Финал

Финал

Допрошены все подсудимые. Предъявлены тысячи документальных доказательств. Дали показания десятки свидетелей. Сделали свое дело кинематографические ленты, эти неподкупные свидетели преступного былого. Произнесли речи адвокаты и обвинители. Сказали последнее слово подсудимые.

Процесс близится к концу.

Геринг – в своей камере. Целый месяц ему предстоит ждать приговора. Пока судьи совещаются, он может в последний раз предаться воспоминаниям, окинуть взором всю свою жизнь, перебрать в памяти все подробности процесса.

Этот процесс убедил весь мир в том, что Герман Геринг действительно был черной душой нацистского заговора. Каинова печать провокатора и убийцы, грабителя и вора ни на ком из подсудимых не горела так ярко, как на нем.

Геринг и сам не мог не понимать этого, хотя часто расходился с обвинителями и судьями в оценке фактов и событий. Он говорит об «окончательном разрешении» еврейского вопроса, а обвинители называют это уничтожением невинных людей. Он толкует об «особом обращении» с военнопленными, а обвинители квалифицируют это как массовые убийства. Он клянется, что ничем не угрожал Чехословакии, но ему напомнили его же собственные слова, адресованные некогда чехословацкому президенту: «Было бы чрезвычайно неприятно подвергать бомбардировке прекрасный город Прагу…»

А эти бесчисленные документы о грабеже оккупированных территорий, о самых банальных кражах картин? Фу, как все плохо! Особенно когда судьи напоминают показания свидетеля Кернера, который утверждал, что он, Геринг, – «последний крупный деятель периода Ренессанса», «последний великий человек эпохи Возрождения». Надо же было этому Кернеру так грубо льстить!..

С первых дней суда Геринг пытался представить себя человеком, для которого клятва в верности и дружбе – закон жизни.

– Я считаю, – говорил он на процессе, – что нужно быть верным в силу присяги не только в хорошие времена. Намного труднее оставаться верным в тяжелое время.

Но как раз последнее оказалось для Геринга просто невозможным. В тяжелые апрельские дни 1945 года, когда обреченный Гитлер сидел в бункере имперской канцелярии, его «верный паладин» тайком бежал от него. Более того, он пытался лишить Гитлера власти, захватить ее в свои руки. А едва оказавшись в плену у американцев, Геринг торопится сообщить об «узколобости фюрера», награждает его и другими нелестными эпитетами.

Шпеер в Нюрнберге объяснил все это в весьма несложных выражениях:

– Почему, вы думаете, не было Геринга в Берлине рядом с его возлюбленным фюрером? Потому, что там стало очень опасно… То же самое произошло с Гиммлером. Но никто из них не подумал пощадить народ от этого безумия. Они все оказались трусами в час кризиса…

Трусость? Да, и с таким клеймом пришлось примириться Герингу. Когда-то он считался «храбрым летчиком», но велика ли храбрость бомбить незащищенные мирные города! В 1923 году ему довелось участвовать в мюнхенском путче, однако сразу после провала этого путча он спешит за границу, предоставляя своим друзьям сидеть в тюрьме. Потом Геринг ратовал за войну, а сам отсиживался в глубоком тылу, в Каринхалле, подсчитывая стоимость награбленных картин. Наконец, оказавшись на скамье подсудимых, похвалялся, что обвинителям нелегко будет справиться с ним, и опять оскандалился: обещал всю ответственность взять на себя, но, как только дело дошло до этого, постарался свалить ее на других.

– А ты? Ты не взял на себя ни малейшей ответственности ни за что. Ты только произносишь напыщенные речи. Позор!

Так подытожил фон Папен поведение Геринга на процессе. От соседей по скамье подсудимых Геринг не мог скрыть своей нервозности. Под перекрестным допросом он дрожал как осиновый лист, не выпускал из рук куска картона, на котором сам для себя написал красным карандашом команды: с одной стороны – «Говорить медленнее, делать паузы», с другой – «Спокойно, держаться на уровне».

Но «уровень» катастрофически падал с каждым новым вопросом обвинителя, с каждым новым обличительным документом. Это был «уровень» лжеца и провокатора, ханжи и лицемера.

Хорошо известна характеристика, которую Карл Маркс дал в свое время Тьеру: «Мастер мелких государственных плутней, артист в вероломстве и предательстве, набивший руку в банальных подвохах, низких уловках и гнусном коварстве… Всегда готовый произвести революцию, как только слетит с занимаемого места, и затопить ее в крови, как только захватит власть в свои руки; напичканный классовыми предрассудками вместо идей, вместо сердца наделенный тщеславием, такой же грязный в частной жизни, как и в жизни общественной, он даже… разыгрывая роль французского Суллы, не может удержаться, чтобы не подчеркнуть мерзости своих деяний своим жалким важничаньем».

Как много общего в этой бессмертной характеристике Тьера с личностью Германа Геринга, хотя, конечно, Марксовы эпитеты могли бы отразить лишь некоторые стороны многообразной преступной карьеры нациста №2.

Разоблачая преступления душителя Парижской коммуны, Маркс пишет: «Чтобы найти что-либо похожее на поведение Тьера и его палачей, надо вернуться к временам Суллы и римских триумвиратов».

Чтобы найти что-либо похожее на поведение Геринга, возвращаться некуда.

1 октября 1946 года в нюрнбергском Дворце юстиции объявлялся приговор Международного трибунала.

Большая его часть была оглашена в присутствии всех подсудимых. Затем председательствующий объявил перерыв, и их вывели. После перерыва вводили каждого в отдельности, и он стоя выслушивал формулу своей виновности и меру определенного ему наказания.

Первым появился Герман Геринг. В зале напряженная тишина. Лорд юстиции Лоуренс спокойно и твердо произносит:

– Герман Вильгельм Геринг, Международный военный трибунал признает вас виновным по всем четырем разделам Обвинительного заключения и приговаривает…

В этот момент Геринг сам вдруг начинает что-то говорить, размахивает руками. Лорд Лоуренс пытался продолжать, но Геринг жестикулирует еще отчаяннее, снимает наушники и дает знак, что ничего не слышит. Оказывается, испортилась система переводов. По залу забегали техники. Неисправность тут же была устранена, и Геринг явственно услышал:

– …приговаривает к смертной казни через повешение.

Несколько мгновений он оставался недвижимым.

Это был тот самый приговор, который давно казался ему неизбежным. Геринг готовил себя к нему все эти месяцы, неотступно думал о нем в бесконечные дни и ночи. И все же, когда приговор прозвучал, он показался почему-то невероятным, невозможным, нереальным. Само слово «смерть», такое привычное в повседневном обиходе деловых будней Геринга, давно уже примелькавшееся и почти стершееся от частого употребления, – само это слово наполнилось вдруг новым, немыслимо страшным содержанием, мгновенно вырвавшим его из жизни и унесшим в какую-то ужасающую пустоту.

Геринг пошатнулся, однако устоял на ногах. Как бы очнувшись от кошмарного сна, он резко повернулся, и конвойные отвели его в камеру.

Через некоторое время туда вошел Джильберт. И вот его тогдашние впечатления:

«Лицо Геринга было бледно. Глаза лихорадочно блестели. «Смерть!» – сказал он, опустившись на койку, и протянул руку за книгой. Рука дрожала, несмотря на все его старания казаться безразличным… Он часто и тяжело дышал».

Куда девались многочисленные хвастливые заявления о готовности именно к такому приговору, о том, что на процессе он защищает «не свою голову, а свое лицо». Впервые бывший рейхсмаршал явственно ощутил веревочную петлю на собственной шее, этот справедливый финал преступной жизни, и скомороший грим быстро сошел с его лица.

Защитник Геринга доктор Штамер направил в Контрольный совет по Германии ходатайство о помиловании. На случай отклонения этого ходатайства Геринг лично послал заявление с просьбой заменить ему повешение расстрелом. Однако обе эти просьбы были отклонены.

* * *

15 октября 1946 года вечером начальник тюрьмы полковник Эндрюс обходил камеры и объявлял осужденным результаты рассмотрения их ходатайств. Через несколько часов должен был состояться последний акт справедливого возмездия.

Все делегации Международного трибунала уже покинули Нюрнберг. Но я по случаю оказался в тот вечер во Дворце юстиции – приехал в командировку из Лейпцига. Шагаю по опустевшему коридору и вдруг встречаюсь с Эндрюсом. Он страшно взволнован. Спрашиваю его:

– Что случилось?

– Большое несчастье, – на ходу бросает он.

Оказывается, Геринг покончил самоубийством. И конечно, полковник Эндрюс, который так старался, чтобы не повторилась история Роберта Лея, был крайне удручен случившимся.

Позже я узнал некоторые подробности самоубийства.

В 22 часа стоявший на посту американский солдат заглянул через «глазок» в камеру Геринга. Геринг лежал на топчане с открытыми глазами. Как и требует предписание, руки он держал на одеяле.

Через некоторое время часовой опять прильнул к «глазку» и на этот раз обнаружил, что Геринг конвульсивно подергивается, руки дрожат и судорожно сжимают одеяло. Лицо искажено гримасой. Из камеры ясно доносится хрип.

Часовой и дежурный офицер вбегают в камеру, однако поздно. Холодный свет лампы освещает уже синеющего Геринга. Врач Пфлюкер наклоняется над ним, пытается прощупать пульс, но пульса уже нет.

– Мертв, – заключает Пфлюкер…

Геринг проглотил ампулу цианистого калия. Остатки ее обнаружили в полости рта.

Кто же передал ему яд?

Об этом много говорилось в те дни, высказывались десятки догадок. Австрийский журналист Блейбтрей поспешил сделать сенсационное сообщение о том, что это дело его рук: пробравшись якобы рано утром в пустой еще судебный зал, он тайно прикрепил кусочком жевательной резинки ампулу цианистого калия к скамье подсудимых. Однако через несколько лет эту версию опроверг бывший генерал войск СС Бах-Зелевский. Позавидовав, видимо, рекламе расторопного журналиста, Бах-Зелевский объявил, что это он при встрече с Герингом в тюремном коридоре сумел передать ему кусочек туалетного мыла, в котором была запрятана ампула.

Точно установить обстоятельства, при которых Геринг получил яд, не удалось. Возможностей для этого у него было более чем достаточно. Геринг ежедневно общался со многими адвокатами, они передавали ему различные бумаги и, конечно, без затруднений могли дать заодно и ампулу с цианистым калием. В последние дни перед казнью с осужденным свободно общалась его жена. Она могла сделать то же самое.

Бесспорно лишь одно: Герман Геринг расстался с жизнью 15 октября 1946 года в 22 часа 45 минут. Ушел в небытие мелкий позер и чудовищный злодей, крупнейший вожак преступного германского фашизма.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.