Глава 21. Травля
Глава 21. Травля
Марине позвонили утром, как только разобрались с машиной. Она, конечно, заволновалась, но, в общем, историю с аварией приняла спокойно — по ее мнению, Высоцкий водить не умел, он разбил и свою первую машину — «жигули», и подаренный «рено», и на «БМВ» не раз попадал в аварию. Все живы — это главное. Володя, как мальчишка, любит гонки, любит быструю езду и уверен в том, что справится со своей машиной на любой дороге. А «мерседес» — его любимая игрушка.
— Главное, что все живы… — задумчиво проговорила Марина.
Пока еще она оставалась на даче, ждала, пока на такси приедет Володя, чтобы рассказать ей все лично, чтобы обнять ее, ведь он больше всего испугался, когда увидел, как «мерседес» летит в борт автобуса, за то, что больше не увидит свою Марину. Но главное, что все живы.
Обратно на дачу его вез Шехтман. Погода выдалась солнечной, подморозило, дорога была покрыта тонким слоем льда.
— Что, Володька, не будешь больше гонять? Трусишь?
— Нет, не трушу. и гонять буду! Только вот сейчас еще слишком свежи в памяти вчерашние воспоминания! Так что ты давай, это, не гони, в общем!
Шехтман смеялся — он-то и не собирался гнать, но напуганному Высоцкому, который обычно не передвигался за рулем со скоростью меньше 150 километров в час, сейчас и скорость в 80 километров казалась слишком высокой.
До Марины, тем не менее, они доехали очень быстро. Несколько минут пылких объятий, разговор за чашкой чая, и Владимир уже едет обратно — он должен навестить своих друзей, должен быть с ними рядом. Высоцкий очень болезненно относился к болезням своих друзей, он боялся больниц, но сейчас чувствовал себя виноватым в случившемся и не мог поступить иначе. Он был в больнице каждый день, вплоть до выписки Абдулова и Янкловича из Первой градской больницы.
Первая градская — одна из старейших клиник Москвы. Здесь узкие проходы, низкие потолки, сводчатые коридоры. В тесном, узком коридоре было холодно и мало места. Облицованные кафелем стены неприятно морозили спину Володи сквозь плотный свитер, когда он стоял здесь и ждал, когда же его проведут к Севе и Валере.
— Ну что, мужики, испугались? — смеясь, говорит Высоцкий, заходя в палату.
Сева и Валера, конечно, недовольны.
— Ты вот скажи, за каким хреном вызвался нас везти? Зачем в Москву торопился?! Мы же говорили: такси возьмем.
Высоцкий виновато опускает голову, кладя гостинцы на тумбочку у кровати:
— Ну, извините, братцы, бес попутал.
— Знаю я твоего беса, — не унимается Янклович. — Ведь говорил же тебе — не гони! Снизь скорость! Ты слушал?!
Высоцкий не оправдывается — он чувствует себя виноватым. Но друзья на то и друзья, чтобы забывать обиды. К ним он приходит каждый день, проводит с Севой и Валерой много времени, развлекает медсестер и персонал песнями…
— Вы знаете, как приятно в больнице петь, а не лежать! — говорит Высоцкий. — Когда смотрю на белые халаты, которые меня слушают, у меня просто сердце радуется, потому что я неоднократно видел их наоборот — из положения лежа. Нет, правда, я с удовольствием всегда в больницы езжу выступать. Сейчас у меня такое турне по больницам. В вашей вот я даже по разным отделениям ухитрился пробежаться.
Медсестрички смеются, кокетливо прикрывая рты ручками. Врачи просто улыбаются.
— А что, — честно говорит Володя. — Где друзья лежат мои, там я пою, чтобы их лучше лечили. Пока удается, все вышли, живут. Вот и вы уж, пожалуйста, Севу и Валерку моих лечите хорошо! Чтобы были как огурцы с грядки!
Высоцкого любят все. Он приходил каждый день, и, едва заслышав его громкие шаги, из других палат также высовывались пациенты, чтобы посмотреть на кумира. Еще бы — живой Высоцкий, вот тут! Можно пообщаться, попросить автограф.
Впрочем, пообщаться с Высоцким удавалось немногим. Врачи Первой градской ревностно оберегали своих пациентов, держа свое слово, данное Владимиру. Лечили их хорошо, обеспечивали полный покой, ухаживали…
Четвертого января в Москву с дачи приехала Марина Влади. Друзья Володьки — ее друзья, конечно же Севу и Валеру нужно было навестить. Марина заехала в магазин «Березка» в сопровождении своего друга, накупила дефицитных продуктов — как иностранка, она могла легко это делать. Набила несколько сумок — нужно же, чтобы друзья-приятели поскорее поправлялись, — приехала к больнице. Все-таки Первая градская больница выглядела, по ее мнению, странно — старые корпуса прошлого века, толстенные своды.
Марина вышла из машины и быстрым шагом направилась внутрь, ее сопровождающий только и успел подхватить огромные сумки и последовать за ней. И Высоцкий должен быть внутри — заодно и увидятся! Однако неожиданно Влади стало плохо — она выскочила из дверей словно ошпаренная в накинутом на плечи белом халате. Володя за ней:
— Марина, Мариночка, что такое? В чем дело?
— Володь, я туда не пойду, — твердо сказала Влади.
— Почему?
— Это же ужас! У нас такие больницы — для самых бедных!
Высоцкий посмотрел на Марину, не понимая. Хорошая больница, хорошие доктора…
— Володенька, понимаешь, у нас во Франции больницы совсем другие. Таких, как эта, нет. Точнее, есть, конечно, но туда привозят тех, кто совсем без денег. Это же кошмар! Как они здесь лежат?! Как их тут лечат?..
— Нормально лечат, — разозлился Владимир.
— Не могу я туда пойти! Настроение у меня будет испорчено на весь приезд! Не могу — я спать не буду!
— Ах настроение. Ну ладно!
Володя забрал сумки с продуктами и отправился внутрь. Ругаться с женой из-за такого пустяка он, конечно, не хотел, но ситуация вышла очень и очень неприятная. Могла бы хотя бы привет зайти передать!
В те дни у Высоцкого было две заботы — друзья на больничных койках да гаишники, с которыми он тщетно пытался решить вопрос миром. Договориться о закрытии дела об аварии. Но результатов его старания не дали — со многими поговорил, пообщался, обсудил сложившуюся в стране ситуацию, предстоящую Олимпиаду-1980, Театр на Таганке. Но «закрыть» дело так и не смог.
Высоцкий даже поднял старые связи — обратился к братьям Вайнерам, к своему школьному другу, который занимал высокий пост в ГАИ, даже к одному генералу — начальнику Академии МВД. Но результат нулевой — на опального артиста Высоцкого уже обращено пристальное внимание, его обвиняют в организации подпольных концертов, идет следствие по этому делу, и автомобильная авария подворачивается как нельзя кстати — ДТП как раз характеризует дебошира-артиста с нужной следствию стороны. Как закроешь такое дело? Рука не поднимается!
И вот, 6 января в Первой градской появляется следователь по особо важным делам из Ижевска — именно ижевские концерты Высоцкого привлекли внимание властей. Фамилия его Кравец. Он пытается допросить Янкловича и Абдулова. Первым вызывают на допрос Валеру, который в Ижевске был вместе с Высоцким — эти же концерты помогал организовывать… Его выводят из палаты, ведут куда-то по коридору — на допрос. А Сева выбегает звонить Володе:
— Алло! Володя! Тут такое дело — следователь приехал, Валерку на допрос повели.
Бросив только короткое «Еду», Высоцкий срывается с места. 20 минут — и он уже в больнице, идет по коридору. Даже скорее бежит, да так громко, что шаги его раздаются по всему корпусу.
— Где они? — грохочет Высоцкий, вбегая в палату.
Сева только показывает рукой в направлении, куда увели Янкловича.
Минута — и Высоцкий врывается палату, где идет допрос.
— Возвращайся в палату, — говорит он Валере.
— Товарищ Высоцкий, вы не имеете права, — начинает было Кравец. — Я — следователь по особо важным.
— Да мне плевать, кто ты! — рычит Высоцкий. — Ты какое право имеешь опрашивать людей в больнице? Разрешение у тебя есть?!
— Нет, но я его получу.
— Вот получишь, тогда и приходи! Тогда другое дело.
Кравец обиженно посмотрел на Высоцкого. Валера тихо вышел и направился к себе в палату.
— А между прочим, Владимир Семенович, у меня есть санкция прокурора допросить и Вас, — вытащил козырь из рукава следователь по особо важным делам.
Это заявление и вовсе взбесило Высоцкого.
— Что-о?! Меня?! Да пошел ты!.. А ну пошел отсюда!!!
Высоцкий так кричал — он буквально выгнал следователя по особо важным делам из больницы. А между тем этот самый Кравец оказался фигурой более чем типичной для тех времен. Ему важно не дело и не работа — важна собственная значимость… И внимание к тому невероятно важному делу, которое он совершает, ведь будет спасена честь и финансовое благополучие страны! Будет посрамлен опальный поэт, которому даже не разрешалось выходить на другую сцену, кроме как на сцену Таганки. Конечно, он хотел распутать это дело, довести его до конца, доказать виновность Володи, чтобы поднять собственную значимость. В виновности Высоцкого этот человек даже не сомневался, и вдруг тот, чья вина, можно сказать, уже почти доказана, выгоняет его — сотрудника МВД — из больницы! Такого унижения он стерпеть не мог! И уже на следующий день он появился в больнице снова, в сопровождении московского сотрудника и с разрешением на допрос в присутствии врача. Вместе с ним — полковник Сарычев из московского ОБХСС. Своим поведением Володя просто вынудил Кравеца решить, что дело Высоцкого он «дожмет» во что бы то ни стало.
Несколько дней допросов и разбирательств, недовольные взгляды со стороны Кравеца в сторону Володи, презрительные — в обратном направлении. И вот наконец ненавистный Высоцкому следователь по особо важным делам покидает Москву. Но после него остается бумага, в которой написано, что «артист Театра на Таганке Владимир Высоцкий якобы специально вечером 1 января 1980 года разбил свою машину марки «мерседес», чтобы укрыть в больнице свидетеля Янкловича — свидетеля по делу, ведущемуся в Ижевске».
Высоцкий поднял на ноги всех своих знакомых, чтобы закрыть это дело. Но никто помочь не мог.
Десятого января из Москвы улетела Марина Влади. Она еще ничего не знала о болезни, Высоцкий умел скрывать то, что хотел спрятать от глаз своей любимой. Но говорить о допинге придется, ведь без этого многие события будут просто непонятны. Проходит несколько месяцев — дело идет своим чередом, Высоцкий летит к жене в Париж.
В самолете доброхоты «помогают» ему сорваться в очередной раз, и Володя оказывается в клинике Шарантон под Парижем. Любимого актера ждут в это время в Варшаве. Из-за болезни часть спектаклей отменяется. Марина Влади впервые узнает о том, что Высоцкий «сидит на лекарствах». Она забирает его на юг Франции в домик своей сестры. Но через 10 дней у нее опускаются руки, она отпускает мужа. Живым она его больше не увидит.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.