Глава IX Пасека

Глава IX

Пасека

Г де-то после 23 ноября выпало немного снега. Это облегчило выслеживание диких кабанов, но Липскому и мне не везло. Кроме этих диких кабанов, говорят, выше в горах водились горные козлы, но я ни разу не видел ни одного. Были также стаи почти ручных больших куропаток.

6 декабря, когда мы обедали, мы были напуганы продолжительным лаем собак. Я вышел и увидел в полумиле отсюда несколько собак, лающих на что-то в кустах. Я побежал назад за своей винтовкой и столкнулся в дверях домика с Липским, выбегающим с винтовкой. Он сообщил, что Ишан сказал ему — несколько собак загнали кабана. Мы бросились бежать прямо по глубокому снегу и вскоре наткнулись на четырех собак, окруживших громадного кабана. Мы подбежали и затем увидели мужчину ярдов в десяти от борова, который целился в него. Я подумал, исходя из правил спортивного этикета, что это не моя добыча, поэтому я остановился и подождал. Со стороны охотника раздался звук выстрела, как от игрушечного пистолета, осечка. Он выстрелил снова с тем же результатом. Кабан, между тем, решил сменить свое местоположение и побежал ко мне с четырьмя лающими собаками, преследующими его по пятам. Пара выстрелов уложила его. Мужчина подошел к нам, оказалось, что это был какой-то однорукий человек, русский. Он пришел со своими собаками, чтобы попытаться добыть кабана на мясо и на продажу. Он сделал семь выстрелов по нему, но оказалось, что все его боеприпасы негодны. Он был очень рад, что я убил кабана, и мы решили поделить его пополам, чтобы каждый мог взять себе половину. Это был громадный боров, по индийским охотничьим стандартам, имевший в плечах размер тридцать девять дюймов. Мы с огромным трудом тащили тяжелого зверя по глубокому снегу, пока не подоспел один из таджиков с лошадью. Будучи мусульманином, он не хотел дотрагиваться до нечистого животного, но взялся за конец веревки, с помощью которой мы успешно втащили тушу кабана в домик. Когда наш однорукий друг услышал, что я являюсь мастером по изготовлению сосисок, он не стал принимать участия в дальнейших действиях за исключением замечания, что это очень редкое везение — найти такого профессионала в столь уединенном уголке, и мне пришлось дальше одному заниматься свежеванием кабана. Конечно, это было крайне неожиданное неудобство — быть обладателем паспорта повара в такой холодный день! Через несколько дней мы послали этому охотнику половину его туши кабана, и, благодаря установившимся холодам, наша доля мяса оставалась у нас еще более месяца.

Безрукий в русском языке означает человека без руки, и этим прозвищем мы в дальнейшем называли между собой нашего приятеля охотника. Никто не спросил его настоящего имени, но, конечно, мы не называли его этим прозвищем в эти дни. Он провел ночь с нами, а на следующий день мы пошли снова с ним и его собаками на охоту, но нам не повезло.

Случалось, что отдельные группы русских охотников навещали нас в разное время, и бывало так, что они проводили ночь у нас, но только один раз мы успешно подстрелили кабана. Эти русские охотники очень грубо обращались со своими собаками. Их оставили на ночь на холодной веранде и дали им очень мало еды. Каждый раз, когда одна его собака пыталась забраться в тепло в домик, наш приятель охотник выгонял ее назад с сердитым криком. Собаки были так голодны, что они отъели часть туши кабана, убитого нами, которую мы спустя некоторое время вытащили из домика наружу на веревках.

Связь с Тредуэлом и моими друзьями в Ташкенте оказалась очень плохой и неустойчивой, и поэтому я решил вернуться назад в Ташкент и попытаться добраться к Иргашу из города.

Однако ничего нельзя было предпринимать до возвращения моих посыльных, которые должны были вернуться 18 ноября. Но на самом деле и Марков, и Иван не возвращались до 7 декабря. Эта задержка очень раздражала меня. Я очень хотел пробраться к Иргашу, как было задумано. Задержка в девятнадцать дней объяснялась тем, что Марков отправился назад к нам 23-го ноября, но по пути встретил Ивана и вернулся с ним, чтобы «еще погонять самовар», как я думаю. Затем он отправился в дорогу снова, но был остановлен по пути красногвардейцами, отобравшими у него все его вещи, включая мою фотокамеру, которую он вез мне из Ташкента, и пистолет, который я ему одолжил.

Но он сказал красногвардейцам, что он сам командир красной милиции, и красногвардейцы вернули ему назад все вещи.

Я был очень рад получить назад свои вещи и узнать новости о событиях в мире. Тредуэл писал, что война закончилась около месяца назад, и что в Германии произошла революция. Позднее до нас дошли неточные сведения об условиях мирных соглашений.

Константинополь, Смирна и Дарданеллы должны были отойти Греции. Италия должна была получить Сирию и Армению. Южная Африка должна была получить все владения Германии в Восточной Африке.

Острова, принадлежавшие Германии в Тихом океане, должны были быть разделены между Японией, Австралией и Новой Зеландией. Мы должны были получить Аравию, Месопотамию, Палестину, Западную Африку, Кавказ и, более того, Туркестан!

Позднее дошли поправки, что Туркестан переходит Великобритании только на двадцать пять лет, как гарантия займа, предоставленного России. Сообщалось о революционном подъеме в Голландии, Бельгии, Швейцарии, Дании и Швеции. Бывшие военнопленные в Ташкенте образовали революционный совет.

Я решил вернуться в Ташкент как можно скорее, как только будет подготовлено надежное укрытие. Я не мог добраться к Иргашу через горы здесь, а мои связные с Ташкентом и другими местами были такими медлительными и ненадежными, что невозможно было осуществлять любые активные действия из того места, где я находился. Однако мне приходилось сидеть и ждать здесь в горах, пока не будут сделаны все нужные приготовления. Весь следующий день я провел, расшифровывая сообщения Тредуэла, а затем случилось событие, которое перечеркнуло разом все наши планы.

Марков и Иван очень хотели добыть еще одного кабана. Мяса было очень мало, а у них у обоих были семьи, которые надо было кормить. Глубокий снег облегчил поиск следов и выслеживание кабанов, поэтому 9 декабря мы вышли втроем на охоту. Мы прошли несколько миль вверх по долине Коксу, а затем поднялись на крутой склон, на котором, как нам сказали, было множество кабанов. Мы карабкались вверх по снегу, распугивая сотни куропаток, которые слетали вниз. Некоторое время спустя из зарослей ивняка над нами выпорхнула куропатка, тем самым указывая, на присутствие там какого-то дикого животного, и через некоторое время из этих кустов вышел большой кабан, посмотрел на нас и пошел в нашу сторону. Мы стояли на крутом снежном склоне, и поэтому не могли стрелять, а уже через один или два ярда из-за рельефа окружающей местности мы могли видеть только спину кабана. Мы пересекли снежный склон и обнаружили его следы. На мне была пара местных ботинок, называемых местными жителями чукаи.

Чукаи на самом деле представляют собой сделанные из грубой кожи мешки или носки. Вместо носков на ноги вы наматываете специальным образом маленькую повязку. Затем вы одеваете свои чукаи, кладя в подошву немного сена. Чукаи необходимо каждый день хорошенько промазывать жиром, и это было моей ежевечерней обязанностью, когда мы вечером возвращались домой. Чукаи были самой теплой обувью, какую только можно было придумать, но имели, как я обнаружил, огромное неудобство тем, что не имели задника или подошвы, чтобы цепляться за крутые снежные склоны.

Я пересекал крутой склон довольно твердого снега с винтовкой на перевязи, когда я поскользнулся. Снежный склон длиной около двух тысяч футов заканчивался внизу в долине, где были скалы и кусты. В нескольких футах ниже меня был островок в снегу, покрытый кустами, а приблизительно в двухстах футах ниже и левее меня из снега выступали скалы. Я не смог удержаться, а так как промчался через островок с кустами с ужасной скоростью, то, схватившись за кусты, я только ободрал кожу на руках, но не остановил свое падение. Я ожидал, что через несколько секунд падения ударюсь о скалы, и инстинктивно попытался уклониться от них. Хотя я понимал, что это может привести к еще более ужасному столкновению внизу. После того как я проскользил пару сотен метров, я, должно быть, попал на участок более мягкого снега. Я продолжал попытки остановиться и избежать столкновения с ближайшими скалами, когда поверхность снега надломилась. Я полетел кубарем и провалился глубоко в снег, при этом каким-то образом повредив обе свои коленки. Кожаный ремень моей винтовки отцепился сам собой, и винтовка лежала в снегу в десяти ярдах выше меня. Марков и Иван не видели этого, хотя я пронесся со свистом мимо того места, где они искали следы кабана. Я позвал их, и они подошли ко мне. Одна моя коленка сильно болела, а другая была сильно ушиблена. Мы находились очень далеко от дома, и перед нами лежала весьма труднопроходимая местность. Мы решили, что нам надо спуститься по снежному склону вниз в долину Коксу, где была небольшая тропа, ведущая прямиком назад к нашему домику, хотя и кружным путем. Марков направился сразу назад к нашему домику, находящемуся от нас за шесть верст, за лошадью. К счастью, группа таджиков-кладокопателей все еще была там. Иван помогал мне с моей больной ногой спускаться вниз по снежному склону, а я цеплялся другой ногой, чтобы опять ненароком не поскользнуться. После часа малоприятного спуска, в течение которого я промок и продрог, мы спустились вниз в долину. Здесь уже Иван не мог больше меня тащить, поэтому он срубил две рогатины, которые мы обмотали одеждой и попытались использовать их как костыли, но я действительно не чувствовал ноги. Но, даже несмотря и на это, на грубых камнях и подлесье просто невозможно было использовать костыли. В конце концов, он понес меня, часто останавливаясь для отдыха, пока мы не достигли тропы. Здесь не было снега, но мы совершенно замерзли, и Иван собрал немного хвороста, и мы развели костер, надеясь, что Марков вернется вскоре с лошадью. Через несколько часов пришли Марков и один незнакомый охотник из села Никольского, они сказали, что вскоре Ишан приведет лошадь. Он вскоре прибыл, как и было обещано, и меня погрузили на лошадь. Склон горы был от меня справа — со стороны моей больной ноги, а тропа была такая узкая, что нога цеплялась за кусты, и каждый раз я испытывал мучительную боль в коленке. Стало особенно трудно и неприятно, когда стемнело. На следующий день пришел сартовский врач, старик с длинной седой бородой. Он объяснил, что у меня вывихнута коленка, и ее нужно вправить. Он сказал, что это очень болезненно, и я поверил ему. Вся коленка ужасным образом опухла, и врач сказал, что там скопилась вода, и что он уберет воду с помощью соли, которая «враг воды». Он сделал пасту из соли и яиц, которые к счастью нам удалось достать у таджиков. Затем после короткой молитвы он схватил мою коленку, потянул ее, а затем надавил назад. Я никогда не испытывал такой дикой боли. Затем он наложил вокруг моего колена шину из деревянных лубков и наложил на нее мазь из соли и яиц, и мы все это забинтовали. Я заплатил ему семьдесят пять рублей. Я был бы рад заплатить ему и больше, но этого нельзя было сделать, учитывая ту роль, которую я играл, чтобы не показывать, что у меня есть достаточно денег, или что я небрежен с ними. Я спросил доктора, что он еще может посоветовать мне, чтобы облегчить боль, и он мне предложил только пить кумыс, который нам удалось достать у наших таджикских друзей, но я не думаю, что это возымело какой-то эффект. У меня было несколько бессонных ночей, но, в конце концов, я умудрился достать немного опия, который позволил мне спать.

Это происшествие перевернуло все наши планы. В первую очередь должны были быть пересмотрены наши приготовления к обороне от маленькой группы врагов, которая могла бы попытаться захватить нас в домике, и отход к нашей пещере. Мои компаньоны унесли винтовки со всеми боеприпасами и спрятали их. Если бы их нашли, нас всех расстреляли бы сразу же без всяких вопросов, а если мы будем безоружны, то сохранялась возможность выдать себя за тех, кем мы пытались из себя изобразить, мирно живя в этом домике. Таким образом, для моих товарищей риск быть захваченным сильно возрастал, так как я был полностью беспомощен.

Мы пробыли в домике уже больше месяца, и нас видело достаточно много людей. Во-первых, неизвестный, которого обнаружил Марков, когда искал свою лошадь, затем Безрукий, с которым мы застрелили кабана. Потом эта группа охотников из Никольского, таджики, да и еще один или два человека. Этого было вполне достаточно, чтобы какие-то новости подозрительного характера достигли властей. До нас даже дошли слухи, что лесник, коммунист из Бричмуллы, сообщил кому-то, что мы подозрительные люди. По всем этим причинам я хотел немедленно вернуться в Ташкент. Однако ничего нельзя было поделать до тех пор, пока я не поправлюсь.

13 декабря я все еще лежал, да к тому же еще и простудился, когда прибыл человек, которого звали Лукашов. Он доставлял мои секретные письма для Этертона в Кашгар. Когда он возвращался, он проезжал через территорию, контролируемую Иргашем, который задержал его на две недели. Я был очень расстроен сообщениями, которые я получил. В них не было ничего важного и не было ответа на вопросы, которые я задавал, так же как и не было инструкций и информации, касающихся нашей политики и намерений. Лукашов также привез упаковку дорогих американских сигарет, что было в то время роскошью, так как до этого у нас были только русские сигареты. Лукашов, хотя и был очень храбрым человеком, сильно опасался, и мы думали, что для него небезопасно оставаться у нас больше чем на одну ночь. Во время моего ареста я приготовил несколько сообщений. Они оставались у Тредуэлла, который не мог принять надежного посыльного. Я сказал Лукашову, что за время, пока я был свободен во время простуды, я написал еще несколько донесений, которые я пошлю с ним в Ташкент. Он так же должен был взять донесения, которые были у Тредуэла, и доставить их в британскую миссию на Закаспийском фронте.

13 декабря также вернулись Марков и Иван с охоты на кабанов, подстрелив четверых. Это сделало ситуацию с мясом удовлетворительной. В свое довольно бесцельное путешествие Марков отправился 15-го, не дождавшись моих писем, так как он собирался возвращаться на следующий день. 15-го ночью выпал глубокий снег, и Марков прислал сообщение, что он болен и не может приехать. Все это сильно раздражало, а так как Лукашов должен был уехать, как только представится удобный случай, то я боялся, что он уедет, не захватив мои последние сообщения. Трудности такого рода вызывали у меня сильное желание вернуться в Ташкент, где бы я мог контролировать подобные ситуации.

Лукашов вместе с двумя товарищами, в конце концов, был призван в Красную армию и был послан на Закаспийский фронт. Вместо того чтобы ограничиться работой по передаче моих сообщений, которую он должен был делать, он всецело занялся своей собственной — он взял несколько антибольшевистских пафлетов, которые он секретно напечатал, предназначенных для солдат Красной армии. До революции Лукашов был станционным мастером и умел обращаться с телеграфом. Каким-то образом он получил доступ к телеграфному аппарату на станции Караул Куйю, находившейся за линией большевистских пикетов, и послал телеграмму на фронт о том, что появились британские силы и собираются занять место, где он находится, и армия должна немедленно отступить. В большевистской штаб-квартире, должно быть, догадались, что это все маловероятно. Так или иначе, но вместо того, чтобы отступать, они послали сообщение в ближайшую воинскую часть с приказом выяснить, в чем дело, и Лукашов был арестован. У него были найдены памфлеты, и он тут же был расстрелян. Он был очень храбрым человеком, но сделал бы гораздо больше для своего дела, если бы просто продолжал делать то, о чем его просили. Тредуэл дал Лукашову небольшую записку, чтобы помочь ему перейти линию соприкосновения с британскими войсками. Позже, в марте, два человека Цветков и Агапов (ни одного из которых ни Тредуэлл, ни я вообще не знали) пытались заниматься контрреволюционной деятельностью. Во время этой попытки, о которой во всех деталях сообщалось в газетах, было установлено, что был обнаружен британский паспорт на имя Лукашова. Ничего такого у него, конечно, никогда не было, но, возможно, записка Тредуэла была интерпретирована властями как разновидность такого паспорта. Позднее у меня появилась возможность получить доступ к досье Лукашова и посмотреть список найденных у него вещей, когда он был расстрелян. В списке была книга, в которой было замаскировано мое сообщение. Я также знал, что у него было найдено шифрованное сообщение, как предполагалось, на английском языке. Оно, конечно, было не мое. Сообщение послали в Москву, чтобы дешифровать, но эксперты там ничего не смогли с ним сделать.

Группа охотников из Никольского, которая была у нас несколько дней, Липский и Марков, все уехали вместе с Лукашовым, оставив Гарибальди и меня одних. Оставался только Ишан в соседнем домике. Гарибальди выполнял всю тяжелую работу, ухаживая за мной, заготавливая дрова, убирая и приводя в порядок нашу маленькую квартиру. Он был уже немолодой человек. Позже мы попросили Ишана заготавливать для нас дрова за плату.

Наша долина была очень хорошо укрыта. Я думаю, она была расположена на высоте около четырех тысяч футов над уровнем моря. Однажды утром термометр на веранде показал сорок градусов, но в восемь утра температура была обычно уже значительно выше, но всегда ниже нуля. Я обнаружил, что в селениях, расположенных на пятнадцать сот футов ниже, было на самом деле холоднее, так как они были более открытыми и доступными ветрам.

На Рождество прибыло еще четверо охотников, на этот раз из Троицкого, чтобы поохотиться на кабанов, но после пары неудачных дней они вернулись. Эти визиты раздражали Гарибальди необычайно. Как предполагалось по легенде, он был дедушкой жены Маркова. Ее семья принадлежала к толстовцам — последователям Толстого. Они вели очень непритязательную жизнь и даже не позволяли себе пить чай. Гарибальди счел, что ему весьма тяжело играть эту роль для проформы.

После приблизительно двухнедельного пребывания в постели я встал и с помощью импровизированных костылей вышел на веранду, где я помог моему товарищу пилить дрова.

Приблизительно в это время до Бричмуллы добралась всемирная эпидемия гриппа. Мы слышали, что появилась какая-то таинственная болезнь, сметающая государственные границы и приносящая многочисленные жертвы. Но мы не имели понятия, что это за болезнь и что она получила такое широкое распространение.

Однажды мы услышали, что в Ходжикенте и в Бричмулле прошли обыски и реквизиции, а также узнали о словах лесника, сказавшего большевикам, что в нашем домике есть большое количество меда, а люди, живущие там, — беглецы. Все это заставляло нас задуматься об уходе отсюда. Но это было невозможным для меня. Все вокруг было покрыто четырехфутовым слоем снега, и, без сомнения, я со своей больной ногой не мог его преодолеть. Ишан сказал нам, что еще один сильный снегопад сделает непроходимыми дороги между нами и всем остальным миром до марта. Поэтому мы запаслись для нас продовольствием на оставшиеся два месяца. Наша замороженная свинина оставалась в прекрасном состоянии. Мы прекрасно провели время 5 января 1919 года, и я уже думал, что смогу выйти, но следующие два дня шел сильный снег. Затем неожиданно вернулся Липский. Он присоединился к группе охотников в соседней долине, которая подстрелила двенадцать кабанов. Русские гнали кабанов по направлению к местным жителям, которые и подстрелили их.

У подножья гор в долине Коксу был мост, до которого, как сказал нам Липский, могут пройти лошади, а Ишан пообещал отнести меня к этому месту, расположенному приблизительно в трех верстах от нашего домика. Нам не хотелось проезжать через Бричмуллу при полном дневном освещении, так как нам не сулило ничего хорошего, если наш проход заметит лесник-коммунист и поймет, что мы из домика ушли. В любом случае будет лучше, если он будет думать, что мы по-прежнему остаемся на пасеке, во всяком случае, хотя бы в течение нескольких дней. Как раз когда мы уже отправлялись, у Гарибальди случилась совершенно ненужная ссора с Ишаном, который из-за этого отказался наотрез нам помогать. Однако небольшой тактичный подарок вернул его расположение, и в час дня, укутанный как можно теплее, я взгромоздился на его спину, и мы стали спускаться к подножью горы.

Ишану было очень трудно нести меня по глубокому снегу, и, в конце концов, мы оба, и он, и я сильно замерзли, когда добрались до моста. Лошадей там не оказалось, но Липский сам был там, и он взялся нести меня так же, как это сделал раньше Ишан. Около шести вечера мы достигли Бричмуллы. В четырех верстах за Бричмуллой лежала деревушки Юсупхана с ее метеостанцией. Я надеялся ночь провести там, но, не имея лошади, да еще в такой поздний час добраться туда было невозможно. Поэтому мы спали в комнате, в которой останавливалась группа охотников Липского. Марков, возвращавшийся назад к нам в домик, тоже неожиданно вернулся и провел ночь с нами. Мы попытались выйти в дорогу до рассвета, но, как обычно, нам это не удалось. Отговоркой послужил сильный ветер, который за день до этого намел на дороге глубокие наносы снега, непроходимые для нас до тех пор, пока они не будут разбиты интенсивным движением. Поэтому я все утро провел в нетерпении за чаем, как обычно, думая, что истинной причиной нашей задержки был самовар. Липский и я выехали приблизительно в середине дня при сильном порывистом холодном ветре. Мне привезли из Ташкента черный кожаный полушубок, какой все русские надевают зимой. Австрийская военная форма была недостаточно теплой для зимних холодов в Туркестанских горах.

Через два часа трудного пути по снегу, во время которого я боялся упасть и снова повредить ногу, мы достигли Юсупханы. Здесь мы узнали, что человек, который должен был взять меня в своих санях в Ташкент, только что уехал без меня. Я очень расстроился, так как очень сильно желал попасть в Ташкент как можно скорее. Не упусти я этого человека, или не случись неприятности с моей ногой, заставившей меня задержаться так надолго в горах, я бы оказался в Ташкенте во время Осиповского мятежа, который произошел как раз в этот момент. И я бы мог каким-то образом заболеть гриппом или я бы мог в равной степени оказаться расстрелянным, как Клеберг или четыре тысячи других репрессированных после Осиповского мятежа. Я узнал, что метеостанцией в Юсупхане заведовал бывший автро-венгерский военнопленный по фамилии Мерц. Он был чехом. Здесь на метеостанции также прятался Эдвардс. Он находился здесь почти с того момента, как он спрятался от ареста. Его жена пряталась в Ташкенте.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.