Агония

Агония

Мощный революционный подъем в гоминьдановских районах, решающие успехи НОАК и укрепление освобожденных районов, тяжелые поражения войск Чан Кайши поставили реакционный режим перед неминуемым крахом. В чанкайшистских войсках, правительственном и партийном аппарате распространились пораженческие настроения. Страну охватил политический и экономический кризис.

Осенью 1948 г. Чан Кайши был вынужден заговорить об отставке, о преемнике на пост президента Ли Цзун-жэне. Как глава Гоминьдана, он сохранит за собой контроль в партии.

31 декабря 1948 г. Чан Кайши пригласил на обед около 40 высокопоставленных лидеров Гоминьдана. Генералиссимус, сидя во главе стола, сначала хранил молчание. Но вскоре тишину разорвал его истерический голос: «Я не очень стремился к этому, но вы, члены Гоминьдана, захотели, чтобы я ушел в отставку. Я намереваюсь уйти, но не из-за коммунистов, а из-за позиции определенных групп в Гоминьдане!» Хозяин фальшивил. Позиция КПК влияла на обстановку в гоминьдановском лагере. Разве мог он, лидер Гоминьдана, спокойно слушать радио КПК? Его называли «преступником номер один», «главарем гоминьдановской бандитской шайки, который продал китайские национальные интересы США». В списке 45 военных преступников, переданном радио КПК, на первом месте значились супруги Чан.

В январе 1949 г. наиболее верные соратники вынуждены были признать крах своего режима. Обращения генералиссимуса к великим державам с просьбой повлиять на развитие событий в Китае, ограничить действия КПК успеха не принесли. В январе подразделения НОАК, разгромив наголову сюйчжоускую группировку Гоминьдана, вышли к северному берегу реки Янцзы. Путь на Нанкин был открыт.

Среди ошибок Чан Кайши, которые привели Гоминьдан к поражению, противники генералиссимуса называли необдуманное решение назначить в Маньчжурию в качестве губернаторов своих людей. Эти ставленники Нанкина бйли отвергнуты местными бюрократами, не пожелавшими делиться с пришельцами с Юга своими доходами. Вновь прибывшие из Нанкина в Маньчжурию чиновники выглядели, как говорили в народе, на один лад: они спешили как можно скорее нажиться. Но главное было то, что население «поворачивалось лицом» к КПК. Чан Кайши совершил и другую, как отмечалось, ошибку, отдав приказ расформировать 300-тысячное войско марионеточного режима Маньчжоу-Го. Это войско дружно перешло под знамена НОАК. Несмотря на разжигание чанкайшистами ненависти к КПК, и в рядах милитаристов появились генералы, решившие порвать с Чан Кайши.

Один из самых серьезных ударов по чанкайшистскому режиму нанес известный милитарист Фу Цзои. Генерал Фу никогда не отличался особой преданностью Чан Кайши. За ним шла армия численностью до миллиона человек, и судьба такой огромной армии могла серьезно повлиять на исход гражданской войны.

Представители американского командования, игнорируя Чан Кайши, связались напрямую с генералом Фу. Они выражали готовность оказать ему всестороннюю помощь. Фу, поверив в эти обещания, стал ждать поставок от американской стороны. Обещанный груз прибыл лишь 29 ноября 1948 г. Когда стали разгружать прибывшее судно, то обнаружили, что большинство доставленного оружия негодно.

Тяньцзинь пал 14 января 1949 г., Пекин лишился всякого щита. Генерал Янь Сишань шесть раз обращался к Фу Цзои, призывая его «к жертвам, к борьбе, к восприятию любой идеи, нацеленной на выживание». И Фу воспринял идею, предоставляющую шанс на выживание: он решил капитулировать. Решение пришло, конечно, не сразу. КПК обещала прощение прежних грехов и место в будущем правительстве, оказали давление и члены Демократической лиги. Двадцать пять дивизий генерала Фу влились в армии КПК. Офицерам разрешалось сохранить имеющийся у них чин, а тем, кто хотел покинуть армию, позволили взять с собой принадлежавшие им вещи, получить трехмесячное выходное пособие и покинуть свои части. Примеру генерала Фу пытались последовать и другие. 2 марта крейсер «Чунцин» — гордость гоминьдановского флота, всего год назад полученный от англичан, перешел на сторону НОАК. Но гоминьдановцы сумели все же потопить его.

Официально Чан ушел с поста президента Китая 21 января 1949 г. Его заменил Ли Цзунжэнь, Сунь Фо, ставший премьером, возглавил фронду против Ли. Сторонники Сунь Фо взялись перебазировать многие правительственные учреждения в Гуанчжоу, большинство из них отказались сотрудничать с новым президентом… 23 января 1949 г., когда Народно-освободительная армия входила в Пекин, Ли стал склоняться, вопреки позиции Чан Кайши, к контактам с КПК. Для установления связи с КПК он направляет бывшего мэра Пекина Хо Сыюаня. Но гоминьдановская разведка перехватила посланца, и Хо расстался с жизнью.

Чан Кайши внешне сотрудничал с новым правительством, но на деле сохранял атрибуты независимой политической и военной власти. Соперничество в рядах переживавшей глубокий политический кризис коррумпированной верхушки сказывалось и на поведении гоминьдановских эмиссаров в США. Мадам, посольские чины и руководители официальных миссий продолжали посылать информацию непосредственно Чан Кайши: генералиссимус сохранил за собой влияние в партии, командование армией, распоряжался финансами.

22 января был назначен отлет Чан Кайши и его сына на родину. За несколько дней до этого Чан Кайши отправился к мавзолею Сунь Ятсена. Подойдя к гробнице, он старательно отвесил три поклона белой статуе Сунь Ятсена. Затем с сознанием исполненного долга двинулся к машине, последний раз бросив взгляд на запад, в сторону столицы.

Генералиссимус уезжает на родину, в местечко Цикоу, вместе со своим сыном Цзян Цзинго.

20 февраля посол Стюарт получает послание от генерала Хэ Инцина. Генерал просил американцев помочь выдворить Чан Кайши из Китая. На следующий день в посольство США поступила аналогичная просьба от генерала Бай Чунси. Объектом нападок оказался Сунь Фо. Его уличили в продаже дома в Шанхае по чрезвычайно высокой цене. Сунь Фо конечно же был крупным спекулянтом. Но разве окружавшие его политики были иными? Главная же вина Сунь Фо заключалась в нежелании найти взаимопонимание с новым президентом. За всем этим просматривались амбиции Чан Кайши и Ли Цзунжэня.

КПК укрепляла свои позиции в освобожденных от чанкайшистов районах. В марте 1949 г. в деревне Сибайпо (провинция Хэбэй) состоялся II пленум ЦК КПК. Доклад Мао Цзэдуна на пленуме был положен в основу резолюции. В числе задач партии называлось превращение Китая в социалистическую страну. Государственный строй будущей Китайской Народной Республики пленум характеризовал как демократическую диктатуру народа.

«Под руководством государственной экономики, носящей социалистический характер, через кооперацию, — говорилось в резолюции пленума, — [87] перестраивать индивидуальное хозяйство и через государственный капитализм перестраивать частное капиталистическое хозяйство — вот основной путь превращения новодемократического общества в социалистическое» ‘. На фоне агонии в гоминьдановском стане весьма привлекательными для народа стали призывы КПК к членам партии — быть скромными, аккуратными, бороться с зазнайством. Пленум запретил поздравлять партийных руководителей с юбилеями, называть их именами местности, населенные пункты, предприятия. Авторитет КПК возрастал. Не считаться с этим гоминьдановцам было нельзя.

Ли Цзунжэнь готовился начать переговоры с КПК. Руководитель гоминьдановской делегации Чжан Чжичжун был связан с Чан Кайши еще по школе Вампу. И теперь в качестве министра без портфеля в Нанкинском правительстве он не мог не обратиться за советом к своему патрону. Чан Кайши получил от Чжана сообщение с просьбой о встрече, о предстоящих переговорах с КПК. Но генералиссимус остался равнодушным. «Какое это имеет значение, — говорил он, — приедет он или нет». Но Чжан приехал в Цикоу. Хозяин, вместо того чтобы проявить интерес к переговорам, предложил гостю побывать в примечательных местах Цикоу. Пришлось Чжану уехать ни с чем.

1 апреля начались переговоры гоминьдановцев с КПК. 15 апреля было завершено обсуждение текста достигнутого соглашения. Стороны определили порядок передачи гоминьдановцами власти компартии, не исключалась возможность участия патриотически настроенных элементов Гоминьдана в новой Политической консультативной конференции. Смягчался несколько удар по тем, кто был объявлен военным преступником. При искреннем раскаянии и оказании помощи в освобождении китайского народа обвинения в преступлениях могли быть сняты. КПК определила окончательный срок подписания соглашения — 20 апреля.

Вести о переговорах с КПК не застали Чан Кайши врасплох. Он уже отдал один из последних своих приказов в Фэнхуа: срочно закончить строительство аэродрома в местечке Диньхай, расположенном между Цикоу и Шанхаем. Генералиссимус поступил предусмотрительно: необходимо было подготовить стартовую площадку для бегства на Тайвань. Базу готовил старейший соратник Чана — Чэнь Чэн. Сын хотел иметь более определенное представление о своей судьбе. «Мы пробудем здесь, — сказал ему отец, — три месяца». На этот раз Чан Кайши не ошибся с прогнозом.

17 апреля Нанкинское правительство просит Чан Кайши взять на себя обязанности президента и, естественно, ответственность за ход военных действий. Чан предложил Ли встретиться в Ханчжоу. Из Нанкина на встречу вместе с Ли вылетели Хэ Инцин и генерал Бай Чунси. Состоялся короткий разговор. Генералиссимус, имея в виду условие КПК, спросил: «Какую позицию, по вашему мнению, мы должны занять?» «Я готов, — ответил Ли, — послать кого-либо для переговоров в Пекин с целью обсудить условия».

Чан Кайши отрицал возможность достижения какого-либо успеха в переговорах с КПК. Условия, предъявленные коммунистами, были для него неприемлемыми. Он кладет на стол проект телеграммы. «Эта телеграмма может быть подписана совместно: вами, как действующим президентом, и мною, как лидером Гоминьдана». Мирные переговоры, отмечалось в проекте, прерваны, правительство переезжает в Гуанчжоу с целью дальнейшего «сопротивления коммунистической агрессии». Ли требовал, просил, умолял Чана передать ему право на использование оставшихся ресурсов для обороны Янцзы, но Чан Кайши возвращается в Цикоу. На Тайвань перебрасывается авиация, соединения ВМС, часть дивизий, возглавляемых верными диктатору генералами.

Чан Кайши спешил переправить на Тайвань и золото. В последнем его указании управляющему Центральным китайским банком отмечалось: «Перебазировать оставшийся золотой фонд в Тайбэй».

В ночь с 20 на 21 апреля НОАК перешла в наступление к югу от Янцзы. Гоминьдановская оборона дрогнула. После возвращения делегации Нанкинского правительства от Чан Кайши появилось коммюнике о переговорах в Цикоу. Однако содержащиеся в коммюнике призывы к «единству», «борьбе до конца» полностью заглушила приближающаяся к гоминьдановской столице канонада.

23 апреля началась стрельба на улицах Нанкина, загрохотали взрывы. Гоминьдановский гарнизон сложил оружие. 26-я армия — ей было поручено оборонять Нанкин — так и не появилась. Лидеры спасали свои жизни. Мэр Дэн Чжэ бросился в машину с 300 млн золотых юаней из государственной казны. Шофер и охрана не выдержали и учинили собственный справедливый суд: мэр был жестоко избит, а вскоре и попал в плен. Сколько таких высокопоставленных чиновников Гоминьдана старались унести с собой все, что попадалось под руку?! В этом смысле они мало чем отличались от иностранных завоевателей. Соратники Чан Кайши спасались бегством, но не забывали запихнуть в свой багаж изделия из слоновой кости, золота, серебра и бронзы, ковры, картины, фарфор.

С радостью смотрели жители Нанкина, как, соблюдая строгую дисциплину и порядок, проходили по улицам отряды НОАК. В городе еще кровоточили раны от японской оккупации, горожане еще не оправились от насилий и грабежей, творимых гоминьдановской армией. Население Нанкина наконец вздохнуло свободно. Поддерживать порядок на улицах бывшей столицы оказалось не так-то просто. Командующий фронтом Лю Бочэн, встретившись вскоре после взятия Нанкина с советскими дипломатами, рассказал об одной из наиболее трудных для него задач — удержать солдат НОАК от расправы над находившимися здесь американцами.

25 апреля Чан Кайши перебрался из Цикоу в город своей молодости — Шанхай. Местный командующий демонстрировал решимость стоять насмерть: он заявил, что сумеет повторить здесь оборону Сталинграда. Чан Кайши отдал приказ своим изрядно потрепанным войскам удерживать Шанхай и заявил: три года будет достаточно для «тотальной победы». Гоминьдановский лидер блефовал.

Чан провел 11 дней в Шанхае. Здесь он получил послание от Ли Цзунжэня и Янь Сишаня. Соперники потребовали передать всю власть президенту и правительству, возвратить переправленные на Тайвань ценности для «финансирования деятельности президента»; Чан Кайши предлагалось выехать в Европу или Америку для сбора необходимых правительству средств. Он не стал медлить с ответом. «Вы настаиваете на том, — писал он, — что я должен выехать за рубеж. Я не могу поступить так, поскольку я не милитарист. Но я согласен на то, чтобы не касаться государственных дел. С завтрашнего дня я полностью снимаю с себя ответственность за эти дела» Свое слово на этот раз Чан сдержал. Он отбыл на Тайвань, а посол Стюарт в это время налаживал связи с представителями КПК. Бывший слушатель Яньцзинского университета Хуан Хуа, говоря теперь со Стюартом от имени КПК, выражал недовольство по поводу продолжающейся помощи США гоминьдановскому режиму.

12 мая начался штурм Шанхайского укрепленного района. 27 мая над Шанхаем было водружено знамя НОАК. «Второго Сталинграда», о котором говорили местные милитаристы, здесь быть и не могло. Победители взяли в плен более 100 тыс. солдат и офицеров. Чан Кайши выступил с речью в Тайбэе. «Если мы не возвратим Шанхай за четыре месяца, — поклялся оратор, — я покончу с собой!» Сколько таких клятв пришлось давать беглецу за свою жизнь! С материка продолжали поступать печальные для него новости. Становились обычными вести о переходе гоминьдановских чинов на сторону КПК. Это не удивляло. Поражало другое. Как мог, например, мэр Шанхая У Шаошу предать своего патрона? Он обладал секретными документами, списками лидеров тайных обществ, агентов Гоминьдана и т. п. Все эти документы У передал в руки представителей КПК, оборвав таким образом надежную связь Чан Кайши с Шанхаем.

От президента Ли в Тайбэй полетел с письмом Янь Сишань. Снова, в который раз, призыв к благоразумию. «Все наши соратники надеются, что вы приедете в Гуанчжоу и поведете нас… — говорилось в письме, — и я сам искренне надеюсь, что буду ежедневно пользоваться вашими советами и получать ваши указания». Янь Сишань уговаривал генералиссимуса не слушаться американских политиков, вернуться на материк, создать твердое военное правительство.

«Американцы думают, — философствовал Янь, — будто они знают, что хорошо для Китая. Но что они знают о Китае? Они видят Китай глазами миссионеров… Они хотят предложить Китаю свой вид демократии, не принимая во внимание условия в Китае. Но мы едим рис, а они — хлеб. Означает ли это, что мы должны есть хлеб, чтобы стать демократической нацией?» Янь знал о приверженности супруги Чан Кайши идеалам американской демократии. «Если бы я был госпожой Чан, — неожиданно заявил милитарист, — я бы позабыл об американцах. Что стоит демократия, если нет ни одной страны, где она практиковалась бы». Янь Сишань возвратился в Гуанчжоу с пустыми руками.

Чан Кайши слишком тесно связал себя с Вашингтоном, чтобы довериться советам Янь Сишаня. В июле он получил от своих агентов в США успокаивающие заверения: ведущие деятели республиканской партии намереваются отстаивать политику «непризнания» китайских коммунистов, а также изучить планы дальнейшей помощи Гоминьдану. Лоббисты Миллар и Гудвин уделяют особое внимание партийным лидерам и в то же время пытаются избежать раскола в партийных рядах, по вопросам китайской политики особенно.

В июле Чан Кайши — на Филиппинах. Здесь вместе с президентом Квирино подписывает коммюнике с настойчивым требованием организовать Тихоокеанский пакт. Этот шаг вписывался в русло мероприятий Вашингтона, направленных на консолидацию проамериканских сил в Азии и на Тихом океане. Но между встречами с Квирино и с президентом Южной Кореи Ли Сын Маном в Сеуле Чан все же посетил Гуанчжоу. Выступая там 16 июля перед членами ЦИК Гоминьдана, Чан Кайши сказал: «Я чувствую стыд за свое возвращение в Гуанчжоу при нынешних условиях отступления и поражения. Я не могу не отметить, что должен разделить большую долю ответственности за поражение. Я напуган размахом спекуляций и контрабандой опиума в Гуанчжоу…» Чан Кайши признавал ответственность правительства за положение дел во временной столице. «…Мы должны удержать Гуанчжоу, наш последний порт, последнее место, опираясь на которое мы сможем использовать свой флот и авиацию», — заявил Чан Кайши перед членами ЦИК. 21 июля Чан Кайши покинул Гуанчжоу, уже навсегда.

Драма приближалась к развязке. Руководители КПК, натолкнувшись на нежелание Вашингтона пожертвовать Чан Кайши, активизировали военные действия. За своими плечами они ощущали международную поддержку.

В начале июля 1949 г. в Москву прибыла делегация КПК во главе с Лю Шаоци. Состоялись беседы китайских руководителей с И. В. Сталиным. В своих воспоминаниях Ши Чжэ довольно подробно воспроизвел их содержание. Во время третьей беседы Лю Шаоци сообщил Сталину о планах КПК образовать к 1 января 1950 г. центральное правительство. Последовал вопрос Сталина: «…где вы разместите свое правительство? Государство не может оставаться без правительства». Руководители КПК связывали свои надежды с признанием нового правительства прежде всего со стороны Советского Союза, не надеялись в этом смысле на державы Запада, хотя последние не прекращали политическую игру с КПК. В августе 1949 г., когда делегация КПК возвращалась на родину, Сталин, напутствуя Лю Шаоци, снова заявил:

«Время без правительства не должно быть очень долгим, в противном случае зарубежные страны воспользуются этим моментом для вмешательства, вплоть до объединенного вмешательства, в этом случае вы окажетесь в трудном положении»[88].

Мао Цзэдун получил гарантии признания новой власти со стороны северного соседа, и вскоре, 18 августа 1949 г., появилась статья руководителя КПК «Прощайте, Лейтон Стюарт», где было сказано следующее:

«Слушайте же, те из китайцев, которые полагают, что победа возможна и без международной помощи… США не выставили большого количества войск для наступления на Китай не потому, что правительство США не хотело этого, а потому, что у него были свои опасения… Правительство США опасалось, что народы Советского Союза, Европы и всего мира выступят против него…»[89]

21 сентября в Пекине открылась сессия Народной политической консультативной конференции Китая (НПКК). На сессии был принят Закон об организации Центрального народного правительства Китайской Народной Республики, а также решения о столице, гимне и флаге КНР. В последний день работы, 30 сентября, НПКК избрала свой постоянный рабочий орган — Всекитайский комитет и Центральное народное правительство КНР. 1 октября 1949 г. на многотысячном торжественном митинге в Пекине, на площади Тяньаньмэнь, была оглашена декларация Центрального народного правительства о создании Китайской Народной Республики.

В правительственной декларации говорилось, что народная освободительная война в основном выиграна и большинство народа страны освобождено. Правительство заявляет, что оно является единственным законным правительством, представляющим весь народ Китая, и готово установить дипломатические отношения с любым иностранным государством, которое будет соблюдать принципы равенства, взаимной выгоды и взаимного уважения, территориальной целостности и суверенитета. Пост председателя правительства занял Мао Цзэдун.

2 октября 1949 г. КНР была признана Советским Союзом, который установил с ней дипломатические отношения. Советским послом в КНР был назначен Н. В. Рощин, а послом КНР в СССР — Ван Цзясян.

Вместе со своими соотечественниками на празднике провозглашения КНР были и те, кто длительное время вынужден был сотрудничать с Чан Кайши. Здесь была вдова Сунь Ятсена — Сун Цинлин. Она восторженно встретила образование КНР. Новое правительство, по ее словам, стало подлинно народным, демократическим. Она призывала сограждан нового Китая посвятить себя задаче предотвращения разрушения цивилизации, использовать всю энергию человека и все созданное им ради счастья простых людей повсюду в мире. Сун Цинлин умерла 29 мая 1981 г. в возрасте 88 лет, спустя 13 дней после того, как ее официально объявили в Пекине почетным президентом КНР.

На площади Тяньаньмэнь находились и гоминьдановские генералы, перешедшие на сторону КПК. Христианского маршала Фэн Юйсяна, проживавшего некоторое время в США, подстерегла нелепая смерть: в августе 1948 г. он погиб, возвращаясь в Китай, в каюте парохода, задохнувшись в дыму во время пожара. Но его вдова нашла приют в КНР.

Чан Кайши теряет связь с материком. 10 октября в своем послании изгнанник клеймит «советскую агрессию» в Китае и объявляет о решимости бороться до конца. Гоминьдановский президент Ли Цзунжэнь не скрывал своего раздражения, когда говорил с соратниками о Чан Кайши, и хотел публично заклеймить генералиссимуса, но воздержался. Он выехал на лечение в США. На призывы приехать на Тайвань он не ответил.

Чан Кайши назначил генерал-лейтенанта Сун Личжэна главнокомандующим китайскими армиями и оборонительными силами Тайваня. Сун сразу же предложил программу подготовки тайваньской молодежи, которую рассматривал как «отличный материал».

Шаг за шагом по мере реорганизации армии, партии и администрации ведущей фигурой во всех сферах деятельности на Тайване становится генерал Цзян Цзинго. Генералиссимус оставил за собой верховную власть в армии. В качестве партийного лидера он стремился представить армию как контролирующую администрацию силу. Цзян был назначен главой политического департамента в армии и членом ЦИК, который контролировал партийные дела. «Президент» Чан обладал диктаторскими полномочиями, особенно во время кризиса и войны. Цзян Цзинго, как министр обороны, контролировал секретную службу армии, партии и правительства, использовал институт политических комиссаров, назначенных на все уровни военной организации.

Семья Чан Кайши взяла власть в свои руки. На стороне интересов остатков гоминьдановской элиты стояли вооруженные силы США.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.