Такое короткое женское счастье

Такое короткое женское счастье

Из дневников 18-летней Ляли Массен:

6 февраля 1922 года.

…Новая полоса в моей жизни. Я переступила черту и вошла в новый мир. Всё, всё изменилось. У меня есть молодость, талант, любовь и радужные мечты о будущем. Я почти счастлива. Здоровье мамы и возможность чаще встречаться с П. дали бы полное его ощущение. За годы тоски, горя, одиночества и молитв Господь послал мне успех. И с артистами у меня прекрасные отношения. С Ниной Адамовной — друзья, как это ни странно. И даже, несмотря на разницу в возрасте. Играю много и, как говорят, делаю большие успехи.

3 апреля.

У Колмогоровых арестовали отца (маминого брата) дядю Григория. Говорят за помощь «зелёным». Манефе Александровне объявили, что их садовые участки со всеми строениями отбираются советской властью, как у всех землевладельцев[836]. Где же они и на что будут теперь жить вшестером? Мама говорит, помочь им сможет только дедушка-инженер Александр Филимонович, который служит в Петрограде.

7 апреля.

Колмогоровы получили из тюрьмы записку — на днях дядю Гришу отправляют в майкопскую тюрьму. Федя, Маруся, Катя с мамой пойдут прощаться с ним на станцию. Мы тоже идём.

6 мая.

Сестре Зое 17 лет. Она кончает школу и собирается замуж за военного моряка Тихона Баранова. Мама и я желаем ей счастья. А потом он увезёт её в Крым. А мне предстоят гастроли!..

27 июля.

Жду Павлика и Нину Адамовну. Сейчас придут ужинать. Почти 3 месяца нашей гастрольной поездки, как сон, — мимо. Сколько ярких переживаний, покоряющего успеха, цветов, поклонников, флирта. Всё, всё мимо! В воскресенье — в Туапсе на гастроли.

Понедельник, сентябрь.

Вчера на рассвете проводила Павлика и Нину А. в Москву. Уехали за актёрами для зимнего сезона в Майкопе. Неделю назад порвали с Сочи и приехали сюда строить новую жизнь, ковать новое счастье. Живём вчетвером в одной комнате и не можем найти себе квартир. Ужасно неудобно и так скверно для взвинченных нервов. В утешение мне оставлена кошка. Славное, ласковое животное. Спит сейчас у меня на коленях. Без неё было бы совсем тоскливо. Пан на зелёном лугу… Юные мечты, грёзы…

25 октября.

Неделю тому вернулись наши из Москвы. Павлик такой милый, внимательный, каким давно не был. Сегодня уехал в Армавир. Очевидно, сезон будет там. Дождь льёт ливмя… Скорее бы начинать работать.

2 ноября.

Хочется отметить почти счастливый период, будто вернулось время нашего первого знакомства. Опять вместе работаем до 2–3 ночи, вечерами ходим в театры. И он такой ласковый.

22 ноября.

Почти год, как мы встретились с Павликом и Ниной А. Какой прекрасный и яркий период! Сколько дали они мне счастья и радости, сколько прекрасных чувств проснулось в душе. Мы живём теперь вместе. У нас прекрасная уютная квартира, как раз против театра. Сижу в кабинете Павла в его дивном уютном кресле. Он и Нина на репетиции. Идут «Две сиротки».

Давно, ещё в студии Лепковского, мне хотелось играть Гизу в «Короле Арлекине» и Марианну в «Двух сиротках». Гизу я уже играла, а Марианну играю теперь. Спектакли ежедневно, работы масса, благо Павлик даёт мне интересные роли. Да и Саша не обижает в своих постановках. У него играю Оленьку в «Рясе». Я счастлива серьёзными спектаклями.

С Павликом отношения совсем новые, как будто мы только что узнали друг друга. Они сейчас глубже, как-то старше и крепче. Он со мной ласковее, чем год назад. И я совсем в его власти. Живу как под гипнозом, делаю всё, что они хотят.

Сама же стала серьёзней, вдумчивей. Со мной постоянно и обо всём советуются, чутко прислушиваются, и часто моё мнение берёт верх над другими.

Но в душе какие-то больные струны, надрыв, почти необъяснимая тоска и грусть. Сейчас придёт мой бледный, лунный Пьеро. Ничего не скажет, а только посмотрит и протянется к сердцу невидимая золотая ниточка. Только он и я!..

15 декабря.

Ровно год, как мы стали близки, он пролетел, как прекрасный яркий сон, как сказка. Вчера после спектакля «Страшно жить» он пришёл ко мне под утро бледный, усталый. Но вечером, вечером, как и год назад… был со мной.

15 января 1923 года.

Мы в Майкопе. Домик в вишнёвом саду, квартирка отдельная от хозяев. Три смежные комнатки — Нинина, Павлика и моя с мамой. Живём дружно одной семьёй. Какие прекрасные вечера и ночи проводим с Павликом в его комнатке. Свет от маленькой лампочки прямо на мои колени в кресле. Рисуешь или шьёшь что-нибудь к спектаклю. Он за столом, рядом, распределяет роли или правит пьесу. В свободный вечер ложится раньше, а я ему читаю. А потушим свет — из печки только красный отблеск на книге…

Потом появились его сестра и племянница. Целых две недели мы не могли сказать слова друг другу без свидетелей. Сегодня на рассвете они уехали, и мы весь день были вдвоём. И опять ткётся золотая паутинка… А вечером готовили фотографии Павлика к бенефису.

12 марта.

Больна третий день, лежу. Павлик так озабочен, встревожен, что хочется его расцеловать.

20 сентября.

19 августа у нас с мамой в Николаеве родился внук и племянник Саша Баранов. Я так завидую Зое. Маленький кулёчек счастья и любви. Мама даже плакала…

8 декабря.

Мой милый старый друг. Прошла пора девичьих мечтаний и увлечений. Больше я не стану делиться с тобой прежней откровенностью. А доверить тебе то, огромное, что захлестнуло и поработило всё моё существо, — не могу. Человеческое счастье слишком хрупко. Оно может рассыпаться от одного откровенного слова, прочитанного чуждым ему существом…

Я беспредельна одинока. И в горе и в радости — одна. Ни души вокруг, которой бы я могла открыться всеми теми яркими переживаниями, чем так богата моя жизнь. И ты можешь стать невольным предателем. Прости и прощай…

15 декабря 1925 года.

Сегодня, как и всегда, я обречена быть одна. Почему?! Я не хочу! Не хочу!!! Сам-сам-сам! Ты слышишь, Пан? Я мщу тебе за своё одиночество. Что ты сейчас делаешь? Я хочу знать!? Я хочу целовать твои губы, а не его. Я хочу его смерти в эту минуту, я ненавижу его! Сам, Сам, Сам!!! Приди сюда. Я не могу быть одна. Пан на зелёном лугу… Сам, я пошутила. Нет горя!..

29 декабря.

Снова к тебе, дружок. Я состарилась за эти годы, как и ты. Я никого не люблю. Знай это. Был друг и тот ушёл с другой. Его я любила! Пан, мой Пан! Завтра его бенефис, а я даже не могу послать ему поздравление.

Бердичев 30 декабря 1925 года

Бенефис

Павла Абрамовича

Горянова

Широковещательная афиша на всю тумбу. А поздравить некого.

…Расставаясь, поцелую плача ясные глаза…

Лейтмотив моего теперешнего настроения. Сижу в Одессе. Жду приглашения в коллектив к Володину[837], которое неофициально уже решено. Сан не пришёл. Занят или кобелирует? Не знаю, видела его издали — вид измученный. А всё-таки больно. «Я стою уважения и требую его…» кажется это «Вторая молодость». Хандрю, болезнь моя ещё свирепствует. Чёрт её подери!..

30 декабря.

Сегодня его бенефис. Пять вечера, лежит, верно, и отдыхает. «Наследный принц»… Милый мой принц. Неужели я снова стала думать о нём?

Володин, увлекитесь моим «талантом»… А вдруг и впрямь он у меня есть? Я же приглашена в этот коллектив. Фу, даже грустно стало. Быть может это перед удачей? Завтра облекусь в платье Коломбины — 5-й год! Ну, Пан, желаю успеха.

Срочная телеграмма. Бердичев. Драмтеатр. Горянову.

ПОЗДРАВЛЯЮ. ЦЕЛУЮ. ЛЯЛЯ.

А ещё успела бы дойти. Adieu.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.