От Волги до Одера

От Волги до Одера

В течение 19 ноября к нам приходил политрук три раза. Собрав людей, он сделал сообщение, глубоко взволновавшее нас.

— Товарищи! Ваша служба не пропала даром. Покуда мы здесь, обороняя Сталинград, сковывали и изматывали отборные вражеские дивизии, наше командование по приказу товарища [25] Сталина смогло здесь же, вблизи Сталинграда, сосредоточить мощные резервы. Сегодня утром наши войска севернее и южнее Сталинграда перешли в наступление. На обоих направлениях они прорвали вражескую оборону, и в прорыв устремились наши танкисты…

Когда немного стих взрыв радостных восклицаний, пулеметчик Воронов спросил:

— Товарищ политрук! А когда мы тоже вперед пойдем?

— Будет приказ, товарищи, и мы пойдем вперед. Непременно пойдем!..

Ночью по телефону нам сообщили из роты о том, что наши войска южнее и севернее Сталинграда успешно продолжают наступление.

— И мы постараемся поддать врагу побольше жару! — заявил я от имени гарнизона нашего дома. И хотя назавтра он обрушился на наши позиции страшным огнем, настроение у нас было праздничным. Все мы чувствовали себя теперь во много раз сильнее и знали, что гитлеровцам в Сталинграде — конец.

Мы все время интересовались, как идет наступление. И когда политрук пришел к нам снова и сообщил радостное известие, что наши войска, врезавшиеся двумя громадными клиньями в позиции врага, соединились в Калаче, что огромная вражеская армия под Сталинградом окружена и взята в стальные клещи наших войск, у нас был особенно радостный день. Мы обнимали, поздравляли друг друга.

Скоро наступил и наш черед пойти вперед. В ночь на 25 ноября нам стало известно, что будем наступать.

Утром, после артиллерийской подготовки, мы покинули наш дорогой израненный дом и поползли по площади вперед. Нам приказали выбить гитлеровцев из дома, стоявшего неподалеку. В наступление пошли уже в рядах нашей родной седьмой роты: после двухмесячного перерыва мы снова соединились с ней.

Позади остались минные поля. Еще несколько мгновений — и мы блокируем дом. Солдаты врываются в здание. Бой кипит в лестничных пролетах. С улицы в окна летят гранаты. В этот миг меня что-то ударило в ногу. Невыносимая боль обожгла все тело. Я упал недалеко от дома. Собрав последние силы, подполз вплотную к его стене. Здесь сознание покинуло меня…

Очнулся я на берегу Волги. Нога была забинтована, но на марле виднелось ярко-красное пятно от крови, все еще сочившейся из раны.

Шумно было в этот час на переправе. Захлестнутые в петлю, враги неистовствовали. В этот день, чтобы нарушить нашу связь с левым берегом, они подвергли переправу сильнейшему обстрелу. Нас защищал от огня береговой склон.

Тут же, на берегу, я увидел пулеметчика Воронова из нашего гарнизона, который так страстно рвался со своим «Максимом» в [26] наступление. Он тоже лежал на носилках. Приподнявшись, встретился с ним глазами. Воронов узнал меня.

— Куда же поранило вас? — спросил я его.

Он слабым жестом показал на живот и устало закрыл глаза. Его понесли на машину: тяжело раненых эвакуировали в первую очередь. Когда санитары подняли носилки, Воронов снова открыл глаза и едва заметно кивнул мне совершенно побелевшим лицом.

— До свиданья, Воронов! Поправишься, еще встретимся!..

Но никогда я больше не увидел этого спокойного, бесстрашного солдата, так мечтавшего о днях наступления. Не довелось ему, славному пулеметчику нашего гарнизона, пережившему самую тяжелую пору обороны Сталинграда, брать вместе с гвардейцами-сталинградцами Ростов и Одессу, перешагнуть границу и завершить свой боевой путь в поверженном Берлине.

Санитары помогли и мне погрузиться на машину. Вот мы ужена левом берегу Волги Я оборачиваюсь и на том берегу вижу Сталинград. Клубы дыма витают над ним. С грозным ревом проносятся над городом наши штурмовики. Кажется, что они вот-вот зацепятся за черные остовы сгоревших домов, за одиноко торчащие трубы. Вот они делают заход, и звуки разрывов бомб долетают даже сюда…

Сталинград! Дорогой наш город-боец! Родной наш дом на площади 9 января! Я еще не знал тогда, что кто-то из наших гвардейцев вывел краской на выщербленной осколками стене громадные буквы:

«ЭТОТ ДОМ ОТСТОЯЛ ГВАРДИИ СЕРЖАНТ ЯКОВ ФЕДОТОВИЧ ПАВЛОВ»

С полным правом этот безвестный друг мог написать здесь имена и Черноголова, и Александрова, и Воронова, и Глушенко, и Сабгайды, и Степаношвили, и всех остальных бойцов нашего гарнизона, сражавшегося в доме до самого последнего дня. Мы отстаивали здесь нашу Родину, наше счастье, уверенные в том, что как бы ни тяжело было нам, мы победим…

Наша машина трогается. И я, пересилив боль, приподнимаюсь на локтях и через открытый задник санитарной полуторки смотрю на город и мысленно прощаюсь с ним.

* * *

Мне остается добавить немногое. Выписавшись из госпиталя, я пытался снова попасть в родную гвардейскую дивизию, но не пришлось — далеко на запад ушли к этому времени сталинградцы.

Меня направили в запасный полк и вскоре, как обстрелянного фронтовика, направили в артиллерийскую часть.

Подучившись, мы выехали на фронт.

Бой за Штеттин был последним боем, в котором я участвовал. [27]

В те же дни пал Берлин, и война закончилась нашей великой победой.

Вскоре я получил отпуск и поехал на побывку в родную деревню Крестовую, Валдайского района, Новгородской области. Понятно каждому фронтовику, с каким волнением я ехал домой, как тепло встретили меня односельчане. Больше всего рада была, конечно, моя мать.

Когда я вернулся из отпуска, командир полка вызвал меня и сказал:

— Езжайте в штаб, вас разыскивает генерал Чуйков. Поехал я в город, где стоял штаб. Являюсь куда надо. Адъютант доложил обо мне генералу.

За время пребывания в Сталинграде мне ни разу не довелось видеть прославленного командующего 62-й армии, в которую входила и наша гвардейская дивизия, но слышал о нем, о его бесстрашии и мужестве очень много. И вот теперь, три года спустя, я стою перед командующим.

— Товарищ генерал-полковник, гвардии старшина Павлов явился по вашему приказанию!

Генерал встал и поздоровался со мною.

— Так это ваш дом был в Сталинграде? — спросил Чуйков.

— Я его не строил, только занимал в нем оборону с 27 сентября по 25 ноября 1942 года.

— Долго же вас носило по волнам, пока прибило к нашим берегам, — сказал генерал.

— Воевал, товарищ генерал.

— Вижу. И неплохо, выходит, воевал, — улыбнулся генерал, глядя на мои ордена.

— Старался воевать по-сталинградски, товарищ генерал, — ответил я.

Генерал-полковник расспросил меня, про сталинградские бои, про командиров, про мою дальнейшую военную жизнь.

— Ну, хорошо, отдыхайте пока, старшина.

Несколько дней я жил в роте охраны штаба армии. Потом меня опять вызвали к генералу.

Я снова в кабинете командарма. Он встает и говорит:

— Гвардии младший лейтенант Павлов…

Может быть, я ослышался? Ведь на мне старшинские погоны. Но Василий Иванович Чуйков, не обращая внимания на мое смущение, продолжал:

— По поручению Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик вручаю вам Золотую Звезду Героя Советского Союза и орден Ленина…

Генерал, прославленный герой сталинградской обороны, крепко пожал мне руку и тут же поздравил с производством в офицеры Советской Армии.

— Служу Советскому Союзу! — ответил я… [28]

* * *

Бригада А. М. Черкасовой на восстановлении Дома Павлова

Узнали и в далеком Сталинграде, что я жив. Посыпались мне письма. Писали женщины, пионеры, демобилизованные бойцы. И почти в каждом письме было приглашение: «Приезжайте, посмотрите на город, который вы защищали, а мы теперь успешно восстанавливаем». Это было и моей мечтой. Вскоре вместе с одним майором из фронтовой газеты я поехал в Сталинград.

Вот мы и в легендарном городе, покрытом лесами. Направляемся на знакомую площадь 9 января, Я смотрю на наш дом и не узнаю его. Это уже не тот полуобвалившийся дом, израненный и истерзанный, каким он мне запомнился на всю жизнь. Он снова стал красивым, светлым домом, со стеклами, с дверьми, с крышей, со всем, что положено для хорошего дома. На стене бережно сохранена известная надпись с моим именем. Рядом с ней другая надпись: дом восстановлен сталинградкой Александрой Максимовной Черкасовой. Эта героическая женщина не покидала города в тяжелые дни. Она организовала бригаду жен фронтовиков и приступила к восстановлению родного города. И первый дом, который они восстановили, был «Дом Павлова». [29]

Герой Советского Союза Я. Ф. Павлов