Глава 4. Джон Фицджеральд Кеннеди

Глава 4. Джон Фицджеральд Кеннеди

Настоящий мужчина. А кто же не грешен? Анонимка. Пять минут до войны. Убийца президента был русским?

За невероятное красноречие его называли «златослов Кеннеди». Он совершенно не стеснялся того, что постоянно занимался риторикой и штудировал учебные пособия для ораторов. Джон Кеннеди был лишен всех комплексов, присущих политикам его уровня. Его подгоняло желание демонстрировать осведомленность во всех отраслях знаний. То есть ораторское искусство — не дар от Бога, а изучение закономерностей при произнесении речи, искусство расставлять акценты, правильно строить предложения и делать паузы. И конечно, улыбаться — улыбаться, даже когда тебя терзают боли в позвоночнике, причем так, что хочется выть. У Кеннеди были проблемы с позвоночником (последствия травмы, полученной в детстве), и ему частенько приходилось надевать корсет, чтобы не сутулиться, когда больше всего на свете хотелось сгорбиться, ухватиться за какую-нибудь стенку, а еще лучше остаться в постели, потому что боль затрудняла движения. Но такого Джон себе никогда не позволял. Обезболивающие уколы — и снова светящаяся улыбка на лице.

Говорят, что сорок девятый президент был «самым Американским президентом, несмотря на ирландское происхождение». И это действительно так. Политолог Джеймс Джемисон, который начал карьеру еще при Эйзенхауэре, писал о Кеннеди: «Этот сорвиголова был истинным американцем. Он умеет улыбаться смерти в лицо и наверняка на эшафоте скажет палачу: „Как ваши дела? У меня пока все о’кей“».

Кстати, Джон Фицджеральд был не просто ирландец — он вырос в семье очень строгих католических правил, и его матушка считала порку лучшим средством, способным остудить горячую голову. Конечно, нельзя сказать, что братья Кеннеди (был еще старший Джозеф и младший Роберт) росли отчаянными сорванцами, но пошалить, завязать шумную потасовку — очень даже могли. Даже Джон, ребенок болезненный, и тот с удовольствием проказничал, пока домой не возвращался отец, и тогда дети вели себя послушно. Надо сказать, что будущему президенту пришлось приложить много усилий, чтобы его перестали считать за доходягу.

Джозеф, отец Джона, был личностью одиозной. Выходец из небогатой ирландской семьи, он приехал в Штаты в начале XX века, долго мыкался по разным углам, подрабатывал то грузчиком, то шофером, пока не устроился на скромную должность в профсоюз ирландских рабочих. Там он постепенно стал подниматься по служебной лестнице, пока в 20-е годы не сумел провести очень рискованную махинацию, принесшую ему двести миллионов долларов, которая и позволила Джозефу войти в элиту Восточного побережья и получить место в конгрессе. Он стал помощником по международным связям и готовился стать послом в одной из западных держав. Собственно, благодаря отцу, оказавшемуся послом в Великобритании, Джон очень рано стал свидетелем того, как развивается фашизм в Европе. В Гарварде Кеннеди написал сочинение под названием «Как бороться с тоталитаризмом», потому что его возмущало то, как медленно и неохотно Европа реагировала на засилье фашистского менталитета. Политика невмешательства, которой придерживался Старый Свет, смущала пылкий ум молодого демократа, и хотя отец всячески ограждал сына от резких высказываний, все это приводило к бурным дискуссиям за обеденным столом.

Подобная дискуссия произошла и тогда, когда Джон решительно заявил, что собирается на войну.

— Ты только что переболел простудой, сынок. Отец аккуратно разделывал куриную ножку ножом и вилкой.

— И что? На флоте.

Тут Джозеф поднял на Джона недовольный взгляд.

— На флоте, — отчетливо проговорил парень, — я буду носить непромокаемую обувь и не простужусь.

— Ты никуда не пойдешь.

Пожатие плеч и новый еле слышный удар ножика о фарфор.

— Нет пойду, я гражданин своей страны, страны, которая вступила в войну, и отсиживаться в тылу не намерен. У меня есть совесть, и я люблю свою страну.

Что тут было ответить? И отец скрепя сердце помог сыну устроиться на флот. Так Кеннеди стал капитаном торпедного катера.

Я встретился с одним из участников боя — тогда торпедоносец спасся лишь чудом. Мне хотелось узнать, как люди, выжившие в этой мясорубке, сумели сохранить рассудок и жизнелюбие. Ведь старшему лейтенанту Ларри Волтеру, служившему с Джоном Кеннеди на катере, сейчас уже ни много ни мало девяносто лет. Этот старик не только остался трезв умом и сохранил ясную память, но даже работает в пекарне начальником смены! Я, откровенно говоря, не ожидал такой бодрости и прихватил мало пленки для диктофона, потому что Ларри, простите за откровенность (Ларри, прости и ты!), совершенно измучил меня историями о хлебе. Я слушал и диву давался — всегда думал, что люди, пережившие войну, с охотой говорят именно о ней, а мой собеседник рассказывал о преимуществе канадского сорта пшеницы, который дает какую-то зверски качественную муку для изготовления какого-то уникально вкусного хлеба.

С трудом съев очередной кусок теплого душистого хлеба, я наконец плавно перешел к теме визита:

— Джон Кеннеди был вашим капитаном.

— Еще каким! — тут же перебил меня Ларри. — Он тогда мог увести катер, не вступать в бой, но из конвоя оставались только мы и «восьмерка», а «восьмерка» везла раненых. Потому Джон принял решение, мы вступили в бой, прикрывая тральщик и «восьмерку». Решительный был капитан. Умный. Волевой.

Зарево над океаном. Грохот канонады. Ничего не видно от взрывающихся брызг воды. Ледяная вода затекала за шиворот, слепила глаза, почти невозможно было вздохнуть, но Кеннеди отдавал приказания четко. Можно ли ожидать этого от молодого человека, который недавно закончил Гарвард?

— И спина у него все время болела, — сказал мой визави, задумчиво рассматривая свои руки, — только он не говорил никому. Да в замкнутом пространстве как не узнать? Вот и мы как-то узнали, не помню теперь подробностей, но когда он каждое утро с улыбкой проходил по катеру, приветствуя и подбадривая ребят, а иногда обмениваясь с ними шуточками, мы понимали, чего это ему стоило.

Пауза. Я было хотел что-то сказать, но Ларри меня опередил:

— Вот это, сынок, и называется мужеством.

После серьезного ранения и речи не было о продолжении военной карьеры, в действующие силы Джона не вернули, хотя он откровенно угрожал дойти до президента. Тогда у Джозефа лопнуло терпение, и он набрал номер секретаря Рузвельта и попросил, чтобы некого офицера Кеннеди и близко не подпускали к Белому дому. На это Джон мстительно процедил сквозь зубы, что когда он будет президентом, то тоже не пустит некоего Кеннеди в Белый дом, пусть и не напоминает о родственных связях. Джозеф только расхохотался над шуткой, но взгляд у него при этом был одобрительным.

Сын вырос, и у него стал проявляться мужской характер. Он ставил перед собой цели, которых можно было достигнуть. Казалось бы, странная философия, определить цель — стать президентом Соединенных Штатов Америки? На самом деле очень просто. Модель государственного устройства Штатов очень демократична, и президентом страны может быть каждый достигший определенного возраста, не имеющий судимостей и не страдающий психическими расстройствами. Более того, должность в Белом доме — вполне реальная планка для политика, который без амбиций в конгресс США соваться не будет. Как же молодой человек мог обойти стороной эту должность?

Никак.

Жаклин Ли Бувье осенью 1953 года стала женой успешного конгрессмена Джона Кеннеди. Жаклин очень обаятельная, молчаливая и застенчивая. Джон красив, избалован женским вниманием и удачлив в политике. Кроме того, его семья по-прежнему очень богата, а Жаклин выросла в семье, где денег всегда не хватало. Социальный статус будущей жены очень важен для карьеры политика. А тут. Друзья даже посмеивались над Кеннеди: мол, выбрал девушку из бедной семьи, желая всем показать демократичность. Джон только отшучивался в этих случаях. Была, правда, версия, будто молодой и любвеобильный политик переспал с девушкой. Об этом узнал ее отец и пригрозил горе-любовнику заявить в полицию, предъявив обвинение в изнасиловании, что и повлияло на окончательное решение будущего президента, не пожелавшего связываться с полицией и журналистами, ковыряющимися в грязном белье конгрессмена, дабы найти пятна на все еще безупречной репутации. Впоследствии выяснилось, что Джон, будучи католиком, вообще не спал с Жаклин до первой брачной ночи, но тогда эти тонкости не учитывались и скандал мог разгореться нешуточный. Забавно,

Кеннеди был охоч до женского полу, о чем знали все без исключения. Поэтому ему бы тут же простили интрижку с очередной женщиной, но Джон внезапно проявил покладистость и после нескольких месяцев знакомства сделал Жаклин предложение. Кстати, Жаклин думала неделю.

— Джон извелся тогда, — вспоминает его приятель, депутат от демократической партии Санни Уолтер, — всю неделю ходил сам не свой. После сделанного предложения и после того, как Жаклин не ответила сразу, поскучнел, перестал улыбаться и пугал мрачностью духа — это при его-то постоянном жизнелюбии! Однажды просто ушел с заседания, сославшись на головную боль.(Мистер Уолтер рассмеялся.) Мы решили, что он увлекся этой капризулей, начали над ним подшучивать, но он вспылил и практически послал нас.

— И я помню, — рассказывает Лара Куотермейн, дочь миссис Куотермейн, белошвейки, которая иногда помогала выполнять заказы в этой семье. — Я, правда, маленькая была, всего-то пятнадцать, но хорошо помню, как Кеннеди окрыленным приходил со свиданий. А потом мама сказала, что он сделал предложение одной девушке, но она уже неделю ему не отвечает и поэтому на Джона, мол, смотреть жалко. Осунулся, стал бледным и почти не ест. Влюбился до потери пульса.

Сохранилось несколько дневниковых записей в бумагах самой Жаклин Ли Бувье, и одна из них очень короткая, но смысл совершенно очевиден:

Ждет моего ответа. Я молчу. Мне надо время, а он стоит за дверью и просит, чтобы я согласилась. Любит. Мог бы и не говорить, я знаю, что любит, но я взяла неделю. Мне нужно привести мысли в порядок. Не хочу пересудов. Май. 1953 год.

В сентябре сыграли свадьбу. Потом поехали отдыхать в Акапулько. А через месяц у Джона была очередная интрижка с красивой шведкой по имени Бригитта.

Вот в этой безудержности в страстях и желании получить все и сразу, победить и удержать был Кеннеди. Он был словно комета, и шлейф ее до сих пор оставляет след на нашей земле.

— Ты слишком романтичен, — сказал Джерри, когда я показал ему этот отрывок рукописи. — Ты видишь людей под таким слоем сахарной пудры, что я иногда боюсь диабета.

Взгляд прозрачно-голубых глаз испытующе смотрит на меня:

— Наш президент был амбициозен, заносчив, эгоистичен. Он раздавал должности членам своей семьи, он изменял жене и был жесток с любовницами. У него был очень плохой характер из-за регулярных болей в спине.

Пауза и смешок.

— Ты бы хоть вспомнил, горе-репортер, что психологи давным-давно доказали: физическая боль приводит к деградации быстрее, чем алкоголь. А Кеннеди испытывал острейшую боль почти постоянно, и врачи (Джерри закурил) опасались за его психическое состояние.

Пауза.

— И если порыться в архиве ФБР, то можно найти бумаги, в которых описывается то, как разрушалась костная ткань, причиняя боль и воздействуя на психику. Если бы президента не убили, он бы умер через два-три года где-нибудь в палате для олигофренов, прикованный к инвалидному креслу.

Меня теперь ничего не удивляло при разговоре с Джерри: часть вопросов стала простой формальностью, — кто стоит за всем, я уже знал:

— Клан?

На этот раз довольная улыбка. Чуть приподнялась верхняя губа, обнажая ровные белые зубы:

— Умен, Бейл, — съязвил Джерри. — Клан не устраивал президент, который бы просто скончался в инвалидном кресле, и Клан не устраивало то, что было написано в дневнике у Мерилин Монро. О, конечно! (Перехватил мой взгляд.) Норма не была набитой дурой, она очень аккуратно вела дневник. Между историями об очередном аборте появлялись записи, бросающие тень на нашу организацию, и это нас раздражало.

Я покачал головой и в очередной раз возмутился про себя методами и моральными устоями Клана.

— Вот нам и не понравилось такое положение вещей, — Джерри почти обрадовался моему пониманию проблемы. — Норма писала, как Джона бесила зависимость от Клана и что он во время приступов боли грозился вывести всех на чистую воду. (Взор Рубена стал печален.) У мистера президента оказалась неплохая секретная служба, и его ребята даже нашли одну из наших квартир, чего не мог никто и никогда. (Зазмеилась привычная улыбочка.) Правда, мы потом эту службу немного придержали и разнесли в клочья. Пуля пробила голову Кеннеди, пуля, вылетевшая из винтовки с оптическим прицелом. Нажал на курок некто Ли Харви Освальд. А что было у него в это время вживлено в мозг? — менторским тоном поинтересовался Джерри, корча из себя терпеливого учителя.

— Чип, — благонравно ответил я.

— Верно, — Джерри явно гордился моими логическими способностями:

— А почему он стрелял в голову президенту?

Пожимаю плечами:

— Освальд был очень посредственный стрелок, но автоматическое оружие достаточно надежное средство, чтобы пробить ребра и попасть в сердце.

Рубен приложил ладонь к моей груди, и я вздрогнул. Я отлично понимал: он на всякий случай напоминает, услышанная информация секретна, и если я захочу ее использовать против него, то в мире столько автоматического оружия, что не обязательно для этого прибегать к услугам наемника:

— Гуд, понимаешь (он убрал руку). Нужно было просто уничтожить микрочип Кеннеди. У Джона Кеннеди в мозг был вживлен наш микрочип, — спокойно повторил Джерри, — но корсет президента мешал разрушить биологическую структуру чипа из-за специального сплава, иногда блокировавшего импульсы, которые мы посылали со своей базы. Поэтому в момент убийства все было довольно плачевно: машинку могли обнаружить при вскрытии. Пришлось выбить ее вместе с мозгами на платье Жаклин. (Снова печальный взгляд.) И мы немного рисковали: Освальд действительно неважно стрелял и, получив задание стрелять именно в голову, неожиданно запаниковал. (Рубен скрестил кончики пальцев «домиком».) Мы эту проблему устранили, но из-за его неловкости Кеннеди оказался на несколько часов в коме, а это было не летально. Мы рисковали, Бейл.

— Чем? — хмуро спросил я.

— Разработанным проектом, дорогой друг.

Кто же такой этот Ли Харви Освальд, человек, оставшийся в истории убийцей 49-го президента США? Ли связывали с коммунистами, с мафией, с политическими соперниками Кеннеди. Была версия, будто свихнувшийся от любви к Мерилин Монро миллиардер нанял убийцу, чтобы отомстить за приказ Джона кинодиве избавиться от очередного ребенка. Факт участия в убийстве мафии мог быть подтвержден и тем, что в конгрессе разрабатывали закон о централизации игрового бизнеса, а это существенно било по карману тех, кто благодаря казино отмывал биллионы долларов. И конечно, подозревали группу так называемых «Семи», состоящую из офицеров, выступавших против любых мирных переговоров во Вьетнаме, которые вели диверсионную работу, разрушая все попытки урегулирования ситуации в этой стране. Подозревали битников, хиппи, брошенных женщин, вице-президента Джонсона и даже Роберта — брата Джона. Подозревали. Проще назвать, кого не подозревали, вплоть до инопланетян. Версий убийства президента было более сорока тысяч. Сорок тысяч! И ни в одной не фигурировал Клан.

Если бы я теперь не знал, что Джон Фицджеральд Кеннеди тоже был представителем этой организации, то долго искал бы ответ к этой шараде.

Все оказалось очень просто, до банального просто. В 1947 году молодому политику для победы в конгрессе не хватало сотни голосов. Что такое сотня голосов? Тем более все знали: избиратели очень любят молодого политика, поддерживают его, и помощники легко убедили претендента, будто эта сотня просто не успела проголосовать. Просто не успела. И Кеннеди поверил. Он был лидер и никогда не сомневался в себе. Еще с тех пор, как заявил отцу, что доберется до Белого дома.

В тот вечер к Джону подошел скромно одетый мужчина. Дело было в ирландском пабе, где будущий депутат ждал результатов голосования и мрачно размышлял о сотне бездельников, которые наверняка где-то загуляли, вместо того, чтобы прийти на выборы. Но именно их голоса необходимы как воздух. Джон отпил пива и поморщился. Снова начинала болеть спина. Он устал. Не спал несколько суток подряд, а теперь еще эти предатели чертовы… Сотня… Видимо, Кеннеди говорил вслух, но мужчина, опустившись рядом на стул у барной стойки, спокойно предложил вариант:

— Сто голосов, мистер конгрессмен, — подошедший намеренно обратился именно так: «мистер конгрессмен», чтобы Джон почувствовал прелесть звучащего обращения, — и вы получаете место в конгрессе.

— А что получаете вы? — Кеннеди обернулся и в упор посмотрел на собеседника.

— Бессмертную душу, естественно, — рассмеялся тот.

И ведь не лукавил!

— Ничего такого от Кеннеди не требовалось, — Джерри закинул ногу на ногу. — Мы даже не корректировали его работу. Один раз, во время Карибского кризиса, хотели немного нажать, а он отказался слушать.

В глазах Рубена появилось уважение.

— Джон был уникален. И то, что он обнаружил нашу квартиру, вполне естественно — он не терпел чужой воли, не терпел советчиков, хотел все решать сам.

Улыбка и взгляд на меня.

— Есть такой комплекс у страдающих разными заболеваниями, когда они стремятся избавиться от опеки и доказать, что способны быть полноценными людьми.

— Чертов психолог, — мрачно подумал я.

— Кстати, так называемый ядерный чемоданчик при президенте Кеннеди никогда не открывался, если рядом не находился еще кто-нибудь, — таково было условие Клана.

Линдон Джонсон вспоминал: в те дни, когда три недели беспрерывно шли переговоры, мир никогда не был так близок к ядерной катастрофе. Ощетинившаяся советскими ракетами Куба менее всего напоминала безобидный островок. Хрущев называл это «акцией по обороне мирного и независимого государства». Кеннеди с трудом сдерживал своих советников, чтобы те уходили от эскалации конфликта, а блокаду острова американскими эсминцами с ракетными установками на борту назвал просто «изучением местности». Ракеты русских смотрели на американский берег. Ракеты эсминцев были нацелены на русских. И только Кеннеди и Хрущев, почти не прерываясь, говорили по телефону. Сутками. Страшными сутками, когда мир замер в ожидании войны.

— Ничего не решалось, — говорил Джонсон. — Кеннеди мучился от болей в спине, несколько раз подбегал к комнате, где хранился ядерный чемоданчик, и тут же летел обратно к телефону. Я-то думал, он не сможет говорить после таких вспышек, а он спокойно брал трубку, улыбался, словно видел собеседника, и твердым голосом начинал разговор:

— Хай, мистер Хрущев, как ваша супруга? Спасибо. Моя тоже. Передавайте привет. О, сейчас только что сказали, на базах на Кубе творится нечто новенькое. Не разъясните?

Да, Кеннеди был именно таким. Он умел сохранять хладнокровие в минуты локальных катастроф. И на плахе он улыбнется палачу и скажет «Хай, как дела? У меня пока все о’кей».

Даллас очень красивый город. Очень красивый и богатый. Я бывал там несколько раз. И всякий раз, когда я приезжаю, иду тем же маршрутом, каким следовал кортеж президента. Накануне он получил анонимку с угрозой и, смяв, выбросил ее. Его предупреждали. Его пугали. Ему советовали. Но Клан знал своего любимца лучше всех. Клан знал: президент поедет в Даллас — ничья воля ему не указ. И чем больше было советов через «не», тем упрямее становился президент. Для него всегда «нет» означало «да».

Поэтому у него была власть, кресло президента и много женщин.

— Порвем их, — шепнул он Жаклин и подал ей руку, спускаясь с трапа самолета.

Открытый верх автомобиля. Улицы, переполненные народом. Даллас не очень жаловал Кеннеди, но уважал отвагу. Открытый верх автомобиля в городе, где все имеют оружие. Поэтому люди приветствовали своего президента. Он был настоящим патриотом. Несколько раз Кеннеди выходил из машины и общался с техасцами. И сейчас он им улыбался своей обаятельной мальчишеской улыбкой. Спустя несколько секунд раздались выстрелы. Крик. Паника. Джон стал оседать на колени сидящей Жаклин. Та словно оцепенела и, стараясь удержать его голову, шептала:

— Джон, я люблю тебя.

Он еще это услышал. Улыбнулся и потерял сознание.

Все подробно обсуждали в печати нерадивость охраны: дом, где засел с винтовкой Освальд, не был проверен, да еще возникли какие-то проволочки с доставкой раненого в больницу. Все это исключительно субъективный взгляд. Эпоха должна была измениться. Клан не прощал неповиновения. Окольцевав легендами факты, он упивается тем, что до сих пор тайна убийства не была раскрыта.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.