Эпилог

Эпилог

Прошло двадцать лет со дня смерти режиссера, но культурный мир, мир кино, мир искусства все еще хочет слышать его голос, видеть его картины, читать его книги, а также смотреть фильмы о нем, слушать радиопередачи — словом, принимать любую новую информацию.

К сожалению, на этой волне интереса появляются издания, соответствующие циничному духу нашего времени, в которых цитируются выдержки из дневника Тарковского, названного автором «Мартиролог» (то есть свод злоключений) и одним своим названием призывающего к сочувствию его страданиям. Горечь многих страниц дневника читатель разделит всей душой, особенно когда речь идет о полном непонимании Тарковского современниками, собратьями по профессии. Обвинения в адрес режима более чем понятны. Однако авторов некоторых книг привлекают отдельные высказывания, сделанные «в узком круге дневника», вполне возможно, под влиянием сиюминутных эмоций. Эти отрывки цитируются тенденциозно и целенаправленно. И вот уж перед вами настоящий монстр, завистник и мизантроп, недоверчивый маргинал, ходящий по трупам, и т. д.

Когда я читаю подобное, то думаю: во-первых, делая записи только для себя (дневники — это интимное дело), люди часто фиксируют впечатления дня первыми попавшимися торопливыми словами. Во-вторых, сомнительно ссылаться на эмоциональные мнения художников при оценке ими творчества своих собратьев. Разве можно серьезно относиться к тому, что Бунин писал о Блоке — «какой он поэт — это вымышленная немецкая поэзия», об Ахматовой — «это провинциальная барышня, попавшая в Петербург». А Маяковский, футуристы — «это просто беглые каторжники»! Истина в этих бунинских высказываниях и не ночевала. Их даже читать теперь весело.

Вот на подобные записи Андрея и слетается воронье, выискивая слова, появившиеся в дневнике в минуты усталости, раздражения, сомнения или отчаяния. Намеренно забывают его неоднократные признания в присущей ему нетерпимости, которая мешает правильно ориентироваться в людях, мешает жить и о которой он сожалеет.

Мерзость такого цитирования еще и в том, что написавшего «Мартиролог» уже нет в живых и он не сможет ни пояснить свою мысль, ни пересмотреть написанного.

Андрей, пока мы живем, всегда рядом с нами. Это порой не создает ощущения внутреннего комфорта — случалось, что бытовые стороны его жизни приносили разочарования. Но почему мы привыкли требовать от людей невозможного?..

Дневник Андрея — не только мартиролог. Если относиться к Тарковскому как к пророку или учителю, можно часами выписывать его высказывания, замечания, рассуждения об искусстве. В дневнике только поройся, и найдешь кладезь цитат из философов и писателей России и Запада, мудрецов Востока, добросовестно записанных Андреем на многих страницах.

Но не нужно воспринимать Тарковского как раба всей этой мудрости, не нужно терять его драгоценное индивидуальное бытие. По счастью, в самом Андрее через край наблюдений, живых реакций. Дерево Тарковского никогда не будет сухим…

Вспоминаешь об Андрее, попадая в места, где он работал. В Москве, на Ордынке, был реставрационный центр, где он часто бывал у Савелия Ямщикова, консультанта фильма о Рублеве. Владимир и Суздаль — «Андрей Рублев», под Звенигородом — «Солярис». Под Таллином снимал многострадального «Сталкера», а там, посреди мелкого балтийского желтоводья, близко остров Готланд. В Риме Андрей жил одно время на пьяцца Навона.

Об Андрее часто думаешь и в ситуациях, связанных с его творчеством. Смотришь на портрет Ван Гога с отрезанным ухом — вспоминаешь Тарковского. Одно время он надеялся, что Кайдановского выпустят в Италию на съемки «Ностальгии», и фантазировал: если Горчакова будет играть Кайдановский, внешне похожий на Ван Гога (режиссер предполагал еще искусный грим), то на этом сходстве можно строить сцены с ним. Прикрывать повыше шею шарфом, будто скрывая отрезанное ухо…

Когда-то, после неудачи с «Антарктидой», М. И. Ромм добился, чтобы мы с Андреем получили право снимать дипломные работы на «Мосфильме». Он привел нас в кабинет тогдашнего директора «Мосфильма» В. Н. Сурина и представил молодых людей. Для 1960 года это было довольно демократично. Грузный, круглоголовый Сурин был сдержан, Ромм дипломатично красноречив и деловит.

Молодежи Сурин побаивался. Ее прибывало на студию все больше и больше, и какое-то чутье подсказывало ему, что от нового поколения жди неприятностей. Однако наступали новые времена. На подходе — очередной выпуск режиссерской мастерской Ромма, где учился сын Сурина Александр, сыновья известных писателей — Андрей Смирнов и Андрей Михалков-Кончаловский. И Сурин знал, что все они будут делать дипломы на «Мосфильме», да и наверняка после дипломов работать. Официальным и тусклым взглядом смотрел он на нас, думая о чем-то своем. На студии было уже тесновато. Энергично работали режиссеры — фронтовики: В. Ордынский, В. Басов, Д. Вятич-Бережных и многие другие. Добивались постановки кинематографисты, вернувшиеся из сталинских лагерей, — может быть, не из числа самых талантливых, но отсидевшие от звонка до звонка. Было от чего хмуриться. И приходилось только мечтать о своем увлечении — Сурин был страстным охотником. Тем не менее мы оказались на «Мосфильме», сняли там свои дипломы и были зачислены в штат студии.

Андрей прославил студию, сняв там свои шедевры. После «Иванова детства» Тарковский стал живой легендой «Мосфильма». Отныне в студийных коридорах, творческих буфетах, на просмотрах знакомые с почтением с ним здороваются, а незнакомые мечтают познакомиться. И никто не мог предположить, что через двадцать пять лет он будет уволен с прославленного «Мосфильма».

Вот приказ по Мосфильму № 416-Л (с пометой «Личное») от 18.10.85 г.: «1983 г. 05.28. — Тарковский А. А. уволен по ст. 33 п. 4 КЗОТ — за неявку на работу без уважительных причин с 28.05.1983 г.». Что скрывается за двумя датами? 4 марта 1982 г. Андрей уехал в Италию снимать «Ностальгию» с разрешения властей, но уже через год и два месяца на студии был заготовлен приказ о его увольнении. Приказ не подписан. Подготовлен, но не подписан. Видимо, решили подождать.

10 июля 1984 года в Милане на пресс-конференции Тарковский объявляет о том, что остается на Западе, хотя ему обещают переоформить визу, при условии возвращения в Москву, для обсуждения его творческих планов.

Андрей не приезжает, идут закулисные переговоры. Директор «Мосфильма» Сизов едет в Италию, встречается с Тарковским, который будто бы пришел к нему в сопровождении двух телохранителей. Разговора не получилось — Сизов просит вернуться и мирно обо всем договориться, Андрей не верит и требует, чтобы сначала его сыну и теще было разрешено приехать в Италию.

Вот тут логично подписание приказа от 18.10.1985 года. В это время Тарковский снимает «Жертвоприношение», до его смертельного диагноза остается два месяца. Только после этого срочным порядком сына отправляют к отцу. Впрочем, все это общеизвестно.

Когда Тарковский получил главный приз Венецианского фестиваля 1962 года за «Иваново детство», он получил еще одну важную награду — кадр из «Иванова детства» был вывешен в центральном вестибюле «Мосфильма» на фотостенде. Это было высшее признание студией класса режиссера.

«Мосфильм» стоит того, чтобы о нем сказать несколько слов. До войны он назывался кинофабрикой, или просто «фабрикой», или Потылихой, по имени стоящего тогда рядом одноименного хутора. Говорили: «Уехал на фабрику; автобус с детьми отправляется в пионерский лагерь от ворот Потылихи» и т. п.

Фабрику построили архитекторы-конструктивисты, которые возвели клуб имени Горбунова, Дворец культуры ЗИЛа. Были у конструктивистов и другие оригинальные постройки. Например, театр Советской армии построен в форме громадной пятиконечной звезды — это самая большая сцена мира. Драматический театр в городе Ростове-на-Дону — это трактор, увеличенный примерно в пятьдесят — сто раз, — внушительное зрелище. «Мосфильм» же — самолет, если смотреть на него с высоты птичьего полета. Корпус самолета — съемочные павильоны, крылья — цеха, службы, помещения администрации. По замыслу архитекторов, самолет — фабрика социалистических грез летит в светлое будущее.

Правда, в предвоенные времена, во времена поисков «врагов», всеобщего «вредительства» и шпиономании, архитекторы, строившие самолеты, звезды, трактора, могли быть репрессированы. Ведь эти здания — ясно обозначенные цели для бомбежки авиацией противника. И случаи репрессий были, рассказывал нам Ромм…

«Мосфильм» в 60-е годы… Пять тысяч штатных сотрудников, куча нештатных, гудящий улей, сгусток энергий. Здесь свои знаменитости, для них — все почести и награды и даже похороны по высшему разряду. Здесь одерживают победы и терпят поражения, знакомятся, влюбляются, уводят мужей у жен и наоборот. Активная общественная, партийная жизнь тесно переплетена с интригами и сплетнями, нацеленными на получение почетных званий, внеочередных квартир, дачных участков и машин. Самые лучшие козыри — верность партии, преданность начальству и карьерным интересам. Самый худший козырь — неподкупный и непокорный талант.

Но именно на «Мосфильме» Тарковский снял свои шедевры, создал свою уникальную образную систему и киноязык. Фильмы безупречны и в техническом отношении, что играло существенную роль в продаже их за границу и обогащении советской казны.

Я уже упоминал о почетном стенде в центральном вестибюле студии. Фотография Николая Бурляева из «Иванова детства» — крупный план светловолосого мальчика с острым лицом и цепким взглядом, смягченным сновидениями о довоенном детстве. Лес, в котором кукует кукушка. Знаменитый кадр с паутиной перед лицом Ивана. С 1962 года увеличенная фотография этого кадра висела на почетном месте до появления пресловутого приказа об увольнении Тарковского. Тогда на ее месте появился кадр из комедии «Девчата» с лицом Надежды Румянцевой. Лукавая и жизнерадостная героиня, высунув язык, с аппетитом уплетает булку, щедро облитую вареньем. Трагедия сменилась комедией. А точнее, фарсом. Несколько лет простая советская девушка, работавшая в таежной бригаде, ела булку с вареньем — награду за тяжкий труд лесорубов. Но наступила перестройка, Тарковского реабилитировали, и кадр из «Иванова детства» вернули на прежнее место.

С началом перестройки «Мосфильм» стал другим, совсем другим. Вместо пяти тысяч человек там работало несколько сотен. Громадная студия, не выдержав напора «продуманных изменений», стала рушиться. Производство фильмов еле теплилось.

Ночью «Мосфильм» пустел, лишь отдельные киногруппы брали ночные смены для съемок из-за занятости актеров, и тогда по прохладным и гулким коридорам студии шли в павильоны ожившие монстры — Сталин, Берия, Гитлер…

Но все-таки «Мосфильм» не умер. И будем надеяться, выживет. Да уже выжил. И живет память об Андрее в его коридорах, монтажной, комнатах групп и объединений. Когда я иду по переходу из второго блока в главный корпус, невольно вспоминаю долгий проход Маргариты Тереховой из сцены в типографии, а когда иду по коридору от «малярки», малярной мастерской, вижу в спину Аллу Демидову и ее антраша с пристуком ножкой об ножку.

В монтажной комнате стоит кресло Андрея, а у входа, слева от двери, на стене висит медная табличка с памятной надписью: «В этой монтажной работал Андрей Тарковский». В одном из объединений мне показали диван, на котором он отдыхал. Ну, и висит в вестибюле кадр из «Иванова детства» — светловолосый мальчик разглядывает чудо-паутину, и в ушах возникает светлая музыка Вячеслава Овчинникова.

P. S. Перечитываю написанное и задаю себе вопрос: что значат эти отдельные странички жизни, эти запавшие в память события, неистребимые воспоминания? Они не могут претендовать на полную биографию великого человека (да я и не ставил перед собой такую цель). Для меня очевидна невозможность охватить всю его жизнь. Но утешением являются слова философа Николая Болдырева, что «в строгом смысле слова написать биографию человека невозможно. Ибо человек ускользает даже от самого себя, а не только от наблюдателей извне».

«Старайтесь подсмотреть секреты мастерства...» Андрей Тарковский на съемках фильма «Солярис». За камерой - оператор Вадим Юсов. 1962

Брат и сестра - Андрей и Марина. Такие похожие и такие разные!

Апрель 1961 года, Ленинский проспект. Вот-вот должен появится кортеж с Юрием Гагариным, первым космонавтом

Арсений Александрович с дочерью и внуком Мишей летом 1959 года

Такой я впервые увидел Марию Ивановну, мать Марины и Андрея

Андрей в эпизодической роли офицера-подрывника в фильме «Сегодня увольнения не будет». 1958

Наша совместная студенческая работа — фильм «Убийцы». Справа налево: Андрей Тарковский, Гелий Коновалов, Вадим Новиков, Александр Гордон. 1956

Андрей в роли посетителя кафе в фильме «Убийцы»

Раскадровки Андрея к его части фильма «Иваново детство». Эта фотография висит в холле «Мосфильма» более сорока лет (за исключением того времени, когда фильмы Тарковского были запрещены в СССР)

«Андрей Рублев». Монахи-иконописцы - артисты Николай Гринько, Иван Лапиков, Анатолий Солоницын

«Зеркало». Маргарита Терехова и Андрей Тарковский готовятся к съемке кадра, который особенно возмущал чиновников Госкино

«Сталкер». Андрей в декорации, сделанной по его эскизу

Андрей со своим сыном Арсением-Сенечкой, 1965

Андрей со своим сыном Андрюшей, 1974

Почти через тридцать лет. Арсений (справа) и Андрей на вечере памяти отца в Центральном доме кинематографистов

«Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела…» В перерыве между съемками «Андрея Рублева». Псков, 1965.

В новой квартире в 1-м Мосфильмовском переулке у Андрея появился наконец свой кабинет. 1974

Андрей и Тонио Гуэрро. Москва, 1982

На съемках «Ностальгии». Донателла Бальиво, автор трех фильмов об Андрее Тарковском

Андрей репетирует с Олегом Янковским. 1983

Участники фильма «Жертвоприношение». Слева направо: Андрей Тарковский, актриса Сьюзан Флитвуд, оператор Свен Нюквист, актер Эрланд Юсефсон. 1986

Мстислав Ростропович играет «Сарабанду» Баха в память Андрея