Из писем военных лет (Публикация П. Е. Рубинина.)
Из писем военных лет (Публикация П. Е. Рубинина.)
Письма военврача А. И. Шнейдер
В архиве Анны Алексеевны хранится небольшая пачка писем и документов Антонины Ивановны Шнейдер. К пачке подколото несколько ее пояснительных записок. Вот одна из них: «Шнейдер Антонина. Врач, с кот. я работала в госпитале в Казани. Уехала на фронт, переводила на мое имя деньги для дочери. Были очень дружны».
«20 ноября 1942 г.
Здравствуй, дорогая Аня,
Получила твое 2-е письмо и рада до безумия. Ты не представляешь, какой это здесь праздник — получать письма, да еще от любимых друзей.
Когда ты писала письмо, настроение, видимо, у тебя было неважное. У тебя какие-то сомнения насчет твоей работы. Все это напрасно. Твоя работа и помощь такому большому мужу — это во много раз ценнее, чем 10 таких, как я. Ты не улыбайся. Это правда. Ты должна, конечно, в первую очередь помогать ему для блага всего человечества. Ты делаешь большое дело, и никаких сомнений быть не может. <…> Лиду мою крепко береги. Она у меня одна ведь только. Я надеюсь на тебя больше всего. Я знаю, что все будет хорошо…»
Лида Шнейдер — А. А. Капице
«17 декабря 1942 г., Санаторий им. Молотова, Алтайский край
Здравствуйте, дорогая Анна Алексеевна!!!
Ваше письмо я получила. <…> Я Вас очень благодарю за посылку. Пальто мне в самый раз. Благодарю Вас также за шоколад. <…>
Анна Алексеевна, я Вас очень прошу прислать мне все книги для 8-го класса, так как мне совершенно не по чему заниматься, а также побольше бумаги и карандашей. Анна Алексеевна, вы спрашиваете, какой у меня размер туфель? Я отвечаю на ваш вопрос — 36–37 размер. Анна Алексеевна, если можно, пришлите туфли, а на лето какие-нибудь тапочки, а также летние платья. Если можно, теплые варежки.
Ну, а теперь о себе. Живу я очень плохо, питают нас также плохо. Как заладят одну кашу на воде, так и кормят ей всю неделю. <…>
Мне очень хочется в Москву. Здесь 2 девочки у нас уезжают. <…>
Целую крепко.
Лида Ш.»
А. И. Шнейдер — А. А. Капице
«15 марта 1943 г.
Здравствуй, дорогая Аня!
Извини, что так долго не писала тебе писем. Не писала потому, что просто было очень и очень некогда. Теперь вырвалась минута, и я пишу. С каждым днем мы все ближе и ближе приближаемся по расстоянию к вам. Но скоро начнем отходить в сторону дальше от вас и скоро будем очень далеко.
Аня, милая, здесь так много работы, так нужны руки, хорошие, золотые, как твои. Я работаю сейчас по гипсу. Гипсую все переломы. Работа очень интересная, я ею увлекаюсь, и хорошо бы, чтобы и ты была со мной. На армейской конференции я делала доклад о лечении огнестрельных переломов глухой гипсовой повязкой. Ну, доклад прошел ничего, хвалили.
Ну, а как живешь ты, Аня? Как твоя помощь мужу? Как подвигается его работа? Передай ему от меня привет и пожми ему крепко руку. Мне так сейчас хочется побыть у вас и немного посмеяться и пошутить. Теперь о Лидии. Я боюсь, что она без учебников плохо учится. У нее в письмах такая масса ошибок. <…> Хочет в Москву. Надо будет весною как-нибудь это сделать. Столько хлопот тебе с этой Лидой, что мне даже неудобно. Пальто, тапки и муфта ей очень понравились. Наверное, она очень выросла и все, что у нее было, ей стало мало. Когда приедет она в Москву, придется ей послать мои вещи.
Ну вот, Аня милая, до свидания, родная, мой друг хороший. Целую тебя много раз.
Антонина».
«19 мая 1943 г.
Милая, родная моя Анюта!
Зря ты меня ругаешь, я совсем не виновата. Все мои мысли с вами, но не виновата же я, что иногда мои письма не доходят. Правда, писала я не часто, но писала. Теперь буду писать чаще. Работаю я все там же. Владим[ира] Васильевича [Кованова] перевели в другую армию — армейским хирургом. Теперь здесь Ксения Ивановна [Чуркина] и я.
Ну, а как ты и Петр Леонидович? Работаете, как воины. Ведь сейчас в тылу так же жарко, как и здесь. До меня дошли слухи, что мой муж в Москве. Т. к. он мне ничего не написал, и потому точно это или нет, не знаю.
Родная Аня, о Лидии молчу, знаю, что вы все там о ней позаботитесь и ей будет неплохо. Она хочет жить у бабушки, но этого не надо допускать, причин очень много. Временно, как на даче, летом, она может жить там, а учиться ей надо в Москве. Пиши, целую крепко тебя и всех твоих.
Тоня».
«1 июля 1943 г.
Здравствуй, дорогая и родная моя Аня!
Ты мне очень родная, Аня, потому что в тяжелое время, как сейчас, ты мне сделала больше, чем кто-либо из моих родных. Я очень переживаю о Лидочке. Но все-таки я знаю, что все необходимое и, самое главное, забота о ней есть, и если что случится со мной, ты ее не оставишь, пока она не станет самостоятельной…»
«18 августа 1943 г.
Здравствуй, дорогая Аня!
Я так долго ждала от тебя письма, и сегодня наконец я его получила. Рада была очень — ведь я уже два месяца не получаю ни от кого писем. От Конст. Владим. я не имею [писем] уже 5 месяцев. <…> Думала, что Лидочка в Москве, — и тоже нет. Все письма, которые я ей писала, пришли обратно.
Очень волнуюсь, и все вместе меня угнетает и мешает работать.
Аня, дорогая, меня наградили правительственной наградой — орденом Красной Звезды. Так что у меня справа сияет звездочка. Была очень большая работа. <…> Завтра еду в другой госпиталь — накладывать гипсовые повязки — я теперь в этой области завоевала себе славу.
Ах, если бы ты была здесь, мы с тобой натворили бы чудес. Ну, ничего, еще впереди много времени…»
«23 июня 1944 г.
Дорогая Анюточка!
Друг мой родной, прости, что так неаккуратно написала, но ты ведь знаешь мой порок. Люблю тебя по-прежнему, верю в нашу прочную дружбу и жду нашей встречи. Живу все по-прежнему, изменений особенных нет. Недавно делала доклад на армейской хирургической конференции о лечении огнестрельных переломов глухой гипсовой повязкой в армейском районе. Доклад прошел хорошо.
Беспокоюсь о Лидии, как она там. Мне они по-прежнему не пишут — никто.
Привет всем твоим. Целую тебя крепко. Пиши мне чаще.
Тоня».
«7 августа 1944 г.
Дорогая Аня!
Хоть ты одна меня не забываешь и пишешь, правда редко, письма. Я всеми забыта. Мои совсем мне не пишут, и не пойму почему. Я жива, здорова, недавно получила медаль „За боевые заслуги“. Вот и все про себя. От души рада и поздравляю твоего мужа с такой высокой наградой[109]. Я уверена, что частичка этой награды принадлежит тебе, ведь ты у меня такая умница и хорошо помогаешь ему в нашем общем деле. Привет ребятам твоим умникам, хочу их всех увидеть.
Целую крепко тебя.
Твой друг Тоня».
И. В. Обрсимов — П. Л. Капице
«6 мая 1943 г., Йошкар-Ола
Дорогой Петя!
Во-первых, самым горячим образом поздравляю тебя с большим успехом ИФП[110]. Это не может не радовать всех друзей твоих, Академии и советской науки. Еще раз поздравь Ольгу Алексеевну. <…> Большой привет Ане. Думаю, что и она не меньше других заслужила высокой награды, но это судьба жен — их замечают окружающие, если они плохи, и не замечают их роли, если они являются друзьями и помощниками.
Твой И.О.»
А. С. Аракчеев — А. А. Капице
«26 февраля 1945 г., Пруссия
Дорогая тетя Аня,
Я стал тем, кем хотел. Пока добрался до части, исколесил всю Пруссию. Немцы, их семьи, их города — все платят по счетам, и платят крепко.
Сегодня у меня день рождения, и я открыл свой боевой счет немецкой пулеметной точкой. <…>
Я никак не могу забыть, как опозорился, когда был у Вас. Помните, как я сказал „солдатов“? Я, по-моему, покраснел тогда, как никогда.
Ножик для Андрюши я уже достал и пошлю его в первой же посылке. „Евгения Онегина“ вожу с собой. Его с большим удовольствием слушают и солдаты, и офицеры.
Много писать нет возможности. Большое спасибо Вам и Петру Леонидовичу. Передайте ему мой поклон.
Большое спасибо Вам и тому, кто достал очки, — они уже пригодились.
Жду писем.
Ваш фронтовик Андрей».
М. Бор — А. А. Капице
«3 марта 1945 г., Стокгольм
Дорогая моя г-жа Капица,
Чудесное испытываешь чувство, когда можешь снова хоть чуть-чуть восстановить связь со старыми друзьями. И я счастлива, что имею сейчас возможность послать привет Вам и проф. Капице. Мы с Нильсом так часто думали и говорили о вас с тех пор, как в 1941 году были порваны связи. С глубочайшим восхищением следили мы за отважной борьбой русских в течение всех этих лет. Мы вместе с вами страдали в неимоверно тяжелые 41-й и 42-й годы и радовались всем сердцем во время чудесных побед русских армий, начиная со Сталинграда. Этот поворотный момент был для всех нас первым лучом надежды на освобождение от германских агрессоров. Надеюсь, что все вы и другие наши друзья в России здоровы. Для нас это были ужасные пять лет, и я представляю себе, какие это были годы для вас, которым пришлось перенести настолько больше — ведь германская армия опустошила значительную часть России. <…>
В октябре 1943 года мой муж, мальчики и я бежали из Дании под угрозой преследований со стороны немцев. Нет необходимости говорить, с какими чувствами человек покидает свой дом в таких условиях. После 3–4 дней пребывания в Стокгольме Нильс отправился в Англию, и за ним, неделю спустя, последовал Оге, чтобы работать его секретарем. Как ни печально, но мне пришлось расстаться с ними, но зато я была спокойна за них…»