Глава вторая Русское государство в XVI веке

Глава вторая

Русское государство в XVI веке

Россия должна была отстоять свое право на существование в суровой борьбе с окружавшими ее врагами: татаро-монгольскими завоевателями на востоке и юге, литовско-польскими панами на западе и юго-западе, с Ливонским орденом рыцарей и Швецией на побережье Балтики.

Чтобы отстоять родину, сохранить независимость, русскому народу необходимо было создать могущественное централизованное государство. Только такое государство могло найти силу для обороны и для развития движения вперед[4].

Народ уже понес тяжелые потери из-за феодальной раздробленности, продолжавшейся в течение нескольких веков. Из-за нее пала под ударами монголо-татар древняя столица Руси — Киев, и в течение двухсот лет русский народ вынужден был терпеть не только материальный, но и жестокий моральный гнет. Монголо-татары не ограничивались собиранием дани; они грабили, насиловали русский народ, топтали его достоинство, национальную гордость, его культуру.

Правда, за все время владычества поработителям не удалось сломить русский народ. Даже такой быстро меняющийся живой организм, как национальный язык, остался невосприимчивым к влиянию завоевателей. Владычество монголо-татар, как говорил Пушкин, не оставило ржавчины на русском языке: «Едва ли полсотни татарских слов перешло в русский язык… Чуждый язык распространяется не саблею и пожаром, но собственным обилием и превосходством. Какие же новые понятия, требовавшие новых слов, могло принести нам кочующее племя варваров, не имевших ни словесности, ни торговли, ни законодательства?.. Предки наши, в течение двух веков стеная под татарским игом, на языке родном молились русскому богу, проклинали грозных властителей и передавали друг другу свои сетования»[5].

Способность и под чужим игом сохранить во всем богатстве родной язык служит лишь одним из доказательств мощи и жизненности русского народа. Естественно поэтому, что он не ограничился одними сетованиями и молитвами, а нашел в себе силы свергнуть иго поработителей.

Задача освобождения от монголо-татар, оборона родины вели к созданию централизованного государства, которое одно только способно было сдержать напор врагов и сломить его.

В силу естественных географических условий и исторических причин такое государство стало складываться из раздробленных удельных княжеств вокруг Московского княжества, вокруг Москвы.

На долю московских князей выпало осуществить историческую задачу создания русского национального государства. Конечно, сами они не особенно ясно понимали прогрессивное значение своего дела. В значительной мере к покорению мелких удельных князей и подчинению их своей власти московского князя толкало стремление стать самому еще более крупным вотчинником, владельцем еще большего удела. Но это не мешало его делу быть исторически прогрессивным. Недаром покорение удельных князей шло рука об руку с освобождением от татарского ига. Вошедшее в силу Московское княжество стало наносить удар за ударом монголо-татарским завоевателям, а также польско-литовским панам. В 1480 году при великом князе московском Иване III (1462–1505) Русское государство освободилось от татаро-монгольского ига.

Народ увидел в московских князьях защитников страны, представителей общенациональных интересов, а не прежних междоусобных вотчинников-стяжателей, и стал сплачиваться вокруг Москвы и ее князя.

Недавно еще одно из многих удельных княжеств, Московское княжество, начало превращаться в единое Московское, вернее, русское национальное государство.

Московский Кремль в XV веке. С рисунка Ап. Васнецова.

Царская власть в это время была представительницей образующейся нации. Без царской власти национальное единство было тогда немыслимо.

Правда, национальных связей в современном смысле слова еще не могло быть. Национальные связи создаются восходящим капиталистическим строем в процессе ломки и ликвидации феодализма. О Московском государстве XV и даже значительной части XVI века еще нельзя говорить, как о ликвидировавшем феодализм. Наоборот, проявления его явно давали себя знать на каждом шагу.

Ленин говорил о Московском царстве: «…о национальных связях в собственном смысле слова едва ли можно было говорить в то время: государство распадалось на отдельные земли, частью даже княжества, сохранявшие живые следы прежней автономии [курсив наш — И. Б.], особенности в управлении, иногда свои особые войска (местные бояре ходили на войну со своими полками), особые таможенные границы и т. д. Только новый период русской истории (примерно с 17 века) характеризуется действительно фактическим слиянием всех таких областей, земель и княжеств в одно целое. Слияние это… вызывалось усиливающимся обменом между областями, постепенно растущим товарным обращением, концентрированием небольших местных рынков в один всероссийский рынок. Так как руководителями и хозяевами этого процесса были капиталисты-купцы, то создание этих национальных связей было ничем иным как созданием связей буржуазных»[6].

Мы нарочно привели так полно это указание Ленина, хотя вторая его часть охватывает уже XVII век, между тем как наше повествование относится к XVI столетию. Историю Московского государства в XVI веке можно понять лучше, если представить ее себе не статически, а в движении; будет ясно видно, куда шло развитие русского государства в этот период. Как только Россия покончила с внешней угрозой ее существованию, начался быстрый расцвет всей внутренней жизни страны. Стало развиваться народное хозяйство, укреплялась администрация (в 1497 году составлен был судебник Ивана III, вводивший понятия и нормы, проникнутые идеей общегосударственного порядка), росла грамотность и культура населения, ключом забила политическая жизнь. Все это создавало предпосылки и к введению книгопечатания.

Но если покорение удельных князей московским царем, собирание вокруг Москвы русского национального государства встречали сочувствие и поддержку в народе, то сами удельные князья и вотчинники, чьи владения поглощались Московским государством, пытались оказать Москве сопротивление. Они цеплялись за свои феодальные привилегии, за ускользающую из их рук власть, хотели), чтобы и дальше интересы целой страны приносились в жертву их личной выгоде; они становились на путь измены, заключали военные союзы с врагами русского народа — татарскими ханами, польско-литовскими панами, звали их на войну против Москвы, ослабляли Россию.

Насколько эти феодальные пережитки были опасны для дела единения России, видно из того, что в династии самих московских князей оказывались враги объединительной политики. Младший сын Ивана III, Симеон Калужский, не желал подчиниться старшему брату, открыто жаловался на утрату древних прав удельного князя, которые дали бы ему полную независимость от старшего брата, московского царя; он решился изменить и бежать к врагам России — в Литву, но был пойман.

Но никакие попытки тянуть страну назад не могли уже помочь обреченным самой историей удельным князьям; они не могли остановить естественного хода истории, противостоять потребностям хозяйственного и политического развития страны.

Московские князья, опираясь на мощь народа, сломили и подчинили удельных князей, собрали вместе с их боярами при своем дворе уже в качестве бояр московского князя.

Но еще долго Ивану III, его сыну Василию и даже внуку, Ивану IV, приходилось ломать остатки старых отношений, подавлять сопротивление бояр — носителей пережитков периода феодальной раздробленности.

Бывшие удельные князья и знатные бояре привыкли к неограниченному господству, полному самовластию в своей вотчине. Они еще помнили, что и царь не так давно был такой же, равный им удельный князь, вотчинник, к которому бояре приходили на службу со своими собственными людьми, с собственной землей и по собственной воле. Переходя, таким образом, от одного удельного князя к другому, бояре считали, что не князь выбирает слуг из них, а они выбирают себе князя; не от князя и не за службу получили они землю, а свою землю принесли князю.

Князья и бояре еще не утратили своих воззрений на всю землю Русскую, как на вотчинную собственность, которая должна быть разделена между ними. А себя бояре считали источником царской власти, считали, что они сами выбрали царя среди равных им вотчинников. Насколько распространены были подобные воззрения боярства, видно из того, что они отразились даже в народной исторической песне.

Иван IV, желая наградить боярина Никиту Романовича, спрашивает:

— Мне как, чем тебя наскори пожаловать?

Дать тебе села со приселками,

Али дать города с пригородками,

Али дать тебе золотой казны?

Но Никита Романович отвечает с независимым видом:

Есть у меня золотой казны,

Есть городов с пригородками,

И есть и сел со приселками.

То мне, молодцу, не похвальба…

Как поется в песне далее, он только просит льготы для этих своих земель, каковые и получает от царя. Наряду с такими правительственными льготами бояре продолжали сохранять еще немало льгот, оставшихся им от удельной старины. И в борьбе за эти свои феодальные привилегии, начинавшие, как увидим далее, быстро утрачиваться, бояре сопротивлялись усилению царской власти.

Когда после смерти Василия III (1533) великим князем объявлен был его трехлетний сын Иван, опекаемый матерью Еленой, князья и бояре начали наступление против самодержавия московских государей. Через пять лет, в 1538 году, Елена умерла (современники утверждают, что она была отравлена), и власть целиком попала в руки княжеско-боярских группировок. Этот боярский переворот произошел в особенно дикой и грубой форме: однажды ночью бояре ворвались во дворец и проникли в комнату малолетнего Ивана IV, выволокли из нее трепещущих наставников Ивана и руководителей тогдашнего правительства, напрасно пытавшихся хотя бы здесь найти спасение. С ними тут же стали расправляться, не обращая внимания на плач и крики перепуганного ребенка. Впоследствии Иван IV и это припомнил боярам.

Понятно, что упрочение царской власти, как необходимое условие создания централизованного государства, должно было происходить в борьбе против боярства. Ряд экономических и административных мероприятий, направленных к дальнейшему укреплению государства, ослабил экономическую мощь боярства и его политическое значение.

Интересным примером этого оказался случай с удельным родичем царя, старицким князем Владимиром Андреевичем. Князь этот был настолько близким членом династии, что даже претендовал на московский престол и плел разные интриги, за что, в конце концов, и подвергся преследованию со стороны Ивана IV.

В малолетство Ивана IV Владимир Андреевич отнял у одного из своих помещиков, А. А. Карачева, вотчину — деревню Бессолино и сельцо Ревякино. Только лет через десять вотчина была возвращена ее старому владельцу Карачеву. Возврат вотчины князь Владимир Андреевич оформил специальным актом — жалованной грамотой: «Се яз князь Володимер Андреевич пожаловал есми Офонасья Александрова, сына Карачова, что в нашей отчине в Старицком уезде… его купля деревня Бессолино…» и т. д. Вся грамота торжественно говорила о том, что князь Владимир жалует, добровольно дарит, возвращает вотчину своему подчиненному, милостиво снимая с него опалу.

Однако еще через два года сам Карачев составил другой документ — духовную грамоту, и из этого завещания выяснилось, что дело с возвратом вотчины обстояло несколько иначе, чем изображал князь. Карачев писал: «Да пожаловал меня князь Володимер Ондреевич по великого князя приказу отдал мне мою куплю деревню Бессолину…» Вот эти четыре слова: «по великому князя приказу», которых не было в жалованной грамоте Владимира Андреевича, проливают свет на настоящее положение одного из последних удельных князей и вотчинников. Он еще изображал себя самостоятельным владельцем своего удела, но власть его уже была призрачной. Московский великий князь уже распоряжался в его собственной старицкой вотчине. В споре мелкого помещика с удельным князем московское правительство приняло сторону первого, показывая тем самым, на кого оно собиралось опереться в своей политике. Не случайно это возвращение вотчины относится к 1544 году. Примерно с этого времени, с момента прихода к власти при подраставшем Иване IV митрополита Макария (1542), начинается та борьба московского правительства против различных княжеско-боярских группировок, которую с особенной остротой повел затем Иван IV, объявив себя самодержцем.

Необходимо было нанести и в идеологической области сокрушительный удар боярству, его взглядам и притязаниям. С этой целью московские цари стали развивать и усиленно поддерживать пропаганду идеи самодержавной царской власти.

Иван III был женат на племяннице византийского (греческого) императора. В течение веков Византия пользовалась славой великой мировой державы. Особенное уважение питали к ней на Руси, которая была связана с Грецией многими культурными и идеологическими узами.

Правда, к моменту женитьбы Ивана III блеск Византийской империи был уже в прошлом. В 1453 году турки взяли столицу Греции — Константинополь, и мировая империя перестала существовать. Однако это только дало Ивану III основание утверждать, что он, в качестве ближайшего родственника последнего византийского императора, является преемником его династии и наследником императорской короны. Сын Ивана III Василий был внуком византийского императора и тем более мог вести свой род от греческих царей и утверждать, что владеет государством не в качестве удельного князя, а как наследник мировой императорской династии.

В другое время и в другой обстановке эти притязания, может быть, и не получили бы особого отзвука, но в период создания централизованного государства, когда московский князь и в самом деле превращался в царя-самодержца, когда легенда о византийском наследстве находила благодарную почву в самом ходе событий, ее подхватили и стали на ней воспитывать людей в Московском государстве.

Русские книжные люди XV–XVI веков не ограничились тем, что, наблюдая возраставшую силу царской власти, объявляли царя преемником византийских императоров. Наблюдая одновременно рост могущества русского государства, они объявили Россию преемницей мировой Византийской державы.

В подтверждение своих взглядов они в ряде произведений развили и обосновали своеобразную теорию о третьем Риме. В основе ее лежала старая религиозная легенда, сложившаяся еще во времена Римской империи. Эта легенда гласила, что различные древние монархии сменяли друг друга только до возникновения мировой Римской империи. Эта последняя будет существовать до самого «конца мира, вместе с которым должно прийти и царство божие». Но вот пала и рассыпалась на части Римская империя, а обещанный легендой конец мира не наступил. Тогда взоры обратились к новой мировой державе — Византии. Вот, говорили, второй Рим существует, все остается по-прежнему.

Легенда известна была с давних времен и на Руси, но она представляла для русских книжных людей отвлеченный интерес.

С падением Византии — второго Рима — легенду должны были вспомнить. Однако конец мира, во исполнение ее, все не наступал. Почему же? Очевидно, потому, что Римская держава продолжает существовать. Где же она? Действительность сама, казалось, подсказывала ответ.

Новым могущественным государством становится Россия. Были, конечно, и другие сильные государства, но как «неправославные» они не могли быть той державой, которая подготовит «царство божие». После падения православной Византийской империи единственным православным государством, и притом явно растущим и крепнущим, оказалась Россия. Естественно, что только Россия может быть третьим Римом, государством, которому предстоит мировая роль. Именно Россию подразумевала много веков назад религиозная легенда.

В такой неизбежной для того времени религиозной форме воспринимали русские люди наблюдаемое ими создание единого государства и выражали свои мысли и надежды на предстоящую ему историческую роль, на его великую будущность.

Религиозные легенды в те времена не вызывали сомнений в своей правильности: что они гласят, то обязательно сбудется. Поэтому именно такая религиозная оболочка придавала этим идеям о великой будущности России полную убедительность и несомненность. Факт, что существовала такая легенда, сам по себе был для русских книжников доказательством правильности развиваемых ими идей. На основе этой теории о третьем Риме видные русские писатели строили свои произведения. Таким образом, в религиозной форме уже складывалась политическая по существу своему литература.

Школа в Московской Руси. С картины В. Кустодиева.

Огромная заслуга этой литературы заключается в том, что она не ограничилась прославлением царской власти, а поставила перед ней ряд конкретных задач.

Так, настоятельно необходимо было создать новую военную силу для обороны страны. Боярство как военная сила уже не удовлетворяло. Малочисленное войско, достаточное, может быть, для междоусобных драк, было теперь непригодно для обороны государства на всем протяжении границ, которые нередко приходилось защищать одновременно от нескольких противников. Если предки Ивана IV могли выставить в поле единовременно тысячу пятьсот воинов, то сам он выставлял рать уже до трехсот тысяч человек.

Но для этого ему пришлось реорганизовать военное дело, ввести заимствованные на Западе усовершенствования. Нужно было сломать устарелую и негодную структуру, при которой войско возглавлялось боярами, не желавшими и на поле битвы, перед лицом военной угрозы стране, забыть свои споры и притязания. Бояре занимали военные должности не по способностям и военному таланту, а по родовому старшинству; они враждовали между собой, обижались на явное или мнимое предпочтение, оказанное одному перед другим. Не однажды русские войска терпели поражения только из-за того, что «обиженный» боярин не хотел поддержать другого в бою, предавал его противнику.

Боярин шел на войну вместе со своими людьми, которые подчинялись ему и были с ним связаны теснее, чем с командующим всей армией. Естественно, что на боярское войско нельзя было положиться. Нельзя было вести борьбу против боярства и опираться на старое боярское войско. Необходимо было избавиться от него и создать военную силу, целиком подчиненную царской власти. Такую военную силу русские цари и стали создавать в лице служилого дворянства (помещиков), поднимая и возвышая его.

К заботе о новом военном сословии призывают произведения XVI века. Чтобы укрепить военный служилый элемент, дать ему возможность нести свою службу, правительство должно было обеспечить его землей. Но земля находилась в руках бояр и монастырей, ее надо было отнять.

Создавая служилому дворянству материальную базу, русские цари тем самым подрывали экономическую почву под ногами бояр. Резкое обострение борьбы между двумя слоями феодального класса — боярством и служилым дворянством — нашло яркое отражение в полемических произведениях.

Публицистика того времени подняла и ряд других важнейших вопросов, возникших перед государственной властью, — об упорядочении правительственной администрации, судопроизводства, о необходимости нового законодательства.

Наконец, публицистика конца XV — половины XVI века в небывалой до того сильной и блестящей форме отразила весь сложный переплет классовой борьбы и общественных отношений в современном ей обществе.

Выше говорилось о борьбе за землю между родовым боярством и служилым дворянством. Еще раньше на той же почве борьбы за землю столкнулись интересы боярства и монастырей, которые начали усиленно прибирать к рукам боярские вотчины.

Но все группы господствовавшего феодального класса вместе беспощадно давили массу крепостного крестьянства. Положение крестьянства становилось все тяжелее. Именно ему приходилось нести тяготы войн, расплачиваться за увеличивающиеся военные расходы, обеспечивать существование все более разраставшегося служилого дворянства.

Крестьянство еще прочнее прикрепляется к земле новыми законами и путем закабаления. Кабала на старом русском языке — долговая расписка. Со временем это слово приобрело другой смысл. Подписавший долговую расписку уже не мог уйти от заимодавца, не расплатившись, а расплатиться было нечем, и он попадал в зависимость, в кабалу. Монастыри, помещики уже не только открытой грубой силой феодала заставляют крестьян работать на барщине, но все чаще выступают в роли ростовщиков, разоряют крестьян ростовщическими процентами, закабаляют и эксплуатируют вдесятеро сильнее прежнего. Иван IV, укрепляя государство, осуществляя в этом отношении прогрессивное дело, в то же время ухудшает положение крестьянских масс, к которым он относится с жестокостью и презрением заправского феодала. Он не останавливается даже перед собственноручной зверской расправой с челобитчиками, когда они пытаются обратиться к нему за облегчением своей доли.

Закрепощение крестьянства в этот период объясняется не только созданием нового слоя служилых дворян, а и расширением рынка, увеличением хлебной торговли.

Английский путешественник Ричард Ченслор, посетивший Россию в 1553–1554 годах, не без изумления наблюдал расцвет торговли:

«Москва находится в ста двадцати милях от Ярославля. Страна между ними изобилует маленькими деревушками, которые так полны народа, что удивительно смотреть на них. Земля вся хорошо засеяна хлебом, который жители везут в Москву в таком громадном количестве, что кажется удивительным. Каждое утро вы можете встретить от семисот до восьмисот саней, едущих туда с хлебом, а некоторые с рыбой… Сама Москва очень велика. Я считаю, что город в целом больше, чем Лондон с предместьями»[7].

Надо, однако, иметь в виду, что Ченслор наблюдал лишь узкую полосу вдоль большой дороги. В сторону от нее плотность населения и его зажиточность были, разумеется, ниже.

Стремясь произвести, точнее заставить крестьян производить как можно больше хлеба для продажи, помещики (и монастыри) усилили крепостной гнет, увеличили барщину и, не довольствуясь этим, стали все больше закабалять крестьян.

Монахи Иосифо-Волоколамского монастыря широко применяли на практике взгляды его основателя боярина Иосифа Санина (Волоцкого), в своих литературных произведениях яро отстаивавшего право монастырей владеть землями и даже людьми. Этот монастырь создан был в 1479 году близ родовой вотчины бояр Саниных, в восемнадцати верстах от города Волоколамска. Меньше чем в сто лет Волоколамский монастырь превратился в один из крупнейших монастырей-феодалов: он завладел обширными земельными угодьями во Владимирском, Волоколамском, Московском, Рузском, Тверском уездах. Крепостные крестьяне засевали тысячи десятин монастырской земли; одного товарного хлеба, поступавшего на рынок, монастырь собирал ежегодно десятки тысяч пудов. Обладая огромными денежными средствами, монастырь имел возможность переманивать крестьян от других владельцев и превращать их из зависимых крестьян в крепостных.

Тяжелое положение низов вызывало восстания. В год венчания семнадцатилетнего Ивана IV на царство, принятия им титула «царя всея Руси» (1547) в Москве произошло восстание «московских черных людей», как назвал их летописец. Восставшие побили многих бояр, и хотя по существу восстание направлено было именно против боярства, но вместе с боярами вынужден был бежать и царь. Лишь на третий день удалось Ивану IV собрать силы против восставших. Теперь уже «московским черным людям» пришлось бежать из Москвы в разные города.

Через три года произошло восстание в Пскове, может быть, не без влияния этих московских беглецов.

Летописец сообщает о том, как в марте 1550 года возник в Пскове большой пожар. Псковские городские низы воспользовались этим пожаром для восстания против своих притеснителей: «…меньшие люди начаша грабити богатых людей животы, а гасить не учали…»

Сложные отношения между различными классами и слоями Русского государства XVI века нашли отражение в публицистике. Конечно, сами писатели не понимали движущих сил происходивших явлений, не могли правильно их объяснить. Понятно, что интересы различных слоев господствовавшего феодального класса находили в литературе более яркое и энергичное выражение и защиту, чем интересы угнетенной крестьянской массы. Но тот факт, что вопрос о положении крестьянства прорывался в литературу, что писатели уже ставили его, и довольно остро, свидетельствует о том, как усилилась эксплуатация, насколько лишения крестьян стали невыносимыми и как сильно возрастало недовольство крестьянства своим положением.

Литература XV–XVI веков быстро теряет прежний отвлеченный нравственно-назидательный характер и превращается в боевую политическую публицистику, хотя и облекаемую в старые религиозные одежды.

Эта литература, поскольку она служит укреплению самодержавной власти, встречает поддержку московских царей.