4. Александр Пушкин в гостях у дяди
4. Александр Пушкин в гостях у дяди
«Однажды мы сидели в кабинете Василия Львовича: он, Михайло Александрович Салтыков, Шаликов и я; отворилась дверь, вошел новый гость, черты лица которого два года тому назад (при встрече в театре) так врезались мне в память и еще более утвердились в ней портретом Кипренского: это был А. С. Пушкин. Поэт обнял дядю, подал руку Салтыкову и Шаликову: Василий Львович назвал ему меня, мы раскланялись. Все сели; начался разговор. Александр Сергеевич рассказывал всё, что я после читал в статье его: „Поездка в Арзрум“. Между тем князь Шаликов присел к столу и писал; „Недавно был день вашего рождения, Александр Сергеевич, — сказал он поэту. — Я подумал, как никто не воспел такого знаменательного дня и написал вот что“. Он подал бумагу Пушкину; тот прочитал, пожал руку автору и положил записку в карман, не делая нас участниками в высказанных ему похвалах»[635].
Так начинающий поэт Александр Акинфиевич Кононов описал впоследствии свою встречу с А. С. Пушкиным в доме В. Л. Пушкина на Старой Басманной. Это было в двадцатых числах сентября 1829 года. А. С. Пушкин встретил в доме дядюшки своих знакомых.
Михаил Александрович Салтыков был знаком ему еще по «Арзамасу», состоял его почетным членом. Князь Петр Иванович Шаликов был связан давней дружбой с семейством отца А. С. Пушкина, был и оставался одним из близких приятелей Василия Львовича. А. С. Пушкин иронически отзывался о чувствительной поэзии П. И. Шаликова, в 1827 году вместе с Е. А. Баратынским написал эпиграмму «Князь Шаликов, газетчик наш печальный», но это не мешало ему с симпатией относиться к Петру Ивановичу. 19 февраля 1825 года он писал из Михайловского в Москву П. А. Вяземскому: «Он милый поэт, человек, достойный уважения. <…> Он имянно поэт прекрасного пола» (XIII, 144). П. И. Шаликов с неизменным восторгом относился к творчеству А. С. Пушкина, печатал в своих изданиях всегда восторженные отзывы и в прозе, и в стихах на его произведения. Так, в апреле 1829 года, то есть за полгода до их встречи у В. Л. Пушкина, в 16-м номере «Дамского журнала» появилось стихотворение П. И. Шаликова «„Полтава“, поэма А. С. Пушкина»:
Цари с поэтами всегда делились славой!
Царь русский возблистал триумфом под Полтавой
Над силой грозною: и росский же поэт
Вьет лавры в свой венок с полей его побед![636]
Заметим, что в начале апреля 1829 года Василий Львович получил от племянника в подарок экземпляр поэмы «Полтава», и дядюшка пришел от нее в восхищение. 4 апреля он писал Вяземскому:
«Новая поэма А. Пушкина показалась в свет; но под названием Полтавы, а не Мазепы. Я нахожу, что А. Пушкин напрасно переменил ее название, но как бы то ни было, поэма его есть превосходное творение. Характер Мазепы, описание казни Кочубея, Полтавское сражение, все написано мастерски. Он употребил новое слово: дрема долит вместо одолевает, он говорит, что сие слово находится в старинных русских песнях, равномерно и топ вместо топот, но я много читал песен старинных и иные переводил на французский язык; признаюсь, однако, что сих слов нигде не заметил. Впрочем, что значит одно слово пред множеством красот, коими наполнена поэма? Еще повторяю, она есть превосходное творение, и я несколько раз ее перечитывал сряду» (277–278).
Одним словом, в сентябре 1829 года А. С. Пушкин пришел в дом, где с любовью следили за его творчеством, где радовались его успехам, в дом, где были симпатичные ему люди, доброжелательные и искренние по отношению к нему. Он только что 20 сентября вернулся из своего путешествия в Арзрум. В ночь с 1 на 2 мая он уехал из Москвы, чтобы отправиться на Кавказ, на театр военных действий. Разумеется, он не знал, что в Тифлисе уже было получено распоряжение о секретном надзоре за ним. Сколько впечатлений — и тифлисские бани, и горные перевалы, и ощущение смертельной опасности: его — в бурке и цилиндре с пикой в руке в передовой цепи атакующих казаков — видели изумленные солдаты. И встречи — с братом Львом, с младшим сыном генерала Н. И. Раевского Николаем, другими друзьями. А поход к Арзруму, турецкие крепости, взятие Арзрума — его узкие, кривые улицы, минареты… Многое мог рассказать (и рассказал) А. С. Пушкин в кабинете Василия Львовича ему и его гостям. Нам остается только читать «Путешествие в Арзрум» и гадать, что именно услышали тогда хозяин дома на Старой Басманной и его гости. А вот с поэтическим подарком, который А. С. Пушкин получил от П. И. Шаликова, мы можем познакомиться. Это Пушкин не пожелал сделать собравшихся «участниками в высказанных ему похвалах», спрятав листочек с адресованными ему стихами в карман. А вот П. И. Шаликов пожелал: в октябре 1829 года он напечатал свое послание в «Дамском журнале», и мы можем его прочесть:
К А. С. Пушкину
В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Когда рождался ты, хор в Олимпийском мире
Средь небожителей пророчески воспел:
Младенца славный ждет удел —
Пленять сердца игрой на лире![637]
Пожалуй, это всё, что нам известно о той сентябрьской встрече племянника с дядей.
«Есть у меня больной дядя, которого почти никогда не вижу. Заеду к нему — он очень рад; нет — так он извиняет мне: повеса мой молод, ему не до меня!» — писал А. С. Пушкин в отрывке 1830 года «Участь моя решена. Я женюсь», который во многом носит автобиографический характер.
В. Л. Пушкин действительно был снисходителен к племяннику и всегда радовался его приходу. Однако А. С. Пушкин, вопреки своему же признанию, часто бывал у дяди. Об этом можно заключить хотя бы потому, что Василию Львовичу адресовали письма к Александру.
Вернувшись в 1826 году из михайловской ссылки в Москву, А. С. Пушкин вступил в один из ярчайших периодов своей жизни. В Москве он был признан первым поэтом России. Чтения «Бориса Годунова» в домах московских друзей и знакомых стали его литературным триумфом. Где бы он ни появлялся — в театре, на балу, на гулянье — всё внимание было обращено к нему. Сразу же после беседы с Николаем I для него началось время надежд — на лучшее будущее для России, на милость к сосланным в Сибирь друзьям, на возможность свободного творчества. Правда, время надежд быстро закончилось. 1826–1830-е годы — это время мучительных поисков смысла жизни, своего общественного и литературного положения в новых исторических условиях, поисков дома, семьи, счастья. Творчество А. С. Пушкина этих лет отмечено философскими мотивами в лирике, подступами к прозе. Это годы странствий — Москва, Петербург, Михайловское, Арзрум… А. С. Пушкин возобновляет старые дружеские и литературные связи, заводит новые знакомства. На одном из московских балов он встречает свою будущую жену Наталью Николаевну Гончарову…
Казалось бы — в калейдоскопе событий, многочисленных встреч, в потоке разнообразных впечатлений, чувств и мыслей, творческих замыслов дяде можно было бы отвести весьма скромное место. Но племянник часто навещает его, больного, старого человека, поэта, творения которого, скажем откровенно, принадлежат уже прошлому русской поэзии. И, как нам представляется, навещает не по родственной обязанности, а по велению сердца. Позволим себе высказать по этому поводу некоторые соображения.
А. С. Пушкин стремился к семейному теплу, которого был по воле обстоятельств лишен многие годы. Приходя в дом к Василию Львовичу, он оказывался в родном ему семействе, где любили друг друга, любили его, любили друзей, всегда были рады гостям. Семейное тепло согревало душу.
Александр был памятлив на добро. Он с благодарностью вспоминал свое московское детство, доброго дядю-поэта, свои лицейские годы, дядюшкину заботу о нем — юном поэте, вспоминал о том, как дядя познакомил его с Н. М. Карамзиным, как передал его «Воспоминания в Царском Селе» в «Российский музеум», как всегда, ободрял его в поэтических занятиях, гордился его литературной славой.
Дядя, милый и добрый дядя, к которому в детские годы он относился с должным пиететом (еще бы: дядя — признанный поэт), который в годы лицейской юности был его литературным наставником, а потом вызывал улыбку своей наивностью, простодушием и щегольством, теперь, кроме неизменной любви, пробуждал щемящее чувство жалости к его недугам и неустанным заботам о жене и детях.
«Вчера он у меня был, и сидел долго, я его ласкою доволен», — писал Василий Львович 26 марта 1829 года П. А. Вяземскому[638]. Ему, дяде, перед поездкой на Кавказ племянник жаловался на свое здоровье, говорил, что стареет. А как радовался Василий Львович, узнав о предстоящей женитьбе Александра. «Александр женится, — сообщал он П. А. Вяземскому в день своего рождения 27 апреля 1830 года. — Он околдован, очарован и огончарован (очарован и огончарован — это шутка Льва Сергеевича, другого племянника, и эта шутка дяде была известна. — Н. М.). Невеста его, сказывают, милая и прекрасная. Эта свадьба меня радует и должна утешить брата моего и невестку» (286).
В мае 1830 года П. А. Вяземский получил из Москвы и другое письмо — от А. С. Пушкина:
«Дядя Василий Львович также плакал, узнав о моей помолвке. Он собирается на свадьбу подарить нам стихи». Однако этот стихотворный подарок племянник получил раньше, чем ожидал. Он был обязан этим одному из эпизодов журнальной полемики, в которой дядя, старый полемист, решил принять участие.
26 мая 1830 года в 30-м номере «Литературной газеты» было напечатано послание А. С. Пушкина «К вельможе» под названием «Послание к К. Н. Б. Ю***». К. Н. Б. Ю*** — это князь Николай Борисович Юсупов. Дядя и племянник не раз бывали в его знаменитом подмосковном имении Архангельское.
Ступив за твой порог,
Я вдруг переношусь во дни Екатерины.
Книгохранилище, кумиры и картины,
И стройные сады свидетельствуют мне,
Что благосклонствуешь ты музам в тишине… (III, 219).
В. Г. Белинский не случайно считал послание «К вельможе» одним из лучших созданий пушкинского гения. В его герое — собеседнике Вольтера и Дидро, ценителе литературы и искусства, всех радостей бытия — критик увидел «изображение целой эпохи» «через контраст» с современностью. Но современники этот замысел не поняли. В мае 1830 года в 10-м номере «Нового живописца» — сатирического приложения к «Московскому телеграфу» — появился написанный Н. А. Полевым фельетон «Утро в кабинете знатного барина». Секретарь Подлецов вручает князю Беззубову (в нем тотчас же все узнали князя Н. Б. Юсупова) печатный листок со стихами:
«Князь (взглянув). Как! Стихи мне? А! это того стихотворца. Что он врет там?
Подлецов. Да, что-то много. Стихотворец хвалит вас; говорит, что вы мудрец: умеете наслаждаться жизнью, покровительствуете искусствам, ездили в какую-то землю только за тем, чтобы взглянуть на хорошеньких женщин; что вы пили кофе с Вольтером и играли в шашки с каким-то Бомарше…
Князь. Нет? Так он недаром у меня обедал»[639].
Князь Беззубов приказывает перевести стихотворение на французский, а стихотворца приглашать обедать еще, только обходиться с ним не слишком вежливо: «ведь эти люди забывчивы, их надобно держать в черном теле».
Фельетон наделал много шума. Князь Н. Б. Юсупов жаловался генерал-губернатору Москвы князю Д. В. Голицыну. Н. А. Полевому сделали выговор. Цензора С. Н. Глинку, пропустившего фельетон, отстранили от должности. Перепечатку фельетона запретили. По Москве между тем поползли слухи: говорили, что князь Н. Б. Юсупов велел побить Н. А. Полевого палками. Пушкина же обвиняли в низкопоклонстве.
Василий Львович был полон возмущения. «От Полевого житья нет, — писал он 28 июня 1830 года П. А. Вяземскому. — Читал ли ты Утро в кабинете Знатного Барина? Князь Юсупов обруган, да и племяннику моему достается от злого и бранчливого журналиста. Его проучить должно не эпиграммами, а чем-нибудь другим. Он обещается выдать нам несколько томов своей истории в непродолжительном времени. Это будет пожива для Литературной газеты, которую я читаю с большим удовольствием» (288).
Василий Львович не стал дожидаться критики на Н. А Полевого в «Литературной газете». Он написал послание «А. С. Пушкину», в котором сам защищал племянника от нападок «злого и бранчливого журналиста»:
Послание твое к вельможе есть пример.
Что не забыт тобой затейливый Вольтер.
Ты остроумие и вкус его имеешь
И нравиться во всем читателю умеешь.
<…>
Пустые критики достоинств не умалят;
Жуковский, Дмитриев тебя и чтут, и хвалят;
Крылов и Вяземский в числе твоих друзей;
Пиши и утешай их музою своей,
Наказывай глупцов, не говоря ни слова,
Печатай им назло скорее Годунова (63).
Старый поэт подвергал осмеянию притязания Н. А. Полевого, «журналиста сухого», на роли великого историка Нибура и великого романиста Вальтера Скотта. А затем он прерывал свою критику:
Но полно! Что тебе парнасские пигмеи,
Нелепая их брань, придирки и затеи!
Счастливцу некогда смеяться даже им.
Благодаря судьбу, ты любишь и любим (63–64).
Дядя сулил счастье племяннику в предстоящем браке и заканчивал послание наставлением:
Блаженствуй! Но в часы свободы, вдохновенья
Беседуй с музами, пиши стихотворенья,
Словесность русскую, язык обогащай
И вечно с миртами ты лавры съединяй! (64).
Племянник получил от дяди этот поэтический подарок с трогательной припиской: «Шлю тебе мое послание с только что внесенными исправлениями. Скажи мне, дорогой Александр, доволен ли ты им? Я хочу, чтобы это послание было достойно посвящения такому прекрасному поэту, как ты, — на зло дуракам и завистникам» (оригинал по-французски) (XIV, 102,413).
Послание «А. С. Пушкину» было последним стихотворением Василия Львовича. 20 августа 1830 года его не стало.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.