Ленинград

Ленинград

В Ленинград к моему новому месту службы наша семья летела на самолете. Временно остановились у родителей жены. Жена занялась поиском работы, сын стал ворчать на тему: как хорошо было во Владивостоке, зачем приехали в Ленинград. Я пошел на службу в 23 гмпи.

23 Государственный морской проектный институт — головной проектный институт Военно-морского флота. Его история началась с 1932 года, когда было образовано проектное бюро Инженерного отдела Балтийского флота. После целого ряда преобразований он стал Военмор-проектом-26 центрального подчинения, далее ГПИ-1 ВМФ (Государственный проектный институт №1), а уже потом стал именоваться так, как он именуется в настоящее время — 23 ГМПИ. Во время Великой Отечественной войны организация работала в блокадном Ленинграде, выполняя боевые задания командования фронта и флота, в том числе по проектированию гидротехнических сооружений Дороги жизни через Ладогу. В процессе реорганизации инженерных органов ВМФ все Военморпроекты были преобразованы в филиалы 23 ГМПИ. Институт стал крупнейшей в стране проектной организацией с филиалами в Североморске, Владивостоке, Петропавловске-Камчатском, Севастополе, Калининграде и Таллине. Административное руководство филиалами осуществлялось инженерными органами флотов, техническое — головным институтом. Взаимоотношения головного института, филиалов, инженерных органов флота и Главного инженерного управления ВМФ сформировались в результате многолетней совместной работы и взаимной притирки друг к другу. Можно сказать только одно — они были нормальные.

Техническое руководство института осуществлялось в виде разработки ведомственных нормативных документов и типовых проектов, экспертиз проектных решений филиалов, оказания консультаций, организации технической информации, помощи в проведении технической учебы.

Кадры головного института были не только высокой квалификации — они были уникальны. Их уникальность заключалась в том, что во всем громадном Советском Союзе только в 23 ГМПИ были специалисты по технологическому проектированию пунктов базирования атомных подводных лодок, арсеналов морских баллистических и крылатых ракет, мастерских приготовления к выдаче на корабли всех видов торпед, ракетоторпед и т. п. Специалистов такого профиля не готовило ни одно высшее учебное заведение Союза. Профессионал формировался только на практике, работая в тесном контакте с конструкторами военной техники и научными сотрудниками. В 23 ГМПИ вместе с военными работал большой коллектив вольнонаемных сотрудников самых разных специальностей, которые знали военную технику и вооружение ничуть не хуже, чем военные.

Начальник 23 ГМПИ подчинялся начальнику Главного инженерного управления (ГИУ) ВМФ генерал-лейтенанту Колерову А. П.

Начальником 23 ГМПИ был генерал-майор Норовский Е. И., его заместителем — генерал-майор Анфимов Н. В., главным инженером — инженер-полковник Ласси В. Д. Это были выдающиеся военные инженеры, пользовавшиеся большим авторитетом как у руководства Военно-морского флота, так и среди сотрудников инженерно-строительных органов всех флотов.

В 1970 году начальником 23 ГМПИ после ухода в отставку Норовского был назначен генерал-майор Соломонов В. И.

В 23 ГМПИ я проработал с 1967 года вплоть до моей отставки из рядов ВМФ в конце 1989 года на должностях начальника технического отдела — один год, заместителя начальника института — один год, главного инженера — 5 лет и начальника института — 15 лет.

В бытность мою начальником института его главным инженером был инженер-полковник Ермаченков Б. Н.

Начальниками ГИУ после ухода в отставку Колерова поочередно были генерал-майор Анфимов Н. В., генерал-лейтенант Путята В. Е. и генерал-лейтенант Аника-нов О. К.

Начальник ГИУ работал под руководством Главнокомандующего ВМФ и его Первого заместителя. Во время моей работы в 23 ГМПИ Главнокомандующим до 1986 года был адмирал флота Советского Союза Горшков С. Г., позднее — адмирал флота Чернавин В. Н., а первыми заместителями — адмирал флота Касатонов В. А. и адмирал флота Смирнов Н. И.

Летом 1969 года Анфимов, сопровождающий Главнокомандующего в его поездке на Тихоокеанский флот, позвонил в Ленинград и приказал мне немедленно вылететь в Петропавловск-Камчатский с материалами по реконструкции и модернизации базы подводных лодок. Я взял офицера. Офицер взял секретные документы и пистолет, и через несколько часов после звонка Анфимова рейсовым самолетом мы уже летели на Камчатку. Пистолет в кобуре. Офицер в форме. Этого было достаточно, чтобы, ничего не проверяя, нас пропустили с оружием в салон самолета.

Прилетели. Развесили чертежи по стенам. Вошел Главнокомандующий с сопровождающими лицами. Мне поручили докладывать. Доложил. Задали вопросы. Ответил. Все встали, пошли обедать. Мы собрали документы и пошли поискать, где бы нам перекусить. Вдруг входит адъютант Горшкова и говорит мне: «Товарищ подполковник, Главнокомандующий приглашает вас на обед». За столом было семь человек, я оказался восьмым, и посадили меня напротив Главнокомандующего. Получилось визави. Так прошел мой первый доклад Главнокомандующему и первый обед за одним столом с ним.

Мне довелось полтора десятка лет регулярно докладывать Горшкову или присутствовать на совещаниях, которые он проводил, что дало возможность наблюдать его как руководителя и как человека. О Горшкове много говорили, много писали, в том числе за рубежом. Ветераны флота, помнившие Н. Г. Кузнецова, — народного комиссара Военно-морского флота при Сталине и Главнокомандующего ВМФ при Хрущеве — говорили одно, выросшие в должностях и чинах при Горшкове — другое. Я Кузнецова видел всего три раза, находясь в строю курсантов, но читал и слышал о нем много. Он был любимцем флота.

Безусловно одно: и Кузнецов, и Горшков — выдающиеся личности, гордость советского Военно-морского флота. То, что они сделали для флота страны Советов, по значимости сопоставимо только с тем, что Петр I сделал для флота России. Петр I создал флот России, при Кузнецове создан флот Союза, при Горшкове — ракетно-ядерный флот страны Советов вышел в Мировой океан.

Горшков, как никто другой, в Военно-морском флоте, понимал, что капитальное строительство — важнейший элемент, обеспечивающий развитие сил флота и их боеготовность. Он лично руководил этим процессом и требовал, чтобы на флотах следовали его примеру. Круг его обязанностей и ответственности был невероятно велик, но для капитального строительства всегда было и время, и место. По своей человеческой сути Горшков был соединением двух противоположных начал — строитель и воитель. Это был неуемный, вдохновенный строитель кораблей и береговых сооружений. Это был нацеленный только на победу воитель, знающий и понимающий суть современного противостояния двух ядерных держав.

Военный совет ВМФ под председательством Главнокомандующего ежеквартально рассматривал ход капитального строительства. Основной доклад делал начальник ГИУ, затем — заместители командующих по строительству Северного, Тихоокеанского, Черноморского, Балтийского флотов, Ленинградской военно-морской базы и Каспийской военной флотилии. На заседании всегда присутствовали начальники главных управлений ВМФ и начальник 23 ГМПИ.

Главнокомандующий регулярно, не менее одного раза в квартал, посещал все флоты и ЛенВМБ. При этих посещениях обязательно были осмотры строящихся береговых объемов.

Главнокомандующий знал многих строительных руководителей на уровне начальника УНР, помнил их фамилии, при осмотре внимательно и с интересом слушал их доклады. В команду Главнокомандующего всегда входили начальник ГИУ и начальник 23 ГМПИ или их заместители. Во время этих осмотров мне практически всегда доводилось отвечать на те или иные вопросы Главнокомандующего.

Кроме этих регулярных плановых посещений флотов были многочисленные целевые вылеты Главнокомандующего на флоты по какой-либо конкретной задаче: Горшков не упускал ни единой возможности лично проконтролировать процесс строительства или вникнуть в новый проект. Во время этих перелетов Горшков приглашал начальника ГИУ и меня в свой салон для доклада, ознакомления или обсуждения. При выходе в море Главнокомандующий также не оставлял нас без внимания, брал начальника ГИУ, заместителя командующего флотом по строительству и меня на борт и во время перехода находил время поработать с нами.

Главнокомандующий полагал, что только военный инженер, понимающий суть боевой деятельности флота во всех ее многочисленных проявлениях, способен принимать наиболее целесообразные решения по инженерной подготовке морских театров военных действий. Исходя из этого положения, он брал с собой начальника ГИУ и начальника 23 ГМПИ на учения флотов и на разборы учений, включал в состав участников различных конференций, обсуждающих перспективы и пути развития военного флота. Сопровождая Главнокомандующего, мы прошли такую выучку, которую не в состоянии дать никакой другой способ обучения.

Я всегда удивлялся и даже завидовал работоспособности Горшкова, его умению слушать, вникать в суть проблемы и живому, неподдельному интересу ко всему, что делается на флоте. Память у него была великолепная. Документы не проглядывал, а читал, делая пометки в заинтересовавших его местах. Речь была чистая, правильная, литературная. Я никогда не слышал, чтобы он применял какой-либо жаргон или нецензурное выражение. Выступая перед аудиторией, не читал заранее напечатанный текст, а говорил своими словами, изредка сверяясь по бумаге и цифрами. Во время посещения флотов, если обстановка позволяла, флотское командование накрывало стол с коньяком, Главнокомандующий произносил тост, выпивал одну рюмку и дальше наблюдал, кто что делает. Естественно, что я пишу только о том, где я сам был и что сам видел. Отпуска у него практически не было. Находясь на отдыхе в Крыму, регулярно вызывал к себе должностных лиц, в том числе начальника ГИУ, и подписывал основные документы. Из обычных человеческих слабостей и увлечений мне известны только две: сауна и охота. В сауну ходил один, с ним был только банщик. На каждом флоте свой, известный и проверенный. Никакого алкоголя. На охоту только с одним егерем и на время не больше суток. При всех вариантах где-то рядом, но не на виду были специалисты со средствами связи, способные мгновенно обеспечить ему связь с руководством страны, Министерства обороны и подчиненными ему флотами. Проявлял большой интерес к истории России и флота. Докладывая новые проекты, мы всегда давали историческую справку, что было на этом месте или что происходило в данном районе. Всегда требовал сравнения: а что у американцев, а как они этот вопрос решают. Особенно внимателен был к командирам кораблей. Когда в строй вступал новый тип корабля, всегда беседовал с командиром и ценил его мнение, не раздражаясь даже тогда, когда слышал явную несуразицу. Однажды в Лиепае я был свидетелем беседы Главнокомандующего с капитан-лейтенантом — командиром малого ракетного корабля на подводных крыльях. Это был опытовый, единственный в Военно-морском флоте новый тип корабля. У него было много новых прекрасных для боевого корабля характеристик, в том числе уникально высокая скорость, порядка 120 км/ч. После вполне толкового доклада о новом корабле Главнокомандующий спросил его командира, а сколько таких кораблей нужно построить для Балтийского флота. Командир ответил — 120 штук. Все присутствующие чуть не рассмеялись от такой нелепости. Максимум, что в перспективе планировалось для флота, лежало в пределах 8–10. Главнокомандующий и вида не подал, что командир сказал что-то не то, и спросил, какие будут просьбы. Командир попросил увеличить штат корабля, Главнокомандующий спросил, а какой он сейчас, командир ответил: 18 человек. Главнокомандующий спросил, зачем, командир ответил: очень большая скорость хода, трудно управлять. Главнокомандующий сказал, что это обоснованное требование, и при таких высоких скоростях увеличение штата необходимо, а потом спросил у командира, какую должность ему дополнительно ввести в штат. Командир ответил: заместителя командира корабля по политической части. Главнокомандующий сказал командиру: «До свидания», пожал руку и продолжил осмотр других кораблей. Командующий флотом задержался у корабля и успел за мгновение с помощью могучего русского языка и его специфических оборотов сказать командиру корабля, кто он такой, если он додумался с такой просьбой обратиться к Главнокомандующему.

Военно-морские учебные заведения — предмет постоянной заботы и внимания Горшкова. Здесь его интересовало все, вплоть до так называемых мелочей. Для Высшего военно-морского инженерного училища им. Дзержинского жилой дом старой постройки переоборудовался для проживания выпускного курса. Проектный институт предложил планировку, руководствуясь нормами для солдат и матросов срочной службы. В частности, там были спальные помещения на довольно большое число курсантов, туалеты с примыкающими к ним комнатами для умывания. Эти же комнаты предназначались и для курения. Главнокомандующий забраковал этот проект. Выпускной курс — это почти офицеры. Надо, чтобы курсанты на последнем году обучения почувствовали себя офицерами и привыкли к этому. Надо в казарме выпускного курса сделать обстановку офицерского общежития. В спальной комнате — два человека. Мебель, соответствующая нормам гостиниц. Курительную комнату отделить от туалета. Это должна быть не комната, а курительный салон с соответствующим оборудованием, чтобы этот салон напоминал кают-компанию, где офицеры общаются. Главнокомандующий говорил, что сам он не курит, что он против того, чтобы офицеры флота курили, но раз курсанты уже курят, то уважайте их привычки, не заставляйте их терять человеческое достоинство и мусолить папиросы рядом с унитазами. Командование училища предложило не делать дверей в спальных комнатах для того, чтобы всегда можно было проверить, чем занимаются курсанты и не пьют ли они там водку. Главнокомандующий приказал сделать двери. Он мотивировал это тем, что человеку надо дать возможность побыть вне толпы, надо понимать, что нельзя все время быть на виду, что это вредно для психического состояния будущего офицера.

На флоте была такая легенда.

Последний российский царь Николай II планировал своего сына определить по морской части. Так как здоровье наследника было слабое и учиться в морском кадетском корпусе Петербурга ему было нельзя, то Николай II открыл в Севастополе новый морской кадетский корпус, который построили в местечке под названием Голландия. Горшков на этой базе, практически разрушенной во время войны, открыл Высшее инженерное военное морское училище, которое готовило специалистов для атомного флота. Это учебное заведение без всяких натяжек можно назвать первоклассным, особенно его учебную базу. Я был свидетелем, как Горшков вникал в сущность учебного процесса этого училища. Персональных компьютеров тогда не было, но электронно-вычислительные машины (ЭВМ) прочно вошли в жизнь нашего флота. Горшкову показали аудиторию, где курсанты выполняли учебное задание по курсу ЭВМ. Горшков подошел к одному из курсантов и стал задавать вопросы, на которые тот отвечал довольно бойко. Горшков усложнил испытание и вместо вопросов поставил задачу. Курсант с помощью ЭВМ ее решил. Горшков предложил решить аналогичную задачу, но уже без помощи ЭВМ. Задача была довольно простенькая, но при ее решении надо было выполнить приличное количество арифметических действий, в том числе умножение и деление. Курсант стал на бумажке столбиком умножать и делить. Главнокомандующий спросил, почему он не использует для этих целей логарифмическую линейку. Курсант ответил, что не умеет ею пользоваться. Главнокомандующий спокойно и очень подробно разъяснил, почему в современной войне электроника играет такую важную роль, но надо уметь воевать и при выходе электроники из строя, поэтому логарифмические линейки выбрасывать еще рано.

При посещении Горшковым военно-морских учебных заведений были забавные случаи, свидетелем которых мне довелось быть. В этом же Севастопольском инженерном училище Горшков, закончив осмотр, собирался уезжать. Начальник политического отдела училища пристал к нему с просьбой осмотреть шахматный клуб училища, мотивируя настойчивость тем, что нигде больше в нашем Военно-морском флоте специальных шахматных клубов нет. Горшков согласился, и все пошли в этот клуб, в котором ничего особенного не было: большая комната со столиками, на которых лежали шахматные доски и стояли шахматные часы. Горшков остановился у порога, мельком глянул на помещение, сказал: «Молодцы», повернул и пошел на выход. Начальник политического управления ВМФ адмирал Гришанов В. М. задержался у стенда, где были фотографии выдающихся шахматистов мира. Все фотографии были стандартного производства, выпущенные советскими полиграфическими предприятиями, а одна — Фишера — вырезанная из иллюстрированного заграничного журнала. Дело в том, что в то время в нашей стране личность Фишера была под запретом. Нигде и никогда в советской печати его фотографий не помещали. Гришанов спросил начальника политического отдела, как фотография Фишера попала в училище. Тот что-то стал мямлить. Гришанов приказал разобраться. Начальник политического управления флота, в ведении которого находилось училище, высказал начальнику политического отдела училища свое о нем мнение. Этот спич был выдержан в эмоциональных тонах, который в переводе на нормальный русский язык означал следующее: «Дуракам закон не писан», «Заставь дурака богу молиться — он лоб расшибет».

В Севастополе функционировало еще одно Высшее военно-морское училище, которое было аналогом Ленинградского высшего военно-морского училища имени Фрунзе. Это тоже было первоклассное военное учебное заведение. Однажды на базе этого училища проводилось совещание под руководством Главнокомандующего Горшкова, участвовать в котором пригласили начальника ГИУ Путяту и меня. После совещания начальник училища пригласил Горшкова осмотреть только что отреставрированный вестибюль училища. Главнокомандующий с большой группой адмиралов, численностью человек пятнадцать-двадцать пришел в вестибюль, где начальник училища подвел их к мраморной доске, на которой были помещены фамилии курсантов, закончивших в разные годы училище с золотой медалью. Фамилий было много, начальник училища гордился ими как свидетельством отлично поставленного учебного процесса.

Во время речи начальника училища Путята взял меня за рукав и подвел в противоположный конец вестибюля, где тоже на мраморной доске были выбиты фамилии выпускников училища, ставших адмиралами.

Путята сказал мне, что ни один из ставших адмиралом не значится в списках закончивших училище с золотой медалью. Дальше начальник ГИУ рассказал мне о том, что в Военно-воздушных силах страны был проведен анализ, кто становится генералом. Оказалось та же картина, что и в Севастопольском высшем военно-морском училище. Золотые медалисты редко проходили в генералы.

Во время нашей с Путятой беседы раздался голос Горшкова: «Что это вы там смотрите?» Путята ответил. Общее молчание. Потом Главнокомандующий посоветовал начальнику училища: «Подумайте, может эти доски стоит разместить в разных помещениях».

Главнокомандующий еще с военных времен был знаком с Л. И. Брежневым и Министром обороны Маршалом Советского Союза А. А. Гречко, что помогало ему в практических делах.

У Горшкова был свой стиль руководства. Я бы назвал его композитный. Первая составляющая этого стиля была как у Павла I, который на плацу собирал всех власть имеющих, там же заслушивал рапорты, там же разбирался и там же принимал решение. Прохождение дел и принятие по ним решений при Павле I было самое быстрое в истории России до 1917 года. Также и Горшков, который при посещении флота брал с собой всех основных начальников. Набирался полный самолет. Рассмотрение просьб и обращений флота проходило быстро и квалифицированно. Принятые решения документировались. Контроль за их исполнением был организован четкий и жесткий.

Вторая составляющая — обыкновенный ход. Обращайся в соответствующую инстанцию или службу и жди решения.

Горшков был очень требовательный и жесткий Главнокомандующий, не терпел даже малейшего сопротивления своим намерениям и действиям. Был подвержен настроениям. Какая-то фраза или даже слово, сказанное при докладе невпопад, могло вызвать его сильнейшее раздражение и быть причиной действий, прямо противоположных тем, на которые надеялся докладчик. Принятых им решений не пересматривал и не отменял, но в моменты раздражения серьезных решений не принимал. В гневе он все равно знал пределы допустимых действий. Его ближайшее и ближнее окружение сформировалось путем естественного отбора. Оставшиеся работали с Горшковым долго. Это были люди, безусловно, толковые, грамотные и способные выдержать стиль работы Горшкова. Кадровой чехарды в его ближнем и ближайшем окружении не было.

Горшков понимал роль науки в создании современного флота, ценил и уважал ученых, они ему отвечали тем же.

Авторитет у Горшкова был не только в высших эшелонах власти нашей страны, Министерства обороны и Военно-морского флота, но и в тех регионах Союза, где базировался флот.

По линии военной технической информации мне встречались переводы американских военных журналов, в которых давалась высокая оценка личности Горшкова в деле создания современного военного флота и умения управлять им.

Природа наделила Горшкова необыкновенной силой воли и целеустремленностью, не обидела умом и другими талантами. Какие-то высшие небесные силы способствовали удаче в его делах. Все это вместе взятое позволило ему сделать то, чего ждала от него страна и на что были затрачены астрономические размеры денежных средств и ресурсов — создать могучий современный ракетно-ядерный океанский флот, по мощи сопоставимый с флотом основного вероятного противника.

Как и всегда в России, а потом и в Советском Союзе, с отставкой крупной фигуры начинается процесс выявления допущенных ею ошибок, постепенно переходящий в обливание ее грязью. То же произошло и с Горшковым, особенно после развала страны Советов.

Одним из весомых упреков в адрес Горшкова такой: кораблей настроил, а базировать их негде. Критики обвиняют его в том, что он не сумел сбалансировать темпы кораблестроения с темпами строительства системы базирования и не принял необходимых мер по ускорению создания береговых объектов. Критики правы в том, что отставание в строительстве системы базирования отрицательно влияло на боевые возможности сил флота, и не правы в том, что Горшков не принимал необходимых мер по ликвидации этого разрыва. Как раз именно Горшков и делал все возможное, что позволяли ему его должность, положение в стране и близость к верховному руководству. Делал исключительно добросовестно, напористо и с душой, но решить задачу не смог. Эта задача была ему не под силу, это была прерогатива более высокого уровня руководства.

Военно-морскому флоту, как и другим ведомствам страны, ежегодно выделялись денежные средства на капитальное строительство. Под эти деньги выделялись фонды на оборудование, строительные машины и материалы. Годовой план задавался по валу (сколько денег израсходовано на строительство) и по вводу (на какую сумму введены в эксплуатацию построенные объекты). Военно-морской флот регулярно выполнял план строительства и по валу, и по вводу. Были выполнены громадные строительные работы, сопоставимые по суммарному объему со всем построенным для военного флота от Петра Первого до Иосифа Сталина включительно. В суровых климатических условиях на диких необжитых берегах были построены новые военно-морские базы, аэродромы, первоклассные современные судоремонтные заводы, громадные арсеналы оружия, целые города с плавательными бассейнами и зимними садами и многое, многое другое.

Но всего построенного было явно мало для того, чтобы максимально эффективно использовать боевые возможности сил флота и создать нормальные условия жизни и службы для офицеров и матросов.

Военно-морской флот регулярно обращался в Центральный Комитет партии, Правительство Союза и к министру обороны с докладами о сложившейся ситуации и с просьбами об увеличении средств на капитальное строительство. Мне самому доводилось принимать участие в подготовке некоторых таких обращений. По этим докладам принимались постановления Совмина и ЦК, издавались приказы министра обороны, какое-то увеличение происходило, но кардинального изменения не было. Главнокомандующий в целях концентрации средств на наиболее важных направлениях издавал свои приказы, в которых обязывал построить какой-либо объект в установленные им сроки. Но и эти приказы из-за недостатка средств не всегда удавалось выполнить.

В Военно-морском флоте составлялся годовой титульный список капитального строительства. В этом списке перечислялись поименно все объекты капитального строительства с указанием суммы денег, которые отпускались в год на каждый объект. Оплату производила финансовая служба ВМФ, которая выполняла роль банка, по акцептам заказчика — ГИУ ВМФ. Если по какому-то объекту в титульном списке была указана сумма в 100 рублей, а счет был акцептован на 105 рублей, то финансовая служба оплачивала только 100 рублей. Финансовая дисциплина была жесткая.

Ежегодно к годовому титульному списку капитального строительства составлялась справка, в которой черным по белому перечислялись постановления ЦК КПСС и Совмина, приказы министра обороны и Главнокомандующего ВМФ, которые не могут быть выполнены из-за недостатка выделенных средств. Руководство всех уровней было прекрасно информировано о действительном положении дел. Министр обороны не мог дать больше ВМФ, так как у него были и Ракетные войска, и Военно-воздушные силы, и Войска противовоздушной обороны, и Сухопутные войска и много-много других структур. ЦК и Совмин не могли больше дать Министерству обороны, так как у них была вся страна и везде так же было трудно.

Я не пытаюсь обелить Горшкова и вывести за пределы критических нападок в его адрес по поводу несбалансированности программы кораблестроения и планов капитального строительства. Просто хочу показать, что он сделал все, что мог, и что кто-то другой вряд ли сумел бы в той системе кардинально изменить положение.

Нынешние критики говорят, что кардинально изменить положение можно было бы, если принять решение сократить на какое-то количество выделение денег на строительство кораблей и лодок и перечислить их на капитальное строительство. При той системе строго централизованного планового хозяйства это было не так просто. Предположим, строителям эти деньги выделили. А где взять строительные материалы и оборудование? Ведь вся продукция промышленности строительных материалов до кирпичика уже расписана. Надо увеличивать ее мощность. А для этого тоже сперва нужны деньги. Мне хочется, чтобы читатель совершенно ясно представил, что в те времена, кроме денег, нужны были фонды, т. е. плановые задания заводам, фабрикам, карьерам и т. п. продать строго определенное количество своей продукции держателю фондов.

Таким образом, перевод денег с кораблестроительной программы на строительную не дал бы моментального положительного эффекта в строительстве, надо было какое-то время, и немалое время, чтобы строители смогли бы «проглотить» эти деньги.

Зато для судостроителей решение об уменьшении финансирования привело бы к немедленным негативным последствиям. Корабли создает вся страна, это коснулось бы не сотен, а тысяч предприятий. В работе этой машины начались бы сбои, на устранение которых снова нужны были бы и время, и опять деньги.

Главное, что такое решение непременно привело бы к отставанию боевой мощи нашего флота от боевой мощи вероятного противника.

Одной из главных задач 23 ГМПИ была разработка проектной документации для объектов системы базирования атомных подводных лодок (АПЛ). В Военно-морском флоте были и есть АПЛ трех видов: с баллистическими ракетами, с крылатыми ракетами и многоцелевые. АПЛ с баллистическими ракетами предназначаются для удара по наземным целям, с крылатыми — по корабельным группировкам и наземным целям, многоцелевые — для борьбы с подводными лодками и корабельными группировками.

В пункте базирования АПЛ, как и всех других кораблей, объект № 1 — причал. Нет причала — нет пункта базирования. Все многообразие причалов можно разбить на три группы: стационарные, плавучие и рейдовые. В Советском Союзе первые проекты плавучих причалов разработал 23 ГМПИ, за что его авторы стали лауреатами Ленинской премии. АПЛ всех видов при стоянке в базе швартовались только к плавучим причалам типа ПМТ (плавучий металлический тяжелый) или ПЖТ (плавучий железобетонный тяжелый). Плавучие причалы изготавливались на заводах Минсудпрома. Это надежные, удобные в эксплуатации и красивые инженерные сооружения. Можно совершенно определенно утверждать, что без применения плавучих причалов страна не смогла бы в требуемые сроки решить проблему базирования нового военного флота. Плавучие причалы разных типов советского производства установлены во многих портах зарубежных стран, которые покупали их для своих нужд.

В базе у причалов атомные лодки стоят с заглушенными реакторами, а все необходимые для обеспечения их жизнедеятельности и боевого использования среды и виды энергии подаются с берега специальными установками, проекты которых разработал 23 ГМПИ.

В советском Военно-морском флоте реакторы АПЛ были двух типов. У большинства лодок в качестве теплоносителя была вода, часть лодок имела реакторы с жидко-металлическим теплоносителем.

Перезарядка реакторов с водяным теплоносителем осуществлялась на плаву с помощью комплекса плавучих и береговых средств на специальных площадках. Сущность перезарядки сводилась к тому, что тепловыделяющие элементы (ТВЛ) атомной лодки прямо из реактора помещались в специальные чехлы, автомобильным транспортом доставляемые к хранилищу, в котором был устроен бассейн, облицованный нержавеющей сталью и заполненный водой. В этом хранилище ТВЛ извлекались из чехлов и на специальных подвесках опускались в воду бассейна. Вода аккумулировала избыточное тепло ТВЛ и была наиболее благоприятной средой для происходящих в них процессах, что позволяло в дальнейшем транспортировать ТВЛ на переработку в промышленность.

На этих же площадках было также организовано хранение жидких и твердых радиоактивных отходов.

Реакторы с жидко-металлическим теплоносителем для атомных подводных лодок начали одновременно создаваться как в нашей стране, так и в Америке. Преимущество такого реактора в том, что теплоемкость жидко-металлического теплоносителя гораздо выше теплоемкости воды, что позволяет существенно уменьшить размеры реактора при той же мощности. Кроме того, давление в системах жидко-металлического теплоносителя меньше, чем у водяного, что повышает безопасность работы реактора. Построили по одной лодке у нас и в Америке. Опытовая эксплуатация выявила много неприятных неожиданностей, из-за которых в Штатах эту программу прикрыли, а в нашей стране их сумели преодолеть, и была построена целая серия таких лодок. Это были хорошие многоцелевые АПЛ с высокой степенью автоматизации всех процессов и с самым малым по количеству людей экипажем.

Из-за особенностей реактора базирование этих лодок требовало выполнения ряда условий. Первое из них заключалось в том, что при стоянке в базе с заглушенным реактором необходимо было береговыми средствами подогревать жидко-металлический сплав теплоносителя, чтобы он не застыл, что привело бы к полному выводу реактора из строя. Это была сложная техническая задача, которая решалась поэтапно, сперва паром, потом электричеством. Была построена котельная с котлом высокого давления, изготовленного по специальному заказу. Трубы везде — нержавеющая сталь, вода — высокой чистоты, получаемая из особой установки. Когда перешли на электрический подогрев, эксплуатация упростилась.

Главным и уникальным было решение по перезарядке лодок, которую можно было производить только на твердом основании. Был построен специальный сухой док, по стенам которого ходил стационарный козловой кран большой грузоподъемности. АЛЛ заходила в док, док осушался, лодка садилась на кильблоки, вырезалась сверху часть прочного корпуса, кран вынимал конструкцию с застывшим теплоносителем и переносил ее на берег в специальное бетонное гнездо. Сверху это гнездо с помощью крана накрывалось толстенной железобетонной плитой. Решение куда, когда и как потом отвозить эту конструкцию с застывшим сплавом в то время принято не было. Таких гнезд было сделано достаточное количество для того, чтобы нормально эксплуатировать и во время производить перезарядку уже построенных лодок.

АЛЛ, как и все другие корабли Военно-морского флота, при стоянке в базе могут находиться в различных степенях боевой готовности. При определенной степени боевой готовности офицеры и матросы должны находиться в непосредственной близости от лодки. Для этой цели были запроектированы и построены специальные казармы с поэкипажным размещением личного состава, где для офицеров были предусмотрены спальные комнаты гостиничного типа.

Начиная со второго поколения АЛЛ с баллистическими ракетами, погрузка ракет на лодки осуществлялась у стационарных причалов специально запроектированными и построенными кранами-кантователями. Это были и есть уникальные погрузочные средства, не имевшие ранее аналогов в мировой практике. За их разработку были выданы авторские свидетельства и вполне приличные по тем временам премии за изобретение, в том числе и сотрудникам 23 ГМПИ. Особенно впечатлял своими размерами и четкостью инженерных конструкций двуконсольный кран-кантователь для морских баллистических ракет тетьего поколения. Прямо Эйфелева башня в Заполярье, только с двумя мощными растопыренными руками.

Все операции по приготовлению к выдаче на лодки ракет и их погрузке отличались скрупулезной педантичностью и страховкой от всех возможных негативных последствий. Одной из возможностей катастрофического плана была гипотетическая вероятность самопроизвольного пуска ракеты во время погрузки. Ракету подняли над лодкой, в это время гром и молния, гром по ушам, а молния в ракету, что-то в ней сработало, двигатель ракеты запустился, и она полетела туда, куда была ранее запрограммирована. Началась третья мировая война. Инструкцией были категорически запрещены погрузочные работы в плохих погодных условиях. В Заполярье гроз не бывает, и молнии никогда не сверкают. Строительными нормами молниезащиту там делать не требуется. Но вдруг: начали грузить в хорошую погоду, что-то в погрузчике испортилось, ракета висит. Неполадку не могут исправить несколько часов, ракета все висит, погода портится, и сверкнула молния, которая была в этом месте последний раз десять тысяч лет назад, а следующая будет еще через десять тысяч лет. Молния в ракету, ракета полетела. Вот на этот гипотетический случай 23 ГМПИ запроектировал молниезащиту погрузчика. С двух сторон погрузчика были установлены мачты, высота которых настолько превышала высоту погрузчика, что молнии, если бы она вдруг появилась, к погрузчику и ракете было бы не добраться. Ее бы перехватили мачты молниезащиты.

Хранение и транспортировка морских баллистических ракет одного из видов требовала особой технологии по линии медицинской и экологической безопасности. Топливо и окислитель этих ракет — вещества токсические, загрязненные ими поверхности нейтрализации практически не поддаются. При аварийной протечке возможен выход хранилища из строя или экологически опасное загрязнение территории. Проектом 23 ГМПИ были предусмотрены все необходимые устройства, блокирующие возможные негативные последствия при аварийной протечке.

Во время создания другого вида морских баллистических ракет разработчики потребовали от 23 ГМПИ создать в хранилище определенный температурно-влажностный режим. В числе этих требований была задана минимально допустимая температура стен помещения. Хранилища проектировались в скальной выработке. Как хорошо известно, в глубине скалы температура постоянная. Как ее ни нагревай, всю толщину никогда не прогреешь. Этим с давних пор пользуются виноделы, закладывая на длительное хранение свои марочные вина. Не надо никакой автоматики по поддержанию постоянной температуры. В скале она все равно будет постоянная и как раз такая, какая нужна, чтобы со временем получилось первоклассное вино. На совещании главных конструкторов, участников создания этого нового типа ракеты, которое проводил генеральный конструктор академик А. П. Макеев, я доложил, что выполнить требование разработчика по температуре стены помещения не представляется возможным. Макеев был очень жесткий генеральный конструктор и умел заставить большой коллектив главных конструкторов подчиняться его воле и его замыслу. От моей просьбы снизить требования по температуре стены он моментально и с раздражением отмахнулся, так как посчитал эту просьбу просто вздорной. Тогда я рассказал про виноделов и показал ему строительные нормы и правила, где регламентировались температуры стен для всех возможных вариантов строительства. Самые жесткие требования были для тех комнат родильных домов, где содержались только что родившиеся малыши. Требования разработчиков новой ракеты к температуре стен хранилища были жестче, чем требования к температуре стен в родильных домах. Тут Макеев оставил меня и взялся за разработчиков: «Зачем флоту нужна такая ракета, которую можно хранить только в родильных домах?» Кончилось тем, что разработчик снял свои непомерные требования.

По проектам 23 ГМПИ были построены учебные центры для подготовки экипажей атомных подводных лодок. Один из них, самый крупный, остался за границей — в Эстонии, в городе Паддиски. В центре были установлены действующие реакторы АПЛ двух типов, на которых экипаж отрабатывал свои задачи. Центр в основном был нацелен на подготовку экипажей АПЛ с баллистическими ракетами. Подготовка велась по двум принципам. Первый — подготовка по специальности. Каждый специалист отдельно тренировался на тренажере своего профиля. Второй — экипажный. Весь экипаж во главе с командиром отрабатывал совместные действия в различных ситуациях.

В центре вели подготовку вновь сформированных экипажей, а также межпоходовую тренировку. В связи с модернизацией лодок и появлением новых проектов центр постоянно реконструировался, в том числе к нему пристраивали дополнительные помещения. В начале главный учебный центр выглядел вполне прилично, можно сказать, даже внушительно. После пристроек у главного корпуса внешний эффект был потерян. По линии военной технической информации мы познакомились с американским учебным центром для АПЛ. Они сделали умнее. Сперва построили одно здание, стали расширяться, построили точно такое же здание, параллельно первому, и соединили их по центру коридорной вставкой, потом еще одно, далее еще одно. Получилась стройная композиция, позволяющая постепенно наращивать емкость, не затрагивая и не мешая работать существующему. При учебном центре был построен вполне приличный жилой и казарменный городок.

Палдиски — знаменательное место в истории российского и советского флотов. Петр I начал строить в Пал-диски главный порт Балтийского моря. Эта стройка продолжалась даже при Екатерине II. На каторжные работы в Палдиски был сослан Салават Юлаев — легендарный герой башкирского народа, ближайший сподвижник Емельяна Пугачева. Природные условия в этом месте крайне неблагоприятные для портового строительства, поэтому главного порта здесь не получилось, но дизельные подводные лодки Балтийского флота базировались здесь вполне нормально.

Непосредственно перед развалом Союза в Палдиски была построена по проектам 23 ГМПИ опытовая база для испытания подводных лодок новых типов. Все это теперь тоже за границей.

Упрощенно «холодную войну на море» можно представить так. АЛЛ с баллистическими ракетами, как советские, так и вероятного противника, постоянно несут боевую службу на просторах Мирового океана, готовые в любой момент по команде выпустить ракеты по заранее определенным целям на территории противника. Многоцелевые подводные лодки, надводные противолодочные корабли и противолодочная авиация, как советская, так и противника, постоянно несут боевую службу на этих же просторах Мирового океана, стараясь обнаружить АПЛ противника с баллистическими ракетами. Обнаружив лодку, стараются как можно больше по времени отслеживать ее местонахождение и по команде уничтожить преследуемую лодку. Кто первый уничтожил АПЛ противника с баллистическими ракетами, тот выиграл войну. Конечно, приведенным выше не ограничивается сфера «холодной войны на море». Но принцип остается. За любой корабельной группировкой противника — слежение и готовность к ее немедленному уничтожению. За любой попыткой противника с моря вмешаться в дела дружественных стран постоянное дежурство десантных кораблей с морской пехотой на борту, готовность немедленно высадиться на берег и провести равновеликую с противником контроперацию.

Из сказанного выше ясно, что первым элементом войны на море является комплекс «скрытность — обнаружение». Каждый старается быть невидимым для противника. И в то же время своевременно обнаруживать врага. Шумы и физические поля — вот что надо скрывать и вот что помогает обнаруживать противника. Эти проблемы были одним из главных направлений фундаментальной и отраслевой науки, конструкторских бюро и промышленности.

В Хари-Лахте, вблизи Таллина, по проектам 23 ГМПИ был построен научно-исследовательский полигон Военно-морского флота, занимавшийся исследованием и испытанием шумности и физических полей как отдельных видов оборудования, так и кораблей в целом. Хороший полигон и отличные специалисты. На этом полигоне была специальная камера для испытания акустических характеристик оборудования и приборов. Ее размер был приблизительно как размер кухни в хрущевских домах. Ради интереса я зашел в камеру, меня там закрыли секунд на сорок. Прошло почти два десятка лет, а я до сих пор помню это жуткое ощущение абсолютной тишины. Сейчас все это за границей, все не наше, все эстонское.

В Балаклаве, на Черном море, по проектам 23 ГМПИ был построен еще один научно-исследовательский полигон Военно-морского флота. Там был большой бассейн для испытания моделей кораблей и морской полигон для опытовых подводных лодок. Там же, в Балаклаве, по проектам 23 ГМПИ было построено и эксплуатировалось первое в Союзе подземное укрытие для дизельных подводных лодок. Все это тоже теперь не наше, все-все украинское, другой страны.

Атомные подводные лодки в базе — отличная цель для вероятного противника. Не надо их искать в море, все на виду. Нападай авиацией, посылай ракеты, направляй подводных диверсантов — все средства приемлемы.

Член Политбюро КПСС, министр обороны А. А. Гречко во время визита в Швецию посетил скальные укрытия для боевых кораблей, сразу оценил их высокую эффективность и принял решение создать подземные базы — укрытия для атомных подводных лодок.

В середине семидесятых годов началось проектирование и строительство подземных баз — укрытий для атомных подводных лодок. Строительству баз был присвоен повышенный гриф секретности и установлен жесткий режим допуска к этим работам.

Конечно, укрытия были нужны флоту. Но строительство было организовано так, что вместо пользы принесло нашей стране только вред.

Сейчас недостроенные укрытия показывают по телевизору как свидетельство неоправданной траты громадных средств. А ведь это была одна из самых великих и крупных флотских строек за всю историю российского и советского Военно-морского флота.