Напоследок...

Напоследок...

О последних партийных форумах: XIX партконференции, Учредительном съезде КП РФ, XXVIII съезде и пленумах ЦК КПСС теперь не говорят. Они не вошли в учебники, их не изучают в школе, о них не читают лекций в вузах. Но они были, а я их участник и думаю, что эта тема заслуживает внимания. Из песни ведь слова не выкинешь.

...Уточняю: я никогда не собирался писать какие- то мемуары или оставлять исторические записки. То, что я пишу, это отдельные частные воспоминания того, что запало мне в память, но никак не полная картина этих партийных форумов.

Во время XIX партконференции, которая проходила с 28 июня по 1 июля 1988 года, я был секретарем исполкома Моссовета и какого-либо активного участия в ее подготовке не принимал. Был просто делегатом.

Что отличало эту конференцию? Делегаты практически не выбирались, а делегировались. Такого в истории нашей партии не было. Преподносилось это как новая демократическая форма.

Суть сводилась к следующему. Каждый регион — и это касалось всех партийных подразделений — имел определенную квоту, установленную Центральным

Комитетом партии, а на самом деле — Политбюро, Секретариатом ЦК, потому что ЦК только придал легитимность этой квоте. Начиналось выдвижение кандидатур с первичных организаций.

Эти кандидатуры рассматривались на пленумах районных комитетов партии, например, в Москве, и здесь происходил какой-то отсев (без согласования с мнением первичной организации) и введение в список своих представителей, так как каждый район тоже имел свою квоту. Затем предложенные кандидатуры рассматривались в бюро горкома партии, потом на пленуме горкома партии, и происходили новые отсевы и дополнения. Так формировался состав делегатского корпуса.

На каждом уровне это были не выборы, а простое делегирование, достаточно многоступенчатое. Почему такую форму нельзя назвать демократической? Скажем, если бы происходило так: первичные организации выдвинули кандидатов и дальше на этой основе шло формирование, тогда это было бы действительно демократично. Но и районные комитеты партии помимо «первичек» тоже имели право выдвигать своих кандидатов. То же можно сказать и о горкомах.

Чтобы проиллюстрировать, как все происходило на самом деле, приведу пример. Первичная организация журнал «Огонек» не выдвинула своего редактора Коротича делегатом конференции, и партийная организация Свердловского района Москвы поддержала это решение. Когда же список обсуждался на бюро Московского горкома партии, под давлением ЦК, а конкретно — Горбачева, эта кандидатура была навязана пленуму горкома.

Не помогло и выступление второго секретаря Свердловского райкома партии Борцова, который выступил с резкой критикой Коротича. Он убедительно мотивировал решение первичной организации журнала и райкома партии, но пленум горкома партии под давлением и бюро, и Горбачева, присутствующего на расширенном заседании пленума, кандидатуру Коротича провел.

И таких примеров можно привести немало. Нарушения допускались и на районном уровне, и на областном, где проводились сложные маневры и протаскивание угодных руководству людей.

Точно так же получилось и с Ельциным. Московская городская партийная организация, членом которой он был, не делегировала его на партконференцию. Тогда Ельцина в самый последний момент протащили через Карелию, где он потом любил отдыхать. (Может быть, поэтому он так и возлюбил этот край?)

Во всяком случае, именно через Карельскую парторганизацию делегировали Ельцина на конференцию, хотя он никакого отношения по партийной линии к ней не имел. Могут сказать, что как заместитель председателя Госстроя он имел отношение к любому региону страны, но ведь у нас выборы шли по партийной структуре — это декларировалось как достижение демократии, а здесь было явное нарушение. Поэтому утверждать, что состав конференции формировался демократическим путем, было бы неправильно.

Такой порядок вызвал очень много недоразумений, возмущений не только в московской организации, но и в других областях и регионах. Люди чувствовали, что это не прямые выборы, что идет преднамеренный отсев, довыборы угодных кандидатур на любом уровне, тогда как честные коммунисты, которых выдвигали на уровне «первичек», становились неугодными.

Вот так формировался делегатский корпус XIX партконференции.

Главным вопросом на конференции был вопрос о формировании Советов. По существу шел процесс «узаконивания» подготовки передачи власти от КПСС, которая в шестой статье Конституции СССР закреплялась как руководящая сила общества, — Советам, хотя об этом на конференции открыто не говорилось.

Именно эта конференция предрешила вопрос передачи власти от партии — Советам, а не изъятие шестой статьи Конституции, которое состоялось в марте 1990 года на III съезде народных депутатов СССР. Отмена статьи стала тогда чисто формальным актом.

Характерно, что на XIX партконференции ни один работник советских органов не выступил — ни одному из них не было дано слова.

Никогда — ни раньше, ни позже — я не видел Горбачева таким моторным, энергичным, собранным, как в те дни, когда он целеустремленно и жестко проводил свою линию, свою политику. Он сделал все виртуозно — надо отдать ему должное. Да и время было другое. Тогда, в 1988 году, еще не было такого противостояния Горбачеву, как это случилось позднее, не было еще понимания его роли провокатора и человека, который разваливал то, что было создано до него. Да и экономического спада, который обрушился в 1989 — 1990 годах, не было. Страна еще жила по инерции, шла с тем багажом, который был накоплен в «догорбачевские» времена.

На конференции была принята программа реформ:

— политической системы власти — свободные выборы, усиление роли Советов, во главе которых рекомендовалось избирать партийных лидеров,

— конституционной реформы — создание двухуровневой представительской системы — Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР и

— утверждение поста президента СССР.

Потом был разработан график проведения всех

этих мероприятий — Горбачев провел свою линию.

Понимали ли сами делегаты, к чему ведет Горбачев? Думаю, не все и не до конца. Но звучали на конференции и достаточно зрелые выступления, в которых высказывалась тревога, что ведут они работу без какой-либо перспективы, так как не определены конечные цели перестройки, и настаивали на необходимости демократизации самой партии. Запомнилось выступления писателя Юрия Васильевича Бондарева, который сравнил партию с самолетом, который с трудом оторвался от болота, но не знает маршрута полета и места посадки.

Основное столкновение точек зрения произошло по поводу предложения Горбачева о том, что председателем Совета должен быть первый секретарь соответствующего партийного комитета — райкома или горкома. Причем это предложение было записано в категоричной форме.

Возник вопрос: а где же тогда демократия? А если население не изберет партийного руководителя в Советы? На что Горбачев ответил: «Тогда из коммунистов — членов Советов должен избираться секретарь горкома или райкома». Получалось, что партия должна идти за Советами!

Но почему обязательное совмещение этих должностей? Против этого положения активно выступали многие, в первую очередь те коммунисты, которые затем стали членами Межрегиональной депутатской группы. А когда шло голосование, то из 1000 делегатов «против» проголосовало более 130 человек. Среди них был и я, хотя в тот момент специально снимали на камеру всех, кто поднял руки против этого предложения.

Кто-то из ученых или космонавтов внес компромиссное предложение о «желательности» такого совмещения, чтобы смягчить формулировку, снять ее категоричность. Но Горбачев сумел-таки провести решение в своей редакции, хотя в большинстве случаев это решение не было впоследствии реализовано.

...Зачем Горбачеву это было нужно, до сих пор остается непонятным. Думаю, он, как предусмотрительный политик, таким образом нейтрализовал оппозицию из секретарей областных и краевых комитетов партии, которые фактически лишались властных полномочий в своих регионах, заверив их, что они обязательно будут избраны председателями Советов.

Но когда в 1989 году прошли первые выборы и значительная часть секретарей партийных комитетов вообще не попала в состав выборных органов, Горбачев выступил с другим тезисом: «Народ сам знает, кого избирать, и провалились те люди, которые этого заслужили». Но об этом — чуть позже...

Второй запоминающийся момент XIX партконференции — выступление Ельцина, ответ Егора Кузьмича Лигачева и все, что было с этим связано.

Резолюция принималась в последний день работы конференции, а накануне вечером мне позвонил домой второй секретарь горкома партии Юрий Алексеевич Беляков и сказал, что предполагается выступление Ельцина, и он, Беляков, просит меня выступить против него.

Я ответил, что согласен выступить и среди прочего — мотивировать, почему московская городская партийная организация не поддержала Ельцина, но при одном условии: буду говорить не только об этом.

Конференция завершает свою работу, посвящена проблемам реорганизации Советов, а ни один работник Советов ни одного уровня не высказал свою точку зрения по поводу характера будущих Советов, их структуры.

Поэтому мое выступление будет состоять из двух частей. Первая — по поводу Советов, которые у нас, как английская королева, властвуют, но не правят. Это основная проблема, которую надо будет разрешать. По моему мнению, совмещение должностей неприемлемо, потому что, если возглавлять Совет станет секретарь парткома, то Советы опять не будут иметь самостоятельности. А вторая часть — по Ельцину.

На следующий день выступил Ельцин. Он оправдывался, говорил, что виноват перед партией поспешностью своих выступлений, просил реабилитировать его политически и дать возможность заниматься политической деятельностью, допустить к политической работе.

Я до сих пор считаю, что, поскольку его все-таки избрали делегатом от Карелии и, учитывая его выступление, нужно было бы пойти ему навстречу, принять соответствующее решение. Может быть, многое в нашей стране пошло бы совершенно по другому пути.

Но поступили иначе. Видимо, говорили не только со мной, потому что пригласили на трибуну первого секретаря Пролетарского райкома партии Лукина и директора завода им. Орджоникидзе Чикирева.

Лукин выступил очень эмоционально, но совсем не доказательно. Чикирев вообще косноязычен — у него плохая речь. Из «пэтэушника» он вырос в отличного директора завода, прекрасно решал производственные и социальные вопросы, но на его ораторские способности это отнюдь не повлияло.

Чикирев говорил, что Ельцину надо отказать в его просьбе, обвинял Бориса Николаевича в доведении до самоубийства секретаря Киевского райкома партии (а это было действительно так), в попытке самоубийства секретаря Перовского райкома партии Аверченко.

Присутствующие неоднозначно восприняли эти выступления: поделились поровну — кто-то поддержал, кто-то отнесся резко отрицательно.

Особенно негативно зал воспринял выступление Лигачева, его знаменитую фразу «Борис, ты не прав!». А ведь Егору Кузьмичу можно было основательно подготовиться, тем более что его выступление состоялось после перерыва. Но он этим не воспользовался и выступил крайне плохо. Так можно говорить только в товарищеском кругу, но не на партийной конференции. Надо было выступить более обоснованно и без личностных обращений.

Однако на этой конференции Ельцин не получил политическую поддержку. И если говорить о дальнейшем его движении как национального, народного лидера, то надо помнить: толчком этому послужила XIX партконференция, где, во-первых, не пошли навстречу его просьбе о политической реабилитации и возвращении к политической работе непосредственно в рамках партии, и, во-вторых, были такие крайне неудачные выступления.

XIX партконференция по двум направлениям сыграла решающую, роковую роль и предопределила процессы, которые пошли у нас в обществе.

Первое: в вопросе реорганизации Советов непосредственно, без определяющей роли партии, а с попыткой навязать влияние партии на Советы совершенно неприемлемым образом (совмещение постов). Но, повторяю: уверен, это был тактический ход Горбачева, чтобы снять напряжение секретарей областных комитетов партии с тем, чтобы они поддержали реорганизацию Советской власти.

И второе: абсолютно неправильное поведение по отношению к Ельцину. Руководство партии в лице

Горбачева, Зайкова, который готовил этот вопрос и по чьему поручению мне звонил Беляков, создали Ельцину ореол мученика, борца за народное дело. А в России любят «битых».

...Мне на конференции выступить не дали. Я этого не ожидал, тем более что был звонок Белякова мне домой. Думаю, слово не дали потому, что я поставил условием выступить еще и по вопросу о реорганизации Советов...

Теперь об Учредительном съезде КП РСФСР и XXVIII съезде партии. Ранее у нас было принято давать определение съездам: съезды коллективизации, индустриализации, победителей. XXVIII съезд я бы назвал «съездом начала краха». В том, что ситуация кризисная, я окончательно убедился после этого съезда.

Но вначале надо сказать об организационном Учредительном съезде Компартии Российской Федерации.

По вопросу создания КП РСФСР шла жесткая борьба между ее сторонниками и противниками. Я был и остаюсь противником.

Создание КП Российской Федерации — это конец КПСС, поскольку из единой организации Коммунистическая партия Советского Союза становится конфедерацией компартий союзных республик. И таким образом централизованное влияние прекращается. Я уже тогда понимал: то, что связывало Союз в единый, живой организм, будет разорвано, так как руководители компартий под влиянием националистических настроений, стремясь поправить ошибки Центра, обращая основное внимание на местнические интересы, будут все больше и больше занимать националистическую позицию.

Уже тогда пошел разговор о создании своих программ и уставов КП союзных республик — шло разрушение единой партийной структуры, а значит и разрушение единого союзного государства. Я об этом говорил, спорил, доказывал. К сожалению, безрезультатно.

Были и голоса «за» (и их немало), которые, выступая за создание КП РСФСР, мотивировали это тем, что Российская Федерация оказалась в самом сложном положении. Она не имеет своей партийной организации, что ставит ее в подчиненное положение.

Но тут выдвигался противовес других: если в России будет партийная организация, а это 9 млн. коммунистов, то есть более половины численности КПСС, тогда явно на любом съезде российская компартия станет играть главную роль.

Но, возражали им, надо будет придумать какие- то пропорции для выборов, какую-то систему для голосования, чтобы и маленькая компартия имела свой голос. И эта проблема, уверяли они, решаемая.

В общем, шла борьба. Основным доводом было следующее: надо поднимать престиж России, защищать национальные интересы страны, укреплять государственность, а для этого нужна российская коммунистическая партия...

КП РСФСР была создана. Но нет худа без добра. При всех издержках, ее образование сослужило службу, которую не предполагали ее создатели: после событий августа 1991 года, когда на Конституционном суде ей удалось дистанцироваться от КПСС, КПРФ легализировали в масштабах всей России.

...Горбачев вначале был решительно против создания КП РСФСР. Может быть, это был ход с его стороны, он часто так делал. Зная уже негативное отношение к себе, выступал против чего-то очень рьяно. Когда же цель была достигнута — все оппоненты выступали против него, — он вдруг резко менял свою позицию на 180 градусов. Так было и здесь. Выступая категорически против создания КПРФ, он вдруг неожиданно дал согласие на ее создание...

Было создано Оргбюро ЦК КПСС по РСФСР. В него включили и меня. Затем создали комиссию по подготовке Учредительного съезда и разработке программных документов этого съезда. Подготовка пошла полным ходом.

Чем этот съезд интересен? Делегаты, избранные на Учредительный съезд Компартии РСФСР, автоматически становились и делегатами XXVI11 съезда партии. Поработав на съезде КП РСФСР, они потом остались в том же зале, только перешли в новое качество — стали делегатами XXVIII съезда КПСС. Это в основном определило атмосферу съезда партии, потому что на Учредительный XXVIII съезд избирали в основном людей, настроенных против политики Горбачева, противника создания КПРФ.

Выборы проходили по партийным округам. Количество делегатов от того или иного региона определялось пропорционально численности партийных организаций региона. Партийная организация делилась на округа соответственно численности делегатов на съезд. И в этих округах первичными партийными организациями обсуждались и выдвигались кандидатуры. Потом тайным голосованием в первичных организациях избирались делегаты съезда; списки согласовывались на городской конференции. Довольно сложная процедура.

У меня в партийном округе было 25 организаций, четыре претендента — секретари первичных парторганизаций. Приходилось бывать и выступать во всех этих организациях. Я прошел в первичных организациях своего Куйбышевского района, хотя были и непростые вопросы, и голоса «против».

Горбачеву очень долго подбирали округ, который должен был быть таким, чтобы он прошел единогласно. Выбрали Фрунзенский район.

Учредительный съезд КП РСФСР начал свою работу 19 июня 1990 года.

В его повестке стояли вопросы о текущем моменте и создании КП РСФСР, о Платформе ЦК КПСС к XXVIII съезду партии, Программе и Уставе КПСС.

20 июня делегаты, проголосовав за создание КП РСФСР, стали работать как участники Учредительного съезда.

На съезде я был избран председателем редакционной комиссии. Это наложило на меня значительную ответственность, поскольку основная борьба развертывается вокруг принимающихся на съезде документов. К сожалению, работа в комиссии оторвала меня от своей партийной организации, и я не смог заниматься своей делегацией, направлять ее работу.

...После XXVIII съезда, где я был избран членом ЦК КПСС, я практически всегда входил в редакционную комиссию (кроме одного пленума, когда Горбачев на меня разозлился). Видимо, учитывалось, что я всегда умел находить компромиссные решения, формулировки, которые устраивали различные группы. Недовольство Горбачева было вызвано моим интервью канадской газете, в котором я резко критиковал действия правительства Павлова и самого Горбачева, утверждал, что если такая ситуация в стране продлится, то встанет вопрос о смене руководства.

Работать на Учредительном съезде пришлось очень тяжело. В конце концов, я пришел к выводу, что документы, которые были подготовлены, принять на съезде просто не удастся, поскольку делегаты съезда не принимали участия в их подготовке и такой организации, как КП РСФСР, до этого не существовало.

Поэтому было принято решение: программный документ на съезде не принимать, а создать комиссию из числа делегатов для разработки Программы. На текущий момент решили ограничиться провозглашением учреждения Компартии Российской Федерации.

Таким образом, Учредительный съезд на этом этапе свою работу не завершил. И не только потому, что съезд не принял программных документов, но и потому, что до конца не был сформирован и ЦК КП РСФСР. Состав ЦК был укомплектован приблизительно на 70%.

Случилось это потому, что целый ряд организаций, в том числе и Московская партийная организация, не сочли возможным без обсуждения в первичных организациях делегировать кого-либо в состав ЦК, считая, что в нынешней ситуации это вызвало бы неудовлетворение первичных парторганизаций. Нас активно поддержали ленинградские коммунисты.

Было принято решение, что тем организациям, которые не были готовы делегировать в ЦК своих представителей, устроить у себя обсуждение, а затем на втором этапе съезда, осенью 1990 года, провести довыборы в ЦК.

Результаты съезда восприняли в Московской партийной организации негативно. И в немалой степени потому, что первым секретарем был избран Иван Кузьмич Полозков.

То был хитрый ход, который не раз использовал Горбачев. На моей памяти, он, по крайней мере, четыре раза использовал Полозкова как марионетку.

Первый раз, когда Полозков бежал через весь зал на съезде Советов и кричал про кооператив АНТ. Тогда Николая Ивановича Рыжкова назвали «плачущим большевиком» — Николай Иванович совершенно растерялся, так как все по этой операции было согласовано с Горбачевым. Ведь речь шла о продуманной акции, в результате которой можно было решить многие вопросы обеспечения населения товарами народного потребления! И вдруг главу правительства так подставляют! А Полозков «провернул свою акцию» при помощи майора КГБ, обнаружившего в Новороссийском порту девять танков под брезентом, готовых к отправке.

Второй случай произошел на этом Учредительном съезде, вернее, началось это на совещании представителей парторганизаций, которое собралось перед съездом для обсуждения кандидатур на первого секретаря КП РСФСР. Горбачев назвал кандидатуры, которые он предлагал (без согласования даже с Политбюро ЦК КПСС), — Купцова Валентина Александровича, Шенина Олега Семеновича и Лобова Олега Ивановича, не назвав Полозкова Ивана Кузьмича.

Купцов сразу же взял самоотвод. Почему он так решил, не знаю. Когда было обсуждение, его все- таки выдвинули, и за него проголосовало 400 коммунистов. На мой взгляд, это была самая хорошая кандидатура.

Против Шенина выступила представитель Красноярской делегации и дала ему отрицательную характеристику, подчеркнув, что это мнение всей делегации. В результате за него проголосовало всего около 100 человек.

По Лобову была негативная точка зрения в связи с тем, что он в то время был вторым секретарем ЦК Армении; знали, что при Ельцине он работал председателем облисполкома Екатеринбурга, потом стал вторым и первым секретарем Свердловской партийной организации. К тому же, на съезде Лобов был не делегатом, а гостем. Коммунисты посчитали, что если отдадут ему голоса, это будет как бы смычка партии с Ельциным.

И тут из зала прозвучала фамилия Полозкова. Иван Кузьмич сказал, что прекрасно понимает, что предложенные кандидатуры обсуждались в Политбюро. Генеральный секретарь партии также высказал свою точку зрения, не назвав его, Полозкова, в числе кандидатов, поэтому он свою кандидатуру снимает и баллотироваться не станет. И хотя его убеждали остаться в списке для тайного голосования, Иван Кузьмич решительно снял свою кандидатуру.

В списке остались Купцов, Лобов, Шенин и еще кто-то — не помню.

Об этом стало известно всем участникам съезда, потому что каждый присутствовавший на этом обсуждении рассказал в своих делегациях, как проходило совещание представителей.

Когда на следующий день зачитали список, утвержденный совещанием представителей, из зала снова прозвучала фамилия Полозкова. Иван Кузьмич повторил то, что говорил накануне (его об этом просили делегаты), и зал, видя, что Горбачев вроде бы против него, включил Ивана Кузьмича в список для тайного голосования. При этом Полозков свою кандидатуру уже не снимал. А Купцов снял, хотя 400 человек проголосовали, чтобы оставить его в списке для тайного голосования. Сняли и кандидатуру Шенина.

Таким образом, в списке остались Полозков и Лобов. За кого голосовать? Конечно, в такой ситуации прошел Полозков Иван Кузьмич, получивший на несколько сот голосов больше соперника. И он стал первым секретарем КП РСФСР...

Это был второй случай, который я наблюдал в игре «Горбачев — Полозков».

Третий — когда Горбачев предложил И.К. По- лозкову вечером накануне голосования в Верховном Совете РСФСР выставить свою кандидатуру против Ельцина (Власов свою кандидатуру снял, тогда появился Полозков).

Иван Кузьмич сам ночью писал свое выступление, сам к нему готовился, и, может быть, не сними Власов свою кандидатуру или баллотировался бы кто-то другой, не Полозков, — Ельцин бы не прошел. Как бы плохо ни относились к Полозкову, к Ельцину — не лучше: ведь он выиграл с перевесом всего в четыре голоса!

Потом Горбачев мне сказал: «Знаешь, это голосование подтасовано». Я убежден, что так оно и было. Это электронное голосование проводил бывший начальник Вычислительного центра в Верховном Совете России. Уже после 1991 года он был освобожден за различные махинации, связанные с продажей электронной техники. Некоторое время его продержали заместителем председателя Москомимущества, потом и оттуда убрали. Личность достаточно одиозная, скользкая. Я с ним сталкивался, когда уже работал в коммерческой структуре, и примерно представляю, какой это человек.

И, наконец, четвертый случай, когда на моих глазах Горбачев использовал Полозкова как марионетку. Это произошло на Внеочередном III съезде народных депутатов России, когда попытались освободить Ельцина от обязанностей Председателя Верховного Совета. Все было подготовлено.

Вдруг совершенно неожиданно для всех Полозков встал и сказал: «Ребята, давайте жить мирно, не надо голосовать против Ельцина». Это ошарашило и делегатов, и руководителей делегаций, потому что договаривались о другом. И Ельцин остался Председателем Верховного Совета РСФСР...

...Никогда я не был высокого мнения о Полозкове, знал его способности и возможности — он курировал Москву в качестве заведующего сектором ЦК, и мне приходилось с ним сталкиваться. Так что я представлял себе его уровень как партийного работника.

Избрание Полозкова не давало уверенности в том, что партия будет действовать соответственно сложившимся условиям. Так и случилось.

Многие партийные организации отказались менять свои названия. Меня, например, резко критиковали за то, что у нас осталось название: Московский городской комитет КПСС. Настаивали, чтобы назывался «Московский городской комитет КПРФ».

Но мы не изменили название ни одного районного комитета партии. В ряде организаций даже обсуждался вопрос о создании московской организации. Горбачев над этим смеялся: вот, мол, Прокофьев создаст Московскую партию внутри КПСС. В каждой шутке есть доля шутки, но проводить свою линию мы, естественно, собирались.

Мои отношения с Полозковым сразу же обострились. В тот день, когда его избрали, газетчики и телевизионщики брали у меня интервью. Я сказал, что создание Компартии Российской Федерации состоялось, и объяснил, почему я был против этого. Но если большинство настаивает, — сказал я, — значит надо создавать. Правда, желательно было, чтобы секретарем избрали менее одиозную фигуру, чем Иван Кузьмич Полозков.

Это интервью вызвало возмущение не только Полозкова, но и многих ортодоксальных коммунистов. Меня обвинили в отсутствии чувства партийного товарищества, в отсутствии поддержки...

Однако обратимся к XXVIII съезду КПСС последнему съезду Коммунистической партии Советского Союза.

Делегаты Учредительного съезда, как я уже писал, «перетекли» с российского съезда на этот. Соответствующие были и настроения.

Так что когда я, выступая, сказал о негативном отношении московской организации к созданию Компартии РСФСР, меня зашикали. Я трижды начинал свое выступление, и трижды в зале раздавались шум, свист. Тем не менее я начинал сначала и, в конце концов, завладел вниманием зала, а когда окончил выступление, мне даже аплодировали. Это был не шквал оваций, но все-таки. Уже никакого шиканья или чего-то подобного не было.

Выступая, я говорил, что реакция зала вызвана тем, что политические процессы в Москве развиваются быстрее, чем на периферии, но нынешняя ситуация в партийных организациях столицы, говорил я, максимум через год, а то и раньше обязательно придет в областные организации. «И вам там придется, — говорил я на съезде, — столкнуться с теми же процессами, с которыми сталкиваемся мы сейчас. А ситуация состоит в следующем...» И я начал рассказывать о положении дел в Москве, о работе МГК, о своей позиции и об отношении к Центральному Комитету КПСС.

На XXVIII съезде Генеральным секретарем ЦК остался М. С. Горбачев. Его заместителем был избран В. А. Ивашко.

На съезде были приняты только некоторые изменения в Программе партии и новый Устав. Я участвовал в разработке Устава на первоначальном этапе, еще до съезда партии. Добился того, что в нем остался принцип демократического централизма, а из положения о первичных и региональных партийных организациях слово «федерация» было убрано — КПСС, судя по тексту Устава, оставалась единой партией.

Хотя и поздно, но были приняты новые обязанности члена партии: из Устава убрали тезис об обязательной борьбе с религиозными предрассудками, мотивируя тем, что жестко ограничивать свободу совести и преследовать за религиозные убеждения не годится. В этом вопросе ранее допустили серьезную ошибку: насаждение новой веры при уничтожении старой к добру привести не могло. А по существу насаждали новую веру — в коммунизм как светлое будущее человечества, борясь со старой, православной верой, которая имела более глубокие корни и тысячелетнюю историю и постулаты которой учили добру.

На этом форуме ни один документ не был принят с первого захода или с заранее подготовленными поправками к нему.

Во время работы съезда состоялись две интересные встречи. Одну из них (я на ней не присутствовал) — с молодыми коммунистами-делегатами съезда — организовал Александр Николаевич Яковлев. Он тогда сказал на встрече неосторожную фразу: «Я сейчас пишу книгу воспоминаний, и там есть такие мысли, за которые, если я их сейчас опубликую, меня на осине повесят».

Когда на следующий день на съезде он отчитывался о своей работе как члена Политбюро (а тогда ввели отчеты членов ПБ о своей деятельности), его перебили. На балконе встал громила-военный и на весь зал закричал: «Пускай Яковлев скажет, о чем он вчера беседовал с молодым коммунистами и за что его надо на осине повесить».

Этим военным был генерал Александр Иванович Лебедь. Он присутствовал на съезде то ли делегатом от армии, то ли в качестве гостя, так как сидел наверху, на балконе. Оттуда он без всякого микрофона и задал свой вопрос.

И Яковлеву пришлось немного повертеться на трибуне. Но он, как всегда, вывернулся.

Вторая интересная встреча, в которой я уже принимал участие, была встреча Горбачева с секретарями райкомов и горкомов партии. Это они на ней настояли, а их среди делегатов было большинство.

Собрались в зале заседаний Верховного Совета. Узкий зал (потом его перестроили), вмещавший около трех тысяч человек, был заполнен почти до отказа.

Горбачев шел на встречу очень уверенно.Первой выступила секретарь Брестского горкома партии. Она стала задавать неудобные, неуютные Горбачеву вопросы: как мы можем объяснить жителям причины резкого падения жизненного уровня? Почему партия не оппонирует, не выступает в средствах массовой информации против так называемых демократов, которые ратуют за развал Союза, называют СССР, вслед за американцами, «империей зла», выступают против основ Советской власти? Как мы можем все это объяснить?

Горбачев сразу завелся. Как только она села, начал кричать: Вы не понимаете идущих процессов перестройки!.. И далее — в таком же духе.

Тогда поднялся кто-то из секретарей и решительно заявил: «Михаил Сергеевич, сложилась такая ситуация, что или Вы сейчас уйдете, или мы все покинем этот зал. Вы что, не умеете по-другому? Давайте начнем сначала, как будто Вашей реплики на выступление секретаря Брестского горкома не было».

Горбачев, видимо, одумался. Минут пятнадцать он молол какую-то чепуху, приходил в себя. Зал отнесся к этому с пониманием. Потом пошли вопросы и ответы.

Но натянутость, напряженность сохранились. Чувствовались не просто непонимание, неприятие Горбачевым зала, а я бы даже сказал — его ненависть ко всем присутствующим, ко всему активу, который, чего таить, его не поддерживал.

И я отчетливо тогда понял, что ни актив, ни сама партия Михаилу Сергеевичу Горбачеву не нужны. Они мешают ему в реализации тех задач, которые он перед собой поставил.

XXVIII съезд партии вслед за XIX партконференцией КПСС окончательно покончил с руководящей ролью партии в нашем обществе.

Политбюро было избрано по принципу Совета секретарей, и в него не вошли руководители государства, которые действительно решают важнейшие вопросы жизни страны.

XXVIII съезд — последний съезд моей партии.

...А Коммунистическая партия РСФСР к августу 1991 года не сложилась. Можно лишь предполагать, что при определенных перестановках она из конфронтирующей партии могла бы стать конструктивной оппозицией. Но август перекрыл многие вопросы, которые можно было решить раньше...

...Но остановимся. Повторяю, я не ставил себе задачу рассказать все о партийных форумах, обо всех проблемах, решениях. В основном речь о моих личных впечатлениях.