Первая мировая

Первая мировая

В начале июля 1914 года Гертруда и Элис отправились в Англию на очередную встречу с издателем Джоном Лейном. Намерение переиздать Три жизни в серьезном издательстве не исчезло. Надо было обсудить условия контракта и подписать соответствующие документы. Лейн после первой встречи уехал в отпуск, обещая вернуться через неделю. В их распоряжении оказалась изрядная доля незанятого времени, которую они использовали для посещения театров, магазинов, встреч со старыми знакомыми; обзавелись они и новыми. Особенное впечатление на Гертруду произвела встреча с доктором Альфредом Уайтхедом, известным математиком и философом. Видимо, и ученый заинтересовался собеседницей, поскольку знакомство окончилось приглашением погостить у него в Локеридже.

Длительные философские беседы с Уайтхедом доставили большое удовольствие Гертруде, но тематика быстро переключилась на надвигающиеся события. Гертруда не очень-то верила в возможность вооруженного конфликта, но наступило 4-е августа, и Англия объявила войну Германии. Беседы сменились чтением газет: «Я и сейчас слышу, как мягкий голос доктора Уайтхеда читает вслух газеты, а затем все обсуждают разрушение Лёвена и как можно помочь бедным бельгийцам».

Предполагаемая неделя-другая путешествия в Англию растянулась на долгие три месяца, поскольку возвращаться в Париж было уже нельзя. Немцы все ближе приближались к столице Франции, и Гертруда иногда целыми днями не выходила из комнаты: отчаяние овладело ею. В Автобиографии она утверждает, что горевала не об оставленных картинах или рукописях: «Она думала об одном, только о Париже».

Сведения об обстоятельствах военного времени они черпали в основном из писем журналистки Милдред Олдрич, поскольку газетная и радиоинформация была минимальной. Милдред, знакомая со времен пребывания в Радклиффе, незадолго до начала войны уединилась в сельской местности Юри?, в небольшом домике с видом на реку Марну, предвкушая мирную спокойную жизнь. Вскоре, однако, все переменилось, местность стала полем знаменитой и решающей битвы, которая разворачивалась непосредственно перед ее глазами; можно сказать, прямо у нее во дворе. Из своих писем она впоследствии составила книгу Вершина на Марне. В ее доме квартировали солдаты, а она сама переехала в укрытие около конюшни. Ее ежедневные хлопоты заключались в помощи усталым и изнуренным британским и французским солдатам и офицерам. Однажды у нее расположились даже немецкие солдаты, а на другой день местность была усеяна их трупами — около 4-х тысяч. Письма Милдред не содержали общей информации, а описывали лишь отдельные эпизоды происходившего: то поймали трех немецких солдат в форме сестер (!) милосердия, то еще троих, готовых взорвать мост, и т. п. Трудно сказать, какое представление о войне получали ее корреспонденты.

Вернувшийся из отпуска издатель Лейн заключил, наконец-то, контракт с Гертрудой на издание Трех жизней, но ничего утешительного о сроках публикации сообщить не мог: предпочтение отдавалось выпуску военных материалов. Больше в Англии нечего было делать; разве что следовало дождаться денежных переводов: Гертруде от брата, Элис — от отца. А затем — в Париж, угроза оккупации которого миновала. Война еще не окончилась, и в Париже после почти трехмесячного отсутствия все об этом напоминало. Во время прогулки по бульвару Распай вместе с Пикассо (он и Грис как испанцы призыву не подлежали) им встретилась огромная пушка, вся в камуфляжной раскраске. Пикассо она напомнила его кубистские картины.

Знакомых и друзей собрать было уже трудно. Брак, Аполлинер, Леже и другие были на фронте. Матисс служил в охране железнодорожных мостов. Хуан Грис жил на юге Франции, просто-напросто голодал. Материально он зависел от Кенвайлера, но тот, будучи немецким подданным, бежал в Италию, откуда деньги присылать было нельзя. За два месяца до начала войны Гертруда купила две картины Гриса и в октябре 1914 года послала ему чек на 200 долларов. Грис ответил благодарным письмом: «… Здесь, в сельской местности, с тем, что Вы прислали, мы можем перебиться больше месяца. Но возвращаться в Париж, истратив половину Вашего чека на переезд, кажется мне немного сумасшедшим». Примерно через год Грис вернулся в Париж.

Не оставляли они без внимания и Милдред Олдрич, жившую примерно в 30 км от Парижа. В течение зимы 1914–1915 года женщины несколько раз навещали «французский крестьянский дом [Милдред] с французской мебелью, но стоило войти внутрь, и там была Америка».

Вернуться к прежней довоенной жизни пока не представлялось возможным, все кругом было скучно и бессобытийно. Военные действия были еще в полном разгаре, над городом время от времени раздавалась воздушная тревога — угроза появления цепеллинов пугала жителей. И не напрасно, ибо начались бомбежки, и надежды на скорое окончание войны испарились. Гертруда продала единственную оставшуюся у нее картину Матисса Женщина в шляпе, к полному неудовольствию Элис. Кому же? Брату Майклу за 4 тысячи долларов.

Теперь можно было отправляться в Испанию.

Испанская идиллия затянулась почти на год, поскольку с материка они перебрались на остров Майорка, воспользовавшись советом знакомого художника-любителя Вильяма Кука. Женщины поселились в городе Пальма де Майорка. Перед отправлением — в войну могло произойти всякое — Гертруда упаковала рукописи и отослала их за океан друзьям для сохранности.

Майорка была испанской территорией. Курс доллара котировался высоко, цены были вполне приемлемы; спокойный остров, единственные преступления на котором — продажа контрабанды, главным образом, табака. Развлечения — в основном, слухи, да поездка на бой быков. «Мы живем мирно» — сообщала Гертруда Ван Вехтену. Женщины нашли себе француженку-служанку, подыскали уютный домик в небольшой округе Террено. Досаждала лишь соседская гувернантка-немка: при каждой победе германского оружия она вывешивала флаг Германии. Гертруда и Элис отвечали при сообщениях об успехе союзных войск вывешиванием французского триколора.

В такой мирной атмосфере Гертруда смогла в полном покое заняться сочинительством. В письмах к Вехтену она писала: «Я много работаю…»; «Я создаю такую захватывающую литературу с такими привлекательными названиями… о, где тот человек, что будет регулярно меня печатать». Атмосфера Майорки настолько пришлась женщинам по вкусу, что они оставались там до весны 1916 года.

Проведенный год в спокойной обстановке, при практически полном отсутствии посетителей с их расспросами и сплетнями, способствовал сближению пары. Обе стороны объяснились в любви, решили забыть все прошлые увлечения и поклялись в верности друг другу. Токлас, по-видимому, была куда откровеннее Гертруды и рассказала о своих девичьих привязанностях. Например, в поэме Поднимая живот есть такая строчка: «Сегодня мы решили простить Нелли».

Анализируя позднее все написанное в 1914–1916 годах, критики пришли к однозначному мнению: вся проза (поэмы, как их определила Гертруда) того времени есть живое и чуть ли не документальное отражение взаимных чувств и переживаний пришедшей к полному согласию лесбийской пары.

Практически на Майорке обе женщины скрепили союз, союз мужа и жены. Обязанности были строго определены, о чем свидетельствует строчка из поэмы Любили ли тебя Нелли и Лилли: «Я — муж и очень, очень хороший, и у меня характер, который защищает меня как колпак, и следует понимать, что это соответствующим образом воспринимается моей женой, которую я полюбил на всю жизнь».

Гертруда обязалась обеспечивать финансовую стабильность («я собираюсь победить, я собираюсь преуспеть, я буду энергичной»), В зарисовке Водяная труба Гертруда вкладывает в уста Элис следующие слова: «Ты будешь мне приказывать, не так ли. Ты скажешь мне, что ты предпочитаешь <…>. Я вижу, что ты хочешь, ты нуждаешься в безотлагательном послушании. Я не буду задавать вопросов, и твое мельчайшее пожелание станет для меня законом».

Во всем, написанном Гертрудой в Майорке и легшем в основу сборника География и пьесы, легко[28] обнаружить эротические элементы, свидетельствующие о любви Гертруды к Элис.

Год на Пальма де Майорка может считаться ‘медовым годом’ пары.

После разрыва с братом Гертруде просто необходимо было доверяться кому-то, получать моральную поддержку. От брата проистекал негативизм, в своих творческих усилиях она ощущала себя как узник по отношению к тюремщику. В Элис она нашла человека, интересующегося каждым аспектом ее жизни — от помощи в выборе одежды до литературного совета и антрепренерства. С Элис Гертруда могла обсуждать литературные замыслы и давать выход мучившим ее проблемам. Элис была прекрасной слушательницей и, не забудем, образованной женщиной. Повседневные беседы с заинтересованным слушателем помогали Гертруде в ее писательских усилиях.

Некоторые стайноведы не без основания полагают, что начиная с 1908–1909 годов в произведениях Гертруды заметен второй голос. Этот второй голос корректирует повествование, предлагает совет и мнение. Однажды Элис подслушала разговор двух французских женщин, и ее поразила красота фразы «прежде чем увядает дружба, увядают цветы дружбы». Она поделилась услышанным с Гертрудой, и та использовала фразу в качестве названия одной из своих наиболее удачных поэм.

Случайно или нет, но с появлением Элис проза писательницы концентрируется на эротических взаимоотношениях между женщинами, и появляются Две женщины, Ада, Мисс Фэрр и мисс Скиин и т. п.

Влияние Элис на настроение Гертруды, несомненно, более важно, чем какая-либо иная сила в жизни Стайн. Присутствие Элис покончило с несчастливым прошлым, а сознательная податливость подруги позволила Стайн сотворить из нее жену, любовницу, сестру, музу, машинистку, секретаря, домохозяйку, кухарку, садовника и домработницу; ее любовь принесла Стайн уверенность в своих силах; ее юмор одобрял и утешал Стайн в период сомнений.

Вспоминает Вильям Роджерс:

На первый взгляд мисс Токлас, которую я впервые увидел в 1917 году и последний раз в 1947, немного сутуловатая, застенчивая, предпочитающая оставаться в тени… Короче, она производит впечатление не то чтобы труженицы, а бедного родственника, которого пригласили на свадебную церемонию, но не само праздничное веселье. Однако, немедленно после первого взгляда влияние ее ума, некоторой язвительности, невероятной жизненности ощущается безошибочно. И хотя вы рассчитываете посвятить все внимание мисс Стайн, вскоре вас вынуждают отвести существенную долю его мисс Токлас, даже против вашего желания.

Дисциплинированная Элис поняла, что на встречах и вечеринках ее место рядом с женами гостей, а задача — отвлекать их беседами, пока Гертруда ведет свой особый разговор, чаще всего с мужской половиной присутствующих.

По произведениям того времени, собранных в сборнике География и пьесы, можно восстановить всю цепь событий, начавшихся с приезда Элис во Францию и до той решающей ночи, когда Лео ушел: «… это было трогательно с его стороны. Я помню все о той ночи, все, после того как проснулась. Я помню, как думала, намереваемся ли мы быть серьезными».

Гертруда обрела почву под ногами.

* * *

21 февраля 1916 года началась кровопролитная битва под Верденом. Франция несла большие потери, но взять Верден немцам не удалось. Успех французских войск вдохновил и успокоил многих, в том числе и нового знакомого Вильяма Кука с женой. Кук вернулся в Париж и устроился работать таксистом. Чуть позже за ним последовала и Гертруда. В течение первых лет войны, она, как и все американцы во Франции, придерживались нейтралитета. Германия пыталась втянуть Мексику в войну, обещая помощь в отторжении от Америки ее южных штатов. Соединенные Штаты в войне не участвовали, хотя оказывали французам помощь, особенно по линии Красного Креста. После того, как немцы потопили семь американских торговых судов, Америка вступила в войну. В живущих во Франции американцах разыгралось чувство патриотизма, и многие из них записались добровольцами в различные организации.

Гертруда как-то увидела на улице грузовик, на котором было написано Американский фонд помощи раненым французам. Решение присоединиться к Фонду пришло импульсивно, несмотря на отсутствие машины, водительского опыта (и, самой собой, водительских прав). Вильям Кук и тут оказался кстати. Он смог научить Гертруду шоферскому искусству на приемлемом для любителя уровне. Осталось приобрести машину. Гертруда отписала двоюродным братьям в Америку, те собрали достаточную сумму денег. В начале 1917 года автомобиль, названный в честь матери Фреда Стайна, ‘Анти’ (Тетушка) прибыл. Видавший виды грузовичок потребовал дополнительного ремонта. Вскоре Гертруда, преодолев обычные для начинающего шофера проблемы, смогла сносно им управлять. Она приспособилась мелкие неполадки устранять сама, научилась менять свечи зажигания, но от помощи не отказывалась, когда возникала необходимость завести машину или поменять шину[29]. В таких услугах на дорогах ей никто не отказывал, она относила благожелательность незнакомцев на счет своего юмора и глубокого чувства демократичности. Решительность (в данном случае больше подходит слово беспечность) характеризовала ее стиль вождения: дорожные знаки для нее не существовали, карты — тоже (выбор принадлежал интуиции), пешеходные дорожки она могла использовать и для езды.

Со своей первой поездки (весной 1917 года) они взяли за правило подвозить любого встреченного на дороге солдата и придерживались этого правила до самого конца войны. И еще одну ношу взвалили на себя женщины — стать т. н. крестными матерями. Задача крестной матери состояла в том, чтобы регулярно писать раненому солдату и раз в десять дней отправлять ему посылку.

Первый пункт назначения от Фонда — Перпиньян, городок на Лазурном побережье Франции. На дорогу ушло несколько дней, ехать пришлось и в снежную метель и в холодные пронзительные дожди, но — удивительно! — нигде и ни разу они не пожаловались. Их разместили в небольшом отеле; туда же перевезли все ящики с медицинскими материалами. Токлас пришлось обращаться с большим набором разнообразных лекарств и перевязочных средств, соответственно их хранить и честно распределять между медицинскими учреждениями и офисами. «Вскоре не без трудностей я выучила все свои обязанности, — вспоминала Элис, — и стала профессиональным работником».

Фотографию обеих женщин на фоне их машины поместили на открытку и продавали в Соединенных Штатах для сбора пожертвований в Фонд.

С вступлением в войну США во Францию стали прибывать американские войска. Встречи с военными произвели незабываемое впечатление на Гертруду — родные американцы, от которых она была оторвана с 1904 года. Гертруда с жадностью выспрашивала у встреченных солдат, из какого они города и штата, что поделывали там, каков их возраст, какого они впечатления от Франции. И при необходимости подбрасывали их к месту назначения.

Женщины с энтузиазмом развозили по больницам медикаменты и другой медицинский груз, отсылали посылки солдатам и с неменьшим удовольствием переправляли в штаб-квартиру Фонда или в Америку полученные от солдат и администрации медицинских учреждений благодарственные письма. Врачи, зная о медицинском образовании Гертруды, настаивали на ее участии в различных процедурах, к чему она с университетских лет питала отвращение. Обычно она отказывалась под всякими предлогами, за исключением тех случаев, когда с поля боя привозили безвестных американских солдат. Тогда Гертруда считала своим долгом сделать все от нее зависящее — как на стадии операции, так и в постоперационном уходе. Приходилось, к сожалению, принимать участие и в похоронах. Гертруда, отмечается в Автобиографии, была одной из главных плакальщиц.

Они вернулись в Париж на короткое время и получили новое назначение — город Ним.

И опять длительный путь, со многими передрягами на дорогах, но обе женщины не теряли оптимизма.

В одном из отелей им встретился американский солдат, прикомандированный к отделению Скорой помощи. Он получил увольнительную на две недели и вознамерился осмотреть исторические места времен Римской империи. Следуя своему правилу, Гертруда, предварительно ‘проэкзаменовав’ юношу, пригласила его в совместные вылазки. Солдат Вильям Гарланд Роджерс охотно согласился. Поездки настолько сблизили женщин с Роджерсом, что они поддерживали с ним регулярную (с небольшим перерывом) переписку и дружбу до конца жизни. Роджерс и предполагать в то время не мог, что повторит практически тот же путь и в том же составе двадцать лет спустя. А став писателем, опишет впечатления об этой дружбе и поездке в нескольких книгах.

Похожая история приключилась и с другим солдатом, Сэмюэлем Барлоу, будущим журналистом и автором воспоминаний о пребывании в Перпиньяне. Там же, на Лазурном берегу, их застало объявление о перемирии. Токлас встретила его со слезами облегчения и радости. «Ты не имеешь права плакать, чтобы не омрачать чувства французов, чьих сыновей не будут больше убивать», — увещевала ее Гертруда.

Однако их благотворительная деятельность еще не окончилась. Руководство Фонда вспомнило о том, что обе женщины говорят по-немецки. Им тут же дали новое задание: отправиться в Эльзас. На самом деле, лишь Элис более-менее владела немецким языком, но неугомонная пара смело согласилась, правда, запасшись словарем.

Они заглянули на некоторое время в Париж, приобрели теплые вещи и в конце февраля/начале марта 1918 года, полные энтузиазма и сознания значимости своей деятельности, выехали в разоренный войной департамент Вогезы (Эльзас). На этот раз поездка превратилась в муку, грузовик разваливался на части и требовал постоянного ремонта. Добравшись до Мюлуза (Мульхаузен), они открыли централизованный пункт по оказанию помощи и раздаче одежды возвращавшимся жителям.

Пребывание в Мюлузе продлилось до конца мая 1919 года. И наступило, наконец, окончательное возвращение в Париж. «Париж, как и мы, стал гораздо печальнее», — подвела итог Элис военному периоду.

Квартира была изрядно разграблена, но от предъявления иска к немецким войскам они отказались. Их добровольческая деятельность была отмечена французским правительством — медалью Reconnaissance Fran?aise — буквально Признательность Франции (15 сентября 1920). Элис даже упомянула, что в ее грамоте, в отличие от Гертруды, к слову ‘деятельность’ было добавлено слово rel?che — безостановочная, беспрерывная.

Многочисленные встречи на дорогах и в городах, пережитые трудности, слова благодарности от солдат, простых жителей сел и городов, а также официальных лиц придали женщинам уверенности в своих силах, моральных и физических. На высоте оказались и их организаторские способности, особенно Элис. А вот сбережения в банке заметно пострадали — запасы ушли на волонтерскую работу, помощь солдатам и их семьям — банковский баланс был отрицательным.

В течение всей войны они старались обмениваться посланиями со своими друзьями — Вехтеном, Олдрич, Пикассо. В январе 1915 года с горечью узнали о болезни и смерти Евы Гуэль. Из письма Пикассо: «Моя бедняжка Ева умерла. <…> Хорошо бы свидеться с тобой, ведь мы были так долго разделены. Буду рад поговорить с таким другом, как ты». Первая мировая война на время разъединила обе стороны, но, тем не менее, письмами они обменивались регулярно, хотя иногда трудно было установить местопребывание адресата.

В мае 1917 года прогремел балет Парад композитора-модерниста Эрика Сати?, созданный «Русским балетом» Дягилева в сотрудничестве с Пикассо. Пикассо, работая над эскизами к балету в Италии, делился с Гертрудой: «У меня под началом 60 танцовщиц. Я отправляюсь в постель очень поздно. Я знаю всех римских женщин». На что Гертруда с хитрецой ответила, что не разобрала слово после цифры 60, прося пояснить. Вообще, вся переписка, а сохранилось около 250 писем и открыток, не оставляет никакого сомнения в поистине близких, чуть ли не родственных отношениях обеих женщин с Пикассо. Письмо Токлас от 26 февраля 1918 года: «Дорогой Пабло, посылаю варежки — первая пара предназначена тебе — они принесут удачу». В 1918 году Пикассо женился на Ольге Хохловой (Ольга стала его первой женой), и он пригласил Гертруду познакомиться с ней, извинившись, что задержался с сообщением об этой новости на несколько недель. Гертруда ответила: «Мой дорогой Пабло. Ну что ж… всему свой черед, как и воспоминаниям нашей молодости; но таково состояние дел, и мы вскоре встретимся, по крайней мере, после Рождества».

Все члены семьи Стайн перенесли войну относительно спокойно, без потерь. Лео перебрался в Америку, оставив Нину Озиас одну. Письма с признаниями в любви она получала регулярно, но Лео не стеснялся упоминать о своих любовных приключениях. Майкл не уезжал их страны, проживал недалеко от Парижа, чтобы иметь возможность наблюдать за домашним имуществом (картинами, в первую очередь) и вести банковские дела. В отсутствие сестры он на коротко время заглянул на улицу Флерюс и позаботился о судьбе оставленных там картин. Некоторые из них были упакованы и перенесены в безопасное место, некоторые сняты со стен и размещены на полу (прислоненными к стене).

Началось мирное время.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.