Трубы тревогу поют!..

Трубы тревогу поют!..

Наступило лето сорок первого года. 22 июня фашистская Германия, вероломно поправ свои обязательства, по-разбойничьи напала на советскую страну. Стремясь осуществить свой бредовый план завоевания мирового господства, Гитлер обрушил на Советский Союз удар невиданной силы: 190 вражеских дивизий двинулись через границы СССР. Фашистские полчища шли лавиной от Баренцева до Черного моря – миллионы солдат, сотни тысяч танков, орудий, минометов… Закрывая собой солнце, на мирные города и села Украины, Белоруссии, Прибалтики, России ринулись самолеты с черной паучьей свастикой…

На весь мир тогда прозвучала гневная, грозная русская песня, зовущая к сражениям с фашистскою ордой:

Вставай, страна огромная!

Вставай на смертный бой!..

И вся страна – от мала до велика – поднялась на (борьбу против иноземных захватчиков.

Пламенный патриот Николай Иванович Кузнецов не мог оставаться в стороне от развернувшихся событий. Желая быть на передовой линии, в гуще сражений, он обратился к командованию Советской Армии с просьбой направить его на фронт или в тыл противника и с нетерпением ждал ответа.

В августе у станции метро «Дзержинская» Николай Иванович неожиданно встретил своего сослуживца по Уралмашу, инженера-конструктора Грабовского. Леонид Константинович рассказывал позднее:

– Это была случайная и незабываемая встреча. Я только что вернулся в Москву из-за границы, где находился в командировке. Кузнецов сразу же повел меня к себе на квартиру, живо интересовался всем, что я видел, побывав в Германии. Подробно расспрашивал меня об этой стране и ее людях. А о себе, как всегда, говорил очень скупо:

– Ну, а я скоро отправлюсь на фронт, меня зачислили в десантные войска, – доверительно сказал мне Кузнецов.

По его возбужденному лицу и блестящим глазам нетрудно было заметить, что он с большим нетерпением ждал тех минут, когда сможет участвовать в борьбе с врагами.

Наша беседа продолжалась немногим более часа. Николай Иванович проводил меня до вокзала, и мы тепло распрощались.

В это время Виктор Кузнецов уже воевал с немецко-фашистскими захватчиками. В конце августа он получил от Николая письмо и посылочку. Письмо было проникнуто глубокой ненавистью к врагу, посягнувшему на нашу Родину, содержало боевое напутствие на ратные подвиги и сетования на то, что сам он еще не на фронте, а пока в Москве.

В эти дни одному из своих друзей Ф. А. Белоусову Николай Иванович писал:

«Милый Федя!

В этот грозный для нашей любимой Родины час я ре. шил тебе, моему лучшему другу юности, высказать наболевшие мысли.

Я еду послезавтра на фронт, назначен я на самый ответственный участок – в парашютно-десантные части. Будем выполнять очень ответственное задание нашего командования. Мало шансов на то, что я останусь жив в этой грозной борьбе с ненавистным Гитлером. Ты сам понимаешь, что десанты, высаживаются не для прогулки и не дома. Но если суждено умереть, то я до последнего дыхания буду громить этих гадов, посягнувших на святую нашу землю, политую потом и кровью нашего народа. Не бывать по-ихнему, – будем уничтожать их, как ядовитых гадов, беспощадно!

И если погибну я, то пусть память о нашей дружбе будет всегда с тобою, мой друг, тогда отомсти фашистским гадам за меня, если придется, не давай им пощады. Мой брат Виктор сражается уже на передовой линии, он был в армии в Барановичах, вестей нет, может, погиб, буду мстить и за него.

Я полон сознания, что наше дело правое, и мы уничтожим фашистского изверга…»

Переполненный гордостью, что скоро будет участвовать в боях с ненавистным врагом, усиленно готовясь на фронт, Николай делится своими патриотическими мыслями с родными, друзьями, со старыми школьными товарищами. Он писал семье Прохоровых:[7]

«Здравствуйте, Александра Васильевна, Рая, Миша, Веночка и Коля! Думаю, что вы не все вместе живете, как когда-то, но, не зная адресов, решил я написать вам всем, так как в моем представлении вы все те же, что были много лет назад… Много событий произошло с тех пор в моей жизни. Есть что вспомнить, есть о чем рассказать, но подробно поговорим, если увидимся уже после победы над обнаглевшим врагом, который пытается осквернить нашу священную землю. Но не бывать этому! Все бандиты армии Гитлера найдут бесславную смерть на нашей земле. В этом мы все твердо уверены и готовы для выполнения этого отдать свои жизни.

Последние три года я работал в авиационной промышленности. Много ездил и повидал интересного и в результате еще больше полюбил нашу великую Отчизну. Правда на нашей стороне, и мы победим!

Теперь я зачислен в парашютно-десантные части РККА и в ближайшие дни отправляюсь на выполнение специального задания нашего Верховного командования. Сейчас идет усиленная подготовка. Самочувствие прекрасное.

Больше писать о работе не буду, вы сами понимаете… Но могу заверить вас: горько пожалеют фашистские изверги о том, что пришли в нашу страну! Пощады давать не будем никому! Каждая кочка, каждый куст далеко в тылу у немцев будет стрелять по ним, земля загорится под ними, не найдут они жизни и у себя в Германии, везде их поджидает лютая смерть…»

Зная, какое серьезное задание ожидает его впереди, Николай послал сыновний привет и весть о себе – родному городку Талице, чтобы земляки знали: Кузнецов сдержал клятву комсомольской юности, и Родина по достоинству доверяет ему, посылает молодого патриота на ответственное задание в тыл врага.

Примерно в это же время на участке фронта, где воевал брат Николая Виктор, создалась трудная обстановка. Войсковая часть, в которой служил В. Кузнецов, попала в окружение в Ярцевском районе, Смоленской области. Почти месяц Виктор с товарищами пробирался к своим войскам. Наконец в ночь с 6 на 7 ноября 1941 года группе бойцов удалось под Волоколамском вырваться, откуда всех их, вышедших из окружения, направили на переформирование в город Клязьму.

11 ноября Виктор оказался на Ржевском вокзале в Москве. Несмотря на ранний час, он не утерпел и позвонил на квартиру Николаю. Раздался знакомый голос: «Алло! Витя, братец! Ты ли это? Через десять минут я буду у тебя на вокзале!..»

Виктор вышел из здания вокзала и у входа стал с нетерпением ждать брата. Вот подкатило такси, Коля выскочил из него почти на ходу, и они бросились в объятия друг другу. Радости не было предела.

Договорившись с сопровождавшим группу командиром и получив разрешение отлучиться на два-три часа, Виктор поехал к брату. Жил Николай один. Он тут же начал его расспрашивать о положении на фронте. Николай заставил брата рассказать со всеми подробностями, как их часть попала в «котел», как выходили из окружения, вынес ли он свое оружие, сохранил ли партийный билет?

– Да, я вернулся с оружием и партбилетом, – ответил Виктор. – В пути к своим я прибинтовал билет на всякий случай к ноге… А вот ремень кожаный поясной не донес. Мы съели его во время голодовки в лесу, порезали и сварили в солдатском котелке. Пробирались-то тридцать четыре дня!..

– Покажи партбилет, – попросил Николай, – хочу вериться… – Посмотрел, удовлетворенно заметил:

– Молодчина!.. Не посрамил звания коммуниста. Потом он подробно расспрашивал брата, как бойцы действовали в окружении, где и какие у них были бои с врагом, как ведет себя противник в захваченной местности, как удалось перейти линию фронта. Николай слушал с большим вниманием.

В заключение разговора с нескрываемым волнением заметил:

– Мне было бы легче узнать, что брат погиб, нежели услышать, что он сдался в плен. Я никогда не сделаю этого. Добровольный плен – это позорная смерть…

Беседуя с братом, Виктор показал ему трофейную безопасную бритву. Николай заинтересовался ею, прочитал фирменную марку, рассмотрел прибор и попросил себе на память. Виктор с радостью подарил брату эту бритву.

Провожая Виктора на Ярославский вокзал, Николай говорил ему, что советские войска скоро отбросят фашистов от Москвы:

– Этих наглых захватчиков, «завоевателей мира», ждет неминуемая гибель на нашей земле. Они еще узнают всю ярость мщения за пролитую кровь нашего народа, за страдания невинных детей, женщин и стариков…

Будь уверен, братец, враг будет разбит и победа будет за нами!

Проходя дальнейшую службу под Москвой, Виктор вплоть до июня 1942 года имел возможность довольно часто встречаться с братом. Николай не раз говорил ему при встречах, что он усиленно готовится и в скором времени непосредственно станет участвовать в борьбе с фашистами. «Беспощадная месть – это наш боевой лозунг!» – было самым глубоким его убеждением. О подробностях своей подготовки Николай Иванович не рассказывал вовсе или говорил очень сдержанно. Но при каждой новой встрече подчеркивал, что дело близится к концу, что до отправки в тыл противника остаются считанные дни.

Временное бездействие угнетало Николая Ивановича.

Еще в первые дни после нападения гитлеровских армий на нашу страну он подал рапорт на имя непосредственного начальника с просьбой использовать его в активной борьбе против германского фашизма на фронте или в тылу врага. Кузнецову ответили: «Намерение перебросить вас в тыл к немцам за линию фронта имеется. Ждите». Но шли недели, а Кузнецова не вызывали.

Тогда Николай Иванович снова пишет рапорт командованию. Волнующи строки рапорта. Они дышат сдержанной силой глубокой решимости, которою было переполнено сердце гражданина, патриота, бойца.

«…Я, как всякий советский человек, в момент, когда решается вопрос о существовании нашего государства и нас самих, – писал Кузнецов 3 июня 1942 года, – горю желанием принести пользу моей Родине. Бесконечное ожидание (почти год!) при сознании того, что я, безусловно, имею в себе силы и способность принести существенную пользу моей Родине, страшно угнетает меня. Как русский человек, я имею право требовать дать мне возможность принести пользу моему Отечеству в борьбе против злейшего врага. Дальнейшее пребывание в бездействии я считаю преступным перед моей совестью и родиной.

Прошу довести до сведения руководства этот рапорт…

Я вполне отдаю себе отчет в том, что очень вероятна возможность моей гибели при выполнении заданий разведки, но смело пойду в тыл врага, так как сознание правоты нашего дела вселяет в меня великую силу и уверенность в конечной победе. Это сознание даст мне силу выполнить мой долг перед Родиной до конца».

Во второй половине июня сорок второго года состоялась последняя встреча Виктора с братом. Она особенно запомнилась.

В этот день Николай был необычно радостным, возбужденным.

– На днях, – говорил он, – вылетаю по заданию командования в глубокий тыл противника. Наконец сбылось мое горячее желание…

Николай выглядел сильно похудевшим, но в его запавших глазах светилась воля и уверенность.

– Наша Родина в опасности, – говорил он, – мы должны бороться за ее независимость. Я буду защищать Отечество, не щадя своей жизни.

Николай предупредил брата, что, возможно, от него не будет писем до конца войны, а если и после ее окончания ничего не будет известно о нем, то придется справиться в управлении кадров (он назвал его адрес), где оставлено его завещание родным.

Братья тепло распрощались, обнялись и пожелали друг другу успехов в борьбе против фашистов до полной победы.

25 июня Виктор вновь неожиданно приехал в Москву. Он заскочил к брату, но, не застав его дома, оставил открытку о том, что его переводят в Козельск.

27 июня Николай писал брату:

«Получил оставленную тобой открытку о переводе в Козельск. Я все еще в Москве, но в ближайшие дни отправляюсь на фронт. Лечу на самолете. Витя, ты – мой любимый брат и боевой товарищ, поэтому я хочу быть с тобою откровенным перед отправкой на выполнение боевого задания. Война за освобождение нашей Родины от фашистской нечисти требует жертв. Неизбежно приходится пролить много своей крови, чтобы наша любимая Отчизна цвела и развивалась и чтоб наш народ жил свободно. Для победы над врагом наш народ не жалеет самого дорогого – своей жизни. Жертвы неизбежны. И я хочу откровенно сказать– тебе, что очень мало шансов за то, чтобы я вернулся живым. Почти сто процентов за то, что придется пойти на самопожертвование. И я совершенно спокойно и сознательно иду на это, так как глубоко сознаю, что отдаю жизнь за святое правое дело, за настоящее и цветущее будущее нашей Родины.

Мы уничтожим, фашизм, мы спасем Отечество. Нас вечно будет помнить Россия, счастливые дети будут петь о нас песни, и матери с благодарностью и благословением будут рассказывать детям о том, как в 1942 году мы отдали жизнь за счастье нашей горячо любимой Отчизны. Нас будут чтить и освобожденные народы Европы. Разве может остановить меня, русского человека, большевика, страх перед смертью? Нет, никогда наша земля не будет под рабской кабалой фашистов. Не перевелись на Руси патриоты, на смерть пойдем, но уничтожим дракона!

Храни это письмо на память, если я погибну, и помни, что мстить – это наш лозунг, за пролитые моря крови невинных детей и стариков. Месть фашистским людоедам! Беспощадная месть. Чтоб в веках их потомки заказывали своим внукам не совать своей подлой морды в Россию. Здесь их ждет только смерть…

Перед самым отлетом я еще тебе черкну. Будь здоров, братец. Целую крепко.

Твой брат Николай».

И Николай сдержал свое слово. Вот его коротенькое письмо брату от 23 августа 1942 года:

«Дорогой братец Витя! До свидания после победоносного окончания войны. Смерть немецким оккупантам! Будь здоров, счастлив, желаю успеха в борьбе против немцев. Если окажусь в Москве, то напишу до востр. Центр, почтамт. Целую. Твой брат Николай».

К этому письму Николай приложил свою последнюю московскую фотографию.

…24 августа в квартире одного из домов на Петровке появился высокий статный молодой человек, в куртке десантника и немецких галифе, обшитых кожаными накладками. Его встретила красивая стройная блондинка.

– Тыl так долго не был! – мягко упрекнула она.

– Не обижайся, Ксана. Сегодня мы не принадлежим сами себе. Война… Я пришел проститься.

Он обнял молодую женщину, попытался притянуть ее к себе и поцеловать. Но испуг плеснулся в ее глазах, и блондинка отчужденно отстранилась.

– Ты снова не веришь мне?… – сказал он с обидой в голосе. – Снова подозреваешь?… Завтра меня уже не будет в Москве. Я улетаю.

Женщина настороженно продолжала наблюдать за ним.

Они холодно расстались.

Он сказал:

– Писать я не смогу тебе до конца войны. Если не вернусь – ты обо мне узнаешь или услышишь.

…То были последние часы Кузнецова в столице.

«Я тогда подумала, что Ника – немецкий шпион и собрался бежать из Москвы, – вспоминает Ксана, Ксения Васильевна Шал-на. – Познакомила меня с ним моя приятельница, художница. Увидев меня, он сказал: «Вы Марлен Дитрих, вы такая красивая… – и коротко представился: – Николай Кузнецов, если угодно – Иванович. Друзья звали меня Никой».

Со слов Николая и своей подруги я знала, что он работает инженером. Николай Иванович начал проявлять ко мне всяческое внимание. Но он мне – сама не знаю почему – не нравился. И вдруг я надолго заболела. Он был первый, кто не оставил меня. Коля подолгу просиживал у моей кровати. Острослов, юморист, он своими рассказами и шутками отвлекал меня от мрачных мыслей. Николай Иванович умел красиво выразить свое внимание. То фиалок через домработницу передаст, то незабудок пришлет…»

Так родилась большая и красивая любовь. Позже (это было уже во время войны) Ксана пришла на помощь Николаю Ивановичу, который длительное время болел, а с питанием в Москве было плохо. И Ксана, получавшая хороший паек, носила Николаю Ивановичу передачи в больницу. Как-то раз она несла ему куриный бульон. Началась бомбежка. И гее же Ксана доставила больному Кузнецову питание.

Уже в начале войны Николай Кузнецов мечтал о дне победы. «Мы в первый же день мира отпразднуем победу над фашизмом свадьбой, правда, Ксана?…» И Ксения вспоминала первую встречу, тот далекий вечер, когда она увидела Нику на катке – в элегантном спортивном костюме и финской шапочке…

А потом она побывала в его квартире. Ее поразило, что почти все книги в библиотеке Николая Ивановича – немецкие. Однажды на улице она случайно увидела его с двумя молодыми женщинами. Они шли и бойко говорили о чем-то по-немецки. И в душу Ксении закрались сомнения: имя и фамилия у него русские, но как он говорит по-немецки, как выглядит! И она перестала доверять ему. Ей казалось: это немецкий шпион. Получалось так, что несколько раз, не замечая присутствия Ксаны, он разговаривал на немецком – по телефону, и с самим собой. А под Москвой шла война. Можно было подумать всякое…

Ксения не знала и не могла знать, что Кузнецов, готовя себя к новой роли, чтобы наверняка действовать в тылу врага, продолжал шлифовать разговорную немецкую речь.

…Николай Иванович сдержал свое обещание. Но оно не было радостным для Ксаны.

Вскоре после войны к ней зашел полковник Д. Н. Медведев и сказал:

– Николай Иванович Кузнецов просил меня передать вам…

Молодая женщина встрепенулась, речь шла о любимом человеке.

– Где он, что с ним?

– Николай Иванович не был немцем, – продолжал полковник осевшим от волнения голосом. – Кузнецов был русским человеком, советским патриотом…

Страстное желание Николая Ивановича Кузнецова сбылось 25 августа 1942 года. В тот день он вылетел в тыл противника и опустился на парашюте неподалеку от хутора Злуй, в Сарненских лесах, где действовал партизанский отряд полковника Медведева.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.