ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Прошел день, другой. Когда и на третий день Саша не явился в лагерь, там поднялась тревога.

Особенно беспокоились Сашины друзья — Митя и Алеша. Утром они подошли к Тимофееву с просьбой отпустить их на розыски Саши.

— Мы пойдем в Песковатское, там все узнаем, — просительно говорили они, поглядывая на спокойное, как обычно, лицо командира.

— Не может Сашка так долго оставаться дома. — Митя хмурился, губы у него вздрагивали.

— Пропал Шурик… — горевали девушки. Тимофеев уже не сомневался, что с Сашей что-то произошло, но скрывал свое беспокойство.

— Тоже пропадете. Тоже придется разыскивать. Знаю я вас, — шутливо говорил он, стараясь рассеять мрачное настроение ребят.

— Разрешите мне разыскать Сашку, — попросила Люба.

— Мы вместе пошли бы, — отозвалась и Таня. — Нас в Песковатском никто раньше не видел, примут за беженок.

Партизаны не знали, что Тимофеев утром уже послал в Песковатское Трушкина и теперь с нетерпением ожидал его возвращения.

— Почему командир медлит? — недоумевали они. Один только Матюшкин оставался по-прежнему невозмутимо спокойным.

— Вернется, — уверенно говорил он, поглаживая рукой бородку. — Не такой Сашка парень, чтоб пропасть. Он еще покажет себя!

После полудня из Песковатского возвратился Трушкин. В селе ему рассказали, что Сашу с отцом немцы повели под конвоем в город.

Теперь и Матюшкин забеспокоился.

— Так я и знал, — горестно качал он головой, подходя то к одному, то к другому. — Такого парня лишились.

Митя Клевцов снова обратился к Тимофееву с просьбой отпустить в город на разведку.

— Там у меня мать, братишка, сестра; они все могут узнать…

— Придется сходить, — заявил и Дубов, вопросительно посмотрев на Дмитрия Павловича. — Я сам с Митей пойду здесь? Если бензин сгорит здесь, на месте, а не в самолетах?..

Клевцов благодарно взглянул на Дубова. Павел Сергеевич всегда откликался первым, если кому нужна была помощь.

Оба направились в землянку собираться в путь.

В этот момент девушки, готовившие в кустах обед, радостно закричали:

— Шура!.. Шурик идет!.. — и, перепрыгивая через валежник, напрямик помчались к ручью.

Все, кто был в землянках, выскочили наружу. Саша как ни в чем не бывало шагал по тропике, издали махая девушкам рукой.

Рядом с Сашей с трофейной винтовкой за плечами шел черноволосый человек лет сорока, а старом дубленом полушубке, чертами лица действительно напоминавший Сашу. Он с любопытством глядел на выбежавших навстречу партизан.

— Мой отец, — представил Саша Павла Николаевича партизанам. — Вместе от немцев удрали.

Саша широко, во весь рот улыбался, показывая белые, ровные зубы. Прищуренные темные глаза у него радостно, возбужденно блестели.

Пока Саша докладывал командиру о том, что произошло с ним за последние дни, Павел Николаевич сидел вместе с Петровичем и Трушкиным на лужайке, курил и думал, как сразу неожиданно изменилась у него жизнь.

— Хорошо у вас. Хозяйственно устроились, — похвалил он партизан. Разглядывая лагерь, он видел, что место для землянок выбрано умело — сухое, малозаметное. Можно было бы забраться глубже в лес — там безопаснее, но зато дальше от шоссе и проселочных дорог, да и питьевая вода здесь под руками.

— Ну как, Павел Николаевич, обратно в Песковатское пойдешь? — спросил подошедший вместе с Сашей Тимофеев.

Саша тревожно посмотрел на отца.

— Нет! — покрутил головой Павел Николаевич. — Дорога мне теперь в Песковатское заказана. Останусь у вас, здесь… если разрешите, — тихо добавил он.

Тимофеев внимательно посмотрел на него и больше ничего не сказал.

Саша, несмотря на усталость и бессонные ночи, бодро ходил по лагерю широкой развалистой походкой, уже который раз кратко рассказывая всем, кто спрашивал, как они ушли с отцом от немцев. Получалось очень просто: захватили их немцы врасплох, посадили в амбар, потом повели. Привели к избе. Тут они с отцом сумели убежать.

Особенно интересовала всех встреча Чекалиных с немцем в лесу.

— Ну, а немец так и не стрелял в вас? — недоумевал Митя.

— Не стрелял, — отвечал Саша, — посмотрел на нас, как-то сердито махнул рукой: вроде, мол, бегите! Ну, мы с отцом побежали в лес. Я уже докладывал Дмитрию Павловичу. Он тоже удивился.

— Чудно! — говорили ребята. — Побольше бы так немцев — и война бы скоро кончилась.

Издали Саша слышал, как Матюшкин говорил Ефиму Ильичу:

— Я знал: Сашка в огне не сгорит и в воде не утонет!

— А я хотела, Шурик, идти выручать тебя, — говорила Таня, протягивая ему веточку брусничника. — В древности такой обычай был, — объяснила она. — Победитель награждался лавровым венком. А у нас лавр не растет, только брусничник. — Она, улыбаясь, приладила ему в петельку пальто зеленую веточку.

Из землянки звучал голос Любы, доносилась ее звонкая песенка про «Катюшу».

— А вчера ведь Любаша не пела, — удивлялся Матюшкин. — И днем сегодня не пела. А теперь как соловей разливается.

Люба появилась со стороны кухни с засученными рукавами и в переднике, напевая про себя:

Утром синим, спозаранок,

Покидая край родной,

В бой уходят партизаны

По глухой тропе лесной…

— Смени пластинку, — добродушно посоветовал Митя, — уже слышали.

— А правда, ребята, голос у меня сильный, только необработанный? Как дядя Коля говорит — неотесанный.

— Правда! — с серьезным видом подтвердил Саша, сморщив лоб. — Истинная правда: неотесанный…

Люба не обижается.

— Зато я со смыслом пою. Мою песню понимать надо.

Саше захотелось поспорить:

— А что в ней понимать-то? Песню надо чувствовать.

Люба тут же пояснила:

— Жизнь нашу молодую, веселую Гитлер нарушил. Вот я и пою, чтобы забыться. Только песней ее и скрасишь. — Посмотрев на Сашу, добавила: — Это только ты в песне ничего-ннчегошеньки не понимаешь и даже не чувствуешь.

— Как сказать… — возразил Саша и продекламировал:

Только песне нужна красота,

Красоте же и песни не нужно…

— Знаешь, кто это сказал?

— Максим Горький, — вмешалась Таня. — Ну, еще что скажешь, Шурик?

Саша замолчал. Хотя он и много читал, но Таня — учительница, состязаться с ней трудно.

Сзади подошла Машенька, обняла Таню за плечи.

— Мировой обед сегодня, ребята, будет!

…Утром над лесом выглянуло солнышко, хотя и в сероватой дымке, но по-летнему теплое, ласковое.

Все вылезли из землянок. У каждого появились неотложные дела. Кто чинил сапоги, кто зашивал порвавшуюся одежду.

В стороне, где находились кухня и кладовка, струился сероватый дымок. Оттуда ветерок доносил приятный запах чего-то жареного, звонкие девичьи голоса и частую скороговорку Петровича.

Отряд готовился к новой, чрезвычайно сложной операции. Через своих людей Тимофеев узнал, что немцы в районе железнодорожной станции создали крупную базу горючего.

— Нас дожидается, — шутили партизаны.

С утра Тимофеев, Дубов и Костров ушли из лагеря неизвестно куда, никого из партизан не взяв с собой.

Еще потемну ушел и Павел Николаевич. Вместе с Петряевым от отправился рыть запасную землянку на сороковой квартал. Там имелось удобное для партизанского лагеря место, которое в свое время Тимофеев и Калашников, отметив на карте, оставили в резерве.

Выйдя из землянки, Саша погрелся на солнышке. Походив взад-вперед, он снова побывал в землянке, взял свою винтовку, пузырек с маслом и расположился на пригорке чистить затвор.

В черных брюках, в темно-серой гимнастерке с отложным воротником Саша был похож на ученика ремесленного училища. Увлеченный работой, он не заметил, как сзади кто-то подкрался. Холодные жестковатые ладони легли ему на глаза.

— Люба… — сразу догадался, — пусти…

— Ага, узнал! О чем задумался?

— Так, ни о чем.

Люба переоделась. Она стояла перед ним с засученными рукавами, в мужских брюках и узкой голубой курточке, испытующе поглядывая и чуть улыбаясь.

— А я знаю о чем. Зна-аю-у… — нараспев насмешливо протянула она. — Вижу, волнуешься.

— Выдумываешь все. — Саша недовольно поднял голову, смахивая со лба длинную прядь черных волос. — О чем мне волноваться?

Люба присела рядом с Сашей и, ковыряя землю прутиком, заговорила;

— У тебя всегда так. Как волнуешься — хмуришь брови и винтовку начинаешь чистить. Ты же ее на днях уже чистил.

Саша улыбнулся, щелкнул затвором и отложил винтовку в сторону:

— Какая ты приметливая…

— О Наташке думаешь? — быстро спросила Люба, посмотрев ему в глаза.

— Что мне о ней думать? — процедил Саша сквозь зубы, немного смутившись. — Думать нужно о другом. Ну, неси свою винтовку, я вычищу.

— Не беспокойся, Шурик. Я сама вычищу. Люба помолчала.

— Видела я на днях Наташку, когда в город ходила… Знаю, что она выручила семью Дмитрия Павловича. Смотрю — узнала меня, сторонится. Ну, я тогда… — Люба закашлялась, кашляла долго, до слез. Может быть, Люба умышленно не хотела говорить.

Саша напряженно ждал.

— Все воркуете? — прозвучал сзади голос Мити.

— Воркуют только голуби, — ответил Саша, недовольный, что прервали разговор. — Ну, а потом? — спросил он, не сводя с Любы глаз.

— Потом? Потом суп с котом… — Люба пренебрежительно махнула рукой, — поговорила я с ней и ушла.

— Сегодня все на операцию уходим, — довольно улыбаясь, сообщил Митя. — Думаю, горячее дело будет.

— Ходишь, как оборвыш какой, — поморщилась Люба, критически осматривая Митю. — Столько у нас невест в лагере. А ты… Брюки порвались, зашить надо. На пиджаке одна только пуговица, и та на честном слове держится. Нескладный ты. Ну, шагом марш в землянку! Дам тебе иголку с ниткой. Приведешь себя в человеческий вид, пока Дмитрий Павлович замечания не сделал.

Смущенный Митя покорно последовал за Любой.

Саша остался один. Снес обратно винтовку. Не давали ему покоя слова Любы. О чем она говорила с Наташей? «Но я все равно разузнаю», — думал он, прохаживаясь от землянки до ручья и обратно. Помог Петровичу сколотить ящик для продуктов. Посоветовал Алеше Ильину, как лучше подбить подметку на прохудившемся сапоге. И когда снова увидел Любу, настойчиво подступил к ней:

— Рассказывай! Только по порядку. Что в городе видела?

На этот раз она оказалась более разговорчивой, не стала мучить его. По словам Любы, ребята в городе, получив от Тимофеева задание следить за продвижением через город воинских частей, действовали хорошо.

— Наташке особое задание, — сообщила Люба. — От своего дядьки-полицая она должна выведывать, что делается в комендатуре…

Саше казалось, что он уже давно не был в городе. Ему захотелось как можно скорее повидать ребят, поговорить с Наташей…

«Отпрошусь у командира, схожу в город», — решил он, увидев поднимающегося по тропинке Тимофеева.

Но сразу поговорить не удалось. Командир был занят. Да и отпрашиваться накануне операции неудобно. Подумает — отлынивает от дела, все пустяками занимается. Мнительный Саша решил отложить разговор до более подходящего момента.

Костров и Дубов пришли в лагерь позднее. Вместе с ними были еще двое: неизвестный Саше старик колхозник и женщина в темном старушечьем полушалке и старом нагольном полушубке. Женщина развязала полушалок и бойко огляделась по сторонам.

— Товарищ Чернецова! — воскликнул Саша, не веря своим глазам. — Вы к нам?..

Лицо Чернецовой осунулось, потемнело, белокурые косы были теперь собраны в пучок на затылке, но улыбка была по-прежнему веселая, голос звонкий, уверенный.

— Как тут наши ребята-комсомольцы?.. Все живы? — спрашивала она, окидывая взглядом улыбающиеся, радостные лица комсомольцев: Саши, Мити, Машеньки, Тани, Алеши, Любы, Клавы…

После обеда Тимофеев и Ефим Ильич расположились на бугорке. Перед собой они разложили карту с карандашными пометками. Тимофеев подозвал Сашу.

— Видел твоего «немца»… — сказал он. — В самом деле хороший человек.

Саша недоумевающе смотрел на командира. «Какого моего немца?» — хотел спросить он, но Тимофеев пояснил:

— Наши выходят из окружения. Один из них — разведчик. Для маскировки ходит во вражеской форме.

— Вот оно что! — изумленно воскликнул Саша, вспомнив недавнюю встречу с немцем на опушке леса.

— Что, Саша, не ожидал? — спросил Ефим Ильич, усмехнувшись. — Вот, брат, какие дела могут твориться на белом свете…

Он поднялся, потянулся так, что хрустнули кости.

— Просили помочь. Обещал я прислать наших людей, — говорил Тимофеев, попыхивая трубкой. — Придется тебя, Саша, откомандировать к ним.

Лицо у Саши вытянулось.

— А на операцию с вами я разве не пойду? — упавшим голосом спросил он.

— Вот тебе раз! — удивленно сказал Ефим Ильич, посмотрев на Сашу. — Мы думали, ты организуешь как следует переправу. Мобилизуешь на это дело своих дружков из Песковатского. Помнишь, ты нам про них говорил? Надо готовить людей в деревнях — отбирать наиболее стойких, смелых…

Лицо Саши прояснилось.

— Значит, можно ребят взять? — не скрывая своей радости, переспросил он и четко, по-военному отрапортовал: — Ваше задание будет выполнено.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.