ГЛАВА 7 НАЧАЛО БОРЬБЫ

ГЛАВА 7

НАЧАЛО БОРЬБЫ

Идеи Гуса складывались в единую революционную программу. Революционную потому, что в конечном итоге идеи эти устремлялись к одной цели — к изменению существовавшего порядка, прежде всего в отношении могущественнейшего представителя феодального общества — церкви. Программа Гуса расшатывала две основные и самые прочные опоры церкви: ее светскую власть и принцип безусловного авторитета. Отказывая церкви в праве распоряжаться людьми, ибо повиноваться следует только тому, что сказано в библии, признавая за любым верующим право с помощью собственного разума самому определять степень законности и правомочия не только духовной, но и светской власти, Гус восстал против самой общественной системы того времени, против ее законов и установлений.

Понятно, что правящий класс не мог отнестись к этому без внимания и скоро понял грозящую опасность. Нужно было не только обороняться от Гуса, но и наступать на него. Поскольку Гус оставался верен своей точке зрения, в конце концов он вступил в борьбу с общественным строем, уже находившимся под угрозой, — завязалась борьба не на жизнь, а на смерть. При жизни Гуса основное бремя этой борьбы легло на церковь. Она бдительно следила за малейшим отклонением в религиозных догмах и толкованиях своего учения, ибо веками возводимое здание института церкви было прочным только в том случае, если каждый его камень крепко держался на своем месте. Церковь знала: достаточно выбить самый маленький камушек из ее пьедестала, нерушимость всего здания будет поколеблена. Как бы ни сосредоточивала она свое внимание на богословских и чисто религиозных вопросах, она слишком хорошо понимала, что разногласия в области религии ведут в итоге к опасным социальным противоречиям, тем более в эпоху, когда феодальный порядок уже дрогнул под первыми ударами новых сил и нового времени. Ибо противоречия и несогласия в мире, которому согласно учению церкви и желаниям феодалов надлежало бы оставаться неизменным, от века освященным богом, уже довольно давно давали о себе знать во всех областях. В течение XIV и в начале XV века по всей Европе появились эти зловещие предзнаменования. Первой ласточкой была Флоренция, где вспыхнуло серьезное восстание ремесленников, построивших баррикады и начавших кровавую борьбу; в середине XIV века во Франции поднялись крестьяне: они жгли дворянские замки и мечом карали своих господ; в восьмидесятые годы то же самое, но в более крупных масштабах, повторилось в Англии, там крестьяне временно даже захватили Лондон.

Идеология двух последних восстаний опиралась на толкование библии, отличное от официального: английские повстанцы сделали своим знаменем учение Уиклифа, и феодальному миру, а церкви в первую очередь, стало ясно, что когда отклонение от догмы делается достоянием масс, отсюда только один шаг до грозного народного волнения.

Поэтому церковь подстерегала каждую новую мысль, чтобы задушить ее в зародыше, если только подозревала в ней какую-либо тенденцию к изменению существующей догмы и порядка.

При этом глашатаи новых идей могли сколько угодно заявлять, что вовсе не имеют в мыслях противопоставлять себя церкви, что они, наоборот, пекутся лишь о пользе ее, все напрасно. Так все три реформатора, которые предшествовали Гусу, не избежали церковного суда. Вальдгаузер был обвинен в ереси и, не дождавшись окончания процесса, бежал из Рима и вскоре умер; Милич дважды привлекался к суду инквизиции и дважды сидел в заточении — один раз в Риме, второй в Авиньоне, где и умер, не дожив до конца процесса. Подобно им был обвинен и Матей из Янова, который в конце концов покорился и отошел от общественной деятельности. Мог ли Гус избежать подобной судьбы?

Он с самого начала обратил на себя внимание церкви, встав на защиту учения Уиклифа. Но наибольшую ненависть к себе со стороны клерикалов он возбудил своими проповедями. Слишком самостоятельного мыслителя, который бунтовал бы лишь в своих письменных трудах да в ограниченном кругу университетских ученых, еще можно было известным образом изолировать и кое-как заставить замолчать. Таков был удел Уиклифа. Но человека, который решился выступить со своими опасными идеями публично, _ обнародовать их перед тысячными толпами мирян, связать их с подсознательными мечтами и с более или менее осознанными стремлениями и желаниями простолюдинов, — такого человека нужно было заставить замолчать совсем, такого следовало устранить, уничтожить!

Мы уже упоминали, что пражское реформатское движение встретило учение Уиклифа как подкрепление в борьбе за осуществление давних национальных чаяний. Но в той же мере идеи Уиклифа вызвали отпор со стороны церковных властей. И начало борьбы между обеими сторонами датируется уже вторым годом деятельности Гуса в Вифлеемской часовне, то есть 1403 годом.

Борьба вокруг Уиклифа разыгрывалась, конечно, главным образом в стенах университета, членом которого был Гус. За идеи английского реформатора выступило большинство чешских магистров, в то время как немецкие профессора заняли такую же отрицательную позицию, как и официальная церковь. По университетскому уставу немцы пользовались привилегированным положением, имея большее число голосов по сравнению с чехами. Они-то и осудили идеи Уиклифа.

В защиту Уиклифа выступил прежде всего старый учитель Гуса Станислав из Знойма и еще более пламенный, чем сам Гус, его однокашник Штепан Палеч.

Пражским архиепископом незадолго перед этим был назначен выходец из могущественного феодального рода северной Чехии Збынек из Хазенбурка. Тридцатилетний человек, он имел скорее опыт придворного и воина, чем духовного лица. Пан Збынек отличался прямолинейностью характера и считал честь и преданность первыми своими обязанностями. Так как в тот период участились случаи несогласия чешского короля с Римом, то и для молодого архиепископа, верного вассала короля Вацлава, чешская сторона была ближе, чем немецкие противники Уиклифа, ориентирующиеся на Рим. В то же время Збынек не был достаточно эрудированным богословом, чтобы идеи Уиклифа и другие, идущие вразрез с официальным учением церкви, могли бы оттолкнуть его от чешских реформаторов.

Это было огромным преимуществом для чешских ученых и профессоров реформаторского толка. А у архиепископа, который начал свою деятельность с объезда приходов и обнаружил при этом многочисленные неполадки, вызывали особую симпатию стремления чешских священнослужителей исправить церковь.

Характерным для отношения Збынека к реформаторам был следующий интересный случай: вскоре после своего назначения архиепископ поручил Станиславу из Знойма, Гусу и еще одному магистру расследовать так называемое «чудо в Вильснакке». Однажды во время пожара в этом бранденбургском городке сгорел костел, и его настоятель заявил, что нашел на пожарище не тронутую пламенем гостию [23], на которой заметны были даже следы крови Христовой. По словам священника, эта гостия сотворила многие чудеса. Прошло немного времени, и Вильснакк превратился в место паломничества, толпы богомольцев устремились сюда из ближних и дальних мест в надежде получить от чудесной гостии исцеление своих ран и болезней.

Конечно, комиссия, посланная пражским архиепископом расследовать дело, быстро раскрыла обман: «чудесно исцеленные» раны были найдены в еще худшем состоянии, две женщины, якобы вновь прозревшие в Вильснакке, как выяснилось, никогда и не были слепыми. Самым убедительным было свидетельство одного пражского горожанина: надеясь спасти свою больную руку, он приказал изготовить серебряную руку и принес ее в дар на алтарь Вильснаккского костела. Однако болезнь не отступала. И вот однажды, зайдя в костел, он увидел, как вильснаккский священник показывает эту серебряную руку верующим, объясняя, что даритель этой лепты был чудесно исцелен. Короче говоря, все эти «чудеса» были рассчитаны на привлечение к Вильснакку денег доверчивых верующих.

Так в общих усилиях исправить церковь встретились архиепископ Збынек и Гус, Станислав из Знойма и их соратники.

И осенью 1405 года, когда архиепископ созвал синод, перед духовенством наряду со Станиславом с пламенной речью выступил Гус.

«А посему да исследуем сами себя, о священнослужители, — не отпали ли мы от закона христианского! Ибо охладела церковь, столь пламенная и горячая во апостолах и мучениках; исполненные духа святого отдавали они предпочтение духовному перед светским. В наши же времена любовь к Богу и к ближнему, увы, остыла настолько, что почти никто не помышляет о духовном, и все наши заботы и устремления — копаться в мирском мусоре. Ибо светские властители, прикидываясь нищими, обдирают своих подданных поборами. Но еще более предосудительно, что прелаты церкви, сиречь папы, архиепископы, епископы, архидьяконы, аббаты, настоятели, каноники дьявольски вымогают платы по своему произволу, отбросив законы Божьи и человеческие, лишь бы наполнить кошельки да увеличить владения. О, вы все, идущие путем этим, вспомните пример Христа: «Вот я хожу в рубище, священники же веселятся в одеянии пурпурном. Я в смертной борьбе истекаю кровавым потом — они же в роскошнейших банях забавляются. Я ночь провожу, опозоренный и оплеванный, они же в пирах, наслаждениях и пьянстве. Меня, изнемогающего под крестом, ведут на смерть — их, пьяных, на отдых. Я от великой любви душу за них отдаю — они же даже по долгу не исполняют закона любви, который я дал им: «Возлюби Господа Бога своего и ближнего своего как самого себя».

Выступление Гуса было одобрено синодом, и сам архиепископ попросил текст его речи.

Большинство же высшего духовенства, в особенности прелаты пражских капитулов, весьма встревожились этой речью; не решаясь выступить против исправительных тенденций реформатской партии, они ограничились богословскими вопросами. Речь шла о том, действительно ли гостия и вино во время причастия превращаются в тело и кровь Христа. А эти богословские лазейки открывали путь к наступлению на реформатскую партию вообще. Оно началось с нападок на учение Уиклифа, которое прочно вошло в арсенал священников — сторонников реформы. Под знаменами религиозных догм началась борьба против партии, учение которой грозило опасными для церковных властей социальными и экономическими последствиями. И понятно, что Гус, который резче и непримиримее других формулировал и выражал программу реформы, привлек к себе наиболее пристальное внимание врагов, уже ощутивших себя под ударом. С горькой насмешкой заметил тогда кто-то из них, что «чехи считают Гуса пророком».

Тогда-то и началась великая борьба, которую консервативная, живущая традициями, церковь предприняла против Гуса. Борьба старого, застывшего в неподвижности мира, чья власть основывалась на неизменности и неприкосновенности строя, против того, кто возвестил перемены. Но так как Гус пользовался расположением и защитой архиепископа, короля и королевского двора, так как за Гусом стояла и чешская часть университета, его противники сначала объявили войну всем, на кого он опирался, и использовали малейшие возможности извратить его замыслы и п, оказать их ошибочными и еретическими. Стали распространяться клевета и жалобы. Надо было отравить всю атмосферу вокруг Гуса, любой незначительный частичный успех в этом деле был желанным. Публично осуждать жизнь священников? Разве это не опасное умаление избранного сословия в глазах мирян? Почему Гус вводит в Вифлеемской часовне народное пение на чешском языке и даже сам сочиняет песни на этом языке черни? Ведь верующие должны слепо подчиняться тем, кто ведет их спасительными, путями, и не имеют права сами помогать этому!

Здесь противники Гуса добились первого успеха: пение народных, песен в церквах было в конце концов запрещено, и прежде всего запрет коснулся Вифлеемской часовни. Затем была предпринята атака против Гудова метода проповедования. Были использованы все выражения, Гуса, которые совпадали с учением Уиклифа или были подобны и родственны ему, упор делался главным образом на, богословские вопросы, в которых Гус более всего отходил от римской «истинной» веры. Это был правильный расчет и тактически великолепный ход противников Гуса: если и теперь архиепископ будет защищать Гуса и его партию, он неизбежно окажется, на антиримской позиции. Враги Гуса прекрасно понимали, что на это архиепископ Збынек не отважится. Этот рыцарь в сутане священника, для которого основным законом совести было сохранение верности и выполнение слова или обещания, никогда не воспротивится приказу своего, римского господина, если только его ловко поставить перед необходимостью сделать решительный выбор.

Старогородская ратуша.

Вифлеемская часовня.

Портал жилища Гуса на Вифлеемской площади в Праге

Следующий удар был направлен против ближайших друзей Гуса, против Станислава из Знойма и Палеча. В 1408 году, следуя в Рим с королевским посольством, они были арестованы в Болонье и заключены в тюрьму. Их обвинили в ереси; прошло немало времени, и потребовалось серьезное вмешательство пражского двора, прежде чем удалось спасти их жизнь. Когда они вернулись в Чехию, энергия старого Станислава оказалась подорванной, теперь это был сломленный человек, исполненный ужаса перед всемогуществом церкви. Штепан Палеч тоже пережил глубокое потрясение, хотя последствия его сказались не так скоро.

Тем временем политическая обстановка в мире значительно осложнилась — все играло на руку врагам Гуса, которые теперь сосредоточили все свои усилия на том, чтобы лишить его второй опоры — расположения и защиты архиепископа.

Франция, с которой Вацлав IV был в юности связан многими узами, начала кампанию, направленную на прекращение двоепапства, схизмы, тяжело отражавшейся на всем христианстве. Чешский король до сих пор сохранял верность римскому папе и возлагал на него свои надежды, рассчитывая, что тот поможет ему вернуть корону Римско-Германской империи, потерянную в 1400 году. Однако, несмотря на всю верность Вацлава IV, римский папа Григорий XII не постыдился поддерживать в империи соперника Вацлава императора Рупрехта. Поэтому теперь, когда французы предложили созвать в Пизе собор всего христианства, который покончил бы со схизмой, сместил бы обоих враждовавших пап и назначил бы одного, нового, разочарованный Вацлав IV решил не поддерживать больше Григория XII и провозгласить нейтралитет. Одновременно он присоединился к требованию кардиналов собрать церковный собор в Пизе.

Таким образом, для всех настал решающий момент, когда каждый должен был показать, стоит ли он за реформу церкви, за устранение схизмы, или хочет пребывать в традиционном подчинении Риму.

Понятно, что на точку зрения короля полностью встала вся реформатская партия, то есть прежде всего Гус и его приверженцы, — другими словами, почти все чешские профессора Пражского университета. Немецкие же магистры, симпатизировавшие больше немцу Рупрехту, чем чешскому королю, единодушно приняли сторону римского папы Григория XII и протестовали против созыва Пизанского собора. Верным Риму остался и архиепископ Збынек, считавший, что слово и честь обязывают его к послушанию. Так неожиданно глубокая пропасть расколола страну на две антагонистические, непримиримые партии.