1900

1900

5 ноября

Почти год не писала дневника. Пересчитывать события года – не буду. Самое тяжелое было – ослабление зрения. Сделался в левом глазу разрыв жилки и, как говорил глазной профессор, внутреннее кровоизлияние, почти микроскопическое. У меня постоянно перед левым глазом черное кольцо, ломота в глазу и зрение отуманивается. Случилось это 27 мая, и затем запрещение чтения, писания, работы и всякого напряжения. Тяжелые полгода бездействия, бесцельного лечения, отсутствие купанья, света, умственной жизни…

Играла мало, хозяйничала мучительно и много. Сажала яблони и деревья, смотрела с страданием на вечную борьбу за существование с народом, на их воровство и распущенность, на наше несправедливое, богатое существование и требование работы и дождь, холод, слякоть не только от взрослых, но и от детей за 15, иногда 10 коп. в день.

Переехала с Сашей в Москву 20 октября, бодрая, готовая на все хорошее, на общение с людьми, на радость видать любимых людей и друзей. Теперь опять упала духом.

Лев Николаевич уехал из Ясной Поляны к дочери Тане, в Кочеты, 18 октября и вернулся от нее в Москву уже 3 ноября, конечно, больной. Дороги все замерзли после месяца дождя и слякоти, и езда сделалась невозможно тряска. Он шел пешком к станции, заблудившись, по незнакомой дороге, четыре часа подряд, потный, потом сел на тряскую долгушу и так доехал до станции. Теперь опять боли в животе, усиленное растирание его, запор, клистиры и прочее.

И только и радости от его приезда. Он мрачен, мнителен, работать не мог все время с тех пор, как мы расстались. А до нашей разлуки как он был бодр, весел, энергичен, с какой радостью писал свою драму «Труп» и вообще работал.

Когда я встретила его на железной дороге, он на меня пристально посмотрел, а потом сказал: «Как ты хороша, я не ожидал, что ты так хороша!»

Вчера и сегодня приводил в порядок свои бумаги и книги. Приходили его друзья: Горбунов, Накашидзе, Буланже, Дунаев и пр. Затевают журнал с бездарными писаками в роде Черткова и Бирюкова, а Льва Николаевича будут тянуть за душу.

Была у Миши в новом его именье, и как-то жалко мне его было, так он по-детски, робко и неумело начинает жизнь. Была летом у Тани, осенью у Андрюши. Все начинают новые жизни. Сегодня с Сашей и Мишей Сухотиным были на репетиции «Ледяного дома» Корещенки. Была В.И. Маслова, Маклаковы, С.И. и пр. С С.И. что-то новое. Видимся редко, а встречаемся – как будто не расставались.

На душе всю осень тоскливо, ни снегу, ни солнца, ни радости жизни – точно спишь тяжелым сном. К чему-то проснешься – к новым ли радостям, к смерти, или опять тяжелое горе разбудит унылую душу? Посмотрим…

Вечером готовила клистир с касторовым маслом и желтком для Льва Николаевича, пока он, разговорившись, внушал Гольденвейзеру, подобострастно слушавшему его, что в Европе высшие власти стали беззастенчиво смелы и наглы в своих распоряжениях и действиях.

30 ноября

С утра ездила покупать внукам фуфайки, башмачки, шерсть на одеяла, Доре и Вареньке платья, дешевку – посуду. Крою второй день белье и все детское приданое Таниному будущему ребенку, и не весело, а страшно, и работа надоела.

Был секретарь приюта, что-то не ладится приют. Вчера мальчика привезли – не взяли по младости.

Была сегодня в квартетном. Бетховен все. У Льва Николаевича были гости. С князем Цертелевым он играл в шахматы, потом все его друзья: Дунаев, Буланже, Горбунов, студент Русанов, художник Михайлов: Лев Николаевич им читал вслух статью крестьянина Новикова. Он что-то слаб и говорит: «Надоело мне мое тело, пора от него избавиться». Нашлась пропадавшая собака Белка, и все радуются.

4 декабря

Лев Николаевич сегодня говорит, что стал пробуждаться к работе и чувствует себя лучше. Он шутя говорил, что из него выдыхается Пузин и он умнеет. А Пузин – из дворян, барышник лошадьми, молодой неуч, живущий у Сухотиных. Лев Николаевич занимал его комнату и спал на его постели, когда гостил у Сухотиных, и потом говорил, что душа Пузина вошла в него и что он не может работать и поглупел, как Пузин. Сегодня же это прошло. А просто пожил Лев Николаевич в привычной обстановке, с моими заботами, и ему стало опять хорошо и духом и телом.

Поздравляла именинниц – Варвар: сидела долго у Масловых, благодушно, ласково, интеллигентно, просто. Шоколад, угощение, гости. Пришел С.И. и сразу внес оживление.

Потом поехали к Сафоновой: купчихи, наряды, поп, ненатуральный тон. А она сама проста и симпатична. Потом поехали к моей милой Варечке Нагорновой. Низменная среда, она как алмаз светится, жара, шум, теснота и старательные разговоры со стороны родственников жены ее сына.

Вечером поучила этюд Шопена, поиграла упражнения. Приехала Лина Глебова с матерью, Шаховской с разговорами о женском вопросе и малаец с англичанином. Очень озабочена концертом для приюта.

5 и 6 декабря

Лев Николаевич пишет письмо государю с просьбой дать возможность женам духоборов, выселившихся с прочими в Канаду, соединиться с мужьями, сосланными в Якутск за отказ от воинской повинности. Лев Николаевич опять уныл, худ, в нем весу осталось только 4 пуда 13 фунтов, а какой был мощный человек!

Отдавала необходимые визиты, рассылала приглашения на заседание в моем приюте и просьбы об уплате членских взносов. Если б было веселей на душе, энергичнее хлопотала бы о концерте, а руки так и отпадают.

6-го собралась молодежь к Саше, и я им прочла отрывок повести, которую Лев Николаевич мне дал для концерта в пользу приюта. Большое было наслаждение читать, очень художественно, хотя мотивы повторялись много раз. Болтала слишком с молодым П. Волхонским и раскаялась в этом.

7 декабря

Позвали Льва Николаевича к Глебовым слушать концерт 23 балалаечников под управлением Андреева. Тут же в их оркестре жилейки, гусли, волынки.

Прекрасно выходило, особенно русские песни; потом вальс «Warum?» Шумана. Лев Николаевич изъявил желание послушать, и это было устроено для него. Милые дети Трубецкие. Вечером В.И. Маслова, Дунаев, Усов.

Вышла маленькая неприятность с Львом Николаевичем. Мы собирались провести праздники у Илюши, близко от Москвы, а Лев Николаевич заявил желание ехать в Пирогово, к Маше и брату. К Илье близко к Москве, я могла бы ухаживать, беречь Льва Николаевича. В Пирогове же – трущоба. Сергей Николаевич, этот деспот и гордец, страдает ужасно. Льву Николаевичу его жалко, он будет страдать, глядя на брата: кроме того, утомление дороги, плохая пища, жизнь опять врознь со мной, без моих забот – все это меня огорчило, и я ему высказала, что он мне все праздники отравит, если уедет, что я не могу да и совсем не желаю ехать в Пирогово, которое не люблю, а хочу ехать к внукам, к Илье, Андрюше, Леве.

Лев Николаевич упорно и холодно молчал. Это новая, убийственная манера. А я проплакала до четырех часов ночи, стараясь его не будить.

17 декабря

Вчера вечером вернулась из Ясной Поляны и страшно утомилась и душой и телом. Застала внука Левушку в жару, Дору беспокойную и тоже нездоровую; Лева при мне уехал в Петербург, где купил дом, и очень грустно было видеть беспокойство матери над день и ночь стонущим и жалующимся ребенком.

Два дня уплачивала за прежние поденные работы, вписывала в книгу, проверяла счета. Потом ходила по хозяйству. Везде борьба с народом, воровство, столь справедливое со стороны бедствующего народа, а неприятно. Особенно досадно было, что грумантские мужики срубили березы на берегу пруда, где мы так часто делали пикники, пили чай и удили рыбу. Жалко было мужика, выдергавшего яблони у риги, он просил прощенья, а уже дело без меня передано уряднику.

Пробыла у Доры почти четыре дня, нянчила детей, но тяжело мне переживать свои старые впечатленья на внуках. Из Ясной поехала к Марии Алекс. Шмидт в Овсянниково и оттуда в Таптыково, на лошадях 20 верст, к Ольге. Морозный вечер, красный закат солнца, резко очерченная половина луны, бесконечное снежное пространство, иней, все молчаливо, строго, холодно в природе, и к ночи свирепый мороз в 24 градуса. Я очень озябла, было мрачно и одиноко на душе. Map. Алекс. после болезни как будто тяготится своей трудовой жизнью. Молодой Абрикосов живет аскетом, непонятно зачем и для чего именно тут, в чужой деревне, без цели, без дела, работая какой-то рундук для мужика за деньги, когда у его отца кондитерские, богатое именье в Крыму и роскошь.

В Таптыкове застала Ольгу одну, Андрюша на волчьей охоте. Сидит, как птичка в клетке, одна с девочкой своей. Мне жаль ее стало. Ночевала, уехала на другой день; мороз все 24 градуса. Вагоны холодные, лежала, думала – и все не весело.

Дома, в Хамовниках, застала Льва Николаевича играющего с Сухотиным в шахматы, худого, нездорового на вид, и мне стало еще грустнее, и так жаль его. Сухотин уехал сегодня за границу с доктором и сыном, Таню оставил в деревне с его детьми.

23 декабря

Прошло еще несколько тяжелых, напряженных дней. Болезнь Левушки оказалась туберкулезным воспалением мозга. Теперь он умирает, и еще одно милое существо, к которому я привязалась душой, уйдет из этой жизни. И этот ребенок по своему тонкому моральному складу был не для этого мира, как и мой Ваничка.

Лев Николаевич все осаждаем людьми. Вчера приехали пятнадцать американок и два американца смотреть знаменитою Толстого. Я их не видала, не до них было.

Еще приезжали молокане и сектанты, желающие переселиться в Канаду, по примеру духоборов, и обратились за советами к Льву Николаевичу. Эти толпы людей очень утомляют его, и он рад бывает, когда приедут люди своего круга, как Бутенев, или когда кто-нибудь играет с ним в шахматы, как сегодня сын Илья и Вас. Маклаков.

Илья привез маленького внука Мишу, и мне это было приятно. Была Анна Ивановна и говорила мне, что С.И. во вторник, после урока, собирался ко мне, но проискал книгу так долго, что опоздал и не мог прийти. Как это похоже на него!

Умирает еще С.А. Философова, и Соня к ней уехала. Как стало жутко, как страшно всего! Смерть, горе, страданья со всех сторон!

Здесь. Хотя, возможно, и ранее тема отношений Софьи и Льва исчерпывает себя – далее повторяется по кругу и предстает перед нами то одной гранью, то другой, но не меняет при этом своей сути.

Предложенная научная информация была интересна на примере отношений супругов Толстых, как на примере каноническом при данной «расстановке сил» (в данном профиле брака).

Оставим диагнозы и советы, схемы лечения (?) профессионалам и продолжим чтение, перейдя к части дневников, интересной своими событиями. Где раскрывается ошеломляющая, невиданная преданность любви в старости, отношения Л.Н. и церкви глазами Софьи и последние дни жизни писателя.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.