Глава 5. Джон Леннон

Глава 5. Джон Леннон

Первые шаги. Гений и злодейство. Смертельная операция. Имя убийцы знали все. Кто заказал президента Рейгана. Пять выстрелов, изменивших судьбу.

Угловатые движения богомола. Тонкие пряди лезут в глаза. От усердия прикушен язык. Очки в железной оправе съехали на кончик носа. Парень изо всех сил теребит струны гитары и очень сердится на себя, что совершенно не удается ухватить технику. Пальцы не слушаются, кисть не гнется, гитара скользит с коленей, да и вообще кажется жутко неудобным инструментом. Джон бы и бросил это занятие, если бы не новый друг, который сидит на столе, болтая ногами, и пристально следит за битвой Джона с гитарой:

— Я не подумаю, что ты малодушный, — сказал, словно прочитав его мысли, сидящий на столе парень, — просто решу, что ты бездарь.

— Я не бездарь, — возмутился Джон и с новой силой задергал струны.

Пол саркастично фыркнул:

— Кисть расслабь. Вот. Пальцы плотнее прижми. Подушечками держишь струны.

Джон Леннон ворчал и ругался, а терпеливый Пол Маккартни мурлыкал себе под нос какую-то мелодию и спокойно исправлял ошибки друга:

— Стоп, — Пол внезапно хлопнул себя по лбу, — Джонни, ты же правша!

— Ну да, — отозвался основательно вспотевший Джон, мельком поглядывая на часы и чертыхаясь. Промучился он больше часа с этой гитарой, и только пальцы заболели.

— А ну-ка, — Маккартни соскочил со стола и потащил его в гостиную к огромному зеркалу, — я левша и учу тебя как левша, поэтому у нас ни черта не получается, а вот теперь пробуем.

Джон стоял перед зеркалом, и руки словно сами прошлись по струнам, пальцы терзали гриф, и впервые за мучительные часы обучения гитара издала нормальный звук.

— Ты мой счастливый билет, — рассмеялся от радости Леннон.

— А то ж, — пихнул его Маккартни в плечо, и парни продолжили заниматься.

С тех пор они были постоянно вместе. Азартные. Веселые. Колючие. Даже когда от «Битлз» остались лишь воспоминания и гениальные синглы, друзья продолжали делать вид, что их отношения по-прежнему безоблачны.

Ринго Стар — один из музыкантов группы «Битлз» лишь пожимал плечами, когда я как-то на одной из вечеринок подошел к нему с этим вопросом.

— У парней просто разошлись интересы — такое бывает слишком часто, особенно если долго трешься в одном коллективе.

— Почему в среде популярных людей так моден принцип японского интервью? — проворчал я, наливая себе пива.

Ринго расхохотался и хлопнул меня по плечу:

— Чудак, правда может быть такой нелепой, что в нее никто не поверит.

Я сердито посмотрел на музыканта и пошел за новой порцией пива.

Недоговоренности порождают недоверие. Недоверие становится основой для скандала. Я не скандальный репортер, и меня фигура Джона Леннона заинтересовала всего однажды, когда я узнал, что в рассекреченных бумагах ФБР англичанина называют «опасно мыслящим революционером с манией преследования». И первое и второе относилось к сфере моих интересов. Это было даже поинтереснее, чем убийство. Кстати, в Леннона выпустили пять пуль. И пуль не простых, а с заостренными наконечниками, которые при попадании в ткани вызывают эффект, практически идентичный разрывному, то есть рвут в клочья, полностью лишая человека шанса выжить. Пять пуль плюс заостренные наконечники. Это даже не убийство. Это бойня, когда, убивая, срывают злобу.

Его звали Марк Чапмен. Он родился в 1955 году. Ничем особым не выделялся. Был просто веселым, хорошим, активным парнем. Он вырос в патриархальной, дружной семье среди любящей родни, с обязательной рождественской индейкой и веселыми поездками по стране. Он был нормальным до заурядности. При этом отличался твердым характером и несгибаемой волей. В семнадцать он едва не стал зависимым от наркотиков — и тут же бросил их употреблять. В восемнадцать научился плавать, потому что едва не утонул в речке и решил, что никогда не поздно выучиться чему-то новому. В девятнадцать надел балахон хиппи и прошлялся по стране около месяца, с интересом присматриваясь к людям и путешествуя автостопом. Фанател от «Битлз», влюблялся в красивых девчонок, работал и смотрел на жизнь удивительно открытым взглядом.

Джессика Блэнкеншип, бывшая до 1975 года девушкой Марка, до сих не может поверить, будто что-то могло настолько изменить ее возлюбленного.

Я специально приехал в Арканзас, желая поговорить о нем. Теперь уже почтенная матрона, а не златокудрая худенькая девчушка, зато с очень эффектной прической, встретила меня у себя дома и протянула узкую кисть для рукопожатия. Я поздоровался, а сам в немом восхищении смотрел на прическу:

— Моя внучка сегодня сдавала экзамен по классическим прическам, — удовлетворила мое любопытство миссис Бишоп, — сдала на «отлично».

Традиционный чай с множеством сладостей. Очень сдобные лепешки с тмином. Бублики с кунжутом и жареным луком. Вяленое мясо.

— Знаете, мистер Бейл, — Джессика закурила и проворчала на мою улыбку: — не могу избавиться от этой привычки почти сорок лет.

— Марк не пытался запретить?

— Он считал, если я заболею от табака и умру, это окажется хорошим уроком для моих потомков, а он, Марк, будет им напоминать каждый раз, когда застанет кого-нибудь с сигаретой.

Глаза у миссис Бишоп искрились от смеха, и я тоже рассмеялся:

— Разве у парня с таким чувством юмора могли быть проблемы?

И тут моя собеседница вдруг словно постарела на глазах, осунулась. Глубокие, почти «мужские» затяжки сигаретой и складка на лбу.

— Это получилось так внезапно, словно все произошло во сне, он изменился мгновенно. Понимаете?

Отрицательно качаю головой, хотя знаю, мотив для изменений был. Понимаю, история повторяется и сколько раз еще повторится. Но что могло связывать простодушного Марка и великого рок-музыканта?

Как-то Джерри сказал мне, что я ищу закономерности в том, что делает людей привлекательными друг для друга, а нужно искать в том, что уродует их души. Я пропустил тогда это высказывание мимо ушей, а сейчас вспомнил. Слушал Джессику, пил машинально чай и думал: а ведь Марка погубила зависть. Марка, обычного парня, помешанного на рок-группах, хиппи и фастфуде, от которого он стал толстеть и страшно переживал об этом. Но Леннон?

Вот вы можете представить, что Леннон кому-то завидовал?

Я лично — нет. И все-таки эта история о зависти. Так получилось.

— Вы не слушаете, — мягко улыбнулась моя собеседница, возвращая меня из полета мыслей.

— Слушаю, — соврал я, — Марк ходил к врачу и пытался лечиться от ожирения.

— Он влюбился, — подтвердила Джессика.

Вопросительный взгляд.

— В Леннона, — спокойный взгляд миссис Бишоп.

Я растерянно моргнул.

Джон Леннон был безусловно талантливым сочинителем. Он чувствовал эмоции времени, музыки и понимал гармонию. В его текстах стройность и простота, в них открытость и лиричность. Один музыкальный критик в журнале написал: «Песни, толкающие на путь греха и раскаянья». Чем не прекрасная характеристика? «Битлз» — это стихия. «Битлз» — это юность. «Битлз» — это первая любовь. «Битлз» — это потеря и обретение себя. Такова лишь толика характеристик, которые я нарыл в статьях. Вернее, сублимация того, что говорилось и писалось о музыке великой группы. Их обожали. Из-за них сходили с ума. Их даже королева приглашала на прием. Национальные герои — что уж тут говорить! Но был среди них один человек, который так и не научился собственной жизненной философии, столь настоятельно преподносимой со сцены. Джон Леннон не искал успокоения в любви, ему были неинтересны поэзия и порядок мироустройства. Он искал бунта и был неприкаян в мире, где от него не требовалось взяться за оружие. Этому состоянию даже есть название в современной психиатрии — синдром «повышенной тревожности». Да, синдром этот известен всем, а вот то, что его ставят часто людям одержимым и маньякам, чаще всего не обнародуется.

Джерри Рубен хохотал надо мной, когда я ему изложил свое представление о том, каким я вижу Леннона. Кстати, у нас была с ним заведенная традиция: прежде чем начать разговор об очередном моем клиенте, я выкладывал перед Джерри всю аналитику по поводу человека, о котором буду спрашивать. Я однажды удивился этому, а Рубен ответил:

— Ты чаще мыслишь в верном направлении, используя то, что находишь в общем доступе, и твои рассуждения очень напоминают дайджест. Прости за откровенность, но наблюдение человека со стороны иной раз дает возможность понять, где именно ошиблись наши машины. Что не учли при поддержании имиджа или образа той или иной знаменитости.

— Что-то не понял, — буркнул я.

— О господи, просто как день! — отмахнулся Джерри. — Благодаря твоим версиям, проверенным нашими специалистами, обнаруживается, над какой деталью события, предназначенной для источников СМИ, мы плохо поработали. И мы дополняем ее тем, что подбрасываем информацию, оказавшуюся «вдруг» рассекреченной.

Я кивнул: да, мол, понял.

— Молодчага! Ты женат?

Морщусь от его фамильярности:

— Вопрос — к чему?

— Так. — Взгляд прозрачно-голубых глаз пронизывает до костей.

Закуриваю, чтобы был повод отвести глаза.

Джерри понимающе усмехается:

— Кстати, то, что Леннон прослыл «революционером», — наша работа, а то раздражали однообразные оценки общественности: «наркоман», «гомосексуалист» или убогая версия, будто все песни за него писал Маккартни.

— Такой не был революционером?

— Был, конечно. (Спокойный взгляд.) Но раньше это не казалось столь занимательным.

Джон Леннон много пил. Йоко Оно никогда не запрещала ему пить, никогда не запрещала ему быть «либерти», более того, Йоко сама провоцировала эти ситуации. Она была художницей, в ее хеппинингах танцевали пластилиновые курицы, сходили с ума голые танцовщицы, а из туалетной бумаги прокладывали железные дороги. Это была эстетика китча, именно то, что требовалось Джону после того, как «Битлз» перестал гастролировать. Музыканты засели в студии, разошлись тратить деньги, а Джон не мог найти себе место. У него действительно был слишком хороший бухгалтер, который так умело распоряжался заработанными деньгами, что бывший неблагополучный мальчишка, которого таскали за уши к директору 3a хулиганство, оказался одним из самых богатых людей мира шоу-бизнеса. Богатый. Праздный. Человек вдохновения и азарта. По сути, Леннон был гением, но таланта в нем не было. Он мог за несколько мгновений создать хит, а мог годами писать совершенно дремучие тексты.

Мой приятель, музыкальный обозреватель одной из крупнейших британских газет, когда выпивал, умудрялся вспомнить все тексты, написанные Битлами наизусть. И признаться, я, не любитель творчества «Битлз», с удивлением замечал, что в простеньких текстах есть все, что способно заставить трепетать сердце. А вот в более поздний период чувствуется, как искренность тяжелеет от наличия банковского счета.

— Я — нищий! — орал пьяный Джон на какой-то вечеринке, оплаченной его деньгами.

— Конечно! — кричали ему в ответ, поднимая бокалы с шампанским.

— Духом, — прошипел один молоденький официант и, покачав головой, стал разносить напитки.

Это не вымысел. Эту историю мне рассказал Ал — двоюродный брат Марка, он как раз знал о том, что у страдающего шизофренией родственника очередное обострение на тему «Я — Джон Леннон».

Я встретил Ала в автомастерской на одной из автозаправок в Огайо. Пожилой, солидный, с аккуратными усами, коротко стриженный, подтянут и не курит. Подождал его после работы (он владелец заправки), пошли выпить холодного пива. Три улочки. Пять домов. Прямо как в ковбойском кино — так и ждал: вдруг откуда-нибудь выскочит герой Клинта Иствуда. Не выскочил, вместо него к нам вышел шустрый хозяин питейного заведения с двумя кружками пива размером с трехлитровую банку.

— Угощайтесь, — радушно грохнул кружки на столешницу. Пушистая пенка лизнула бортики кружек. Хозяин ушел, а мне все казалось, что он был бы не против посидеть с нами.

— Он подсядет все равно, — усмехнулся Ал, кидая в рот соленый орешек, — все мы тут знаем друг друга, какие секреты…

— А про Марка говорить при нем возможно?

Пожал плечами:

— Все они телевизор смотрят, да и столько лет прошло — прекрасно, что пропал он.

— Действительно, — кивнул я и отпил пива. — А когда вы узнали, что в Леннона стрелял именно Марк?

— Да объявили по радио про то, что Леннона убили. Мы так и застыли. А потом сказали с экранов: «Марк, это Марк сделал». Видели его. Он и не таился. Йоко видела, швейцар видел тоже. Он и сбежать не пытался. Когда объявили, я тогда почему-то и не подумал на однофамильца. Не знаю, почему. Предчувствовал, может. Хотя глупо, конечно, предчувствиям верить.

— Ваша первая мысль, когда увидели на экране брата?

— Марк, сукин сын, вконец рехнулся, его же растерзают — не сейчас, так в тюрьме! А что я еще мог подумать? Он в тюрьме под усиленной охраной сидел и жив только поэтому оставался.

Мистер Чапмен отвечал немного устало и равнодушно. И день у него выдался тяжелый, да и сто раз ему подобные вопросы задавали. Я, грешным делом, подумал, что заставлю Джерри раскошелиться за это интервью.

— Может, тот день был какой-то особенный? — я толком не знал где копать, но зацепка на Клан была именно в тех днях.

— Особенный? — в глазах Чампена-старшего явно читалась ирония. — Угу, теперь он, конечно, особенным считается. День перед убийством Джона Леннона.

Помолчал. Попил пива. Достал сигареты и погрузился в свои мысли:

— Обычный день. — пожимает плечами. — Встретились мы с ним, перекусили в баре, выпили, все как обычно. А потом Марка понесло опять на «речи». Ну знаете, такие. про равенство, про справедливость, про то, что Бог говорил отринуть богатство. Еще сказал, что предателей ненавидит. Бред обычный нес. Получалось, если у человека копейка лишняя в кармане заваляется, он ее немедленно отдать должен в помощь тем, кто более несчастен, чем он. А что жить будет не на что, так об этом, конечно, он не думал. И что с голоду сдохнуть можно так, все раздавши, даже об этом не думал. Мы тогда поспорили здорово. Я ему предложил выбросить еду или нищим бездельникам раздать ее. Ну и сказал, что он должен стыдиться одежды своей. Есть люди, которые хуже одеты, которым помочь надо бы, и отчего бы ему не снять тряпки и не пойти голым домой. В общем, нехорошо мы расстались тогда, совсем нехорошо. Да я не злился долго — все-таки это же Марк, да и нервный он был, вертелся, будто в заднице кнопка была. На часы смотрел. Я тогда думал: может, ждет кого. Да спрашивать не стал. Обозлил он меня сильно. Что странно, он про Джоди в этот раз не говорил. Хотя у него всегда было две темы: Бог и Джоди Фостер.

— Джоди Фостер? — я так удивился, услышав ее имя, что на мгновение забыл, кто это такая. Такое на самом деле бывает, когда, услышав известное имя, на секунды теряешься, вспоминая, а кто это, собственно.

— Да актриса эта, Марк стены ее постерами оклеивал. Не комната, а какая-то галерея — Фостер и Леннон. Мать, я помню, все пугалась, когда заходила. У него в комнате так было: открываешь дверь, и на тебя смотрят глаза размером с голову человека и еще фосфором немного подсвечивают — страшновато. Очки Марк сделал из блестящей фольги, ну и все это блестит, мать пугалась.

Тут Ал тихо рассмеялся, видимо, вспоминая какие-то семейные шалости. Я деликатно пил пиво:

— Считаете, Марк был странный?

— Он стал странным после того, как сбежал из дома, — подумав, ответил мистер Чапмен. — Ему было тогда четырнадцать. Неделю его не было, а потом вернулся, и словно подменили парня. Стал таскать крест на голом теле, волос не стриг, дефилировал с Библией подмышкой. Рубашку веревкой стал подвязывать. «Последователь Христа», чтоб его.

— А с людьми как отношения выстраивал? Общительный или дичился? Я читал в нескольких интервью, что контактным был.

— Да ну, контактным, себе на уме скорее. Насчет людей. Чокнутым его считали. Впечатлялся вечно всякими идеями. Бросался из крайности в крайность. Марихуану курил вовсю. Говорил, она ему помогает слышать мир. Правда, бросил, но явно у него что-то с головой стало. Купил себе Сэллинджера и читал постоянно. «Над пропастью во ржи». Таскал ее всюду с собой. Говорил, что похож на этого, на Хилдена? Или Холдена? Холдена, наверно. Это герой главный. Достал со своим идиотским отрывком, где он рисует на поле во ржи тысячи маленьких детей, которые во что-то играют, а взрослый среди них только он. Так написано было в книжке этой. Не знаю, что к нему так пристала именно эта строка. Книга же не о том совсем.

Я молчал, слушая историю о жизни странного безумца, который зачитывался великим Сэллинджером, верил в Бога и пал жертвой Дьявола. Почему-то я начинал думать и о Ленноне. Безумном гении, который тоже зачитывался Сэллинджером, но не верил в Бога и которого тоже погубил Дьявол. И кто же из них был настоящий Леннон? В какой момент могла произойти перемена в обоих? После ареста Марк Чапмен прошел освидетельствование медицинской комиссии, и его признали вменяемым.

При этом у него был диагноз шизофрения. Но во время тюремного заключения убийца не раз твердил, что услышал: «Убей его» от демона, поселившегося у него в голове. А Джон Леннон стал порядочным бюргером и думал баллотироваться в конгресс. А ночами сочинял революционные статьи, которые и изъяло у него ФБР, когда после убийства провело расследование и обыскало дом Йоко и Джона.

— Вы старше брата на пять лет, вместе учились в школе. Каким он был? Что запомнилось о Марке-школьнике?

Снова пожал плечами. Я его понимаю, ведь обычно сильным людям трудно говорить о том, что они считают слабостью.

— Обычный парень. Не так чтобы учиться любил. Но, если ему занятие нравилось, он сутками мог сидеть, взахлеб читать, изучать. Правда, выключался быстро. Ну и вообще у него было такое, что неделями не учится, а потом за несколько дней нагоняет. Конечно, он почти не ел за эти несколько дней и не спал. Говорил, ему нравится жить на пределе. Говорил про состояние, когда и спишь и не спишь одновременно. Много порол всякой чуши.

— Не воспринимали всерьез?

— Да как сказать, и да и нет. Мать ругалась на него, а он вдруг из школы ей приносил огромный букет цветов, и так это приятно ей было, что она плакать начинала. Я думал, может, он деньги откладывает, что ему на карманные расходы давали, а он подрабатывал в слесарной мастерской при школе… Строгал что-то. Нормальный же был парень.

Такая горечь, что я перевожу тему:

— Он нравился девчонкам?

— Я бы не сказал о чем-то особенном в этом плане, — закурил, затянулся и, видимо, взял себя в руки. — Ну, знаете, как это бывает: девушка нравится, а ты ей нет. Или наоборот. Но конечно, девушки у него были. Только недолго каждая держалась. Он же оригинал со своей Библией. Конечно, им интересно, как такой парень к женщинам относится, ну и сами заигрывали. А потом думали, вдруг «Библия» у Марка пройдет. Только она все не проходила, а какой девушке это понравится? Так что новые возникали часто, но и бросали часто, да. Но типаж был один: похожие на Джоди Фостер. Нравилась она ему сильно.

— Вот эта идея фикс о Джоди Фостер откуда, как вы думаете, возникла? Какой-то фильм?

— Да «Таксист». Там она роль проститутки играла. Да Марк не один был.

У многих тогда крыша поехала на Джоди. Но Марк воспринимал все как-то странно. Проституткa, которую нужно очистить, привести ее к Свету. Себя он чуть не в роли Христа видел, считал, своей любовью он сможет что-то там изменить, ну и прочая ересь. С чего-то он себя убедил, будто она в реальной жизни мало чем отличается от той роли на экране. Но говорить — он говорил, а писем ей не слал. Хотя все мальчишки тогда ее просто заваливали письмами и признаниями. А он говорил, что однажды появится перед ней, и она все поймет. Сама. Я не очень вслушивался в то, что он говорил, если честно. Тема-то была одинаковой всегда.

— А «Битлз» он когда слушал, может быть, что-то говорил? — я задумался, припомнил, что, согласно исследованиям специалистов, иногда могла раздражать просто деталь гардероба. Например, парень, который планировал покушение на Альфеда Хичкока (благо не осуществил!), ненавидел его привычку жевать зубочистки. — Может, Марка раздражали очки Леннона?

— Очки-то? (Невольная улыбка.) Нет, ну что вы, он себе такие же заказал, валяются до сих пор где-то. И вообще любил музыку. Слушал Тода Рундгрена, Джимми Хендрикса, Боба Дилана, но «Битлз» обожал. Как и обожал Леннона. Говорил, тот его духовный учитель. Повторял все слова Леннона про любовь, братство всеобщее, про то, что деньги — пустое.

Я даже подумал, Джоди осталась не у дел, раз Леннон стал кумиром. Да и не был Марк особенно раздражительным, он же «последователь Христа».

Там же говорится о любви ко всем и терпении. Он и был таким. Только болтал много. Переменился сильно после одной передачи, где Джоди Фостер оговорилась про то, что в ее понятии мужчина должен активно делать карьеру и успешно зарабатывать. И привела в пример Леннона. Точнее, она сказала про группу, а про Леннона отдельно. Я передачи не слышал, знаю только со слов Марка. Он с чего-то сделал вывод, будто она влюблена в Леннона. И тогда-то стал странным. Заявлял, что за богатство и известность люди продадутся с потрохами. И про Леннона то же самое сказал. Дескать, лгал Леннон, когда говорил про духовные ценности. Предал идею и его, Марка, предал.

Тут я почему-то подумал про Клан. С какого момента им стало удобно вбивать в голову этого парня весь этот бред? Интересно, когда появился микрочип в его дурацкой бантке?

— Был какой-то момент, когда стало очевидно, что у Марка появилось оружие?

— Глория [2] говорила мне, что видела у него пистолет. Я ей, правда, сказал, что старина Марки исполняет все заповеди Христа, в том числе и «не убий». Откуда у такого пистолет? Так что я ее успокоил и уверил — показалось ей. Ну и она постоянно жаловалась на Марка, называющего Леннона предателем. Она устала от его болтовни и вечной лени. Да я сам тогда от него уставал, хотел его сводить к психиатру. Раньше, после попытки самоубийства, ему рекомендовали обследоваться у психиатра, я и решил сам его отвести. А то Марк бы не пошел.

— Сводили?

— Конечно… (Взгляд карих глаз такой осуждающий, словно я виноват в том, что случилось с его братом.) Ему подтвердили диагноз шизофрения, но в госпитализации не было необходимости, просто дали таблеток и прикрепили к одному неплохому специалисту. Славный был тип. Да. Мужик дельный. Марк с ним словно оживал. О музыке говорили. О Сэллинджере. С попытки самоубийства это был самый дельный врач.

— Как вы сами думаете, что побудило брата?

На самом деле вопрос дурацкий. Я просто вспомнил свои способности репортера криминальной хроники, и теперь, тасуя вопросы о жизни и мотивации этого убийцы, представлял не человека, а исполнительную машину, которая, на счастье Клана, изначально обладала неестественно больным сознанием, и болезнь ее лишь довела до патологии, окончившейся трагедией для обоих.

Прислушиваюсь к спокойному голосу Ала:

— Не могу сказать точно. Может, он слишком обожал Леннона и Джоди? Или голоса слышал? Он всегда говорил, что слышит, как мир говорит с ним. Еще с детства.

Действительно, так и было. Марк Чапмен слышал голоса. Но не потому, что был безумен, а потому что он имел парадоксальный, изумительный, невероятный слух. Уникальный. Поэтому он слышал, что происходит в локальной сети, куда был подключен импульсами его микрочип. И когда об этом узнали в Клане, просто провели эксперимент: а можно ли разрушить кору головного мозга путем увеличения воздействия импульсов на файлы чипа? Оказалось — можно.

Джерри в этот раз выглядел особенно празднично. В серебристо-сером костюме, с шелковым галстуком цвета спелой черешни, бриллиантовой булавкой, словно у денди. Роскошный парфюм. И неизменная манера уличать меня в том, что я, как всегда, все понял, но слишком поздно.

— Бейл, не слишком ли долго ты думал над судьбой несчастного Чапмена?

Я не среагировал на сарказм и просто положил перед Джерри результат своего исследования. Досье на Марка и Джона. На Джона и Марка. Они не были близнецами. Они не были друзьями. И они даже не были любовниками.

Но вот микрочипы они получили с одинаковой ДНК. То есть вживленные им в мозг микрочипы подавали идентичные импульсы.

— Все так просто, ха-ха, дружок!.. — смеется Джерри. И мне впервые неприятно видеть его белозубую улыбку. — У Чапмена не было раздвоения личности в привычном понимании этого слова, и он не был шизофреником, но если человек постоянно заявляет: «Я — Джон Леннон», то это явно привлечет внимание врачей. А Марк как раз ощущал себя Джоном, и не вина в этом его была, а беда.

— Так что же, убийства не должно было произойти? — я сегодня, кажется, очень быстро соображаю.

— Конечно нет, что за глупость! — Рубен, кажется, немного обиделся на меня. — Должно было произойти самоубийство Джона Леннона, причем, Бейл, ты подумай, прежде чем писать об этом.

— Подумаю.

Театральная пауза. И снова тихий смех.

— Вместе с Йоко и детенышем.

Морщусь.

— О (прозрачно-голубые глаза смотрят с издевательским сочувствием), ты такой нежный, Бейл! Представь, 1980 год, в Соединенных Штатах Америки за кресло президента идет ожесточенная борьба. Джимми Картер обвиняет кандидата Рональда Рейгана в непонимании термина «права человека» и фиглярстве. Бывший актер не знает, в чем обвинить Джимми Картера, и называет его «скучный парень в дешевом галстуке». Джимми бушует, а Ронни использует некоторую информацию, дабы нанести ответный удар в теледебатах. Если помните, то шоу по показателям побило рекорды самой Опры Уинфред.

Я не помнил и поэтому просто молча пил кофе, ожидая рассказа.

— Тридцатого марта 1981 года, спустя два месяца после вступления в должность президента, в Рейгана стреляет некий Джон Хинкли. Пять выстрелов. На поражение.

Молчу. Знаю, кто такой Хинкли.

— Отлично, ты знаешь, что это «сталкер» — преследователь знаменитостей, и его объектом была Джоди Фостер, чьими постерами Марк обклеивал свою комнату. Можешь верить или нет, но Хинкли был Наблюдателем Чапмена, и именно Чапмен должен был стрелять в Рейгана, если бы у него окончательно не поехала крыша от его «сходства» с Джоном Ленноном. Наблюдатели, по сути, очень похожи на своих «клиентов», иногда являются родственниками.

Я слушал молча. Как-то отстранение понимал: Рейгана должны были убить, а не «совершить покушение». Убить пятью выстрелами в грудь. Как убили Джона Леннона. Убить из-за идолопоклонничества по отношению к актрисе Джоди Фостер. Ею ведь грезили Чапмен и Хинкли. Все сошлось в единый миг и оказалось столь ясным и четким, что я зажмурился:

— Беднягу Хинкли выбрали в Наблюдатели, потому что он оказался внушаем и обнаружился среди воздыхателей мисс Фостер. Клан решил использовать эту страсть в своих целях. Она могла прогрессировать, когда импульсы, поступающие в мозг, усиливались или отпускались, либо когда мы позволяли Хинкли немного отдохнуть. Ну а Марк просто был увлечен и действительно не страдал фанатизмом — нравилась ему актриса. Знаете, постеры на стенах есть у каждого мальчишки, тут не могло быть ошибки.

— И все же ошибка, — не удерживаюсь от язвительности.

— Отнюдь. (Спокойный взгляд Джерри.) Это был очень интересный эксперимент. Конечно, он завершился несколько не так, как мы планировали, но мы смогли разработать практически без затрат на подготовительный период модель микрочипа, который позволил из людей, совершенно не связанных друг с другом, создавать кровных близнецов. И конечно, добавлялось оправданное раздвоение личности, которое может привести к любым результатам.

Рубен так выделил это «любым», что я прикусил язык:

— Вы просто ради какого-то эксперимента убили человека.

— Не человека, а Джона Леннона, — поправил меня и мило улыбнулся, — он все равно был не жилец, Бейл, по-хорошему — мы ему времени добавили.

Снова молчу.

— Просто хотели узнать, к чему придем.

«Битлы» богатели, ленились, ссорились. Леннон отдалялся от них все дальше. Ему хотелось хулиганить, бунтовать, рвать жилы, чтобы быть услышанным. Ему не хватало таланта. Его любили за прошлое. Он напивался на вечеринках, что-то орал в микрофон, а его с благоговением фотографировали и за один только матный посыл со сцены приглашали на лучшие пати и платили бешеные деньги. Леннон был живым брендом. Как марка известных сигарет или лимонада. Ему требовалось немного воздуха. И он встретил Йоко Оно. С ней ему жилось интересно.

Марк переживал все состояния Джона, словно свои собственные. Он слышал голоса. Он любил книги, которые читал Джон, он носил очки, стригся, как он, много пил и орал, что он Джон Леннон. Что он мог услышать в ответ? Он женился на американке японского происхождения. А вот когда стал полнеть, это для него явилось трагедией. Его кумир, теперь уже его двойник, был всю жизнь тощим, как сорванная ветка ивы.

Я сопоставил то, что читал во всех источниках про Марка Чапмена и Джона Леннона, и прикинул: первый получил свой чип где-то в году 1978-м, а второй — в 1964-м.

В 1972-м Марку впервые поставили диагноз шизофрения — именно тогда он загремел в клинику и, выйдя оттуда, стал стремительно меняться. Доктор Розз, которая наблюдала историю болезни Чапмена, говорила, что медикаментозного вмешательства не требуется, но какое-то светило из Бостона, словно по злому року находившийся на консультациях в больнице, переговорив с главным врачом, сам провел какие-то исследования, в результате чего Марку были выписаны очень сильные транквилизаторы.

Одно из побочных действий — сильное обезвоживание. А обезвоживание, как известно, приводит к изменению обмена веществ. У Чапмена на тот период был низкий гемоглобин, и он стал больше есть. Мышечная масса и подкожный жир наросли за очень короткий срок, и Марк сильно поправилсяю.

— Необходимости в препаратах не было, — до сих пор уверена профессор кафедры психологии и психиатрии доктор Анриетта Розз, — и у меня складывалось ощущение, что пациента просто включили в какую-то программу исследований.

— У вас его забрали как пациента?

— Да, и даже не поставили меня в известность.

— Вы обращались в Бостон?

— Конечно (скептический взгляд на меня), и мне ответили, что все материалы взяты под контроль ЦРУ и мое дело просто не беспокоиться о безопасности страны, — есть те, кто сделает это лучше меня.

— Ваши действия?

— Повесила трубку, мистер Бейл.

Таким образом, можно быть уверенным, что Клан не просто воздействовал на человека, которого использовал в качестве Наблюдателя, но и регламентировал степени воздействия на его состояния. До простейшего ожирения, но как! Даже без волшебных таблеток, а с банальными пилюлями, которые вызывают сбой баланса при приеме пищи. Мне же всегда казалось, что для разрушения психики и здоровья человека требуются сложные и серьезные манипуляции, а на поверку.

Джерри смеялся надо мной снова:

— Ты забыл, что у нас работают лучшие психологи и они без труда находят уязвимые точки человека, чтобы давить именно туда для получения результата. Глупо думать, что наши агенты ходят по миру со шприцами паршивых инъекций, словно фэбээровцы в дешевых боевиках. Дорого, да и не всегда организм человека воспринимает химию. А сбои нам не нужны. Поэтому лучше психологического давления средства еще не придумано.

— А почему Джоном заинтересовался Клан?

Снова смех в ответ:

— А зачем нам Кеннеди или Версаче?

— Чтобы сфотографироваться на память, — огрызнулся я.

— Почти, — Рубен откровенно издевается, — для использования имиджа, воздействующего на сознание в своих целях.

Я знал все это. Клан, как тарантул, обвивал своими липкими паутинами какой-нибудь уголок, а потом начинал охотиться. Благодаря тому, что приносила охота, тропический тарантул набирался сил и мог двигаться, покрывая своей паутиной большую территорию. Это своего рода цикл. Такой же цикл и у Клана. Он получает питание, чтобы двигаться дальше. Джон Леннон получил свой чип в 1971 году. Прошел год после распада «Битлз», и музыканту, теряющему самого себя, очень нужны были силы жить. Ему помогли продержаться десять лет. Десять лет, которые должны были быть годами забвения. Десять лет, которые были выделены на жизнь, чтобы продолжать свой эксперимент над живыми людьми. Рубен показал мне выписки из архива. Просто сухие строки, написанные красивым почерком:

«На Ваш запрос о продлении эксперимента над объектами № 123/6 и № 14675/6 ответ положительный. Срок до десяти лет. Регенерация тканей после вживления прошла без особых изменений. Анализ ДНК подтвердил: генетические изменения объекта № 14675/6 проходят согласно исследованию профессора С. Наблюдается повышенная тревожность. Шизофрения. Первичная потеря ощущения реальности. Риска отторжения тканей нет».

И еще: «Объект № 123/6 можно исключить из списка операции, Чара“».

И приписка:

«Не исключать до 1980 года. Вид оружия: огнестрельное».

В декабре 1980 года Марк Чапмен купил журнал «Эсквайр» просто потому, что увидел анонс статьи про любимого Джона Леннона. Сидел за столиком в кафе и почти со слезами смотрел на разворот, посвященный своему двойнику, вдоль и поперек перечитывал единственный заданный вопрос журналиста: «Ты сдался, Джон?» и ответ самого автора, когда Леннон прошел мимо, отказываясь от интервью: «Ты сдался».

— Неправда, — шептал Марк, — ты не сдался, ты бунтарь, ты борец, тебя боялся Никсон, ты же не бизнесмен, правда?

Бедный Марк! Лишенный воли своим собственным двойником, потерявший себя из-за того, что микрочип разрушал его «я», заполняя сознание бессилием Леннона, жертва эксперимента, этот человек все еще пытался сражаться за обоих!

Клан был безжалостен. Новая волна разрушающего импульса — и Чапмен перестал сомневаться.

— Ты сдался, — и грохнул кулаком о стол.

На него оглянулись. Потом о нем вспомнят посетители кафе. «Да, действительно, был такой парень. Что? Немного похож на Леннона? Да что вы, ничего общего! Толстый и грязно одетый. Нищий, наверное. Или сумасшедший…»

Таким он и запомнился. Без шика. Толстый. Бледный. Смятый доллар за чашку черного кофе. И на столе журнал со статьей о Джоне Ленноне. С запомнившейся фразой: «Я шел на встречу к совести эпохи, а встретил сорокалетнего бизнесмена в налоговых оковах».

Восьмого декабря Леннон торопился — его ожидало много дел, и все еще болела голова. Внимания на человека, шагнувшего к нему, он поначалу не обратил. Успел еще присмотреться и припомнить, что дал ему накануне автограф. А может быть, не ему. А впрочем, какая разница, и Джон скользнул рукой в карман, чтобы достать авторучку а когда поднял глаза, то увидел перед собой свое отражение, взгляд давно уничтоженного человека. Раздались пять выстрелов, и музыкант стал оседать на землю. Дорогое пальто набухло от крови, рубашка захлюпала так, словно в нее набрали воду. А Марк спокойно пошел прочь, растирая грудь: у него внезапно все заболело. Потом на его теле будут обнаружены пять гематом, словно его метко ударили в грудную клетку, но не избили, а передумали.

А Джон Леннон умрет в больнице от кровопотери. Один из выстрелов разорвет артерию. Это и будет смертельная пуля.

Несколько месяцев спустя некий Джон Хинкли совершит покушение на президента Соединенных Штатов Америки Рональда Рейгана. Выпустит ровно пять пуль. Президент останется жив, потому что Хинкли не стрелок. Стрелять должен был Марк Чапмен, но Клан счел, что его состояние «ощущения двойника» выгоднее для развития организации, и Марку разрешили поступить так, как хотел его «двойник». А Леннон был на грани самоубийства. Грань эту он просто боялся переступить, и тогда ему просто помогли. Затянувшаяся агония кумира не представляла ценности. В сущности, Джон сам убил себя. Еще в 1970 году, когда «Битлз» распался. Ведь есть звезды, чье сияние возможно только в эпоху бунта, — после они тускнеют и превращаются в серые осколки базальта.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.