Глава первая

Глава первая

«Меня ничем не обидела советская власть… — писал он в „Открытом письме“, опубликованном русскоязычной немецкой газетой „Заря“ 3 марта 1943 года. — Я — сын крестьянина, родился в Нижегородской губернии, учился на гроши, добился высшего образования. Я принял народную революцию, вступил в ряды Красной армии для борьбы за землю для крестьян, за лучшую жизнь для рабочего, за светлое будущее Русского народа. С тех пор моя жизнь была неразрывно связана с жизнью Красной армии.»

Но это «мемуары».

В автобиографии, созданной Власовым еще в бытность его командиром 99-й стрелковой дивизии, вопрос о происхождении, образовании и причине вступления в Красную армию излагался несколько иначе.

Впрочем, иначе и не могло быть.

Все сведения, изложенные в «Автобиографии» на комбрига Власова Андрея Андреевича», тщательно проверялись.

«Родился 1 сентября 1901 года в селе Ломакине, Гагинского района, Горьковской области, в семье крестьянина-кустаря. Жена, Анна Михайловна Власова (девичья фамилия Воронина), уроженка той же местности.

Главное занятие родителей моих и жены до Октябрьской революции и после — земледелие. Хозяйство имели середняцкое».

Превращение отца генерала Андрея Владимировича Власова из простых крестьян в крестьянина-кустаря вроде бы незаметное, но тем ни менее весьма существенное.

Андрей Владимирович Власов помимо крестьянской работы занимался портняжным ремеслом — «обшивал все село» [1 — Андрей Владимирович Власов был единственным в Ломакино портным.] — и этот доход позволял ему надежнее стоять на земле. Особых избытков не было, но, судя по дому, в котором родился и вырос будущий генерал, хозяйство было достаточно крепким. Не случайно Андрей Владимирович Власов был старостой местной церкви.

Позволительно тут сделать небольшое отступление.

Так уж получилось, что работая над книгой «Два лица генерала Власова», я использовал практически все известные и достоверные документальные свидетельства о жизни и деятельности едва ли не самого знаменитого изменника Родине. Поэтому, приехав в Ломакино, которое, если судить по народным — «ломакинцы, царя не попотчевав, спать уложили» — преданиям, начинало свою историю со времен похода Иоанна IV Васильевича Грозного на Казань, я и не рассчитывал узнать что-то новое о генерале Власове.

И тем не менее поездка на родину генерала оказалась не напрасной.

Здесь, на берегах реки Пьяны, яснее открылось, как формировался характер Власова, как складывалась его кручено-перекрученная судьба.

Перед Ломакино мы заехали в имение масона Василия Александровича Пашкова, из которого началась знаменитая пашковщина. В 1884 году Пашкова выслали за границу, но и оттуда он продолжал поддерживать деньгами единомышленников, поставивших своей целью борьбу с Россией и православием.

Потом побывали в имении барона Антона Генриха Жомини, который во время Отечественной войны служил генералом и в русской, и во французской армии у Наполеона. В имении его, где сам барон, собственно говоря, и нежил, в 1943 году собирались поселить пленного фельдмаршала Паулюса…

И все время, пока колесили мы по Гагинскому району, извиваясь, крутилась возле нас река Пьяна, связывая имение масона Пашкова, усадьбу Жомини и село Ломакино, где вырос генерал Власов.

Учитывая, что и имение Пашкова, и усадьба Жомини, и село Ломакино расположены на расстоянии мальчишечьего набега, можно говорить о соседстве их.

И соседство это, конечно, поразительное и неслучайное.

А в самом Ломакино мы постояли возле тонущего в зарослях кустов и густой травы дома, где родился и вырос генерал Власов.

Наш экскурсовод рассказал, что этим домом заинтересовался Пешеланский гипсовый завод, который входит в Московский промышленный холдинг. Поначалу планировалось открыть здесь, наподобие Болдино, музей генерала, но фронтовики Нижегородской области попросили тогдашнего президента Медведева разобраться с провокационной затеей, и с музеем решили погодить.

Почему-то после этого рассказа заходить в дом расхотелось, и мы прошли к обелиску, стоящему невдалеке от власовского дома.

Как и везде в России, бесконечны на ломакинском обелиске столбцы фамилий павших за Родину жителей села.

Только Коновых, четырнадцать человек, не вернулось с войны в Ломакино, а еще — тринадцать Барановых, а еще — двенадцать Власовых.

Фамилии самого генерала Андрея Андреевича Власова на обелиске, конечно, не было.

Но вернемся к автобиографии А.А. Власова, составленной им, когда он еще был советским комбригом.

«Я окончил сельскую школу. После чего на средства родителей и брата был отдан учиться в духовное училище, как самое дешевое в то время по плате обучения.

С пятнадцати лет, занимаясь подготовкой малолетних детей (репетитор), я сам зарабатывал себе средства на право обучения. По окончании духовного училища в гор. Нижнем Новгороде два года учился в духовной семинарии на правах иносословного (т. е. не духовного звания). В 1917 году после Октябрьской революции поступил в XI Нижегородскую единую трудовую школу 2-й ступени, которую и окончил в 1919 году. Поступил в 1919 году в Нижегородский государственный университет по агрономическому факультету, где и учился до призыва в РККА».

В Красную армию Власова призвали 5 мая 1920 года, и «за землю для крестьян, за лучшую жизнь для рабочего, за светлое будущее Русского народа», как он писал в немецкой газете «Заря», сражаться ему пришлось недолго.

В октябре 1920 года, после завершения Нижегородских пехотных курсов командного состава РККА, молодого краскома отправили на врангелевский фронт, но добрался он туда, когда боевые операции были завершены и начались карательные — расстрелы десятков тысяч сдавшихся белогвардейских офицеров.

Разумеется, особой разницы в изложении событий нет, и все же, как мы видим, акценты в «Открытом письме» чуть-чуть смещены.

В 1943 году Власову почему-то было важно, чтобы его осеняла славаучастника Гражданской войны.

А реальный послужной список — участие в разгроме крестьянских отрядов Маслака и Каменюка — для борьбы за «землю для крестьян, за светлое будущее Русского народа» явно не подходил.

Как, впрочем, не подходила для имиджа народного героя и вся по следующая служебная карьера Андрея Андреевича…

Еще более существенны разночтения в пункте образования.

В университете Власов провел менее года, и его слова: «Я. учился на гроши, добился высшего образования» — не соответствуют истине. По его письмам [2 — В письмах, которые будут приведены в нашей книге, мы исправили орфографические и пунктуационные ошибки, поскольку они затрудняют чтение. В авторской орфографии письма А.А. Власова воспроизведены в публикации к. ист. н. Натальи Перемышленниковой (Источник, 1998, № 4).] видно, что и элементарной грамотности не хватало ему, не говоря уже о других познаниях.

В самой последней «автобиографии», созданной уже в ходе судебного заседания 30 июня 1946 года, Власов дал по поводу своего образования более объективные сведения: «Окончил два класса семинарии и курсы „Выстрел“…».

Высшего образования у Власова не было. Это важно. Но еще более существенны попытки обойти этот вопрос. И тут мы должны вспомнить, что «Открытое письмо» Власов писал, ощущая (или пытаясь ощутить) себя национальным героем, вождем и будущим спасителем России. Расстановка акцентов, смещение правды и выдумки в нем — принципиальны. Они показывают, каким Власов хотел быть, как хотел выглядеть в глазах сподвижников. Этим и вызвано самозванное повышение образовательного ценза. К высшему образованию в нашей стране тогда относились с уважением.

Но все же были тут, как нам кажется, и иные, подсознательные мотивы.

Власов все-таки получил в юности зачатки серьезных знаний, позволявшие ему, по крайней мере, ощущать недостаточность своего образования для той работы, которой приходилось заниматься. Явление это не столь и заурядное в Красной армии. У большинства советских военачальников, вспомните Буденного или Ворошилова, даже и сожаления такого не возникало.

Тем не менее для понимания судьбы и характера Власова важнее другое: ощущая явную недостаточность образования, Власов не считал возможным прервать свою карьеру для учебы.

Между тем поначалу карьера генерала складывалась довольно скучно и заурядно.

До июля 1922 года Власов занимал должность командира взвода, а затем — роты в четырнадцатом Смоленском полку второй Донской стрелковой дивизии, расквартированной в бывшей Донской области и Воронежской губернии.

В 1923 году, на пятую годовщину Красной армии, как сказано в биографическом очерке, изданном Школой пропагандистов РОА в Дабендорфе [3 — Автор очерка — личный секретарь Власова, поручик РОА В. Осокин.], комроты Власов был награжден именными серебряными часами.

Менялись номера дивизии и полка. Из второй дивизия сделалась девятой, а полк был переименован вначале в пятый Смоленский, а затем — в двадцать шестой Ленинградский. Но в карьере Власова, в его жизни существенных изменений не происходило.

Начальник полковой школы 26-го стрелкового полка, слушатель Высших стрелково-тактических курсов усовершенствования командного состава Красной армии «Выстрел», командир стрелкового батальона, временно исполняющий должность начальника штаба полка — обычная захолустная армейская судьба.

Вспоминая в 1943 году свою первую армейскую десятилетку, Власов напишет:

«Будучи командиром Красной армии, я жил среди бойцов и командиров — русских рабочих, крестьян, интеллигенции, одетых в серые шинели. Я знал их мысли, их думы, их заботы и тяготы. Я не прерывал связи с семьей, с моей деревней и знал, чем и как живет крестьянин.

И вот я увидел, что ничего из того, за что боролся русский народ в годы Гражданской войны, он в результате победы большевиков не получил.

Я видел, как тяжело жилось русскому рабочему, как крестьянин был загнан насильно в колхозы, как миллионы русских людей исчезали, арестованные, без суда и следствия. Я видел, что расшатывалось все русское, что на руководящие посты в стране, как и на командные посты в Красной армии, выдвигались подхалимы, люди которым не были дороги интересы Русского народа».

Нет никаких оснований, чтобы сомневаться в искренности этого признания.

Все двадцатые годы Андрей Андреевич служил в центральных районах России. Вторая Донская дивизия принимала участие и в расказачивании, и в укрощении крестьянских волнений, и не видеть, не понимать, что происходит, Власов просто не мог. Человеком он был неглупым, да и находился не в таких чинах, чтобы не сталкиваться с царившим вокруг произволом.

Так что он действительно многое видел, многое понимал…

Другое дело, что, и понимая все, не помышлял тогда о карьере народного заступника, освободителя России. И в мыслях не прикидывал на себя эти красивые, но невероятно тяжелые одежки!

Более того, с годами армейской службы то раздвоение сознания, когда приходится служить тому, что ненавистно тебе, становилось для Власова привычным, и он словно бы и забыл, что можно жить как-то иначе.

Священник РОА, протоиерей Александр Киселев приводит в своей книге довольно интересный эпизод:

«Как-то, будучи наедине с женой, Власов критиковал новый правительственный декрет, которому была посвящена свежая газета. Вошел близкий сотоварищ-офицер. Власов с полуслова перешел на восторженно-восхваляющий тон по поводу того декрета, который он только что критиковал. По уходе офицера жена Власова с горячностью сказала:

— Андрей, разве так можно жить?!» [4 — Протоиерей Александр Киселев. Облик генерала А.А. Власова. Записки военного священника. Второе дополненное издание. Нью-Йорк, 1977. С. 45.]

Вопрос очень наивный.

Анне Михайловне Власовой можно только посочувствовать. Хотя и сделалась она женой красного командира, но совестливость и простота то и дело прорывались в ее поступках, и жить с Андреем Андреевичем ей было нелегко. Нелегко было и самому Власову. Он не чувствовал себя счастливым в семейной жизни. Жена, как ему казалось, не понимала его. Не понимала, что он уже и не может жить иначе.

Объяснить это тоже было трудно, да и рискованно было затевать такой разговор. И Андрей Андреевич молчал. «Понимания» он искал теперь на стороне и, как можно судить по некоторым свидетельствам, находил его.

Забегая вперед, скажем, что только война помогла решить Власову семейную проблему.

Отправив 22 июня 1941 года в Горьковскую область к родителям жену [5 — В эвакуацию А.М. Власова попала на станцию «Сорочинская», Чкаловской (Оренбургской) области, и в Горьковскую область ее удалось перевезти только в 1942 г.], Власов сразу же завел себе военно-полевую подругу — Агнессу Подмазенко, с которой у него был весьма бурный роман.

Но это произойдет через десять лет, а пока расставаться с Анной Михайловной будущий генерал не спешил. Тем более что в 1930 году он решил вступить в партию.

С точки зрения карьериста решение, безусловно, правильное. Сложнее было совладать с собственными чувствами, со своей совестью, но тут — Власов уже завершал тогда армейскую «школу» — тоже все было в порядке. Излишней откровенностью Андрей Андреевич никогда не страдал, да и полковая выучка тоже не прошла напрасно. Судя по рассказу протоиерея Александра Киселева, уже тогда Власов виртуозно умел скрывать и свои мысли, и свои чувства.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.