Глава 2 Что можно купить на сто тысяч долларов

Глава 2

Что можно купить на сто тысяч долларов

Совсем не случайно я так хорошо освоила умение начинать все с нуля. В этом у меня была большая практика, начиная с юности, когда у меня и выбора-то не было.

Самое раннее, что я помню, — это Корею, где я родилась в середине семидесятых годов. Бабушка била меня бейсбольной битой. По крайней мере, я думаю, что это была моя бабушка. Я была очень мала, когда видела ее в последний раз, поэтому не знаю точно, кем она мне доводилась.

Моя бабушка и моя старшая сестра, или, по крайней мере, та, кого я называла «ан-ни» (по-корейски это означает «большая сестра»), жили в задней части ресторана, торговавшего хот-догами. Втроем мы занимали одну комнату, а это значит, что мы были бедны. Бабушка была очень дряхлой, поэтому не могла нормально обо мне заботиться. На самом деле, насколько я помню, она обращала на меня внимание только тогда, когда била битой или говорила, что надо сделать. Обо мне заботилась «большая сестра», когда у нее было время. Но обычно она была занята уборкой и работой в ресторане. Кроме того, она ухаживала за бабушкой. Время от времени я от скуки выходила из ресторана и бродила по улицам.

То время я помню очень хорошо. Помню, что в день я съедала одну миску супа и постоянно занималась уборкой. Я до сих пор помешана на чистоте, вероятнее всего, из-за этого. Особенно хорошо я помню один из своих детских кошмаров, поскольку он иногда мне снится до сих пор: обычный, нормальный мужчина разговаривает со мной, а потом внезапно делает кувырок и превращается в злобного кровожадного волка. В такие моменты я с криком просыпаюсь вся в поту и дрожу от страха.

В конце концов я попала в сиротский приют. Я не знаю, забрали ли меня, потому что бабушка была слишком больной или слишком старой, или она сама отдала меня, или, быть может, продала меня. Именно люди в приюте объяснили мне, что случилось с моими родителями. Моя мать, сказали они, умерла при родах, а отец был военным, и поскольку он постоянно был в разъездах, то жить я с ним не могла. Правда, никакими доказательствами свой рассказ они не подкрепляли. Однажды много лет спустя, когда я уже выросла, в поезде я села возле кореянки. Мы разговорились. Оказалось, что раньше она работала в сиротском приюте в Корее и хорошо знала эту кухню. В те времена не было никакой процедуры передачи ребенка в приют, поэтому все делалось на черном рынке. Среди корейцев считалось ненормальным отказываться от собственных детей, поэтому, чтобы как-то оправдать подобные поступки, придумывались душещипательные истории. Ведь нельзя винить мать за то, что она умерла и оставила ребенка без опеки. Конечно, некоторые матери действительно умирали при родах, поэтому я не знала, верить этой истории или нет.

Я помню самолет, на котором летела с одним или двумя корейскими детьми. Вероятно, они тоже были сиротами. Мы летели в Америку, хотя в тот момент я не знала, что со мной происходит. Нельзя сказать, что я была напугана. Скорее, я была смущена, мне было неуютно. Когда мы приземлились, у ворот аэропорта меня уже ждали мои новые родители — мама, папа и новая «большая сестра» Мишель, родная дочь моих приемных родителей. Тогда я получила Тедди, своего первого плюшевого медвежонка, которого храню до сих пор. Не помню, чтобы мне что-то дарили до того, как я приехала в Америку, поэтому игрушки так много значат для меня.

Мне было тогда шесть лет. Мой новый дом находился в очень богатом пригороде в Коннектикуте. Мы жили в огромном доме, также у нас был домик для гостей, в котором жила милая пара с ребенком. Муж присматривал за нашим хозяйством, а оно было немалым: ухоженный передний двор, большой задний дворик с деревьями, качелями и песочницей, а за домиком для гостей начинался яблоневый сад, который тянулся очень далеко. Вы даже себе не представляете, как там было красиво. Кроме всего, недалеко от дома находился пруд.

Я не помню, как я приехала в свой новый дом, но очень хорошо помню праздничный ужин, который устроили несколько дней спустя в честь моего приезда. Все были такие белые и большие. Я сидела в столовой и не переставала гадать, хватит ли на всех еды. Не придется ли нам съесть собаку Фиги, которая была похожа на большой мохнатый хот-дог на ножках. Так забавно все это вспоминать. Люди не переставали подходить ко мне, обнимать и целовать. Я думаю, они были членами семьи, некоторые могли быть соседями. Наш район был очень дружелюбным местом.

Через дорогу жили Адамсы. Они мне так нравились! На заднем дворе у них был бассейн. Возле него они устраивали грандиозные вечеринки. Поскольку до этого у меня никогда не было друзей, я много времени проводила у них дома с их двумя детьми, которые были примерно моего возраста. Но в один прекрасный день, когда мы играли в больницу, один из них отрезал мне сосок пластиковым ножом, пытаясь провести «операцию». Это был последний раз, когда я была у них дома, хотя шрам после швов, которые наложил настоящий доктор, до сих пор напоминает мне об Адамсах.

Мама любила посплетничать об этой семье. У господина Адамса, говорила она, была интрижка с секретаршей. Потом он развелся и переехал в штат, законодательство которого не требовало выплаты алиментов на ребенка. По крайней мере, так говорили соседи.

Немного дальше жили Миллеры. Отец семейства продавал модные машины по всему Восточному побережью. Помню, при виде их дома у меня по коже пробегали мурашки, но думаю, причина была в том, что это было первое место, в котором мне довелось поработать нянькой. Перед этим мне кто-то рассказал историю о няне, которую пугал телефонными звонками какой-то псих. Когда полицейские проследили звонок, то сказали ей: «Звонили из вашего дома!» От этой истории у меня до сих пор внутри все холодеет.

Возле пруда, где мы зимой катались на коньках, были построены три новых дома. Один, в конце дороги, был большим, современным особняком, где жили Йи. Они были единственной корейской семьей в округе.

Миссис Йи много помогала моей матери. Ведь когда я приехала, то говорила только по-корейски, и моя новая семья без помощи миссис Йи просто не могла со мной общаться. Меня продолжали мучить кошмары, из-за которых я плакала и кричала во сне. Мама была так обеспокоена этим, что начала записывать все это на пленку. Миссис Йи слушала записи и переводила. Каждую ночь повторялось одно и то же. Я кричала от страха перед монстром, кровожадным волком. Много лет спустя я послушала записи, и они все равно напугали меня.

Как это нередко бывает в американских семьях, мои родители развелись через несколько лет после моего удочерения. Мне тогда было около девяти. Думаю, мое удочерение было тщетной попыткой сохранить рушащийся брак. Конечно, это не сработало, и очень скоро папа женился в третий раз (до мамы у него была жена из Бразилии) на женщине, которая была на пятнадцать лет младше него.

Родители продали дом и сад и сначала переехали в разные районы города, а затем и в разные страны (папа в конце концов осел с новой семьей в Европе). Мишель, с которой я никогда не была слишком близка, решила жить с папой. Я осталась с мамой. Вот так наша не слишком счастливая семья раскололась, и нам всем пришлось начинать все сначала.

Несколько лет спустя, когда я встретилась с отцом, который к тому времени смог создать идеальную счастливую жизнь со своей новой идеальной женой и их новой идеальной дочерью, он рассказал мне, каким я обернулась для них с мамой разочарованием. Когда они решили взять в семью ребенка из Кореи, то им пообещали младенца. Потом появилась я, которая уже ходила, говорила и плакала во сне. Не меньше неприятностей я причинила им и уже после того, как они развелись. К тому моменту, когда он рассказал мне все это, я уже успела несколько раз сбежать из дому. Маме было сложно совладать со мной. Это ударяло и по кошельку отца, потому что он все еще поддерживал нас.

— Я уже заплатил за тебя сто тысяч долларов и все еще продолжаю платить, — сказал он.

Что отец имел в виду, я узнала много позже. Столько денег он заплатил за право удочерить меня и привезти сюда из Кореи. Изначально он очень скептично относился к этой затее, но мама была настроена решительно. Думаю, отец считал, что этим деньгам можно было найти лучшее применение. Например, отправиться в длительное путешествие по Африке, что он и сделал со своей женой номер три, потратив деньги, отложенные мне на колледж, когда стало ясно, что я не собираюсь в него поступать.

После этого я с отцом практически не общалась. В любом случае он не тот человек, которого я бы выбрала себе в отцы, если бы можно было выбирать. Он богат, но он отличается от тех богачей, которых я встречала, покинув дом. У него есть деньги, потому что он родился в богатой семье, а не потому что он их заработал. Он никогда по-настоящему не работал, несмотря на то что учился в одном из заведений Лиги плюща и мог воспользоваться всеми доступными привилегиями. Вместо этого он живет на содержании у родителей. Как можно уважать такого человека, который никогда ничего не добился своими силами? Я знала, что не хочу быть похожей на него.

В свое время у нас в доме он организовал офис, который стал источником множества шуток, когда я поняла, для чего этот офис предназначался. Для отца это не было рабочее место. Он мог удалиться туда, чтобы почитать газету или просто спрятаться от семьи, когда ему этого хотелось. Никому не позволялось беспокоить его, когда он был в своем офисе, а если мы осмеливались нарушить это правило, за это приходилось жестоко расплачиваться.

Поскольку я была невысокого мнения об отце, не могу сказать, что я скучаю по нему. Не моя вина, что он решил заплатить за меня, а его надули. Если кто-то ворует ваши деньги, вы сами виноваты, что не приглядели за ними. Это правило я усвоила. Его печали — это его проблемы. Когда он рассказал мне эту историю, единственное, что я подумала, так это то, что хорошо хоть стоила недешево. На самом деле жаль, что его не заставили заплатить за меня еще больше.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.