Испания

Испания

Небольшой порт Гетария (это не Испания, это Страна Басков) известен в мире тем, что здесь родился Хуан Себастьян Элькано — капитан, первым обогнувший Землю. Из всей флотилии Магеллана (5 судов) домой вернулось только одно судно «Виктория», и привел его баск Элькано. Обычно говорится: Магеллан обогнул мир, но он был убит на островах в Тихом океане.

Прекрасный памятник мужественному человеку стоит в центре города. Я долго смотрел на своего коллегу-капитана и думал о необычно талантливом народе. Баски — свободолюбивые и храбрые люди, живущие на северном побережье Пиренейского полуострова. Язык их является древнейшим в Европе. Все европейские языки — это гибриды разных наречий, занесенных завоевателями, а история Европы — войны, войны, войны. (Не только в прошлом. Разгром сионизмом социалистической системы — это Третья мировая война.) Баски имели свой, сохранившийся «неогибридженым» до наших дней, язык задолго до Древней Греции и прочих римских империй.

Живя у моря, естественно, они были моряками. Лучшими моряками своего времени. Не Колумб открыл западный континент, по нелепости названный Америкой. Это баски, капитаны и лоцмана, привели сюда баскские корабли. Это они учили Колумба, как держать астролябию и определять широту. (Колумб никогда не был капитаном, он был пройдохой, и слава его незаслуженна.) Баски первыми стали добывать китов в океане, и судовладельцы многих стран в течение нескольких столетий приглашали их на китобойные суда. Они же открыли богатейшие тресковые «поля» на Большой Ньюфаундлендской банке. Крупная соленая треска — знаменитое «bacalao», любимое блюдо на всем полуострове — доставлялась в трюмах рыболовных судов от берегов сурового Ньюфаундленда.

Во время гражданской войны практически все баски со своей знаменитой Пассионарней — Долорес Ибаррури — были на стороне республиканцев. Во времена диктатуры Франко баскский язык был запрещен. Местный учитель рассказал нам, как он тайком по вечерам обучал детей родной речи, пока не был арестован и посажен в тюрьму. На протяжении многих веков баски борются за независимость своей Страны, но фашиствующий капитализм крепко зажал свободолюбивый народ в железные тиски.

Рано утром, за час до восхода солнца, мы вышли из Гетарии, оставив с левого борта островок, похожий на полуразвалившийся шотландский замок. (Там, в Шотландии, их много понастроено.) Небо было безоблачным, и я часто посматривал на восток, боясь прозевать момент восхода. Когда над слегка розовым горизонтом появилось беловатое свечение, я коснулся Гининого плеча: «Смотри, смотри, может быть зеленый луч». (Когда мы покупали яхту, я обещал ей показать это чудо.) И чудо свершилось. Сначала мы увидели зеленое шапкообразное свечение — это и был так называемый «луч», а через пару секунд из-за морского горизонта выпрыгнуло ярко-белое, чуточку с синевой, как свет электросварки, солнце. Это был первый Гинин «зеленый луч». В дальнейшем мы наблюдали их десятки и десятки. Во время стоянки у острова Мартиника за одну неделю заходящее солнце подарило нам 6 лучей. По морским поверьям, увидеть «зеленый луч» — к счастью. Конечно, мы с Гиной счастливы, как никто другой, но мы счастливы нашей любовью. Может быть, наши многочисленные «зеленые лучи» и «помогали» нам, но только не сегодня. Прогноз погоды был хороший, восход не был красным («Солнце красно по утру — моряку не по нутру»), и мы рассчитывали подойти к порту Бильбао в полдень. Но… За 6 миль до порта ветер вдруг усилился до 6–7 баллов от SW, а в 14.00 он «свистел» 8–9, в порывах — 10–11 баллов. Грот с двумя рифами помогал машине выжимать 2 узла, а нам позволял надеяться, что войдем в ворота порта, которые были совсем рядом. Если бы не это «рядом», возможно, что мы отошли бы подальше от берега и стали штормовать по «классической формуле» (при нашей неопытности мы ее не знали). Но спасительные ворота медленно, очень медленно приближались. Оставался какой-то кабельтов до них, как при смене галса шквал разорвал парус. Мы быстро убрали его. Паники не было — нужно было выжить. Скорость без грота упала почти до нуля. Ветер дул как раз «из ворот», и, чтобы продвигаться вперед, нужно было держать его один румб то с левого борта, то с правого. Если позволяли «увалиться» под ветер на чуточку больший угол, то нас отбрасывало назад. Мы были у самых ворот и вдруг услышали предупредительные «басовитые» гудки большого судна, выходящего в море — мол, не мешайте. Я быстро сориентировался, позволив судну прикрыть нас на какой-то момент от ветра, и, воспользовавшись этим, проскочил за ворота метров на двадцать. Мне, капитану дальнего плавания, было странным, что порт разрешает выход судна в море в такой шторм. Только позже, пройдя через круги ада, мы узнали, что этот ветер местный. Он называется «катабатик» и часто непредсказуемо скрывается с гор Кантабрии со штормовой силой. В десяти милях от берега он исчезает.

Судно ушло своим путем, а ветер снова «свистел» до 10 баллов. Я крепко сжимал румпель, изредка посматривая на приближающиеся острые гранитные камни волнолома, затем менял галс, и мы двигались-дрейфовали к правому брекватеру, но не вперед. Высокий берег не позволял разыграться крупной волне, но мощи нашего 20-сильного двигателя не хватало, чтобы отойти подальше от опасных, теперь уже опасных ворот. Много яхт гибнут при заходе в порт в ситуациях, подобных нашей. Допусти маленькую ошибку, то есть дай ветру положить яхту лагом, и ты будешь выброшен на волнолом. Только не это — и я менял галс. Эта пытка длилась уже больше часа. Видя, что без помощи нам не справиться с ветром, мы связались по радио с портконтролем. «Мы следим за вами давно и готовим спасательный катер к выходу», — ответил порт. В 15.30 сообщили, что катер идет к нам, а в 15.45 с моря входил большой портовый буксир «Galdames». Капитан буксира сразу понял нашу проблему, сбавил ход и показал, что готов подать буксирный конец. «Нет, — крикнул я, когда судно приблизилось к нам, — прикрой от ветра и только».

Буксир заслонил нас от ветра и волны, и мы вдруг побежали 4-узловым ходом в 10 метрах от нашего «спасителя». Радости моей не было предела. Мы дошли с нашим мателотом (в морской терминологии — соседний корабль) до внутреннего порта. (Взгляните на карту Бильбао. Аванпорт, в воротах которого мы были на волоске от гибели, занимает огромную акваторию. От ворот до внутреннего — старого — порта 4 мили.) Здесь встретились со спасательным катером — не так просто вызвать по тревоге экипаж из добровольцев. Мы ошвартовались к причалу яхт-клуба в сумерки, уставшие, замерзшие, но радостные, что все обошлось благополучно. Эта радость была стимулом продолжать непростую яхтенную жизнь.

Через день наш парус был отремонтирован, но мы простояли в Бильбао, несмотря на высокую цену яхт-клуба, довольно долго. Моя младшая дочь выходила замуж, и я летал в Ленинград.

Первое, что нам бросилось в глаза на стоянке в Бильбао, — это черные большие береты на головах многих мужчин. Берет — национальный головной убор, и носят их здесь с гордостью только баски. Берет очень широкий, со вставленным внутри каркасом-обручем. Я хотел купить его, примерил — нет, выгляжу очень смешно. У нас в СССР что-то подобное называлось «аэродром». В 60-е годы советские грузины носили кепки-«аэродромы». Один грузинский ученый опубликовал в газете «Комсомольская правда» статью, в которой доказывал, что грузины и баски имеют один корень. Может, из-за «аэродромов»? Только в отличие от приветливо улыбающихся грузин (в советское время они были такими!), баски очень сдержанны. Сосед по причалу, 50-летний баск, узнав о нашем приключении, принес несколько бутылок красного вина со своего виноградника (Гина сказала, что вино прекрасное, сам я не пью его). Мы стояли втроем около нашей яхты. Баск говорил только со мной, не обращая внимания на Гину, будто ее не было рядом. Такая «невоспитанность» поразила нас, но потом мы поняли, что в Стране Басков, как и во всей Испании, отношение к женщине заимствовано, видимо, от арабов-мавров, владевших Пиренейским полуостровом почти 800 лет.

Самое яркое воспоминание о нашей стоянке — посещение шахтерского поселка недалеко от Бильбао, где родилась Долорес Ибаррури. Пассажиры автобуса, узнав, что мы едем в музей, дружно стали объяснять, где нам выходить, а сидевший рядом парень сказал, что проводит нас. По пути мы подошли к памятнику Пассионарии. Скульптор так точно изваял выразительное красивое лицо этой мужественной женщины, что я взволнованно сказал вслух: «Здравствуй, товарищ Ибаррури!», а глаза мои увлажнились. Это была встреча с моей молодостью, встреча с моей исчезнувшей с лица Земли Родиной — Советским Союзом.

Директор музея подарил нам копии метрики и свидетельства о браке Пассионарии. И мы узнали, что Долорес Ибаррури родилась в многодетной шахтерской семье.

В русской (сионистской) печати промелькнуло: а может, она еврейка? Кто-нибудь видел шахтера-еврея? Это все равно, что «еврей-оленевод» (шутка генерала Лебедя. Правда, два еврея-«оленевода» есть. Первый — Абрамович — хозяин Чукотки и по совместительству ее губернатор; второй — рыжий (в молодости) Кобзон — депутат Думы от оленеводов. Не знаю, жив ли он).

На фронте Пассионария стала действительно символом страсти к победе. Мадрид был взят армией фалангистов только потому, что генералу Франко помогла «пятая колонна», то есть предатели в среде республиканцев, чем диктатор открыто хвастался. Среди предателей было много евреев (Франко сам из еврейского семейства, может, поэтому в Испании не было гонений на евреев, как в Германии). Выдающийся русский философ А. Зиновьев в своих публикациях называл еврейскую диаспору в России «пятой колонной». Она помогла захватить СССР, как когда-то Мадрид.

…В Сантандере мы простояли два месяца. Зимой ветер дует, в основном, с Атлантики, поэтому только в конце февраля мы потихоньку двинулись вдоль побережья на запад.

…В Хихоне было очень холодно, выпал град, но это не помешало местным жителям устроить карнавал «Похороны Сардины». (Слово карнавал — carnevale — значит «прощай, мясо». Это празднество пришло к нам из древних веков.)

Во главе процессии несли гроб с «Сардиной». И хотя было холодно и серо в зимние сумерки, участники «похорон» останавливались на каждом перекрестке и начинали танцевать, видимо, чтобы согреться — карнавальные костюмы, особенно у молодых «ведьм», были по-летнему легкими, но Хихон — не Рио-де-Жанейро. Наконец-то бедную «Сардину» сбросили в море, то есть «похоронили»; процессия жалобно заголосила, а мы с Гиной, замерзшие, побежали на яхту и сразу же включили обогреватель. Вся палуба была засыпана градом, который начал таять только утром.

…Ла-Корунья — один из крупнейших портов северной Испании. Мы привязались носом к причалу в Real Nauticoclub с заводкой кормового конца на буй. Стоянка была нехорошей: от проходящих рядом с мариной рыболовных судов нас болтало, как в море. Прогноз был «нерабочий», и пришлось стоять — выбора не было.

Мы сходили на знаменитый маяк «Тогго de Hercules» — «Башня Геркулеса», построенный римлянами во II веке нашей эры. Это старейший в мире работающий маяк.

Я не обладаю коллекцией старинного фарфора или коллекцией картин импрессионистов. Даже не коллекционирую долларовые счета в банке. Но у меня есть несколько уникальных коллекций. Первая — «зеленые лучи»: их в ней более 300; вторая — порты мира, в которые я заходил: на сегодня их 340; и третья — необычные маяки. Их в ней не так уж много, но эти «приобретения» очень ценные — они не раз спасали жизнь морякам. Включить в коллекцию самый древний функционирующий маяк — крупное приобретение.

Стены маяка возведены из большущих камней. Сейчас такие камни используют только для волноломов. Наверх, на площадку, где когда-то жгли дрова с жиром (сейчас там стоит современная маячная оптика), пришлось подниматься по 239 ступенькам внутри здания. Со старинных времен сохранились ступеньки снаружи, по которым затаскивали топливо — дрова, но этот путь закрыт для посетителей вроде нас. (Хотел написать «для туристов вроде нас», но мы никогда не считали себя таковыми, хотя при заходах в порты, заполняя бумаги, в графе «цель захода» приходится ставить «птичку» напротив слова «туризм»),

С верха маяка открывается величественный вид на океан, горизонт которого удален отсюда на десятки миль. (С борта нашей «Педромы», привстав, мы видим горизонт только в двух с половиной милях.) Океан огромен. Океан волшебен. Океан опасен. Океан добр. И мы — в нем.

Как раз во время нашей стоянки в порту Ла-Корунья произошел «литературный скандал», в котором косвенно «участвовал» и маяк «Тогго de Hercules». Одна испанская писательница, простая школьная учительница, издала хороший роман о семействе, чуточку ведьмовском. Написанный живым языком, с мистическими сценами, роман пользовался успехом. А совсем недавно маститый писатель Camilo Jose Cela (из «новых христиан», то есть крещеный еврей), лауреат многих литературных премий, издал книгу, которой сразу же была присуждена главная премия «Planeta». (Это напоминает нечистоплотную историю с еврейским поэтом Бродским, который загребал все премии, выделяемые советским диссидентам, живущим на Западе. Русский писатель и патриот Эдуард Лимонов сказал: «Мы работаем, пишем и пашем, а все премии идут Бродскому». В конце концов еврейский комитет присудил Бродскому даже Нобелевскую премию, как когда-то маразматик Брежнев получил за «свои» мемуары Ленинскую премию по литературе. Его окружение, состоящее из «израильтян», знало, что делать.)

Каково же было удивление учительницы, увидевшей, что «маэстро» без стыда и совести скопировал ее роман. Получился чистой воды плагиат. Очень многие эпизоды повторялись один к одному, включая любовную сцену наверху «Тогго de Hercules». (Мы с Гиной нашли пару закутков, где действительно можно делать это, но не стали рисковать, да и холодно было.) Суд долго разбирал дело. Через несколько месяцев (уже на Канарах) мы прочли в газете, что «маэстро» был оправдан. Одно из его объяснений: «Может быть, я читал книгу учительницы, — не помню, я уже старый. Что-то, может, и держалось в моей памяти». «Но это не плагиат, а творчество», — слова его адвоката. Как сказал журналист: в суде побеждают богатые. Учительница не была богатой.

…В маленьком порту Камариньяс хозяйка портового ресторанчика Кармен была по совместительству и менеджером небольшого яхт-клуба. Редкие иностранные яхты заходят сюда, но не потому эта милая женщина была приветлива с нами — просто у нее добрая душа, как у многих галисийских людей. Кармен несколько раз угощала нас вкусным блюдом caldeirado — рыба с картошкой и овощами — и ни разу не взяла денег. «Мы обанкротим тебя», — смеялись мы, но Кармен улыбалась, подсаживалась к нам, и мы беседовали с ней, как со старой знакомой. Она рассказывала о своей жизни и была очень откровенна с Гиной. У Гины талант слушать людей, не столько профессиональный, сколько душевный. Нам было грустно расставаться с Кармен.

Недалеко от яхт-клуба (относительно недалеко) находится знаменитый мыс Вильяно — Cabo Villano (в переводе «Мужик»), В нескольких милях к западу от него проходят разделительные линии движения судов; за день отсюда можно увидеть сотни кораблей, разных по форме и по назначению: от супертанкеров до небольших каботажников. Мне довелось пройти здесь 17 раз, но только с высоты этого мыса, всматриваясь в идущие суда, представляешь, как велик мировой флот, как быстроходны стали корабли. Если экспедиция Колумба при самом благоприятном ветре «выжимала» только 6 узлов, как и наша «Педрома», то для современных судов 20 узлов не предел. Казалось бы, с ростом скорости должно расти и профессиональное умение судоводителей. Но я, старой закалки капитан, осмеливаюсь усомниться в этом. Стоящие на мостике штурмана (уже давно без вахтенного рулевого — капиталисты экономят деньги) превратились в операторов электронных машин. Они смотрят не на горизонт, они смотрят на экран радиолокатора, на индикатор AIS (automatic identification system — автоматическая опознавательная система). Эта система была введена в действие США не столько для нужд навигации (многие наивные капитаны верят в это), сколько для глобального контроля ЦРУ за мировым флотом. Каждому судну свыше 300 регистровых тонн присвоен номер. На борту установлена спецаппаратура. Ее смело можно назвать «чипом» (такие чипы, только миниатюрные, в будущем будут вживляться под кожу каждому человеку, дабы следить за ним). Через американский спутник из судового «чипа» поступает подробная информация о судне: порт отправления, порт назначения, вид и количество груза, позиция, курс и скорость. Сейчас в бескрайнем океане не спрячешься, каждое судно под глобальным контролем спецслужб США. Если раньше суда на встречных курсах вызывали друг друга на 16 канале УКВ, то сейчас там тишина. Вахтенный офицер (мне не хочется называть его штурманом) посматривает иногда на экран радара, но не на горизонт. Случившаяся недавно в этих водах трагедия с немецкой яхтой — живое подтверждение этому.

Семейная пара с маленькой четырехлетней дочкой вышла на новой 12-метровой яхте из порта Ла-Корунья, направляясь в Германию. От мыса Вильяно до Ла-Манша все суда идут как по улице с правосторонним движением. Яхта проложила свой курс в 3 милях восточнее этой «улицы». На второй день плавания, утром, случилось несчастье — загорелась машина. Кабину мгновенно охватило огнем, послать по УКВ сигнал «Мэйдэй» было невозможно. В спасательном плотике что-то заело, а огонь полыхал уже на палубе, поэтому сбросили на воду динги (лодку) и перебрались туда. Шкипер был уверен, что их скоро заметят и спасут. На видимости шло много судов.

Их заметши на 10 (!) сутки. Супертанкер взял обессиленных, обезвоженных людей на борт. Вызванный вертолет доставил полуживую девочку в госпиталь.

Наблюдение за морем — одна из главных обязанностей вахтенного штурмана. Не хочу утверждать, что только в наши дни штурмана превратились в «зашоренных» извозчиков, видящих узкую дорогу впереди, и только.

Первая книга о яхте в океане, которую я прочел еще в мореходном училище, была «Отчаянное плавание» Джона Колдвела.

Автор, американский военный летчик, сразу после войны не знал, как добраться до Австралии, где жили его жена и дочь. Никаких регулярных линий в то время не было, было только множество мин, дрейфующих в морях. Джон купил маленькую яхту и решил на ней плыть к семье. До этого он никогда не ступал на яхту, не имел никакого понятия о парусе. Его плавание действительно было отчаянным. Мне больше всего запомнился эпизод, когда мимо полузатопленной, с поломанной мачтой яхты, подающей сигнал бедствия, проходит в 2 милях пароход (днем!) и не видит ее. «Вахтенный штурман, видимо, „травил" рулевому о своих победах над женщинами», — говорит Джон. Отчаяние мореплавателя-одиночки было на грани сумасшествия. Наверное, то же пережила и немецкая семья.

Всю свою капитанскую жизнь я рассказывал этот эпизод своим штурманам и говорил: «Ищите терпящую бедствие яхту, смотрите за горизонтом, он круглый»[5].

…В хороший, не очень пасмурный день мы с Гиной отправились к мысу Вильяно; по дороге встретили высокого, крепко сбитого мужчину в годах. «Buenos tardes!» («Добрый вечер!») — «Buenos tardes!» — ответил он и улыбнулся. Возвращаясь обратно, снова увидели его, идущего навстречу. «Этот мужчина, — сказал я Гине, — прожил всю жизнь здесь, в этом маленьком рыбачьем поселке, и никогда никуда не выезжал». Поравнявшись с ним, мы улыбнулись друг другу, как знакомые. «Вы родились здесь?» — спросил я. Суровое и в то же время интеллигентное лицо его чуточку просветлело от моего вопроса: «Да, здесь!» — «И никогда не выезжали отсюда?» — наивно вопрошал я. Тут наш «рыбак» рассмеялся и сказал, что объехал почти весь мир. После гражданской войны ему, молодому бойцу-республиканцу, пришлось пройти Голгофу — дорогу во Францию через Пиренейские горы. Из Франции он перебрался в Бельгию, где работал несколько лет, а оттуда подался в Южную Америку и провел там почти всю жизнь: Бразилия, Аргентина, Венесуэла и другие страны. После смерти Франко вернулся домой, как многие коммунисты. О политике наш собеседник не хотел говорить. Он только сказал: «Все политики — обманщики». Прощаясь с ним, я поднял левую руку со сжатым кулаком: «No pasaran!», и старый испанец тоже поднял сжатый кулак — «No pasaran!» (символ республиканцев — «Фашизм не пройдет!»).

…В портах Виго и Марин я бывал раньше, доставляя груз из Лервика на судне «Калвария». Поэтому мы решили не заходить туда, а нашли в заливе Понтеведра маленький порт с красивым названием — Виллагарсия-де-Ароса. Один «яхтенный» англичанин, который помог нам в Чичестере установить обогреватель, — прекрасный человек — расхвалил этот порт, особенно ресторан. День был пасмурный, иногда моросил дождь. Мы проходили мимо огромных устричных ферм, раскинувших на воде свои «тарелки», похожие на стартовые площадки внеземных пришельцев. Виллагарсией были разочарованы (не знаем о ресторане, в ресторан не ходили — дорого и пища не всегда качественная). Ничего красивого, марина не прикрыта от зыби, и нас болтало, как в Ла-Корунья. Но раз зашли сюда — надо найти что-нибудь интересное.

Местный поезд довез нас до Сант-Яго-де-Компостелла, где находится знаменитый кафедральный собор. Вся его «знаменитость» заключается в мифе, будто там похоронен Сант-Яго (святой Яков).

В IX веке какой-то пеон (крестьянин) наткнулся на каменный саркофаг со скелетом. Кости он выбросил, а саркофаг использовал как корыто. Лет через двести один «мудрый» поп увидел это «корыто» и сделал из него прибыльный бизнес. Перетащил саркофаг на свой двор, собрал с захоронений чьи-то кости и объявил, что это мощи Святого Якова — Сант-Яго. Ни много ни мало. И закипела работа. Начали срочно возводить церковь. Никто не задумался, как этот бедный Яго, живший якобы во времена Христа и умерший в Иерусалиме (если верить сказкам Библии), как этот Яго через 850 лет оказался в земле Галисии. Но «святой» на то и «святой» — может, его скелет стал летать на помеле. Церковь трубила во всю ивановскую о чуде, началось паломничество. А где паломники — там и деньги. Здание росло, перестраивалось, снова росло, и вот мы с Гиной стоим у мрачного темно-каменного собора (в моем капитанском прошлом я уже был здесь), куда и заходить-то не очень хотелось; но накрапывал противный дождик, и пришлось укрыться. Я сразу сказал, взглянув на внутреннее пространство собора: «Тут разместились бы два футбольных поля». Людей было немного, в основном туристы. Чтобы выманить или, как говорят в моем родном селе, — «выдурить» у них деньги, церковники, кроме продажи сувениров, поставили в разных углах — а их много — исповедальни. Молодые глупые туристочки заходят в кабину, где через деревянную решетку просматривается красная рожа священника (я специально заглянул в несколько кабин), и рассказывают ему свои тайны, а этот «святой отец» еще до ухода исповедающейся начинает мастурбировать (достоверный факт!).

В дни «Святого Яго» тысячи паломников со всей Испании идут пешком по дорогам в Компостеллу, а перед собором ползут на коленях по брусчатке (попы специально не асфальтируют). Нет среди них богатых, богатые веруют не в бога, а только в деньги. Бедный люд несет сюда последние песо, дабы получить отпущение грехов.

Мы вышли из этого смрадного дома с гадким чувством, и только на улице вдохнули свежего, без церковных бацилл, воздуха.

Последним портом перед Португалией была Байона (на этот раз — испанская). Когда-то первый корабль из экспедиции Колумба, вернувшись с Запада, подошел к родной земле как раз у Байоны. Обезвоженные моряки брали воду из местного колодца, и была она для них слаще меда. Сейчас на этом месте возведен колодец-монумент.