XVIII. «Служить бы рад…»
XVIII. «Служить бы рад…»
Если другое зло имеет некий предел, то зависть предела не имеет.
Архимандрит Кирилл (Павлов).
Проповеди
Поздравляя Покрышкина в августе 1944-го с присвоением звания трижды Героя, командир корпуса A.B. Утин сказал ему: «Рад за тебя, Саша! Ты по праву заслужил это звание и носи его с гордостью. Но запомни мои слова: твои три звезды — этой твой терновый венец, который очень больно будет колоть тебя всю жизнь…»
Слова эти оказались вещими. Несмотря на официальные почести и высокие посты, которые доставались ему огромным трудом, судьба народного героя после войны была непростой.
Летом 1945 года Покрышкину предложили поступить в Военновоздушную академию. Но он отвергает этот, казалось бы, вполне логичный вариант и просит направить его на основной факультет Военной академии им. М. В. Фрунзе. Полковника, которому недавно исполнилось 32 года, не страшат трудности изучения малознакомых для него общевойсковых дисциплин. Покрышкин считал, что такая подготовка позволит ему глубоко освоить вопросы взаимодействия авиации с наземными войсками. Не без оснований он полагал, что курс Военно-воздушной академии им в целом уже освоен.
Вместе с другом — дважды Героем Советского Союза Владимиром Лавриненковым — Покрышкин штудирует военные науки. На первых учебных сборах в Загорске (ныне — Сергиев Посад) Героям-летчикам приходится ползать по-пластунски, рыть окопы и траншеи, осваивать все навыки пехотинца. Не выдержав общевойсковых порядков, Иван Кожедуб и Амет-хан Султан убыли в Военно-воздушную академию.
В. Д. Лавриненков описывает эпизод, когда им с Покрышкиным надо было сдать зачет по стрельбе из артиллерийского орудия. Слушатели сборов подначивали летчиков, сомневаясь в их успехе.
«Покрышкин молча, ни на кого не обращая внимания, с головой ушел в расчеты. Я тоже молча орудовал с прицелом…
— Огонь!
Покрышкин производит выстрел. Точно в цель.
… И третий снаряд попал точно по назначению. Повторить этот результат на сей раз никому, даже артиллеристам, не удалось».
Класс встретил Покрышкина и Лавриненкова песней: «Мы парни бравые, бравые, бравые…» Смотрелись они действительно броско. Лавриненков — также сильного сложения, лицо скульптурной лепки. Вырос Владимир Дмитриевич в смоленской деревне, прославился в воздушных боях под Сталинградом. В августе 1943-го Лавриненков, после столкновения с уже сбитым им немецким разведчиком ФВ-189, выбросился из «аэрокобры» на парашюте. Ветер отнес его к немецким траншеям… Под охраной в купе железнодорожного вагона двух пленных летчиков повезли в Германию. Лавриненков был опознан как известный ас, Герой Советского Союза.
В купе он приятно удивил немцев, подобострастно вскакивая с места, чтобы открыть им дверь. Затем бьет по чемодану, на котором успокоившиеся охранники расставили свои закуски, и, распахнув отработанным движением дверь, выпрыгивает с напарником из шедшего полным ходом поезда в ночную украинскую степь. Воевал в партизанском отряде, вернулся в свой полк. За войну совершил 448 боевых вылетов, сбил лично 35 и в группе 11 самолетов противника.
Покрышкину и Лавриненкову, при помощи бывшего командарма, а теперь заместителя главкома ВВС генерал-полковника Т. Т. Хрюкина, удалось добиться разрешения на полеты на истребителе, хотя академическое начальство возражало. «По очереди уходили мы в зону пилотажа, специально отведенную для нас, и там отводили душу. Один на один с небом — это настоящее счастье!»— вспоминал Лавриненков.
К великому горю летчиков, генерал Хрюкин умер в 1953 году, 43-летним, от болезни почек…
Полеты беспокоили жен. Однако Покрышкин говорил Марии Кузьминичне: «Эх ты, а еще жена летчика. Понимать должна, чем реже я стану летать, тем больше буду терять летные навыки». Иногда отшучивался: «Выходила бы замуж за начпрода. Максимум, что ему грозило бы — это растрата».
Полковник В. И. Бочков тепло вспоминал дружную учебную академическую группу, составленную из отличившихся на фронте офицеров. Старостой был Покрышкин.
«В длинные зимние вечера, выполняя курсовые задания, наклонившись над картами, Миша Титов (впоследствии — генерал-лейтенант. — А. Г.) тихо запевал любимую чапаевскую песню с припевом «Ты добычи не добьешься…», ее подхватывала вся группа, и надо было слышать и видеть, с какой страстью пел Александр Иванович. Все мы горячо любили и уважали его. Он был у нас первым заводилой во всех делах».
М. К. Покрышкина в своей книге воспоминаний описывает дружеские встречи тех первых послевоенных лет с Лавриненковыми, другими однокашниками мужа, с художником Василием Николаевичем Мешковым, с артистами — Борисом Бабочкиным и Сергеем Столяровым…
Был знаком Александр Иванович со знаменитым футболистом и хоккеистом Всеволодом Бобровым, с абсолютным чемпионом страны по боксу Николаем Королевым, который позднее свою книгу «На ринге» подписал: «Отзывчивому товарищу! Королю воздуха Александру Покрышкину в знак глубокого уважения от автора. 5 сентября 1950 г.».
Королеву, кстати говоря, Покрышкин однажды взял да и подарил привезенный из Германии трофейный серебристого цвета роскошный «хорьх», подарок командующего воздушной армии С. А. Красовского. «Зачем мне «хорьх»? У меня есть служебная машина».
Двухкомнатная квартира на улице Горького, 8 всегда была полна друзьями, однополчанами, избирателями, пришедшими по депутатским делам. В 1946 году А. И. Покрышкин был избран депутатом Верховного Совета СССР от Татарского района Новосибирской области.
В том же, 1946-м, все авиаторы были потрясены судом над командующим ВВС Главным маршалом авиации A.A. Новиковым, наркомом авиапромышленности А. И. Шахуриным и рядом других генералов и руководящих работников авиапромышленности. Все они были приговорены к различным срокам тюремного заключения за поставку в армию некачественных самолетов. Совсем недавно их награждали Золотыми Звездами и орденами, а спустя год — отправили в камеры и лагеря… Официальные обвинения были малоубедительны. За этим процессом и поныне тянется шлейф различных слухов и версий. По одной из них Новиков был арестован, чтобы выбить из него показания против Г. К. Жукова. По другой — сын Сталина Василий сам хотел стать командующим ВВС и доложил отцу об отставании нашей авиации…
Так или иначе, люди, надеявшиеся, что репрессии остались позади, что Победа сплотила наше общество, испытали шок. Герой Советского Союза Г. А. Баевский, в то время слушатель Военно-воздушной инженерной академии им. профессора Н. Е. Жуковского, вспоминал: «У всех ощущение было, прямо скажем, хреновое. Ну вот, опять… Что же дальше? — появилась мысль…»
В 1953 году все осужденные по «авиационному делу» были оправданы. A.A. Новиков после шести лет строгой изоляции в следственной тюрьме был назначен командующим Дальней авиации. В начале 1955-го его прямота и возражения на представительном совещании не понравились Н. С. Хрущеву, и Новикова сняли с поста. Несколько лет Александр Александрович занимал скромную для своего звания Главный маршал авиации должность начальника Высшего авиационного училища Гражданской авиации. Такие люди, как A.A. Новиков, оказались в мирное время не нужны…
Покрышкин не раз встречался со своим бывшим командующим на различных собраниях. Бывал Главный маршал авиации и дома у Покрышкиных. Уважение друг к другу они сохранили до конца своих дней.
… Подходил к завершению трехгодичный курс обучения в академии.
Из личного дела А. И. Покрышкина:
«За время учебы в Военной академии им. Фрунзе тов. Покрышкин аттестовался исключительно положительно. Проявил себя как весьма способный к учебе офицер. 1-й курс окончил хорошо, 2-й курс отлично, годовой экзамен за 3-й курс сдал отлично. Дипломную работу на тему «Борьба истребителей с большой группой бомбардировщиков» защитил с оценкой отлично.
… В аттестации на тов. Покрышкина особо отмечаются следующие положительные качества: дисциплинированность, добросовестность, выдержанность, спокойствие. Глубоко вникает в существо вопросов и принимает верные решения».
Должен был решаться вопрос о дальнейшей службе полковника Покрышкина. Его жена вспоминает, как однажды утром в их квартире раздался телефонный звонок:
«Властный мужской голос, который не счел нужным поздороваться и представиться, задал мне вопрос:
— Квартира генерала Покрышкина?
— Да, квартира Покрышкина, но вы ошибаетесь, он не генерал, а полковник.
— Ну, если с вами говорят из такого авторитетного штаба, как от Василия Иосифовича Сталина, то нам тут виднее — генерал он или полковник!
— Я не знаю, что вам там виднее. Однако сегодня утром я проводила мужа в академию в качестве полковника, — продолжала я стоять на своем.
— Вы убедитесь, кто из нас прав, — заявил звонивший. — Впрочем, передайте вашему мужу, что звонили от командующего ВВС Московского округа Василия Иосифовича Сталина. Завтра в десять ноль-ноль ваш муж должен явиться к нему.
— Хорошо, — ответила я.
Прямо скажу, звонок этот оптимизма мне не добавил, учитывая то обстоятельство — откуда он исходил! Кому, как не мне, был известен независимый характер мужа, его прямая манера излагать свои собственные суждения в любых обстоятельствах. Он привык честно работать, так же как и воевать. И уж в позе «чего изволите» никогда и ни перед кем Покрышкин не стоял! Проку от этого визита, на мой взгляд, ожидать не следовало.
К вечеру явился из академии Александр Иванович. Я ему сообщила, что был «интересный» звонок от Василия. В то время в военных кругах достаточно было назвать это имя, как всем сразу становилось ясно, кто это такой.
— А что им от меня надо? — спросил муж.
— Вот уж чего не знаю, того не знаю! — ответила я. — Завтра в десять ноль-ноль тебе велено быть на Ленинградском шоссе, там тебе, очевидно, скажут, зачем ты им понадобился.
Как потом рассказал мне Александр Иванович, он был вызван для предварительной беседы в связи с предполагаемым назначением его на должность первого заместителя командующего ВВС Московского округа. Однако беседа эта не состоялась.
Александр Иванович явился к Василию… Прождав командующего более часа, Александр Иванович поинтересовался, в какое же время он прибудет на службу. Начальник штаба, неопределенно пожав плечами, ответил:
— К сожалению, точного времени назвать вам не могу. Василий Иосифович с утра осмотрел новых скаковых лошадей, поступивших к нам на конюшню, а после этого отъехал к футболистам…
— Ну, я подождал еще минут пятнадцать, — рассказывал мне муж, — затем поднялся, сказав, что я занят, у меня экзамены, и уехал».
Кто бы еще решился на такое?! В штабе В. И. Сталина можно было сделать быструю карьеру. Но Александр Иванович, хорошо знавший о всех особенностях характера и причудах Василия Сталина, своего однокашника по Каче, отказался от этой возможности… Дома он сказал: «Эта камарилья не по мне».
В. И. Сталин, в 1944—1945-х годах, так же как А. И. Покрышкин, командовал истребительной авиадивизией. Его боевые друзья Герой Советского Союза С. Ф. Долгушин и Герой России Ф. Ф. Прокопенко вспоминали бои, в которых он лично сбивал немецкие самолеты (официально засчитано два). Однако командир 1-го гвардейского истребительного авиакорпуса Белецкий, наряду с положительными качествами, отметил и недостатки В. И. Сталина:
«Недостаточно глубокое изучение людей, а также не всегда серьезный подход к подбору кадров, особенно штабных работников, приводили к частым перемещениям офицерского состава в должностях. Это в достаточной мере не способствовало сколачиванию штабов.
В личной жизни допускает поступки, не совместимые с занимаемой должностью командира дивизии…»
М. К. Покрышкина вспоминала также встречу мужа с сыном другого деятеля из кремлевских «верхов»:
«В марте 1948 года Александр Иванович раньше всех слушателей Академии имени Фрунзе написал дипломную работу, и начальник академии, узнав об этом, решил дать ему месяц внеочередного отпуска. Так мы с детьми оказались в Крыму, в «Артеке», где директором был наш хороший знакомый, сибиряк Борис Александрович Овчуков.
На юге было уже тепло, начинало цвести. Все прекрасно, настроение отличное. В местной прессе появилось сообщение, что в Крыму отдыхает знаменитый летчик Покрышкин. И тут Овчуков сказал, что нас приглашает в гости директор известного винодельческого объединения «Массандра». Александр Иванович говорит: «А что, можно поехать посмотреть, как делается вино, эти подвалы». И мы поехали, это недалеко от «Артека». Нас провели по подвалам, где поражали бутылки коллекционного вина петровского времени. Мы узнали, что в годы войны 200 тысяч бутылок коллекционного вина были вывезены в тыл, а современное вино выливали потоком в Черное море. Из этого винного ручья упивались и наши, и немцы.
Потом директор «Массандры» пригласил нас в большую комнату приемов. Спинки стульев в виде бочек, бокалы — бочонки. Наш приезд совпал с днем рождения Александра Ивановича, 6 марта. Стол уже накрыт, принесли бутылку мадеры 35-летней давности. И Александру Ивановичу — 35 лет. Еле-еле открыли бутылку, длинная пробка была изъедена шашелем. Эту пробку я так и храню с тех пор.
И вот мы сидим, дегустируем прекрасное вино. Вдруг рывком распахивается дверь, и в комнату входит молодой человек — кавказец, красивый, представительный, в дипломатической серой шинели нараспашку. Видно было, что он здесь не в первый раз, со всеми он поздоровался кивком головы. И направился прямо к Александру Ивановичу, который был в военной форме, в кителе, со Звездами. Неожиданный гость протягивает руку и говорит: «Здравствуй, Александр Иванович! Я сын Лаврентия Павловича Берии». Муж ответил: «Очень приятно. Здравствуйте. Присаживайтесь, пожалуйста. У меня как раз день рождения. Пробуем вино моего возраста». Тот присел. Продолжался непринужденный разговор о разном. Потом директор принес книгу отзывов, где расписались многие знаменитости, включая Черчилля. Всех развеселила запись поэтессы Веры Инбер: «До «токая» я была такая, а после «токая» я не такая».
И вдруг сын Берии задает такой вопрос: «Александр Иванович, скажи, пожалуйста, вот как ты считаешь. Василия Иосифовича Сталина назначили на такую большую должность командующего Московским округом ВВС. Справится он или нет?» А мой «ортодокс» из-за угла не привык ходить, все напрямую, и говорит: «Если вас интересует мое мнение, то я могу его вам высказать». — «Пожалуйста, мне очень интересно». — «Чтобы командовать таким округом, надо иметь академическое образование и опыт работы. А у него их нет».
Что со мной было… Я чуть не сползла под стол. Потом как-то успокоилась. Разговор продолжался на какую-то тему… Я молчала. Только когда мы сели в машину, у меня ручьем полились слезы. «Саша, что ты делаешь?! Что ты говоришь? Ты думаешь — кому ты говоришь?! Не более, чем через полчаса это все будет известно в Москве, доложено Василию». Ведь ровно за месяц до этого Василий Сталин приглашал Александра Ивановича к себе в штаб… И у нас есть основания думать, что сын Берии рассказал о разговоре Василию.
Тогда в машине я говорила Александру Ивановичу, что «они тебя сотрут в порошок и развеют по ветру. А заодно и меня с твоими детьми…» На что муж отвечал: «Ну что ты волнуешься? Успокойся. Ему же никто правды не скажет. А я вот сказал то, что я о нем думаю». Честно говоря, года полтора потом я была, как говорят в авиации, «на трясучем режиме». Звонок в дверь или телефон — меня трясло. Одно имя — Берия — всем внушало в те годы страх. Боялась, что приедут и увезут мужа. Вот такая была встреча».
В итоге Покрышкин вместо должности 1-го заместителя командующего ВВС Московского военного округа был назначен в январе 1949 года заместителем командира истребительного авиационного корпуса ПВО. В аттестации на выпускника академии написано: «Достоин присвоения очередного военного звания «генерал-майор авиации»». В последующих аттестациях — тот же вывод. Но генеральское звание было присвоено Покрышкину только 3 августа 1953 года! Уже стали генералами командиры дивизий, входивших в корпус Покрышкина, некоторые из его заместителей…
Генерал-полковник авиации В. И. Андреев в предисловии к сборнику воспоминаний «Покрышкин в воздухе и на земле» пишет: «Каким несгибаемым человеком надо было быть, какую волю иметь, чтобы почти десять лет наблюдать завистливые интриги недругов, задерживающих присвоение ему воинского звания «генерал-майор»… Как ни прискорбно, но надо признать, что подобные методы воспитания послушности, угодничества, доходящего до холуйства, применяются до сих пор…»
Истинную цену людям, прямым или, напротив, льстивым речам Василий Иосифович Сталин узнает через несколько лет. В развернувшейся после смерти вождя яростной политической схватке его сын был обречен… Из тюрьмы, измученный и больной, В. И. Сталин писал дочери: «Запомни на всю жизнь: когда человек на коне — у него тысяча «друзей», а когда человек под конем — у него только истинные друзья. Так было, так есть и так будет всегда».
… Покрышкин с женой и детьми Светланой и Сашей (родился 8 сентября 1947 года) переезжают в Ржев, старинный русский город на Волге, почти полностью разрушенный в годы войны. Полгода семья жила в комнатке ветхого барака, лишь к осени 1950 года переселилась в один из ста построенных финских домиков. Мария Кузьминична вспоминала: «Водопровода не было, воду на все случаи жизни брали из Волги. Вершина комфорта на кухне — керогаз и примус. Отапливались дровами. Но мы были молоды и счастливы…»
Покрышкин перешел из ВВС в истребительную авиацию ПВО, которой командовал друг В. И. Сталина генерал-лейтенант Е. Я. Савицкий. Авиация ПВО в первую очередь получала новейшую реактивную технику. В 1970-х годах американцы рассекретили и опубликовали планы атомных атак с воздуха Советского Союза. В 1948 году по плану «Чариотир» планировалось сбросить 133 атомные бомбы на 70 советских городов, из них восемь на Москву. В следующие два года войны — еще 200 атомных и 250 тысяч тонн обычных бомб. Затем еще разрабатывались один план за другим… Блок НАТО, имевший перевес сил, сдавливал Советский Союз кольцами баз и аэродромов. Нашей стране приходилось выбиваться из сил, создавая ядерный щит, стратегическую авиацию, ракеты, систему ПВО…
В 1953 году Александр Иванович вернулся из очередной командировки, как вспоминала его жена, «опустошенный, подавленный и буквально почерневший». «Стоит ли жить вообще и иметь детей?»— сказал он Марии Кузьминичне. После взрыва термоядерной бомбы все, что было на полигоне, «превратилось в радиусе тридцати километров в темно-коричневое зловещее пятно, глянцево блестящее на солнце как зеркало». С высоты полета этот полигон смотрелся преддверием ада. Здоровью всех участников этого испытания был нанесен радиацией тяжелый ущерб…
Генерал H.A. Трофимов писал: «Пришло время сказать и о Покрышкине — пионере нашей ракетной авиации. Одним из первых освоил он на новейшей послевоенной технике полеты в сложных метеоусловиях днем и ночью. Что было очень трудно, и за выполнение этих задач в то время награждали орденами».
Из аттестации командира 88-го истребительного авиационного корпуса ПВО (28.11.1952 г.):
«Полковник тов. Покрышкин в занимаемой должности с июня 1951 года.
… За это время тов. Покрышкин проявил себя грамотным, требовательным и дисциплинированным офицером. Свои служебные обязанности совмещает с исполнением обязанностей депутата Верховного Совета Союза ССР.
… Летную работу любит. Летает смело и уверенно. Имеет звание «Военный летчик 1-го класса» и общий налет 1584 часа. За 1952 год налетал 47 часов, из них 36 на реактивных и в том числе 9 часов ночью.
… В конце 1951 года и начале 1952 года состав частей корпуса был полностью обновлен прибывшими из ВВС соединениями.
Летный и технический состав прибывших частей за 1952 год полностью переучен на новую реактивную мат. часть, и задачи, поставленные приказом Военного министра, по основным видам боевой подготовки выполнены».
Александру Ивановичу в начале 1950-х годов был прежде всего интересен опыт тех, кто участвовал в воздушных боях с американскими реактивными самолетами в Корее. Подолгу беседует Покрышкин с И. Н. Кожедубом, который командовал там дивизией (но личные боевые вылеты ему были запрещены). Сбивший в небе Кореи 20 самолетов Герой Советского Союза Е. Г. Пепеляев в своей книге ««МиГи» против «Сейбров»» (М., 2000) вспоминает встречу с Покрышкиным весной 1953 года в Василькове под Киевом на сборах: «Александр Иванович поселил меня в своем номере гостиницы, и каждый вечер, после ужина, мы засиживались с ним заполночь. У нас с ним шли разговоры о воздушных боях в Корее и боях Великой Отечественной войны. Его интересовало буквально все, что там происходило. Начиная от взлета и кончая посадкой, как осуществлялось наведение и поиск, какие строили боевые порядки при поиске и в бою, как маневрировали в группах, как стреляли, какими очередями, с какой дальности и т. д. Он и сам много рассказывал о воздушных боях, делился размышлениями о стратегии и тактике воздушной войны… Это был толковый, грамотный и инициативный командир. Великий боец и летчик».
Покрышкин остается тем же, кем был всегда. Генерал Хрюкин точно в 1943 году определил его сущность: «Храбрый из храбрых, вожак…»
М. К. Покрышкина с ужасом вспоминала, как при строительстве дома в их гарнизоне был обнаружен пролежавший несколько лет в земле немецкий склад боеприпасов. Александр Иванович распорядился подогнать грузовик с песком. Первым спустился в яму, выстроил цепочку из добровольцев и начал разбирать кладку снарядов, передавая их из рук в руки в кузов машины. «Я не мог никому поручить это дело, — объяснял он потом жене. — Саперов ждать было слишком долго и опасно, а среди нас, авиаторов, специалистов по разминированию не нашлось. Риск для всех одинаковый, и как командир прятаться за спины своих подчиненных я не имел права».
Надо сказать, что гибель людей во Ржеве и его окрестностях от оставшихся в земле мин и снарядов была довольно частым явлением.
… Александр Иванович никогда не оставлял в беде друзей. М. К. Покрышкина вспоминала:
«Муж познакомил меня со своим первым командиром полка Виктором Петровичем Ивановым уже после войны, но до этого я знала из его рассказов, что это за человек. Иванов был очень красив внешне, брюнет, стройный, крепкий, широкоплечий. Образован, музыкален, имел прекрасный голос, мог сесть за пианино и сыграть на слух любую мелодию. Семья Ивановых — очень хорошая. Юлия Михайловна, жена Виктора Петровича, также была очень красива.
Летом 1942-го Виктор Петрович, получив тяжелую травму, был отправлен в эвакогоспиталь и после излечения в полк не вернулся. Иванова направили командиром дивизии ПВО. Его заместитель по хозяйственным вопросам оказался нечист на руку, разворовал большую сумму денег. Был суд. Рикошетом — просмотрел! — это ударило и по Иванову. 10 мая 1945 года он был осужден! Через несколько месяцев оправдан. Но его понизили в должности, куда-то перевели, кажется, командиром полка. И вот в 1949 году он приехал к нам в Москву, на улицу Горького, все рассказал. Дело кончилось тем, что Иванова уволили из армии… Мне стало страшно — насколько он изменился за это время. Постарел, осунулся, сильно поредели волосы на голове. Незаслуженное оскорбление прямо-таки прижало его к земле. Александр Иванович после ужина говорит Виктору Петровичу: «Мы с Марией вас не отпустим, оставайтесь ночевать, поживите у нас, сколько нужно». А мне наедине муж сказал, чтобы я убрала подальше все колющие и режущие предметы… До такой степени Виктор Петрович был оскорблен и унижен.
Потом как-то он зашел к нам с Юлией Михайловной. Поговорил о чем-то с Александром Ивановичем в коридоре и собрался уходить. Мы, конечно, не могли с ними так расстаться. Причина того, что они хотели быстро уйти, оказалась следующая — у Юлии Михайловны под изношенным пальто было не то платье, не то халат, сшитый из камуфляжной палатки… Александр Иванович как увидел ее в таком виде, говорит: «Мария, собирайся, едем в Военторг». Мы были прикреплены к центральному Военторгу, как раз получили талоны на товары на 1500 рублей. Приехали, купили платье, платок, обувь Юлии Михайловне, пальтишко и костюмы двум сыновьям Ивановых. Когда вернулись домой, Юлия Михайловна откровенно плакала, а у Виктора Петровича глаза были полны слез… Он говорит Александру Ивановичу: «У меня нет слов…» Муж ответил: «Виктор Петрович, о чем вы говорите. Мы, слава Богу, не раздеты, не разуты». А потом продолжает: «Виктор Петрович, договариваемся вот как. Меня назначают командиром корпуса во Ржев. Пойдете ко мне замом по боевой?» Иванов сказал: «Александр Иванович, к тебе — хоть на край света».
И шесть лет Виктор Петрович был во Ржеве у Покрышкина заместителем по боевой подготовке. Выпрямился, расправил плечи, был награжден орденом. У них в семье родилась дочь Наташа.
После того как Александр Иванович ушел на учебу в академию Генштаба, Иванов работал еще года два, а затем демобилизовался, уехал в Сталинград. Этот город мы всегда называли и называем только так. Для нас, фронтовиков, Волгограда не было…
Несколько раз Иванов приезжал к нам в гости в Москву. Когда Виктор Петрович появлялся у нас, звонили генералу Александру Никандровичу Матвееву, бывшему начальнику штаба полка. Это были незабываемые дружеские вечера…
Последний раз с Виктором Петровичем мы виделись в Качинском летном училище в дни торжеств, посвященных Сталинградской битве. А спустя какое-то время нам сообщили, что он ушел из жизни…
Запомнился мне такой эпизод. Мы прилетели на встречу ветеранов в родной для всех нас гвардейский полк в Нивенское. Александр Иванович уже в звании маршала спускается по трапу, к нему обращаются с приветствием. А он повернулся к Виктору Петровичу, показывает на него и говорит: «Вот ваш первый командир, ему и отдавайте честь!»».
В феврале 1955 года А. И. Покрышкин наконец повышен в должности после нескольких лет командования корпусом. Он назначен командующим истребительной авиацией Северо-Кавказской армии ПВО, едет с семьей в Ростов-на-Дону. И здесь продолжал летать, особенно любил ночные полеты: «Города светятся, как букеты прекрасных цветов, какие самому лучшему художнику вряд ли удастся воспроизвести на полотне…»
Позывной его МиГ-17 был тот же, что и на фронте — «сотка». В одном из ночных полетов на самолете Покрышкина отказал авиагоризонт, прибор, без которого летчик ночью не может определить, где небо, где земля. Но летное мастерство и здесь спасло летчика. Правда, подчиненным он сказал: «Если об этом узнает Мария Кузьминична, уволю и разжалую». Жена узнала об этом случае лишь спустя десять лет.
Марию Кузьминичну, которая всегда жила интересами мужа, волновал вопрос — почему Покрышкину не дают возможность учиться в Академии Генерального штаба? Начальство говорило Покрышкину, что он пока незаменим и все у него впереди, а после 40 лет объявило ему, что в академию идти ему уже поздно. Сам Александр Иванович настойчивости в этом вопросе не проявлял, но жена понимала, какое значение это имеет для его служебной деятельности в будущем и каковы в данном случае планы его ревнивых начальников. В своих воспоминаниях она не называет их фамилий, пишет только первые буквы — Б. и С.
Мария Кузьминична уговорила мужа — «ну чем ты хуже других?!»— на сборах подойти к назначенному в 1955 году главкомом войск ПВО страны Маршалу Советского Союза С. С. Бирюзову, который знал и уважал Покрышкина с 1943 года, когда будущий главком был начальником штаба Южного (3-го Украинского) фронта.
«Для начала Бирюзов задал Покрышкину вопрос:
— Александр Иванович, вначале ответь, пожалуйста, ты случайно не знаешь, почему тебя так ненавидят Б. и С.?
— Не знаю! Знаю точно, что дорогу ни тому, ни другому никогда не переходил…
— Тогда мне все ясно, — сказал Сергей Семенович. — А теперь перейдем к твоей просьбе.
Покрышкин изложил ее.
— Александр Иванович, помилуй, о чем же ты раньше думал? Ведь там уже два месяца, как идут занятия.
— Рапорты относительно поступления в академию мною были отправлены неоднократно и вовремя.
— Понятно. Что ж, попытаюсь тебе помочь. Только ведь нагонять в учебе придется. Справишься?
— Не подведу, товарищ маршал! Я ведь всю жизнь на высоких скоростях и на перегрузках».
Маршал С. С. Бирюзов — главком войск ПВО до 1962 года, затем командовал Ракетными войсками стратегического назначения, был начальником Генштаба. В 1964 году погиб в авиакатастрофе…
В одной группе Академии Генштаба с Покрышкиным учился генерал, а с 1975 года маршал авиации Герой Советского Союза Иван Иванович Пстыго. С Александром Ивановичем они познакомились еще до войны, в Молдавии. 22 июня 1941 года, как уже говорилось, Покрышкин атаковал группу бомбардировщиков Су-2, в которой летел Пстыго… Войну Иван Иванович закончил командиром штурмового авиаполка. После Академии Генштаба командовал авиационными корпусом, армией, в 1967–1977 годах был заместителем главкома ВВС по боевой подготовке.
«Александр Иванович в нашей группе из двенадцати человек был старшим по возрасту. Учился он блестяще, способен был осмыслить огромный фактический материал. Обо всем имел свое собственное, обоснованное, аргументированное мнение. Это был готовый министр или главком, государственный деятель самого высокого уровня.
В нашей группе учился будущий главком ВВС П. С. Кутахов. Могу сказать, что по всем статьям он безусловно уступал Покрышкину и в полемику с ним не вступал, чувствуя его полное превосходство.
Александр Иванович закончил учебу в числе нескольких золотых медалистов курса, на котором нас было человек шестьдесят.
Покрышкин мог даже не согласиться с разработкой преподавателей кафедры. Сказал однажды, что эта задача выглядит не так, и решать ее надо по-другому. Нас с ним даже вызвали к начальнику академии маршалу И. Х. Баграмяну. Иван Христофорович был мудрый человек, он сказал: «Хотя они у нас слушатели, но и мы многому у них должны поучиться. Вот вы ни дня на фронте не были, а они от начала и до конца». И ту авиационную разработку переделали! Александр Иванович и я были консультантами.
Учеба была очень напряженная, особенно в первый год. Приезжали к девяти утра и уходили в восемь-девять вечера. Александра Ивановича начали было работники ЦК комсомола возить по пионерским отрядам на какие-то мероприятия, он съездил один раз, другой, а на третий при всей группе встал и сказал: «Я вам не свадебный, а настоящий советский генерал. У меня есть обязанности. Сейчас моя задача — учиться военному делу. Передайте секретарю ЦК, чтобы больше ко мне не ездили».
Поначалу начальство не додумалось дать Покрышкину машину. Сам он человек скромный, ни о чем не просил. Пришлось мне идти в партком, говорить — как вам не стыдно, неужели Покрышкину не дадите машину? Он вынужден снять свои Звезды, потому что над ним в трамвае усмехаются. Для трижды Героя нет машины! Решили этот вопрос. Ведь ходили мы тогда всегда в форме, штатское почти не носили. Александра Ивановича в то время узнавали и в штатском.
Был он естественен, человечен. Не любил пошлости и хамства. Любил шутку, и сам мог по-товарищески «подковырнуть», а если его «подковыривали»— терпел… Много читал, в том числе и художественную литературу, часто мы обменивались книгами. В одном мы с ним не сошлись: Александр Иванович любил футбол, ходил на матчи, а я к этому виду спорта равнодушен.
Помнятся наши разговоры после XX съезда партии, где Хрущев разоблачал «культ личности». С Александром Ивановичем мы сошлись на мнении, что надо было развенчивать культ, но нельзя было развенчивать личность! Когда один товарищ у нашей группы бросился снимать портрет Сталина со стены, Покрышкин сказал — не тронь! Сняли портрет позже…
Отрицательно мы отнеслись и к очередному «делу» Хрущева — снятию маршала Г. К. Жукова. Мы наблюдали его на двух маневрах, на Украине в 1956-м и в Белоруссии в 1957-м. Среди всех наших маршалов он выглядел гигантом военной мысли! Конев и тот подходил к нему с робостью.
На одном из торжественных собраний, кажется, в 1968 году, когда все уже расходились, мы увидели стоящего одиноко Георгия Константиновича. Покрышкин говорит: «Подойдем к нему».
Подошли. Александр Иванович представил меня, как друга по фронту и Академии Генштаба. Жуков в том разговоре вспомнил, как Покрышкин на второй или третий день опалы приехал к нему. Мы, сказал, поговорили, чайку попили… В то время такая поездка к Жукову была смелым шагом.
Я часто и подолгу размышляю об Александре Ивановиче. На Руси было много богатырей, народных героев. Среди них особое место принадлежит Покрышкину. Вся его жизнь — подвиг».
В добавление к рассказу И. И. Пстыго можно сказать, что та поездка к опальному Г. К. Жукову не прошла даром для Покрышкина. В конце 1957 года на партактиве Московского округа ПВО, где обсуждался октябрьский пленум ЦК КПСС, на котором был снят Г. К. Жуков, один полковник-политработник рьяно выступал с обвинениями в адрес Покрышкина. За год до этого Александр Иванович был избран в парт-комиссию округа, хотя отказывался, перечислив все свои объемные общественные нагрузки. Тот полковник, год назад уговаривавший Покрышкина согласиться на избрание, теперь, как вспоминал генерал-лейтенант В. Д. Годун, «привел данные — на скольких заседаниях парт-комиссии Покрышкин отсутствовал и, основываясь только на этом, каких только слов он не наговорил в адрес Александра Ивановича! Это действительно был типичный демагог и конъюктурщик, которых, увы, во все времена хватает… Зал зашумел — ведь многие помнили обстановку, в которой происходило избрание. Слово для выступления было предоставлено Маршалу Советского Союза А. М. Василевскому. Немалую часть своего выступления он посвятил Александру Ивановичу. Сказал, что хорошо знает его еще с войны. И дал ему изумительнейшую характеристику как воину, как командиру-единоначальнику, как человеку и коммунисту… Слова маршала потонули в громе аплодисментов всего зала».
18 февраля 1958 года Покрышкину присвоено звание генерал-лейтенанта, до августа 1959-го он командует 52-й воздушной истребительной армией Московского округа ПВО. Затем назначен командующим Киевской армией ПВО.
До конца 1950-х годов он продолжает летать. Медики констатировали:
«14.1.59 г. Генерал-лейтенант Покрышкин А. И. летает на современных самолетах-истребителях. За 1958 год имеет налет 41 час в простых и сложных метеоусловиях.
Летную профессию любит, в полетах вынослив. Перегрузки и высоту переносит хорошо. Жалоб на утомляемость, плохое самочувствие после полетов не предъявлял.
По состоянию здоровья от полетов не отстранялся. Учебнотренировочное катапультирование и парашютные прыжки в 1958 году не совершал.
Физической подготовкой занимается самостоятельно. Зимой по выходным дням регулярно катается на лыжах и совершает прогулки пешком. Изредка выезжает на охоту».
На всех командных должностях в ПВО показывал себя Покрышкин с наилучшей стороны, однако его 18 лет держали подальше от Москвы… В 1968 году после десяти лет командования особой армией ПВО, прикрывавшей Украину и Молдавию, Покрышкин был назначен заместителем главнокомандующего войск ПВО страны, где прослужил три с половиной года. Отношения с главкомом Маршалом Советского Союза П. Ф. Батицким у Александра Ивановича не сложились.
Документы того времени до сих пор закрыты. Александр Иванович занимался сугубо секретной работой в войсках Противовоздушной обороны, был не на виду. Сын А. И. Покрышкина Александр Александрович пишет: «Непросто у него складывались отношения со многими политработниками и парткомовскими деятелями. Он их называл «бездельниками», и они отвечали ему за его спиной тем, что писали на него доносы, составляли различные досье и организовывали комиссии для «проверок». «Съесть» отца им не удалось, но в его жизни и работе они сыграли серьезную отрицательную роль. Так что борьба для отца не закончилась в 1945 году. Ему снова пришлось учиться «воевать» в невоенных условиях, вырабатывать новую тактику, чтобы не быть «сбитым». Правда, на этом фронте он больших почестей не заслужил. Здесь надо было вести достаточно «грязную» игру. Он этого делать не мог… Лучше и полнее об этом, конечно, могли бы рассказать те, кто работал с ним в те годы».
Один из учеников Покрышкина — Николай Иванович Москвителев, генерал-полковник авиации, заслуженный военный летчик СССР, кандидат военных наук. Познакомились они в 1960 году, когда Москвителев командовал истребительным полком, вошедшим в Отдельную армию ПВО А. И. Покрышкина. В 1962 году полк признается лучшим в войсках ПВО страны. Москвителев, фанатично преданный авиации, был в те годы награжден за командование и полеты в особо сложных условиях орденами Красного Знамени и Красной Звезды. Александр Иванович со свойственным ему предвидением готовил Москвителева для большого авиационного будущего. И ученик оправдал надежды. Десять лет (1977–1987 гг.) он был командующим авиацией ПВО страны, назначался председателем Государственных комиссий на войсковых испытаниях МиГ-25, осваивал и внедрял этот самолет нового поколения со скоростью «в три звука». За те испытания был награжден орденом Октябрьской Революции и орденом Трудового Красного Знамени — за МиГ-31.
Н. И. Москвителев вспоминает:
«Впервые я увидел Александра Ивановича Покрышкина в апреле 1960-го. Красивый, по-юношески стройный и легкий, с необыкновенно выразительными глазами русского богатыря. Лицо суровое, но очень приятное. Чувствовались в Покрышкине постоянное высокое напряжение мысли, внутренняя огромная сила, или, как сейчас говорят, энергетика. Могучее обаяние исходило от этого человека. Немало встречал я выдающихся летчиков, сильных командующих, но и в этом ряду Покрышкин стоит особняком, он ни с кем не сравним. Такие люди рождаются, наверно, раз в сто лет.
Я был уже два года в должности командира истребительного авиационного полка, когда к нам на аэродром Бельбек прибыла комиссия, чтобы принять наш полк в состав Отдельной армии ПВО, которой в то время командовал Покрышкин…
Ждали командующего авиацией ПВО страны дважды Героя Советского Союза генерал-полковника авиации Савицкого, который прилетел на самолете Як-25Р. Рассчитанный на 45 минут, доклад продолжался около трех часов. Савицкий часто прерывал меня, выражал неудовлетворенность, взвинчивал обстановку, говорил, что выбьет из нас «морскую методу», беспрерывно курил и пил чай. С Савицким смело вступал в полемику командующий ВВС Черноморского флота A.A. Мироненко.
Покрышкин делал какие-то пометки в своем блокноте и долго молчал. А затем, как отрубив, сказал Савицкому: «Ну хватит! Ваши замечания несостоятельны! Полк хороший, таких у вас нет во всей авиации ПВО. Я принимаю этот полк. Начальнику авиации армии генералу Громову возглавить комиссию и в течение недели принять по протоколу весь полк с частями обеспечения. Полеты не прекращать. Вам, товарищ Москвителев, переодеться в авиационную форму. Срок — один месяц».
Савицкий промолчал, снова закурил.
Все встало на свои места. Кто еще смог бы сказать так?!
И как летчик, и как человек Покрышкин — необычен. Он ни разу нигде не скривил душой, не сказал неправду! Я не знал другого такого человека. Даже на больших советах, где мне приходилось бывать, которые вели или Покрышкин, или сам Главком Батицкий, Александр Иванович всегда говорил только истинную правду. Как она есть. Хотя можно было где-то промолчать или сказать другую фразу. Нам эта прямота, правдивость очень нравилась. Она была у него внутри, он был пронизан правдой.
… Возникал ли в разговорах с Александром Ивановичем вопрос о проведенных им боях, количестве сбитых самолетов? Конечно, и не раз. Хотя в описаниях боев, а тем более в вопросе о количестве сбитых, Покрышкин не был многословен. В его блокнотах, которые мне показывала потом Мария Кузьминична, написано об этом больше. Александр Иванович говорил, что, когда стал уже Героем, дважды Героем, то для того, чтобы подбодрить молодых летчиков, чтобы они почувствовали, что могут сбивать, то иногда делал так — подводил ведомого к цели, к бомбардировщику, где уже был поражен стрелок, сам чуть-чуть отходил в сторону и давал молодому сбить самому. Говорил о том, что много незасчитанных осталось на Кубани, за линией фронта.
… Отличался Александр Иванович прежде всего тем, что он был действительно летчик от Бога. Он был летчик весь, всецело. Не так, как многие другие. В Киеве, когда я стал заместителем начальника авиации армии ПВО, окрышкин почти каждую неделю вызывал меня к себе, требовал, например, дать анализ боевых порядков американской авиации во Вьетнаме или задавал другой вопрос. Я начинал что-то бормотать, не был готов. Он мне давал чистые листы бумаги, красный и синий карандаши, говорил: «Черти, через неделю придешь с расчетами». Или сам часто заходил ко мне в кабинет, спрашивал — как дела, расскажи обстановку в авиации, кто летает лучше, кто хуже. К таким вопросам я был готов в любой момент, детально знал командиров полков, эскадрилий, почти со всеми летал, проверяя технику пилотирования. Отвечаю, в основном все шло нормально.
— А как методика? А как тактика? — спрашивает Александр Иванович.
— Тактика? Как вы меня учите, так и я стараюсь учить в полках. Тоже даю им бумагу и карандаши. Почему? Чтобы вам доложить, чтобы было общее мнение у нас.
— Ну, мнение мнением, а ты слабак еще в этом деле. Ты, кроме мнений, давай мне расчеты, боевые порядки, превышение, принижение, боевые возможности вооружения, углы обзора. И так далее…
При Покрышкине 8-я Отдельная армия ПВО, которая защищала небо Украины и Молдавии, из середняков вышла на 1—2-е места в ПВО, конкурировал с армией только Московский округ.
Александр Иванович умел подобрать людей, сплотить их. Особенно доверял тем, кого знал по фронту.
Прежде всего Александр Иванович ценил в людях порядочность. Однажды он сказал мне слова, которые ошеломили меня и врезались навсегда в память: «Запомни, Николай Иванович! Если и дальше будешь таким же порядочным человеком, при всех твоих других качествах, я вижу в будущем в тебе крупного авиационного начальника. Понял?» Я только головой кивнул, дух перехватило, даже не смог вымолвить «спасибо». С тех пор в самых трудных ситуациях — в служебной деятельности или в полете — помню и свято выполняю наказ Покрышкина.
Но если были какие-то промахи, то доставалось сполна. Однажды под Новый год я, по неопытности, не успел перегнать все транспортные самолеты на базовый аэродром. А потом пришел запрет на полеты, и три экипажа остались вне дома. Ох, как же Покрышкин мне «вставлял фитиля»! Минут пятнадцать водил пальцем перед моим лицом, с меня — пот градом. Вышел я из кабинета командующего сам не свой. Вернулся к себе, выкурил сразу, одна за одной, три сигареты (хотя никогда не курил). Открывается дверь, заходит Александр Иванович. Улыбается:
— Перестань курить, слабак, и не обижайся. Это — школа. Следующий раз будешь больше проявлять заботы о людях. Их ведь ждут дома на праздник жены и дети. Понял? В сейфе есть что-нибудь?
С робостью отвечаю:
— Есть.
— Доставай.
Достал початую бутылку коньяка, налил полстакана, подаю.
— Наливай себе.
Отлегло от сердца — стресс снят, и я уже твердо, на всю жизнь, запомнил, что надо больше думать о подчиненных. С тех пор у меня ни одного самолета в праздничные дни ни на одном промежуточном аэродроме не оставалось.
… Главком ПВО в 1966–1978 годах Павел Федорович Батицкий недолюбливал Покрышкина, это все знали. Причина одна, сам Александр Иванович мне говорил уже позже, что Батицкий видел в нем большого соперника, ревновал за особые заслуги, считал поначалу, что Покрышкина перевели из Киева в Москву, чтобы заменить его на посту Главкома. Александр Иванович, наверно, предвидел и это отношение к себе, с неохотой уходил он со своей армии. Там он был хозяин, член ЦК Компартии Украины, а в Москве — даже не 1-й заместитель…
При этом Батицкий был, безусловно, военным деятелем большого масштаба. На моих глазах он создал такие войска ПВО, каких больше никогда и нигде, наверно, не будет. Оснащение авиатехникой, обустройство аэродромов, командных пунктов было великолепным. Была создана высочайшая система боевого управления не только авиации, но все взаимодействие с зенитно-ракетными, с радиотехническими войсками. К летчикам Батицкий относился очень хорошо. Он знал, конечно, что я — ученик Покрышкина, но это никак не отражалось на его отношении ко мне.
Год я проработал с Батицким. А потом его «убрали». Начальник Генштаба Н. В. Огарков отстаивал идею о том, чтобы передать в общевойсковые округа части авиации ПВО. Батицкий категорически возражал. Но Огарков настоял, и целые воздушные армии передали в округа. Через два года пришлось все обратно возвращать, но сколько на этом потеряли и самолетов, и летчиков. Миллиарды затрат! Нарушили всю систему противовоздушной обороны… Стратегическая ошибка Огаркова.
На мой взгляд, следующим Главкомом ПВО должен был стать именно Покрышкин. Хотя и ставшего Главкомом дважды Героя Советского Союза Александра Ивановича Колдунова я любил, почти девять лет с ним проработал, и он много сделал для меня положительного.
Многие тогда в армии боялись политработников. Покрышкин же, прямо скажем, их не любил, потому что он не любил болтунов. Считал, что политработа должна быть направлена на дело, на воспитание летного мастерства, моральных качеств, патриотизма, преданности Родине. Такую работу он признавал.
Помню, как член Военного совета армии в Киеве генерал Г. П. Данин, в общем, неплохой человек, однажды собрал нас, коммунистов, и говорит, что вчера прибыл из Кремля и что все мы накануне великого события. Через день-два придет указание, и мы будем называть Никиту Сергеевича Хрущева нашим вождем. Прошло около месяца, Данина снова вызвали в Москву, он вернулся и говорит: «Товарищи коммунисты, я вам говорил, что мы назовем вождем нашего Никиту Сергеевича Хрущева, а он все же оказался прохвост». Это я дословно привожу!