменевшая.

Зачем ставить ее в неловкое положение? Это неприлично!

В доме эта тема была табу, и только недавно мать сама нарушила его. После очередного побега она сбивчиво рассказывала, как увидела в подземном переходе свою несостоявшуюся родственницу. Которая вместе с угловатым юношей шла навстречу ей. Знаменитая актриса N остановилась, радостно глядя на них. Суровая женщина поджала губы и убыстрила шаг, увлекая за собой внука. “Мой мальчик! Милый мой!” – закричала знаменитая актриса N им вслед. И даже попыталась догнать, но растерялась, упустила.

Это была единственная встреча внука и знаменитой бабушки. Что за необходимость приходить на похороны?!

И вдруг дочь догадалась. В ужасе она даже забыла на мгновение, где находится… Сейчас наследница этой квартиры она, а кто ее наследник? Он.

А он – это они. Сволочи, которые разрушили ее жизнь. Подонок, от которого она родила (подонку тогда было четырнадцать, как и ей). И его родители, которые подняли этот губительный для нее шум, усыновили отказного мальчика. Теперь они почуяли добычу. Стая волков. Семья сволочей. Подбираются. Еще грохнут ее… Недвижимость все же… Москва… Она вдруг осознала, что осталась совершенно одна в этом мире.

Ей уже столько лет, но она до сих пор несчастна. Неужели счастья нет на этом пути? Но почему у других есть? Почему у матери было? Ведь это она ее заставила! Это она сломала ее! Она во всем виновата!

Дочь вдруг впервые начала рыдать, ее тут же, с готовностью и как будто с радостью, принялись успокаивать, затрещали затворы фотоаппаратов.

Она не поняла: ей сделали укол или нет, – но все ей вдруг стало безразлично, с безучастным видом уже шла она, опираясь на чьи-то руки, вяло думала о том, что будуар в этой запущенной квартире, как седло на корове… Нужно всю квартиру ремонтировать в таком стиле. А у нее нет ни денег, ни сил…

Прошли похороны.

Заканчивались поминки. Но, несмотря на привычную московскую занятость, никто не расходился. Ресторан был модный, узбекский, с изумительной кухней. Настолько качественная еда – наверное, может вылечить за полчаса от депрессии. В зале – все, кто нужен. С удовольствием общались, решали деловые вопросы, просто отдыхали. О знаменитой актрисе N почти не вспоминали – сколько можно?

Еще несколько дней выходили толстые спецвыпуски желтых изданий – с роскошными фотоотчетами об этих похоронах.

Еще несколько дней созванивались старые незанятые актрисы, которые так тепло пообщались на поминках.

Еще несколько дней стояла хорошая погода.