XI
XI
Дорога в Молдавию пролегала недалеко от Каменки, и Денис, отпросившись на пять дней у Багратиона, заехал проведать родственников. Денису было известно, что в Каменке живет недавно вышедший в отставку двоюродный брат Александр Львович с молодой женой Аглаей Антоновной, урожденной герцогиней де Граммон. В Каменке должен был находиться Базиль, а возможно, заехал и Раевский, тоже переводившийся в Молдавскую армию.
Было раннее июльское утро. В господском доме еще не вставали. Но в многочисленных службах уже началось движение. Повара и поварята месили тесто, рубили мясо. Лакеи, денщики и горничные занимались подготовкой господской одежды и обуви. Конюхи выводили, скребли и чистили лошадей.
Двор был заполнен экипажами, почти все флигели заняты приезжими помещиками и военными, находившими радушный прием у богатых хозяев. Старый благообразный камердинер Никифор, распоряжавшийся приемом и устройством гостей, кратко сообщил Денису все местные новости. С приездом молодой хозяйки Аглаи Антоновны, имевшей уже двоих детей, в доме начались беспрерывные празднества. Гости нынче не переводятся, особенно часто посещают офицеры из резервных войск, стоящих близ Киева. Старая барыня Екатерина Николаевна с невесткой очень любезная, а Софья Алексеевна Раевская, жившая здесь с детьми всю зиму, с француженкой как будто не поладила и уехала в свое имение Болтышку. В комнатах, занимаемых Раевскими, поселилась теперь Софья Львовна. Третьего дня прибыл муж ее, генерал Бороздин, вчера – граф Александр Николаевич Самойлов. А молодого барина, Василия Львовича, ожидают со дня на день…
Приведя себя в порядок, Денис заглянул в библиотеку, взял попавшийся на глаза томик с одами Горация и отправился в сад.
Погода стояла чудесная. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву деревьев, ложились тонкими полосами на посыпанные желтым песком дорожки. Газоны были влажны от росы. Цветы на клумбах благоухали. Где-то в конце сада звонко перекликались иволги. Денис с наслаждением уселся в плетеное кресло под тенью старых каштанов, раскрыл книгу, но бессонная ночь, проведенная в дороге, давала себя знать, он задремал… И вдруг, смутно различив какие-то легкие шаги и хруст песка, очнулся… Перед ним, словно чудесное видение, стояла грациозная женщина в легком белом платье с розовым пояском. Все показалось в ней пленительным. И взбитые локоны, и светлые, с веселыми искорками глаза под тонкими бровями, и задорно приподнятый носик, и кокетливая улыбка.
Денис, хотя и догадался, что перед ним молодая хозяйка, от неожиданности совершенно растерялся. Поднявшись, вытянулся по-военному и как-то неловко, громче, чем следовало, представился:
– Штаб-ротмистр Денис Давыдов…
Женщина слегка откинула назад голову и весело рассмеялась. Потом, пристукнув каблучками, в тон ему произнесла:
– Жена отставного полковника Александра Давыдова…
– Прошу извинить, сударыня, – испытывая смущение и не находя нужных слов, сказал Денис. – Все-таки, кажется…
Аглая очаровательно улыбнулась:
– Все-таки, кажется, я прихожусь вам родственницей, mon cher cousin… Разрешается называть меня по имени… Аглая!
С этими словами она дружески протянула свою изящную ручку. Денис поцеловал с чувством большим, чем допускали правила обычной светской учтивости.
– Мне сообщили о вашем приезде, и я нарочно вышла в сад, – мило болтала Аглая. – Я давно искала случая познакомиться с вами. Мне так много про вас рассказывали…
– Притом, очевидно, мало хорошего?.. – заметил Денис.
– О, я знаю, что вы поэт, а поэтам позволительны некоторые вольности… Я не смотрю на дебоширства и увлечения молодежи строго, я вообще не строгая…
И Аглая, состроив кокетливую гримаску на лице, опять рассмеялась. Затем предложила:
– Ну, пойдемте же в дом… Я приказала подавать завтрак… Мой толстяк уже поднялся и будет рад вас видеть, хотя, – она снова сделала плутовскую гримаску, – может быть, и не так сильно, как я…
– Ох, кузина, – притворно вздохнул Денис, – боюсь, что в таком случае брат Александр Львович совсем от меня откажется…
– Не опасайтесь! Он слишком пристрастен к гастрономии и обладает таким завидным аппетитом, что это исключает его внимание к моим собственным вкусам и склонностям, – откровенно, в прежнем шутливом тоне сказала Аглая. – Впрочем, я на него не обижаюсь… Он всегда мил и любезен!..
… Так произошло это знакомство. Дни пребывания в Каменке проносились, словно в угаре. Понадобилось немного времени, чтобы Денис почувствовал себя влюбленным в Аглаю, хотя ее поразительное легкомыслие постоянно удивляло и несколько разочаровывало. Денис понимал, что ее чувства к нему не выходят за рамки временного увлечения, мучился, ревновал, но не хватало сил расстаться с «волшебницей», как называл он свою ветреную кузину.
В доме, как он заметил, все перед Аглаей благоговели. Екатерина Николаевна просто не знала, чем угодить невестке, и весь день не разлучалась с прелестными крохотными ее дочками – Китти и Аделью. Веселая мама отдала их на полное попечение бабушки безропотно. Старый граф Самойлов с женой племянника был нежен и предупредителен. Софья Львовна, тридцатилетняя чопорная и недобрая дама, состояла с Аглаей в самых дружеских отношениях, хотя тайно ревновала к ней своего супруга, пожилого и тучного генерала Бороздина.
Денис и приехавший вскоре Базиль, недолюбливавший сестру Софью, постоянно этой ревностью забавлялись. Базиль, сидевший обычно за обедом рядом с Бороздиным, напротив сестры, заметил, что, как только генерал начинал слишком пылко оказывать внимание Аглае, сестра весьма чувствительно охлаждала его пыл нажимом своей ножки.
Однажды Базиль, сговорившись с Денисом, нарочно выдвинул вперед свои ноги, взяв таким образом под защиту генерала. А тот как раз находился в особенно игривом настроении и в комплиментах Аглае так и рассыпался.
Базиль молча и мужественно терпел причиняемую сестрой боль. Генерал безнаказанно продолжал любезничать. Софья Львовна, озадаченная тем, что обычные приемы на мужа не действуют, выходила из себя и, краснея все больше, учащала нажимы. Денис, следивший за ней, едва удерживался от смеха. Наконец Базиль не выдержал.
– Что с тобою, Софи? – сказал он, обращаясь к сестре. – Ты так возбуждена! Посмотри, на тебе лица нет…
– Мне просто немного жарко, – ответила Софья Львовна, обмахивая лицо веером.
– Да, но тогда зачем же ты все время давишь мне ноги? Я рискую остаться калекой… А я еще не генерал и не могу надеяться на пенсию…
– Глупо и пошло! – вспыхнув до корней волос, сказала сестра. И в сильнейшем негодовании, сдерживая злые слезы, быстро ушла в свою комнату.
После обеда, выйдя с Базилем в сад, Денис заметил;
– Обиделась сестра Софья смертельно…
– На здоровье! – сердито отозвался Базиль. – Это ей за Раевских… Ты знаешь, почему Софья Алексеевна с детьми отсюда уехала? Сестра нарочно сказала Александру, будто Раевская плохо отзывается об Аглае, еще что-то прибавила. Александр грубить начал. Аглая тоже хороша… В общем, история некрасивая… Мне прямо стыдно перед братом Николаем Николаевичем!
Базиль, произведенный в корнеты, намеревался ехать в Молдавскую армию. Раевский брал его к себе адъютантом. Ссора в семье, понятно, была Базилю особенно неприятна. Но к Аглае он все же относился хорошо, смотрел на нее влюбленными глазами.
Как ни странно, в доме один лишь Александр Львович, растолстевший и полысевший, как будто не замечал своей жены. Аглая оказалась права. Все свои интересы муж сосредоточил вокруг кулинарного искусства. Для него утренний разговор с поваром был, кажется, самым приятным событием дня.
Денис, никогда Александра Львовича не любивший, относился к нему презрительно и даже не ревновал Аглаю. Зато военная молодежь, окружавшая прелестную хозяйку, доставляла немало мучений… Заметив, что Аглая особенно благоволит к поручику Эразму Злотницкому, Денис чуть не вызвал его на дуэль. Аглая с трудом успокоила. Оставшись вдвоем с Денисом, она не поскупилась на клятвы и обещания, но на другой же день забыла о них.
Наконец-то Денис опомнился! Надо было уезжать. Немедленно. Он гостил в Каменке уже две недели, и теперь придется отвечать Багратиону за самовольное продление отпуска.
Вечером, когда прощались, Аглая шепнула:
– Я буду помнить и ждать… Приедешь?
Денис обещал. И в самую последнюю минуту, передавая томик Горациевых од, с которыми не разлучался в Каменке, добавил:
– Ты найдешь там несколько строк для себя, Аглая… Это от сердца написано… Прости.
В книжке она обнаружила вчетверо сложенный листок. Развернула, прочитала:
Если б боги милосердные
Были боги справедливости,
Если б ты лишилась прелестей,
Нарушая обещания…
Я бы, может быть, осмелился
Быть невольником преступницы!
Но, Аглая, как идет к тебе
Быть лукавой и обманчивой!
Ты изменишь – и прекраснее!
И уста твои румяные
Еще более румянятся
Новой клятвой, новой выдумкой!
Голос, взор твой привлекательней.
И, богами вдохновенная,
Ты улыбкою небесною
Разрушаешь все намеренья
Разлюбить неразлюбимую!
Сколько пленников скитается.
Сколько презренных терзается
Вкруг обители красавицы!
Мать страшится называть тебя
Сыну, юностью кипящему,
И супруга содрогается,
Если взор супруга верного
Хотя раз, хоть на мгновение
Обратится на волшебницу!..
Стихи были написаны как подражание одной из од Горация, Аглае они понравились. «Все-таки Денис очень милый», – подумала она. И вздохнула.