ЭПИЛОГ
ЭПИЛОГ
Река времен в своем теченьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей;
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы.
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы…
1830 Болдино ноября 26[640].
Последние стихи Г. Р. Державина А. С. Пушкин записал в альбом нижегородского помещика Д. А. Остафьева чуть больше трех месяцев спустя после похорон дяди. В альбоме он нашел много автографов Василия Львовича: «Послание к Д. В. Дашкову», французские куплеты на взятие Парижа, басни, стихотворение «Завещание Киприды»… Река времен уносила дядю-поэта в вечность, но как же забыть его? Болдинские рукописи и рисунки А. С. Пушкина сохранили воспоминания о нем.
В «Евгении Онегине» в великосветской гостиной Татьяны-княгини появляется:
…. в душистых сединах
Старик, по старому шутивший:
Отменно тонко и умно,
Что нынче несколько смешно (VI, 176).
Уж не Василий ли Львович? Среди рисунков к «Гробовщику» — знакомый профиль: это он, дядюшка, теперь уже покойный дядя. В «Истории села Горюхина» Белкин переписывает «Опасного соседа», чтобы приобрести некоторый навык к стихам… А. С. Пушкин сообщал из Болдина П. А. Плетневу:
«Около меня Колера Морбус. Знаешь ли, что это за зверь? того и гляди, что забежит он и в Болдино, да всех нас перекусает — того и гляди, что к дяде Василью отправлюсь, а ты и пиши мою биографию. Бедный дядя Василий! знаешь ли его последние слова? приезжаю к нему, нахожу его в забытьи, очнувшись, он узнал меня, погоревал, потом, помолчав: как скучны статьи Катенина! и более ни слова. Каково? вот что значит умереть честным воином, на щите, le cri de guerre a la bouche[641]!»
Кончину Василия Львовича предчувствовала Ольга Сергеевна. Она проводила лето с родителями в Михайловском. Однажды ей приснился сон:
«…ей пригрезилось, будто бы Василий Львович появился перед нею в костюме адепта одной из находившихся прежде в Москве лож вольных каменщиков… одетый в белую мантию с вышитыми масонскими символическими изображениями. Василий Львович — вернее, его призрак — держал в правой руке зажженный светильник, а в левой — человеческий череп.
— Ольга, — сказал призрак, — я пришел тебе объявить большую радость. Меня ожидает в среду, двадцатого августа, невыразимое счастье. Посмотри на белую мантию: знак награды за мою беспорочную жизнь; посмотри на зажженный в правой руке светильник — знак, что всегда следую свету разума; посмотри и на этот череп — знак, что помню общий конец и разрушение плоти. — На вопрос же племянницы, какое ожидает его счастье, призрак, исчезая, ответил: „ни болезни, ни печали“, и ответил, как ей показалось, особенно громко, отчего она проснулась и долго не могла опомниться под влиянием противоположных чувств: скорби, страха и радости.
Не прошло трех недель после описанного сновидения, как Василий Львович Пушкин отошел в вечность, именно в среду 20 августа 1830 года»[642].
В этот день, 20 августа, у постели умирающего были А. С. Пушкин, П. А. Вяземский и всё семейство Сонцовых. В третьем часу пополудни всё было кончено. В восемь часов вечера П. А. Вяземский писал из Москвы жене в Остафьево:
«Не на радость приехал я в Москву. Я приехал быть свидетелем кончины бедного Василия Львовича. Он умер сегодня в два часа с чем-то, в самое то время, как читали ему молитвы и соборовали его маслом. Со вчерашнего дня он был уже очень плох. Я приехал к нему сегодня часов в одиннадцать. Он имел смертную хрипоту, лицо было бесстрадательно и бесчувственно, но он был еще в памяти и узнал меня, но равнодушно. На вопрос Анны Николаевны: рад ли он меня видеть, отвечал он слабо, но довольно внятно: очень рад. Едва ли это были не последние слова его. За час до смерти протянул он мне руку свою, уже холодную, но в лице не было ни малейшего выражения. Вообще смерть его была очень тиха. Пушкин (Александр. — Н. М.) был тут во все время, благопристоен и тронут. Жалки, очень жалки Анна Николаевна и Маргарита. Дай Бог нам устроить как-нибудь их будущее. Ты за меня не беспокойся. Нервы мои были сегодня благоразумны. В субботу погребение. Следовательно, прежде субботы вечером никак быть не могу»[643].
На следующий день, 21 августа, А. Я. Булгаков писал из Москвы в Петербург брату К. Я. Булгакову:
«Пожалей о бедном В. Л. Пушкине, он скончался вчера у Вяземского и племянника-поэта на руках, после двухдневной болезни: паралич в мозгу. Однако же он Вяземского узнал и подал ему руку. Добрый был человек! Что говорил о пеночках, горлицах и ручейках, умрет с ним; но его Сосед Буянов останется памятником дарований его стихотворных.
Оставил он детей побочных, только не знаю, успел ли он что сделать для них»[644].
В августе П. А. Вяземский писал В. А. Жуковскому в Петербург:
«Бедный наш Василий Львович! Он умер при мне. Последними словами его племяннику Александру, накануне смерти были: „Как скучен Катенин“, которого он перед тем читал в Литературной газете. Это славно: это значит умереть под ружьем. Что-то мы скажем с тобой в смертный час?»[645]
А. С. Пушкин взял на себя хлопоты и расходы по похоронам дяди. Только за могилу на кладбище Донского монастыря ему пришлось заплатить 620 рублей. Вместе с братом A. С. Пушкин рассылал траурные билеты:
«Александр Сергеевич и Лев Сергеевич Пушкины с душевным прискорбием извещают о кончине дяди своего Василия Львовича Пушкина, последовавшей сего Августа 20 дня в два часа пополудни; и покорнейше просят пожаловать на вынос и отпевание тела, сего Августа 23 дня в приходе Св. Великомученика Никиты, что в Старой Басманной в 10 часов утра; а погребение тела будет в Донском монастыре»[646].
25 августа, уже после похорон, П. А. Вяземский сделал запись в своей записной книжке, где еще раз рассказал о кончине Василия Львовича, и в этом рассказе, в отличие от его письма Вере Федоровне, написанном 20 августа в самый день смерти B. Л. Пушкина, появились некоторые новые подробности, которые Петр Андреевич хотел сохранить в памяти:
«Испустил он дух спокойно и безболезненно, во время чтения молитвы при соборовании маслом. Обряда не кончили, помазали только два раза.
Накануне был уже он совсем изнемогающий, но, увидев Александра, племянника, сказал ему: „Как скучен Катенин!“ Перед этим читал он его в Литературной Газете. Пушкин говорит, что он при этих словах и вышел из комнаты, чтобы дать дяде умереть исторически. Пушкин был, однако же, очень тронут этим зрелищем и во все время вел себя как нельзя приличнее. На погребении его была депутация всей литературы, всех школ, всех партий: Полевые, Шаликов, Погодин, Языков, Дмитриев и Лже-Дмитриев (М. А. Дмитриев. — Н. М.), Снегирев. Никиты Мученика протопоп в надгробном слове упомянул о занятиях его по словесности и вообще говорил просто, но пристойно»[647].
А. С. Пушкин позаботился о том, чтобы Прасковья Александровна Осипова подготовила Сергея Львовича, который вместе с Надеждой Осиповной и Ольгой Сергеевной жил в Михайловском, к известию о кончине его брата и друга и его здоровье и ослабленные нервы не очень пострадали. Сам Александр вместе со Львом шел за гробом дяди и был очень мрачен — в небытие уходила счастливая пора его жизни — его московское детство и лицейская юность, лучшие годы, согретые любовью и заботой дяди.
В Донском монастыре были похоронены родные Василия Львовича — его отец и мать, сестра Анна. В Донском монастыре в торжественном покое лежали в могилах собратья по перу — В. И. Майков, А. П. Сумароков, М. М. Херасков… В. Л. Пушкина похоронили рядом с сестрой. Над его могилой воздвигли гранитный памятник. В надписях на памятнике сказано:
«Под сим камнем погребено тело Коллежского Асессора Василия Львовича Пушкина, скончавшегося 1830 года Августа 20 дня, жития его было 63 года и пять месяцев.
Душа его теперь покойна и радостна, ибо получив отпущение вины своей, освобождение от наказания и владычества греха. Псал. CXIV. 7 и 8. CXIV. 7. Римл. М».
Ошибка в надписи: жития ему было не 63, а 64 года.
«Литературная газета», «Московские ведомости», «Дамский журнал», «Галатея» напечатали некрологи. Музы оплакивали смерть стихотворца, друзья — кончину доброго друга, гостеприимного хозяина, веселого собеседника. Конечно, был не забыт «Опасный сосед»: «…превосходное творение нашего Поэта: это Опасный сосед, стихотворение нигде не напечатанное, а всем известное, получившее народность. Опасный сосед неподражаем: это Гогартов оригинал, с которого снять копию невозможно!»[648]
И о благодетельном влиянии поэта-дяди на поэта-племянника было сказано:
«…сам родной его племянник именитый А. С. Пушкин первыми поощрениями и одобрениями в занятиях словесностью исключительно обязан доброму и благородному своему дяде. Когда еще никто не знал Александра Сергеевича и когда первые опыты его поэзии начали только появляться в Российском Музеуме, журнале, издаваемом тогда В. В. Измайловым, поэт наш говаривал нам неоднократно: посмотрите что будет из Александра!..»[649]
Вот и всё? Нет…
Спустя год после смерти Василия Львовича А. С. Пушкин писал П. А. Вяземскому из Царского Села:
«20 августа, день смерти Василия Львовича, здешние Арзамасцы поминали своего старосту вотрушками, в кои воткнуто было по лавровому листу. Светлана произнесла надгробное слово, в коем с особенным чувством вспоминала она обряд принятия его в Арзамас» (XIV, 217).
В 1834 году П. И. Шаликов издал «Записки в стихах Василья Львовича Пушкина». В бумагах А. С. Пушкина сохранился счет из книжного магазина А. Ф. Смирдана: в нем указано, что 5 мая 1834 года он взял эту книгу в магазине и должен был уплатить за нее четыре рубля.
В 1850 году, когда на свете уже не было не только поэта-дяди, но и поэта-племянника, П. А. Вяземский с женой приехали в Иерусалим. На Голгофе они заказали панихиду за упокой родных и друзей, в том числе А. С. Пушкина и В. Л. Пушкина.
В 1855 году, спустя четверть века, С. Д. Полторацкий выполнил просьбу Василия Львовича — издал в Лейпциге «Опасного соседа», назвав поэму в предисловии к изданию шедевром, совершенством в своем роде.
Сегодня мы утешаем себя тем, что поэт не умирает. Поэт, сколько бы ни прошло лет и веков, живет в своих творениях. В заветной лире Василия Львовича Пушкина пережившая его прах душа — добрая и веселая…
Я, право, добр! и всей душою
Готов обнять, любить весь свет!..
Данный текст является ознакомительным фрагментом.