НЕ ВЕСЬ СВЕТ, ЧТО В ОКНЕ.
НЕ ВЕСЬ СВЕТ, ЧТО В ОКНЕ.
Это правда, что нужно многое сделать, а у тебя,
возможно, слабые руки; но берись, как следует
за дело, и ты получишь хорошие результаты…
В, Франклин
Где-то в конце семидесятых годов мне позвонил художественный руководитель филармонии Семен Ильич Чудновский с просьбой поработать в качестве режиссера с его женой, чтицей, Надеждой Новиковой. Мы встретились с ней, и я познакомился с литературным материалом, интересовавшим её, для создания концертной программы в двух отделениях. Это был один из ранних Чеховских рассказов «Барыня» и великолепная, полная юмора, новелла Куприна «Бочка». Я согласился, и мы приступили к работе. С особыми сложностями мне не пришлось сталкиваться. Во-первых, я не впервой работал над чтецким материалом, во-вторых, Новикова была опытная чтица и талантливая актриса, очень точно воспринимающая режиссерские замечания и быстро исправляющая ошибки, а в-третьих, она жена художественного руководителя, и никому не могло придти в голову ставить ей палки в колёса, ни коллегам, ни начальству. Мы успешно сдали программу, довольные друг другом, и я не могу даже судить о том, была ли в этом моя заслуга, как режиссера, или мне просто повезло. Но, было очень приятно, когда Надежда пришла ко мне в день моего пятидесятилетия с великолепным подарком и словами благодарности за совместную работу.
А через год, когда весь мир готовился к Олимпиаде-80 в Москве, ко мне обратилась знакомая актриса, также из филармонии, Татьяна Ванифатьева с просьбой поставить ей моноспектакль для детей на олимпийскую тему по пьесе А. Горина «Кольца дружбы». Я согласился. Однако, нашей работе мешали два обстоятельства: первое, это некоторое недоверие Тани ко мне (вечные сомнения: если ты хороший режиссер, то почему работаешь в кукольном театре?), а второе – её собака, которая ревниво рычала, как только я приближался к актрисе. Первое мешающее обстоятельство я устранил сразу: - или Вы мне доверяете, как режиссеру, - сказал я - или же бросаем эту затею.
Пришлось согласиться с моим ультиматумом, поскольку другого режиссера она зафрахтовать не могла. С собакой тоже решили, она стала её где-то оставлять. Работа получилась, хотя заместитель начальника управления культуры был в сомнении: пропускать её на зрителя или нет. Дело в том, что сюжет пьесы был таков: олимпийский Мишка задумал в лесу организовать свою Олимпиаду. А международные отношения обострились и привели к тому, что Америка решила проигнорировать, а точнее бойкотировать игры в Москве и проводить свои. Так вот, ответственный руководитель решил, что мы, в поддержку США, говорим о том, что проводить игры не в Москве законно и возможно, и это не патриотично. Однако, спектакль эксплуатировался и имел успех. А через некоторое время актриса вновь пришла ко мне с просьбой поставить с ней моноспектакль по книге Светланы Алексиевич «У войны - не женское лицо». Этот спектакль имел особую историю.
Основной приём в режиссерском решении этого спектакля строился на использовании небольшого букетика гвоздик, стоящего в вазочке на журнальном столике. Каждая гвоздика символизировала одного из погибших персонажей повести, а где это было необходимо, то, приложенные к белой кофточке актрисы, и кровь смертельно раненных в бою.
Моноспектакль по С. Алексиевич «У войны не женское лицо» пользовался неизменным успехом везде, где бы его ни показывали: в Донецке, Киеве, Москве. Но особенно большой успех выпал на его долю в Минске, куда мы приехали на встречу с автором известной книги и живыми героинями этого удивительного произведения. Они, просмотрев спектакль, сказали нам много теплых слов благодарности и удивления, что одна актриса сумела создать образы совершенно различных людей, и так достоверно, как будто лично была с ними знакома. Одна из героинь книги, Клара Семеновна Тихонович писала: «О том, что в Минск едут артисты из Донецка и везут спектакль по книге С.А.Алексиевич «У войны - не женское лицо...», мы знали. Но вот каким он будет, не знали. То, что мы увидели, превзошло все наши ожидания. Мы – это героини книги «У войны – не женское лицо...». Интерес к спектаклю был огромен. ... В зале сидят те, кто воевал... На сцене маленькая хрупкая женщина, а какой металл в голосе звучит. Поразительно, что актриса, никогда ранее не знавшая ни в лицо, ни вообще никого из героинь, почти точно показала характер и особенности каждой...»
Мы получили уникальный подарок – книгу с автографами её героинь. Спектакль заметил Советский комитет Защиты Мира: и исполнительница, и режиссер были награждены золотыми медалями. Мы получили заказ на создание нового спектакля, отвечающего задаче сохранения мира. Я предложил осуществить постановку по пьесе древнегреческого комедиографа – миротворца Аристофана «Лесистрата». К работе привлекли нашего друга поэтессу Светлану Куралех. Ей предстояло несколько осовременить язык древнего грека и написать три антивоенные песни. Сделала она это настолько профессионально, Аристофан зазвучал так легко и современно, что потом её долго звали в определенных кругах Светлана Аристофановна. Легкую и выразительную декорацию создал художник Анатолий Павлик. Прекрасную музыку к спектаклю написал донецкий композитор Михаил Шух. Спектакль сопровождало трио: электрогитара, флейта и ударные инструменты. Эта, очень сложная работа, которую мы назвали «Что умного сумеют сделать жены», имела у зрителей большой успех, хотя руководство филармонии, конфликтующее с актрисой, умышленно не эксплуатировало её.
В течение ряда лет мне удалось с Таней Ванифатьевой осуществить несколько моноспектаклей, помимо указанных, это ещё: по Виктории Токаревой «Семь дней из жизни сорокалетней женщины», по рассказам американца О-Генри «Горящий светильник», «Украинские вечерницы» по «Майской ночи» Гоголя.
Вообще-то я своему театру изменял мало. Когда в 1989 году я попытался уйти на пенсию, меня пригласил драматический театр поставить сказку киевского драматурга Беллы Юнгер «Белая Роза». Я согласился на это из уважения к директору театра Марку Матвеевичу Бравуну. Большие сомнения были у меня, поскольку ставить нужно было на украинском языке, который я знал весьма недостаточно (это, мягко говоря), чтобы быть постановщиком. Кроме того, актерам пьеса явно не нравилась. Однако, спектакль я всё же поставил, и никаких особых нареканий не было. Но, чувствовал я себя во время репетиций неважно, поскольку с актерами почти не работал, то есть был только постановщиком, но никак не режиссером. Это был тот редкий случай в моей жизни, когда я испытывал стыд.
Используя своё театроведческое образование, я позволял себе изредка выступать в печати и как главный режиссер театра, и как театральный критик. Влечение к литературе, прежде всего к драматургии, у меня было чуть ли не с юношеских лет, поэтому я довольно часто брался за перо, создавая инсценировки, а иногда и оригинальные пьесы. Хочу надеяться, что не безуспешно. Так, инсценировку Пушкинской «Сказки о попе и его работнике Балде», которую министерство культуры поначалу не хотело литовать из-за того, что я позволил себе в прологе написать свой текст в манере райка, для скоморохов, зачинающих сказку, оно все же одобрило. Позже, когда представители этого ведомства посмотрели уже готовый спектакль в Донецке, инсценировка была самим министерством куплена. Долгую жизнь имеет спектакль по моей инсценировке Андерсена под названием «Сказки и истории Оле-Лукойе». Гран-при и диплом на межобластном смотре получила моя последняя режиссерская работа «Сказка о золотом Петушке» по А. С. Пушкину в моей же инсценизации. Несколько лет шел спектакль по заказу Донецкой пожарной охраны «Старуха Дымна», сделанный по моей оригинальной пьесе. Очень сожалею, что моя пьеса «Подкова счастья» так, пока что, и не увидела свет. Ещё, и я уже писал об этом, у меня в соавторстве со Светланой Куралех антивоенная пьеса «Земля дана тебе навеки». И, конечно же, инсценировка, доставившая мне огромное наслаждение уже в работе над литературным материалом, а потом над постановкой спектакля «Суламифь» по повести А. Куприна. Так что, не весь свет, что в окне. Я рад, что кроме режиссуры в театре кукол, мне удалось осуществить целый ряд творческих замыслов, несмотря на достаточно большую занятость своей основной работой. Многими из них я горжусь не в меньшей степени, чем успешными постановками в театре кукол.
Я уже писал о том, что общественной работой занимался с самого раннего возраста, начиная от «высокого поста» в пионерском отряде и кончая парторгом театра, проходя поэтапно комсорга, председателя месткома и все другие мыслимые общественные посты. А потому не случайно по приезде в Донецк меня вскоре приспособили к должности председателя правления Донецкого Областного Дома работников культуры (ОДРК).
Приманила меня к этой работе неординарная личность, директор этого дома, Майя Борисовна Калиниченко. Бывший комсомольский работник, со всеми качествами и недостатками этой особой касты, красивая и умная женщина, умеющая не только организовать работу, но и пышно её преподнести, тонкий психолог, знающий больные человеческие места и умеющий, во благо дела, на этом сыграть. Её мероприятия всегда отличались редким в наше время вниманием к тебе лично, теребили душу каким-то сентиментальным началом, с обязательным «хеппи эндом», и вызывали своеобразный катарсис, точно бразильские сериалы. Зная поговорку «Доброе слово и кошке приятно», она никогда на него не скупилась, оплачивая им «услуги», сделанные людьми её «Дому». Она «внимательно прислушивалась» к пожеланиям «трудящихся», членов правления и моим, председательским, но делала только, как сама считала нужным. А потому моя должность председателя правления очень была похожа на должность английской королевы, которая царствует, но не правит. Я, собственно, этим был вполне удовлетворен, мне править было совсем не нужно. Важно, что такой, не претендующий на власть, председатель устраивал умного директора, а директор, делающий вид, как важны советы и указания главы правления, устраивал тоже неглупого председателя. Главное это то, что у нас были прекрасные отношения, колёса крутились, телега двигалась вперед, и все были довольны. Я желаю моему любимому ОДРКа всех благ во главе с его бессменным директором, женщиной прекрасной во всех отношениях.