ЭПИЛОГ

ЭПИЛОГ

Когда отпуск подходил к концу, мне пришлось снова лечь в госпиталь. Стала постоянно болеть голова, нарушился сон, заболела правая верхняя часть груди под раненым плечом. Я пролежал около месяца. Меня выписали с ограничением II степени по состоянию здоровья и направили в запасной офицерский полк, стоявший под Москвой. В августе я был уволен в запас в связи с инвалидностью, полученной на фронте. Мне исполнилось двадцать четыре года. В пенсионной книжке стаж службы в армии был указан равным десяти годам: четыре года, проведенные на фронте, составили восемь лет. Как все демобилизуемые, я получил выходное пособие – около 5000 рублей. Государственные облигации сдал в фонд обороны, уходя из армии.

В Москве на Савеловском вокзале я увидел Суханова, комиссара моего дивизиона в 108-м ГАП. Он узнал меня. За пять минут, которые оставались у него до посадки в поезд, он коротко рассказал о боевом пути полка. За бои под Калинином и на Волге их всех наградили медалями "За оборону Москвы". Он записал мой адрес, сказав, что мне тоже положена медаль. Через месяц мне ее вручили в военкомате. Это была первая награда, которую получил уже после войны. Вторую получил позднее, когда уже ходил в штатском. Мне прислали орден Отечественной войны II степени. Награжден я был за бои под Ригой.

Еще в Иванове я узнал, что в Монине, под Москвой, живет Таня Чебаевская. Почему-то меня потянуло навестить ее. Приехав туда к вечеру, сначала зашел в привокзальный буфет и выпил полстакана водки. Не знаю, зачем я это сделал: предстоящая встреча меня совершенно не волновала, а водку даже на войне почти не пил, отдавал Мартынову. Таня была одна, муж ушел на ночное дежурство. Она угостила меня чаем. Мы вспомнили своих школьных товарищей. Володя Шерстунов не вернулся, ему было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Вася Москвичев был в плену, бежал, снова воевал, получил медаль "За отвагу". Саша Бекенев погиб. Наш классный руководитель Василий Александрович Немиров, которого мы все очень любили, тоже погиб.

Вернулись Вова Паршин и я. Об остальных мы еще ничего не знали.

Таня очень изменилась – повзрослела. Когда я спросил, какой институт она окончила, то, грустно усмехнувшись, она сняла с этажерки толстую книгу и дала ее мне. На титульном листе была надпись: "Самой способной и самой ленивой студентке". Ниже стояла подпись профессора, написавшего книгу. Таня рассказала, что через год после отъезда из Иванова она поступила в Московский энергетический институт на II курс. Сначала все ей казалось очень простым, и она, как всегда, не занималась. Но так продолжалось до экзаменов. На них она провалилась и ушла из института. Разговор наш не клеился. Я был готов слышать что угодно, но не это. В добавление ко всему заболела голова, как это часто случалось последнее время. Я сказал об этом Тане. Она приготовила мне постель на диване и, пожелав мне спокойной ночи, ушла в другую комнату. Воспоминания о наших одноклассниках, необычность встречи с Таней, с далеким школьным образом которой так много было связано, взбудоражили меня и всю ночь не давали покоя. Голова от полубессонной ночи еще больше отяжелела. Боль становилась нестерпимой. Утром я не стал завтракать, сказал, что спешу. Еще ночью решил, что попрощаюсь с Таней – ведь вчера был последний день моей службы в армии.

И сейчас, уходя, отстегнул измятые, видавшие виды полевые погоны, снял их со своей гимнастерки и протянул Тане:

– Прощай!

Она взяла их и с болью в голосе спросила:

– Что ты собираешься делать дальше?

– Возвращаюсь к родным, их нельзя оставить одних. А что потом – не знаю…

– Счастливо, Боря!

Она крепко пожала мне руку, смотря прямо на меня широко открытыми глазами, сразу став похожей на ту Таню, к которой я заходил шесть лет назад вместе с Васей Москвичевым.

…Возвратившись в Иваново, стал думать, что мне – инвалиду II группы, делать дальше. Мечта об институте затерялась среди сражений и дорог войны. Я, как и многие мои сверстники, вернувшись с "полей смерти", считал, что дорога в институт закрыта. Из головы все выбито и вымолочено снарядами и пулями, нервы не в порядке, ничего не выйдет. Решил, что буду работать военруком в школе. А отец думал иначе. Ему очень хотелось,- мне он сказал об этом,- чтобы я поступил в энергоинститут, где учился Лева. Я понял: для отца будет нестерпимо больно, если не решусь идти по стопам Левы, и подал заявление в Ивановский энергетический институт имени В.И.Ленина на электромеханический факультет. Через несколько дней пришло извещение о зачислении. Я снова стал студентом! Мама перешила мне Левин костюм. Когда я облачился в него, непривычная гражданская одежда показалась настоящим балахоном. Первый день занятий стал праздником не столько для меня, сколько для отца и матери. Я вышел из дому, и отец, открыв окно, помахал мне рукой, хотел что-то сказать, но только улыбнулся. В первые же дни учебы стало ясно, что мои опасения не были напрасными. Я почти ничего не понимал на лекциях, особенно по математике, физике, химии – моим любимым в школе предметам. Часто, сидя дома за столом и читая в который раз учебник, я, разозлившись на свою неспособность запомнить прочитанное и тяжелую боль в голове, бросал ни в чем не повинную книгу в угол. Потом брал ее снова и читал текст еще и еще раз. Настойчивость, привитая армией, внимание к фронтовикам в институте помогли. Начал втягиваться в учебу. Боли в голове стали понемногу проходить. Со второго курса, как отличнику учебы и активному общественнику, мне назначили повышенную стипендию имени М.И.Калинина. Тепло родного дома, учеба, появившаяся семья, заслонили собой ужасы войны, влили в меня новые силы, постепенно возвратили меня к той жизни, которая была нарушена войной…

30 лет спустя после моего ранения под Житковичами я получил приглашение от райкома партии и райисполкома поехать туда. В моей памяти, связанной с военными событиями, сохранились неясные картины маленького белорусского местечка – несколько пыльных улиц, разрушенные дома… Когда я приехал в Житковичи, перед моими глазами одна за другой прошли оживленные, озелененные и чистые, с асфальтным покрытием, улицы. Перед зданием райкома – большая площадь с памятником В.И.Ленину. Радушие и гостеприимство, с которыми меня встретили, были беспримерными. Они проявлялись ежечасно, ежеминутно и повсеместно. В воскресенье утром все население города от глубоких стариков до грудных детей было на площади.

Руководители города, бывшие партизаны, приехавшие на праздник ветераны, прошли к памятнику Вечной славы, возложили к его подножию венки и стали двумя шеренгами по обе стороны от него.

Праздничная демонстрация началась. Когда первые ряды демонстрантов стали приближаться к нам, заиграла музыка.

На трибуну поднялся парень:

Вспомним

всех поименно,

вместе с горем своим.

Это надо

не мертвым,

это надо живым!

Его громкий голос, усиленный громкоговорителями, разнесся по площади, по всем Житковичам и полетел дальше…

Он начал читать список воинов и партизан, погибших на территории района в годы Великой Отечественной войны. После первых прочитанных фамилий демонстранты склонили знамена, обнажили головы и под траурный марш пошли мимо памятника.

Читались фамилии, я потерял им счет, демонстранты шли и шли. И парень продолжал, не переставая:

– Рядовой… лейтенант… старшина… партизан…

Когда парень начал читать список, я решил, что он ограничится теми фамилиями, которые были высечены на мраморных плитах у памятника. Их было около двадцати. Но в списке только на букву "а" оказалось более двадцати фамилий. Мысли мои перемежались со словами парня и перебивались траурной музыкой.

– Рядовой…

Здесь, в Белоруссии, никто не забыт, ничто не забыто.

– Рядовой…

Моя фамилия могла бы быть в списке тоже.

Поймет ли Коля[23] то, что видит? – Рядовой…

Левушка тоже не дошел до Победы.

Память о них будет вечной! Демонстранты проходят, опуская перед памятником знамена к земле, хранящей прах погибших. Склоняются головы. Снимаются шапки. Матери обнажают головы младенцам. Траурная музыка сжимает сердце. У ветерана, стоящего рядом, текут слезы, падая на боевые ордена… Волнующие, хватающие за душу, незабываемые минуты! Демонстранты собрались на стадионе громадной буквой П. Замыкала ее трибуна, на которую поднялись руководители района. Ветеранов провели в центр образовавшегося четырехугольника. Секретарь райкома представил каждого. Девушки надели им на грудь почетные красные ленты. Под торжественную маршевую музыку и аплодисменты присутствующих мы обошли стороны людского четырехугольника и поднялись на трибуну. Шли кто как мог – кто с палкой, кто опираясь друг на друга. Громко бились сердца, поднимались головы: эти торжественные и незабываемые минуты были самой высокой наградой, которую может получить человек в своей жизни,- они выражали любовь и признание народа!

…Тем же летом, когда был в Житковичах, я возвращался в Киев через Винницу на автомашине. За Винницей, увидев большой кемпинг, решил остановиться. Но кемпинг был весь забит иностранными туристами. Пришлось обогнуть его, чтобы расположиться где-нибудь сзади. За кемпингом начался редкий дубовый лес, чередовавшийся с небольшими полянами. Он скоро кончился, и перед нами открылось большое поле с одинокими деревьями, сплошь покрытое колючими, с желтыми цветами зарослями. Такого дикого разгула этого растения, презрительно называемого в народе чертополохом, я никогда не видел. Необычную картину дополняли видневшиеся то тут то там, разбросанные безжалостным взрывом остатки железобетонных конструкций, похожие на каких-то доисторических чудовищ со страшными клыкастыми мордами в виде бетонных глыб с торчащей из них искореженной железной арматурой. Картину завершали одиноко стоящие, покалеченные, умирающие старые деревья, похожие на плохо ободранные огромные колья, вбитые в землю каким-то фантастическим гигантом. Мимо нас проходила девочка, я спросил ее, что здесь было. Она не знала. А я начал догадываться. Здесь находилась ставка Гитлера – последнее волчье логово главного фашистского зверя. Искалеченная, перемешанная с бетонным щебнем земля теперь по-своему отомстила фашистам: над бывшим волчьим логовом, как символ презрения и забвения, вырос чертополох, словно выражая отношение природы к германскому фашизму. Поучительная картина! Особенно для тех, которые еще ждут чего-то на Западе и, глядишь, будут проезжать через этот кемпинг, путешествуя по нашей гостеприимной земле! А что стало с однополчанами?

Саша Ипполитов окончил институт, его здоровье поправилось, он вернулся в армию, из сержанта стал полковником, работал в Генеральном штабе Советской Армии, живет в Москве, Николай Мартынов вернулся в Ликино, на свой завод. Владимир Сармакешев стал главным врачом санатория "Металлург" сочинского курорта, почетный гражданин города Сочи, заслуженный врач РСФСР. Николай Портяной сменил военную специальность связиста на гражданскую, проектирует в одном из конструкторских бюро Риги. Бывший лихой разведчик Егор Черноголовый работает в Харьковском политехническом институте лаборантом, Юля Сарычева – в одной из московских больниц. Константин Лосев – преподаватель военной академии в Ленинграде, полковник. Иван Новиков стал метеорологом, работает в далекой Туве.

Трудно начиналась послевоенная жизнь у Геннадия Беляева. После госпиталя он заболел ревматизмом, долго лечился на курортах. В Москве, где он стал жить, случайно встретился с Ипполитовым. Бывший сержант, окончивший к этому времени институт, убедил своего бывшего командира в необходимости учиться. Беляев кончил институт, стал работать в Моссовете, женился, вырастил прекрасную дочь. В апреле 1979 года однополчане вновь расстались с ним – теперь уже навсегда… Много трудился Алексей Михайлович Саксин – главный конструктор по проектированию металлорежущих станков, к его военным орденам добавился орден Трудового Красного Знамени. Константин Андреевич Абайханов – директор Ташкентского универмага. Николай Борисович Ивушкин защитил диссертацию, теперь он кандидат исторических наук. Написал две прекрасные книги о боевом пути стрелковых полков дивизии: "За все в ответе" и "Место твое впереди". Петр Николаевич Кудинов из артиллериста стал политработником. Он всегда был душою коллектива, где находился, а это и есть главное качество политработника. Вернулся к журналистике – своему давнему призванию. Тоже написал отличные книги: "Гаубицы ведут огонь", "Огненным мечом" о боевом пути нашего артиллерийского полка, полон творческих замыслов на будущее. Александр Данилович Новиков демобилизовался в звании полковника, живет в Минске, "командует" водным транспортом республики.

Для того, чтобы разыскать однополчан по 108-му ПАП, я решил написать в Краеведческий музей города Калинина. Ответ пришел неутешительный – о 108-м ПАП никто ничего не знал. И все-таки письмо сыграло свою роль!

Оно попало в руки Парахонскому! Он приехал в Калинин погостить у старшего сына, тоже отправился в музей и рассказал там об участии 108-го ПАП в боях за город, о разгроме аэродрома и боях зимой 1941-1942 г.- он-то знал о нашем полке много больше, чем я. Ему показали мое письмо.

Мы встретились в Киеве, куда Александр Филиппович приехал навестить своего второго сына. С вокзала он позвонил мне по телефону. Я узнал его по голосу. Ему незачем было называть фамилию. А он все расспрашивал меня, пытаясь, как мне показалось, убедиться, что я – это я. Сказав ему, что сейчас за ним приеду и – пусть не сомневается – отлично его помню и узнаю в лицо – я выскочил на улицу и поспешил к нему на первом попавшемся такси. Лицо его, действительно, со всеми деталями сохранилось в моей памяти, и я, конечно, узнал его! Он не так уж изменился, дорогой мой друг, тем более что рядом стояла живая копия отца в молодости – его младший сын. Но война не прошла даром. Часть головы и правый глаз закрывала черная повязка. В 42-м его тяжело ранило, и он тоже выбыл из полка…

Много интересного рассказал Александр Филиппович о судьбе однополчан. Командир 4-й батареи лейтенант Александр Семенович Сукомел, отличившийся при разгроме вражеского аэродрома под Калинином, был впоследствии тяжело ранен, лишился ноги. Сумел окончить институт, профессор, заведующий кафедрой в Московском энергетическом институте. Лейтенант Николай Алексеевич Городинский прошел с полком весь боевой путь. Был несколько раз ранен и контужен. За смелость и бесстрашие при выполнении заданий командования был многократно награжден орденами и медалями. Живет в городе Владимире, писатель. Старшина Семен Евгеньевич Косаговский вернулся из армии полным инвалидом: пробита голова, перебит позвоночник, повреждены ноги. Несмотря на тяжелейшее состояние, сумел возвратить себя к активной жизни, работал в московских партийных и советских организациях. Можно только удивляться тому, какой богатырский дух в тщедушном теле этого тяжело страдающего физически человека! Сержант-связист Иван Ларионович Зиненко стал председателем колхоза на Украине, депутат Верховного Совета СССР. Лейтенант Игорь Александрович Варягин был ранен, выбыл из полка, закончил войну в другой части. За отличия в боях был многократно награжден, вырос до полковника и, выйдя в отставку, живет и работает в Москве.

На встречах ветеранов выяснилось и то, во что обернулось для предателей Смирнова и Бокова желание спасти свою шкуру, изменив Родине в тяжелый для нее момент. Как они ни старались скрыть свое прошлое после войны, это им не удалось. За измену Родине, службу в гитлеровских войсках оба были преданы суду и получили должное возмездие. И полное забвение и презрение однополчан и всего советского народа.

Александр Филиппович Парахонский уже на пенсии. Поработал немало – и учителем и заведующим отделом народного образования в г. Черновцах. Сейчас живет в г. Феодосии.

Я был на встречах ветеранов 108-го ПАП и имел возможность увидеть и обнять дорогих фронтовых товарищей по первым дням и месяцам Великой Отечественной войны. Какое это ни с чем не сравнимое, великое и незабываемое счастье быть в строю однополчан-ветеранов, чувствовать, что они рядом и всегда тебе помогут в трудную минуту, как тогда, много лет назад, в годы военной жизни в окопах и блиндажах. У каждого ветерана за плечами уже целая жизнь с ее деяниями, заботами, успехами и тревогами.

Хочу выразить глубокую благодарность фронтовикам-однополчанам по 108-му артиллерийскому полку и 84-му артиллерийскому ордена Суворова III степени полку 55-й Краснознаменной Мозырской стрелковой дивизии, а также латышской писательнице Ингриде Николаевне Соколовой – соратнику по боям на Северо-Западном фронте. Без их помощи вряд ли появилась бы эта книга. Время, время! Ты не останавливаешься… Люди растут и, умножая дела и деяния поколений, идут вперед! Каждое поколение невольно связывает свою жизнь с событием, к которому оно наиболее причастно. За послевоенные годы получена атомная энергия, созданы быстродействующие цифровые вычислительные машины, началось освоение людьми космоса, сделано много других открытий. Фронтовики, оставшиеся в живых, много проработали после войны, восстанавливая и продвигая вперед народное хозяйство, науку и технику нашей страны. К боевым орденам у многих добавились ордена за труд. Кажется, и я не терял времени зря в эти годы и делал все, что мог, на пользу нашей Родины.

Мне очень нравится наука, которой занимаюсь – кибернетическая техника, ей я отдал вторую половину жизни. Она рождалась и росла на моих глазах, и когда-нибудь позже постараюсь рассказать, как это происходило. И все же для бывших фронтовиков определяющей, главной задачей жизни явилась борьба за победу в Великой Отечественной войне!

От имени тех, чья юность и возмужание проходили в годы суровых испытаний, и как ученому, но по-прежнему солдату Родины, мне хочется сказать: перед молодым поколением, растущим сейчас в нашей стране, стоит новая, трудная, великая по своим масштабам и последствиям задача – сохранить и обеспечить для Родины добытый мир. Для этого нужна еще одна победа – в научно-технической революции, творящейся в современном мире. Необходимо колоссальное напряжение сил всего советского народа, каждого человека. Труд и подвиг идут рядом! Так принимайте эстафету побед, молодые руки!

Будьте упорными в работе, счастливыми в любви, в выборе своих товарищей и подруг! И больше всего я хочу пожелать вам, чтобы та мысль, которая первой пришла мне в голову 9 мая 1945 года,- о том, что эта война должна быть последней, – из наивной мечты пришедшего с войны солдата стала явью вашего и всех будущих поколений!

Борис Малиновский "Путь солдата"

К: Рад.письменник, 1984. -192с

© Б.Н.Малиновский, 1984