АРМИР ИДЕТ НА ВОСТОК

АРМИР ИДЕТ НА ВОСТОК

Германо-советский пакт, подписанный в августе 1939 года, расценивался в Риме как предпочтение, отданное Сталиным и Молотовым Гитлеру и Риббентропу в противовес англичанам и французам. Это было время, отпущенное на передислокацию сил. После вторжения Гитлера в Чехословакию, в результате чего было раздавлено танками то, что от нее оставалось, после нападения и захвата Италией Албании, после расправы Франко над республиканской Испанией объективные наблюдатели делали единственно обоснованный вывод: мир в Европе и на других континентах не может быть долгим и взорвется в очень скором будущем. До вторжения германских войск в Польшу и. начала Второй мировой войны оставалось менее двух недель.

Итак, силы определились. Как позже напишет генерал-фельдмаршал, начальник штаба Верховного главнокомандования вермахта Вильгельм Кейтель в своих воспоминаниях (1940–1945) «Взгляд в прошлое. Накануне смертного приговора», из союзных и дружественных Германии государств в походе против Советского Союза с первого же момента участвовали Румыния и Финляндия, а сразу после начала бросили в бой свои скромные силы Италия, Венгрия, Словакия: каждая направила экспедиционный корпус, равный моторизованному германскому корпусу, а Словакия — одну легкую дивизию.

Накануне войны Муссолини встречался с маршалом Ионом Антонеску, которому Гитлер вручил Рыцарский крест и обещал полное возвращение Бухаресту Бессарабии. Дуче не мог отстать от Румынии и Венгрии, позволить такой «уступки позиций», как переход во второй эшелон союзников Берлина. Поэтому он широким жестом предложил отправить на фронт моторизованный подвижной корпус, который должен был эквивалентно компенсировать «услуги» танкового корпуса генерала Эрвина Роммеля в песках Северной Африки. Германский ОКБ (Верховный штаб вермахта) был вне себя от этой мизерной помощи, поданной как золотое кольцо к чужой свадьбе.

И помощь эта оказалась к тому же очень неудобной. Отправлять летом 1941 года корпус пришлось по железной дороге, которая была крайне перегружена, и неизвестно, с военной точки зрения, что это было — помощь или вред? Но пропагандистский шум вокруг этой помощи, конечно, был великий. Италия вместе с Германией.

Пока итальянские войска были на марше к фронту, Муссолини по приглашению фюрера встретился с ним в подготовленной в Галиции второй ставке Гитлера. Два особых железнодорожных состава остановились в специально построенном и хорошо охраняемом туннеле. Генералы вермахта прилетели на нескольких аэропланах к генералу Рундштедту в Умань.

После общих докладов об обстановке все на машинах выехали приветствовать итальянскую дивизию. Прохождение парадным маршем итальянских частей под громкое «Evviva Duce!» привело фюрера и его генералов к большому разочарованию. Особенно безутешное впечатление производили выслужившие все мыслимые и немыслимые сроки службы офицеры. Возникли большие опасения насчет ценности столь сомнительных вспомогательных войск. (Позже эти опасения Кейтеля только усилились. Как смогут эти полусолдаты противостоять русским, если они спасовали перед «пастушеским народом» греков?) Фюрер же верил в дуче, в его «революционное дело», но дуче был отнюдь не вся Италия, а итальянцы так и остались «итальянцами». «Кому нужен был такой союзник, который не только стоил дорого Германии, не только бросал ее на произвол судьбы, но и предал Германию». (Эта оценка Кейтеля полностью субъективная. Итальянские государственные деятели всегда, при любых обстоятельствах служили интересам Италии. Германию они не предавали. Просто Берлин был далек…)

«Самостоятельное» согласие двинуть на русский фронт экспедиционный корпус не вызвало большого удовлетворения Берлина, которому стратегически было бы проще не иметь «итальянских флангов» в России, а высвободить свои силы из Африки и перебросить их в Европу. Но с итальянцами пока Гитлер считался, а в Риме с надеждой ждали, когда русские нанесут контрудар и осадят спесь немецкого военного командования и дипломатов. Ждать этого долго не пришлось. После боев за Смоленск стало ясно, что война приобретала затяжной характер, а Гитлер начинал «дуть на русское молоко»…

В августе 1941-го состоялась восьмая встреча дуче и фюрера. На этот раз в Восточной Пруссии. Муссолини летел на личном самолете фюрера и, как он считал, получил выигрышное очко. Пожалуй, последнее в отношениях с Гитлером. Он добился, чтобы его охрана летела в кабине пилота. Мелочь, но приятно. Гитлер легко уступил, понимая, что речь шла о чистой формальности и «протокольном престиже» дуче.

Что дало присутствие охраны в кабине пилота Гитлера? Ровным счетом ничего. Но Муссолини показал: у него есть внешне опытные телохранители и существуют резервы в армии, из которых он готов к пяти прибавить еще десять дивизий и направить их на Восточный фронт! Вот и весь смысл.

В октябре 1941 года Муссолини на девятой встрече несколько осмелел и пообещал Гитлеру увеличить свой воинский контингент в России до двухсот тысяч солдат, большинство из которых входили бы в состав «моторизованных частей». Слово «моторизованный» стало модным тогда, и, как острили итальянцы, их «моторизованные ноги» работали лучше «при марше назад». Но лучше ехать на лошади, которая могла стать и едой…

Муссолини пока вел иные расчеты: чем больше итальянцев будут брошены в бой, тем большей доли можно будет требовать после победы. Но будет ли «эта победа»? Этот вопрос тогда, осенью-зимой 1941 года, еще старались не ставить в Риме.

В декабре 1941 года был Пёрл-Харбор. Дуче приветствовал японскую атаку на американскую военно-морскую базу и с балкона венецианского дворца объявил о состоянии войны с США.

Апрель 1942 года. Десятая встреча с участием представителей генералитета двух стран, и в частности начальников штабов. Расширение круга участников не нравилось дуче. Во-первых, он не желал повышения авторитета военных, которые могли бы иметь самостоятельные контакты, трудно подвергаемые проверке на лояльность и верность дуче. Во-вторых, «чужие уши» могли слышать язвительные фразы фюрера в адрес итальянского руководства.

На встречах Муссолини по-прежнему работал без переводчика и совершал немалые тактические и стратегические промахи. Издревле римские дипломаты знали, что переводчик нужен не только для точности донесения до собеседников высказанных мыслей и фраз. Еще переводчик позволяет выигрывать время. Пока идет перевод, участники переговоров получают возможность лучше продумать свой ответ, точнее выразить мысль.

От этого дипломатического правила Муссолини отказался сам и многое от этого терял. Хотя в одном дуче был прав: из того, что Гитлер говорил часами, нужно было бы выделить всего минуты полезного времени. Чтобы как-то реабилитироваться перед Гитлером и вновь выглядеть если не наравне, то с достоинством, Муссолини срочно нужны были победы. Пусть небольшие, но победы. Победы, которые при помощи поставленной пропаганды можно было бы превратить в громкие героические дела. Если «муха укусит слона и слон умрет или заболеет, то да здравствует та самая славная муха»! В роли такой мухи оказался командир одной итальянской подводной лодки, которая якобы топила крейсеры и линкоры противника (корабли, правда, в сводках были без названий, а противник не подтверждал потери), и Муссолини ловко сделал из «морского льва» фантазера героя, несмотря на скептическое отношение штабистов. Об этом было доложено фюреру, который выслушал сообщения и неожиданно заявил: «Что же, это хорошо, если и у итальянцев Муссолини прививается вкус к победам. А то у них чаще все бывает наоборот».

«Наоборот» произошло очень скоро, когда англо-американский десант высадился в Северной Африке. Но Муссолини сделал вид, что он этого ожидал и все развивается в соответствии с его военно-стратегическими предвидениями. Об этом он сообщил Гитлеру на одиннадцатой встрече в Берлине и не был понят фюрером.

«Предвидений» было действительно много, но о всех них сообщалось лишь после того, как событие проходило и всем оставалось лишь «констатировать то, что заранее умел предсказать дуче, благодаря эффективности его системы инстинктивных ощущений». Он предчувствовал грядущие победы, а некоторые армейские части оставались буквально без сапог; из ста десяти официально существовавших дивизий не были укомплектованы и пятьдесят пять; в воздух могли подняться едва четыреста боевых самолетов, а авиационная промышленность не успевала и не могла восполнять постоянные потери.

…Многие западные послевоенные наблюдатели, описывая события 1942 года в Италии, считают до сих пор, что Муссолини был неточно ориентирован своими помощниками, делал один за другим ложные шаги, потому что был убежден в возможности продолжать войну еще три и больше лет, не верил в вероятность путча, ареста, наконец, его физического уничтожения, хотя мнительность, подозрительность и другие качества из этого разряда были обострены и доведены до предела. Пружина нервного напряжения могла лопнуть.

За три-четыре месяца дуче потерял в весе. Около двадцати килограммов. Врачи из окружения дуче и призванные специально для консультаций в один голос высказывали подозрения: у дуче возможен рак желудка, возможны и другие заболевания. Время Муссолини сочтено. Нужен преемник. Дуче должен уйти.

Но преемника не было. Не могли подыскать надежной кандидатуры и немцы. Чиано? Слаб. Он мог быть доверенным лицом германской разведки, но диктатором и военным? Никогда. Фариначчи? Он мог претендовать на место среди иерархов фашизма, был секретарем партии фашистов, но не больше. Новый партийный секретарь Карло Скорца? Возможный соучастник в любом террористическом акте, в убийстве, политической интриге, но этот человек был неспособен удержать власть и неделю. Пасьянс был обширным, а выбор сводился опять к одному: Муссолини.

Гитлер предлагал Бепито выехать в Германию, подлечиться, Муссолини отказывался, мотивируя тем, что не может ни на сутки оставлять Италию «не по делам». А личное здоровье, точнее нездоровье, — мелочь. Это было и позерство, и подлинное отражение его тяжелых мыслей. Опасность заговора нависала. Он чувствовал эту опасность.

Весной 1943 года фашистские диктаторы встретились около Мюнхена в замке Клессхейм. Некоторые советники в Италии и за рубежом (в апреле 1943 года венгерский премьер) подбивали дуче возглавить группу государств из гитлеровской коалиции и выступить за сепаратный мир с русскими и союзниками. Но как говорили в Риме, при одном виде Гитлера вся словесная отвага дуче испарялась. То же самое повторилось в замке Клессхейм. Это «явление» Чиано назвал «процессом ораторского затмения дуче».

Муссолини мучился от боли в желудке. А Гитлер без умолку говорил и говорил: крутилась «граммофонная пластинка» фюрера — продолжался монолог Гитлера. Муссолини молчал и уже не вставал в свою прежнюю внешне независимую «монументальную» позу.

Многое при этом напрягло фюрера. В первую очередь, он не «понял» заявление дуче о том, что фашизм находится на грани катастрофы и он, Муссолини, увы, не видит себе наследника, который бы «продолжил революцию» в случае его, Муссолини, смерти.

Позиция Муссолини утвердила в Гитлере подозрение, что итальянцы — неверные союзники и следует подготовить пять-шесть дивизий для оккупации Италии в случае предательства Рима. В мае в Германии несколько полковников и генералов создали штаб для разработки операции по свержению итальянского правительства. Среди итальянских воинских подразделений Берлин делал ставку на фашистскую милицию, на вооружение которой предполагалось поставить даже тяжелые танки. А те были уже на счету и были бы нужнее на Восточном фронте…

В середине июля 1943 года Гитлер настоял на очередной — тринадцатой — встрече, состоявшейся па севере Италии, в Фельтре. Фюрер не исключал, что в Италии могут прийти к власти силы, которые заключат сепаратный мир с государствами противника, и тогда позиции Германии были бы еще больше ослаблены. Какой выход? Реорганизовать итальянские войска и поставить их под непосредственное командование Германии.

Муссолини выслушал двухчасовую речь фюрера, хотел выразить Гитлеру свое мнение: Италия больше не в состоянии участвовать в войне, но не хватило ни сил, ни воли.

Позже врачи скажут: дуче 19 июля 1943 года перенес непродолжительный микропаралич мозга. Все последующие встречи будут проходить уже в другом качестве, когда Муссолини явно находился в положении не партнера, а «вассала» Берлина.

…Спустя несколько дней, 24–25 июля 1943 года собрался почти в полном составе Большой фашистский совет. Заседания продолжались более десяти часов. В результате девятнадцать членов совета (против семи) решили обратиться к королю с вопросом, готов ли он найти альтернативный политический курс (в противовес Муссолини), чтобы спасти Италию от дальнейших разрушений и гибели.

Муссолини проявил не свойственную ему нерешительность. Что-то происходило. И даже полвека спустя никто однозначно не может объяснить, что случилось тогда с дуче. «Паралич ума»? Но он быстро не проходит. Угрызения совести? Не для Бенито Муссолини в его без четырех дней тогда шестьдесят лет…

Возможно, «в путче против себя», в свержении и даже в том, что он будет убит, Муссолини видел выход из жизненного, политического и военного тупика? Вряд ли. Муссолини не был Юлием Цезарем, который мог знать об угрозе заговора и ничего не предпринять. Так или иначе Муссолини не предпринял ничего, а 25 июля отправился на виллу «Савойя» на встречу с королем.

«Не ходи!» — советовала супруга Ракеле, когда Муссолини надевал темно-синий костюм, а не военный френч, чтобы быть в гражданской одежде на королевской вилле.

«Не ходи», — умоляла дуче Кларетта Петаччи. когда он сказал ей о своем намерении в 17 часов видеть короля и доложить о решении Большого совета. Предчувствия двух женщин, двух противниц, знавших и искренне любивших Муссолини, были верны. Недаром в Риме числа U и 17 считаются «сатанинскими», несчастливыми.

Муссолини не арестовал (непонятно, откуда такая демократичность, либеральная слабинка) девятнадцать членов Большого совета, но становилось ясно, что у этих девятнадцати не оставалось другого решения, как арестовать самого Муссолини. Иначе уже 26 июля он покончил бы с ними… Но история не домысливается, история не знает условных наклонений и слова «если»…

Следующие встречи Гитлера и Муссолини пройдут уже после освобождения дуче из-под ареста на Гран-Сассо из Кампо-Императоре. Но это уже будет начало агонии двух фашистских режимов, и встречи обретут совершенно иной политический и психологический характер и смысл.

За девятилетний период регулярных встреч лидеры фашизма Гитлер и Муссолини прошли через разные, порой очень сложные и стремительные периоды в своих взаимоотношениях. То расходились удовлетворенные, полные уверенности, что новый мир будет «вращаться вокруг оси Берлин — Рим», то выглядели словно матросы со спасательных кораблей, пытающиеся удержать на плаву неуклюжий фрегат, потерпевший кораблекрушение в открытом и бурном море. Изменились и сами вожди. Постарели, претерпели многие кризы и удары.

Муссолини все реже стал появляться на балконе палаццо «Венеция» и объявлять о своих «головокружительных победах и сногсшибательных планах». Он начинал словно терять свою театрально-монументальную позу, без которой «Муссолини становился не Муссолини», и его могла бы не узнать толпа, даже если бы он стоял на своем балконе один, потерявший голос, блеск глаз, двадцать килограммов веса в животе, шее, щеках, а рука больше не летела с бедра вверх в римском приветствии.

Гитлер был моложе дуче, но и на его внешнем виде сказались эти годы. Фюрер словно щадил Муссолини, стремился лишний раз не задевать больное самолюбие дуче. Бенито научился в присутствии фюрера больше молчать. Он был словно «подавлен энергией Гитлера», постепенно, в силу складывавшихся обстоятельств, поражений на фронтах и отступлений итальянских армий, сдавал одну позицию за другой, и наконец он скатился до положения балласта, который пока не сбрасывали, но от которого могли освободиться в любой миг.

Большой фашистский совет 24–25 июля был сигналом «SOS». Берлин быстро вычислил, что больному и поверженному дуче не было замены на политическом горизонте Италии, и его предстояло спасать… в интересах Германии. Но пропагандистски все представлялось как проявление фашистской солидарности, взаимодействия, взаимовыручки и боевого единства… Хотя и это было не последним элементом в отношениях фюрера и дуче и отрицать их симпатии было бы неверным.

Сорок пять дней провел Муссолини в тюрьмах. В ушах звенели слова фюрера: «Нет, дуче, вы не умеете и не можете быть настоящим диктатором. Как бы ни пыжились, пи напрягались»…

Евгений Доллманн — начальник германской секретной службы СС в Риме (он же переводчик Гитлера, он же постоянный собеседник Муссолини) вечером 25 июля вместе с послом Гансом Георгом Макензеном ожидали кого-либо «камератов» для выработки совместных планов действий и направления срочной шифротелеграммы в Берлин.

Первым в посольство прибыл Фариначчи, и то лишь затем, чтобы получить визу для въезда в Германию. «Знает кошка, чье мясо съела», — только и буркнул Доллманн.

Какова была реакция в Риме на «отставку» Муссолини?

«Известие застигло народ врасплох. Люди реагировали на него как на внезапное освобождение от кошмарного сна. Все вспомнили, что во времена фашизма людей насильно сгоняли на площади для инсценировки искреннего одобрения мероприятий правительства дуче. Теперь впервые за двадцать лет проходили стихийные демонстрации, люди давали выход гневу и чувству мести: срывали фашистские эмблемы с домов, громили помещения фашистских организаций, но не трогали тех, кто там находился. Все вдруг поверили, что в один миг все черное прошло. И никто будто не обратил внимания на слова короля: «Война продолжается». Будто ее и не было вообще…

Начался (медленно и неуверенно) процесс дефашизации. Новое правительство маршала Бадольо, словно вопреки своей воле и формально, попыталось придать антифашистскую видимость своей политике. Особенность «момента» заключалась в том, что, с одной стороны, в Италии сохранялся страх перед Германией, и никто не отменил ни одно из заявлений о верности в отношениях с Берлином; а с другой — англо-американские войска были уже на Сицилии, ощущался коренной перелом на фронтах в пользу стран антигитлеровской коалиции, хотя официально «второй фронт» в Европе еще не был открыт и до высадки в Нормандии оставался еще почти год…

Состояние здоровья дуче, как замечал семейный врач Сандрино, находилось в прямой зависимости от сводок, получаемых с фронтов. Конечно, давала о себе знать и старая рана, полученная в Первой мировой, и последующие травмы. Муссолини вынужден был носить сапоги, застегивавшиеся сзади на молнию. Шнурки были только для вида. Но это был «общий вид». Суть была в другом: все летело стремительно вниз по наклонной плоскости. Муссолини это понимал, видел конец и не желал, не мог уже активно сопротивляться. Мистицизм? Да. Отчасти. Парализованная воля? Пока еще нет.

В августе-сентябре 1943 года события развивались быстро. 3 сентября подписан и 8 сентября 1943 года оглашен акт о капитуляции Италии. Условия документа англичане и американцы оговорили с СССР и лично с И.В. Сталиным, который требовал безоговорочного выхода Италии из гитлеровской коалиции. А что же Бенито Муссолини? Ожидалось его предание вместе с другими фашистскими лидерами международному суду.

Но все развернулось по иному сценарию. Немецко-фашистские войска за несколько дней оккупировали Италию от Альп до Неаполя. 10 сентября 1943 года захватили Рим. 13 сентября Бенито Муссолини был освобожден из-под ареста в Абруцци, в горах на Гран-Сассо, 2915 метров над уровнем моря. По личному приказу Гитлера немецкий отряд из 500 эсэсовцев, горных егерей и десантников под негласным командованием капитана СС Отто Скорцени провел в течение 23 часов боевую операцию «Студент» (название закодировано не в честь какого-то студента, а по фамилии генерала, разрабатывавшего операцию). Скорцени прибыл на Гран-Сассо в форме матроса и затем доносил в ставку Гитлера: «Мой фюрер! Я освободил Муссолини. Доложил капитан Скорцени!». В ответ из Берлина последовало: «Спасибо, майор Скорцени». Об этом эпизоде говорится теперь даже в туристическом путеводителе «Экотура» о Гран-Сассо, но до сих пор ни в одном официальном источнике не дается объяснение, почему бывший капитан, ставший майором, недовыполнил план гитлеровской ставки: операция «Студент» задумывалась не только как акция по вызволению Муссолини, но и как сигнал к ликвидации большинства высших итальянских военных, аресту короля и лапы римского Пия XII, вывозу сокровищ Ватикана в Германию. Анализируется множество версий, но нет даже полвека спустя окончательного ответа на вопрос: почему все-таки уцелели итальянский король, папа римский и сокровища Святого престола? Не раскрыты и поэтому молчат архивы Ватикана тех лет…

Итак, после освобождения дуче сразу же встретился с фюрером. И гот не заставил его ждать в приемной. А вскоре в местечке Сало дуче объявил об образовании Итальянской Социальной республики. Все было оговорено с Гитлером.

В октябре 1943-го созданы первые партизанские отряды гарибальдийцев — в движение итальянского Сопротивления влились до ста тысяч бойцов, среди которых были бывшие военнопленные советские солдаты. Началась партизанская война. В этих условиях встреча Гитлера и Муссолини состоялась в июле 1944 года. Сразу после покушения на фюрера группы германских высших офицеров. Гитлер подал Муссолини левую руку, правая была забинтована.

Дуче тщетно пытался выведать у фюрера информацию не о заговоре, а о новом «оружии возмездия», и почему это «сверхоружие рейха» до сих пор не пущено в действие? И второе: Муссолини добился, чтобы около миллиона итальянских военнопленных, захваченных гитлеровцами в 1943 году, получили статус гражданских лиц.

* * *

Хронология встреч Гитлера и Муссолини — это целая вереница, последовательная военно-дипломатическая история «оси Берлин — Рим», оценка личных отношений фюрера и дуче, которые на деле были гораздо сложнее, чем представлялось внешне. Все было покрыто толстым слоем лака, под которым зияли глубокие следы личных и межгосударственных «царапин».

До начала войны против СССР в Берлине знали, что думал дуче о военном потенциале русских, — и это была большая «зазубрина» для фюрера. Поэтому Гитлер не спешил информировать дуче о всех деталях подготовки к войне. Проследим и проанализируем, какие записи сделала Ракеле Муссолини об объявлении Германией войны Советскому Союзу, какая была реакция дуче, какие сводки получал Рим с фронта, как менялся боевой дух Муссолини и т.д.