Глава 40. «Быть богатым в Китае – почетно»

Глава 40. «Быть богатым в Китае – почетно»

В феврале 1992 года Дэн Сяопин отправился в широко освещавшееся турне по южным провинциям Китая. В Шеньчжене он сказал, что провинция Гуандун в течение следующих 20 лет должна была догнать «четырех азиатских драконов» (Гонконг, Сингапур, Южная Корея, Тайвань) не только в экономической сфере, но и по уровню развития социальной сферы, а также в поддержании общественного порядка. Он сказал, что в этой сфере Китай должен был добиться большего, чем эти страны, – только тогда стали бы очевидными отличительные черты «китайского социализма». Дэн добавил: «В Сингапуре поддерживается общественный порядок, правительство управляет городом, укрепляя дисциплину. Мы можем не только изучать их опыт, но и добиться большего, чем они». А в Китае похвала, исходившая из уст Дэн Сяопина, являлась истиной в последней инстанции относительно того, что считать хорошим, а что, – нет.

В 1978 году, за ужином, я сказал Дэн Сяопину, что китайцы Сингапура были потомками неграмотных безземельных крестьян, покинувших провинции Гуандун и Фуцзянь в Южном Китае. Ученые, чиновники и литераторы остались в Китае и оставили там свое потомство. Поэтому не было ни одного достижения, которого сумел добиться Сингапур, которого Китай не смог бы превзойти. Я понял, что Дэн принял вызов, который я исподволь подбросил ему тогда, за ужином, 14 лет назад.

После одобрения, высказанного Дэн Сяопином, несколько сот делегаций, в основном неофициальных, прибыли в Сингапур из Китая, вооруженные магнитофонами, видеокамерами и блокнотами, чтобы изучать наш опыт. Сингапур получил «благословение» их верховного лидера, так что китайцы «поместили нас под микроскоп» и изучали наш опыт в тех областях, которые они считали для себя привлекательными и хотели использовать в своих городах. Интересно, что сказали бы по этому поводу наши противники – коммунисты, с которыми мы боролись в 60-ых годах: лидер Коммунистической партии Малайи в Сингапуре «Плен» и лидер Объединенного фронта коммунистов Лим Чин Сион, – ведь Коммунистическая партия Китая была для них источником вдохновения.

Китайских лидеров беспокоили социальные язвы: проституция, порнография, наркотики, азартные игры и уголовная преступность, – распространявшиеся в специальных экономических зонах. Блюстители идеологической чистоты критиковали политику «открытых дверей». Дэн Сяопин ответил на это, что, когда открывают окна, то вместе со свежим воздухом в дом могут влететь комары и мухи, – но с ними можно справиться.

Вскоре после речи, произнесенной Дэн Сяопином, глава Департамента международных связей КПК обратился к послу Сингапура в Пекине с просьбой проинформировать его о том, «как нам удалось поддержать на высоком уровне моральные стандарты и общественную дисциплину». Ему особенно хотелось узнать «не столкнулся ли Сингапур с противоречиями между внедрением западной технологии, необходимой для развития экономики, и поддержанием социальной стабильности». Китайцы наблюдали за Сингапуром на протяжении нескольких лет, в средствах массовой информации появлялись статьи, воздававшие должное развитию инфраструктуры, обеспечению населения жильем, чистоте, порядку, озеленению, социальной справедливости и гармонии, вежливости наших людей. К нам прибыла с 10-дневным визитом делегация, возглавляемая заместителем министра пропаганды Цу Вейченом (Xu Weicheng). Титул «заместитель министра пропаганды» не совсем точно отражал суть его работы, – на деле он был заместителем министра идеологии. Мы пояснили, что, по-нашему мнению, контроль над обществом не мог держаться только на дисциплине. Для того чтобы люди жили правильной в моральном отношении жизнью, необходимо обеспечить достойные условия: нормальное жилье и социальные блага. Люди должны согласиться только с основным принципом нашей системы управления – соблюдением законов, а также выполнять свой долг, помогая полиции в предотвращении и расследовании преступлений.

Делегация посетила все полицейские департаменты, ответственные за поддержание общественного порядка (особенно те отделы, которые занимались борьбой с наркоманией, проституцией и азартными играми). Они побывали и в агентствах, занимавшихся цензурой нежелательных видеофильмов, книг и журналов; в редакциях газет, радиостанций и телевизионных станций, где расспрашивали об их роли в информировании и образовании населения; в НКПС, в Народной Ассоциации, чтобы своими глазами посмотреть на те учреждения, которые заботились о нуждах рабочих.

Я встретился с Цу Вейченом в конце его визита. Он сказал мне, что его заинтересовало то, как мы использовали свободный рынок для ускорения темпов экономического роста; как нам удалось сочетать западную и восточную культуру в ходе внедрения западной науки и технологии; а, более всего, как нам удалось поддерживать расовую гармонию в обществе. Члены его делегации отвечали за вопросы идеологии и хотели поучиться у нас тому, как уничтожить социальные язвы.

Мы откровенно рассказали о тех социальных проблемах, которые мы решить не могли. Проституцию, азартные игры, наркоманию и алкоголизм можно было держать под контролем, но не уничтожить полностью. На протяжении всей своей истории Сингапур был морским портом, а это означало, что проституцию необходимо было контролировать, ограничив ее распространение некоторыми районами города, в которых женщины проходили регулярные медосмотры. Мы не могли уничтожить азартные игры, – это было пристрастие, которое эмигранты из Китая привозили с собой, куда бы они ни приезжали. Тем не менее, нам удалось уничтожить триады и организованную преступность.

В отношении борьбы с коррупцией Цу Вейчен высказал свои сомнения в том, что такие агентства как сингапурское Бюро по расследованию коррупции и Департамент по вопросам коммерции (Commercial affairs department) смогут успешно контролировать обширные «серые зоны» в Китае, где связи пронизывали собой все. Само понятие «коррупции» в Китае было иным. Кроме того, он подчеркнул, что партия обладала высшей властью в государстве, и ее члены могли быть подвергнуты взысканиям только по партийной линии. (Это означало, что примерно 60 миллионов членов партии не подпадали под действие принятых в Китае законов. С тех пор нескольких весьма высокопоставленных деятелей приговорили к смертной казни за контрабанду, а других – к длительным срокам тюремного заключения за коррупцию, но партийные лидеры все еще могут вмешиваться и отменять судебные решения). Цу Вейчен сказал, что не все методы, использовавшиеся в Сингапуре, можно было копировать в Китае, потому что китайская общественная система весьма отличалась от нашей. Он сказал, что, такие небольшие новые города как Шеньчжень, очевидно, смогут успешно использовать опыт Сингапура. Цу Вейчен добавил, что Китай всегда будет оставаться социалистическим государством, и китайцам следует осторожно и постепенно использовать наш опыт, потому что, в отличие от Сингапура, Китай не мог массово внедрять наш опыт в условиях существования серьезных различий между тридцатью провинциями страны. Он был поражен нашей некоррумпированной и эффективной администрацией и поинтересовался, каким образом нам удалось сохранить высокие социальные и моральные качества людей. Я сказал, что все, что мы делали, сводилось к тому, чтобы усилить те культурные ценности, которые у людей уже были, их врожденные ценности, их чувство того, что правильно, а что – нет. Такие конфуцианские ценности как преданность родителям, лояльность и справедливость, трудолюбие и бережливость, искренность по отношению к друзьям и преданность стране являются важными опорами юридической системы. Мы только усиливали эти традиционные ценности, поощряя поведение, которое им соответствовало, наказывая поведение, которое им противоречило. В то же время, мы решили уничтожить такие пороки как кумовство, фаворитизм и коррупцию, являвшиеся обратной, теневой стороной принятого в китайском конфуцианстве обязательства помогать семье. Сингапур – компактное общество, и его лидеры должны подавать пример честности и безупречного поведения. Мы считали, что уверенность людей в том, что правительство не собирается их обманывать и наносить им вред, является жизненно важной. Поэтому, какими бы непопулярными не были меры, предпринимаемые правительством, люди понимали, что эта политика не являлась результатом коррупции, кумовства или аморального поведения.

Цу Вейчен спросил, что следовало предпринимать правительству по отношению к попыткам изменить порядки в стране, поощряемым зарубежными странами. Я сказал, что проблема состояла не столько в прямом вмешательстве иностранцев в нашу внутреннюю политику, сколько в том косвенном и подспудном влиянии, которое зарубежные средства массовой информации и личные контакты с иностранцами оказывали на поведение наших людей и их отношение к жизни. С развитием технологии спутникового радио– и телевещания контролировать это влияние будет все сложнее. Мы могли только смягчить наносимый им вред, воспитывая и усиливая традиционные ценности наших людей. Я считаю, что семья вносит основной вклад в формирование личности ребенка на протяжении первых 12–15 лет его жизни. Если разумные ценности укоренятся в начальный период жизни человека, то позже он сможет сопротивляться отрицательному влиянию и давлению извне. К примеру, если католические священники воспитывают ребенка на протяжении первых 12 лет его жизни, то они обычно добиваются того, что он на всю жизнь остается католиком.

Когда делегация вернулась в Китай, ее отчет распространялся в качестве «Рекомендаций» (Reference News), который изучался членами партии. В брошюре, выпущенной в качестве отчета о поездке в Сингапур, Цу Вейчен изложил свое понимание моего подхода: «Чтобы хорошо управлять страной и изменить отсталые привычки населения, требуются продолжительные усилия. В самом начале необходим некоторый административный нажим, но наиболее важную роль играет образование». Год спустя, во время моего визита в Пекин, Ли Рийхуан (Li Ruihuan), член Политбюро ЦК КПК, отвечавший за вопросы идеологии, сказал мне, что это он организовал поездку делегации в Сингапур. Сам он посетил город в бытность свою мэром Тяньцзиня (Tianjin) и считал, что наш опыт стоило изучать.

Другой сферой, которая интересовала китайцев, была наша юридическая система. Сяо Ши (Qiao Shi), председатель Постоянного комитета Всекитайского Собрания Народных Представителей, занимавший третью по важности должность в китайской иерархии, также отвечал за разработку и принятие законодательства, необходимого для обеспечения верховенства закона в стране. Он посетил Сингапур в июле 1993 года с целью изучения наших законов. Он сказал, что, когда 1 октября 1949 года китайские коммунистические лидеры провозгласили Китайскую Народную Республику, они отменили все действовавшие тогда законы. После этого управление страной осуществлялось с помощью указов, законом стала политика партии. Только после провозглашения Дэн Сяопином политики «открытых дверей» китайские руководители осознали необходимость принятия законов для регулирования отношений в сфере коммерции. Сяо Ши сказал, что никто не станет сотрудничать с Китаем, если страна будет нестабильной и раздробленной. Для поддержания стабильности в долгосрочной перспективе Китай нуждался в соблюдении принципа верховенства закона. Я сказал, что Китай, вероятно, сможет создать систему законодательства в течение 20–30 лет, но потребуется намного больше времени, чтобы люди в массе своей осознали принцип верховенства закона и стали вести себя соответственно. Он ответил, что было необязательно, чтобы каждый понимал это, – как только высшее руководство страны начнет поступать в соответствии с законом, верховенство закона будет обеспечено. Он произвел на меня впечатление серьезного человека, тщательно продумывавшего стоявшие перед ним проблемы.

Китай в эпоху Дэн Сяопина был куда более открытой и желавшей учиться у окружающего мира страной, чем это было на протяжении предшествующих столетий. Дэн Сяопин был достаточно мужественным человеком, занимавшим достаточно сильные позиции в партии и государстве, чтобы открыто признать, что Китай потерял многие годы в поисках революционной утопии. Это было освежающее время открытого мышления, энтузиазма и прогресса, что было радикальной переменой по сравнению с годами катастрофических кампаний и диких лозунгов. Дэн начал фундаментальные изменения, которые заложили фундамент для того, чтобы Китай смог догнать другие страны.

В сентябре 1992 года в сопровождении заместителя премьер-министра Сингапура Он Тен Чиона я посетил Сучжоу (Suzhou) – «китайскую Венецию». Город был обветшалым, а его каналы – грязными, но у нас родилась идея перестроить Сучжоу, сделать его прекрасным городом и построить рядом с ним новую промышленную и коммерческую зону. В городе имелись прекрасные сады в китайском стиле, разбитые вокруг вилл таким образом, что из каждого окна и каждой веранды открывался вид на сад камней, водоем или растения. Следы былого великолепия все еще были заметны в некоторых восстановленных особняках.

Однажды после обеда мэр Сучжоу Чжан Циншен (Zhiang Xinsheng) отвел меня в сторону и сказал: «Валютные резервы Сингапура составляют пятьдесят миллиардов долларов». Я спросил его: «Кто Вам сказал об этом?» Он ответил, что прочитал об этом в отчете Мирового банка. Он добавил: «Почему бы вам не инвестировать 10 % от этой суммы в Сучжоу и провести в городе индустриализацию по образу и подобию Сингапура? Я гарантирую обеспечить особое отношение к инвесторам, так что все ваши инвестиционные проекты будут успешными». Я ответил: «Способные и энергичные мэры быстро уходят на повышение, а что же будет потом?» Он помедлил и ответил: «Пожалуй, у Вас могут быть сложности с моим преемником, но, спустя некоторое время, у него просто не будет другого выбора, кроме как следовать по проложенному мною пути. Население Сучжоу хочет, чтобы в городе было все то, что есть в Сингапуре, все, что они видели по телевизору, о чем читали: работа, жилье и город-сад». Я отвечал: «У Вас нет власти, чтобы выделить нам место, на котором мы могли бы построить Сингапур в миниатюре. Для этого Вам необходимы полномочия центрального правительства».

Я больше не размышлял об этом предложением, но в декабре того же года мэр Сучжоу появился в моем кабинете, чтобы сообщить, что он обратился с этим предложением в канцелярию Дэн Сяопина. Имелись хорошие шансы на то, что предложение будет одобрено, поэтому он попросил нас оформить его в виде плана. Он был тесно связан с сыном Дэн Сяопина – Дэн Пуфаном (Deng Pufang). Он Тен Чион задействовал нескольких архитекторов, чтобы подготовить проект того, как могли бы выглядеть отреставрированный старый Сучжоу и построенный рядом с ним современный промышленный город. Через несколько месяцев, во время визита Дэн Пуфана в Сингапур, я показал ему наброски плана реконструированного города вместе с новым близлежащим промышленным пригородом. Он отнесся к проекту с энтузиазмом, с его помощью удалось протолкнуть проект через канцелярию Дэн Сяопина. Когда премьер-министр Сингапура Го Чок Тонг посетил Пекин в апреле, он обсудил это предложение с премьер-министром Ли Пэном и Цзян Цзэминем.

В мае 1993 года я встретился в Шанхае с вице-премьером Чжу Чжунцзи, которому я уже писал до того о проекте развития Сучжоу, и разъяснил ему свое предложение о сотрудничестве. Я предлагал заключить межправительственное соглашение о технической помощи для передачи наших знаний и опыта (мы называли их «программным обеспечением» (software)) в сфере привлечения инвестиций с целью создания в Сучжоу промышленной зоны, деловых центров и строительства жилья на пустовавшей площадке общей площадью около 100 квадратных километров. Поддержка проекта осуществлялась бы консорциумом сингапурских и зарубежных компаний, которые создали бы совместные предприятия с правительством Сучжоу. Осуществление проекта заняло бы более 20 лет, и мы неизбежно столкнулись бы с трудностями, применяя наши методы в условиях Китая.

Сначала Чжу Чжунцзи подумал, что мое предложение было еще одной идеей, позволяющей нашим инвесторам подзаработать в Китае. Я объяснил, что мое предложение родилось в результате визитов многочисленных китайских делегаций, приезжавших в Сингапур, чтобы изучать наш опыт по кусочкам, но никогда не получавших представления о том, как работает наша система в целом. А если бы сингапурские и китайские руководители работали бок о бок, то мы смогли бы передать им наши методы, наш опыт и нашу систему работы в целом. Чжу Чжунцзи согласился, что попробовать стоило. Он указал, что Сучжоу имел выход к реке Янцзы и находился в 90 километрах (примерно 56 милях) к западу от Шанхая – крупнейшего международного центра Китая.

Четыре дня спустя я встретился в Пекине с вице-премьером Ли Ланьцинем, который незадолго до того получил повышение. Он родился в провинции Цзянсу (Jiangsu), в городе, расположенном неподалеку от Сучжоу. Он всецело поддержал проект, потому что считал, что в Сучжоу было достаточно интеллектуалов, способных перенять и применить на практике опыт Сингапура. Ли Ланьцинь сказал, что общность культуры, традиций и языка представляет собой преимущество для развития сотрудничества между Китаем и Сингапуром. Будучи прагматиком, он признал, что проект должен был быть экономически выгодным и обеспечивать разумный уровень отдачи на вложенный капитал. В его бытность заместителем мэра Тяньцзиня основным принципом сотрудничества был принцип «равенства и взаимной выгоды».

В октябре 1993 года из Пекина в Сингапур были отправлены две делегации для изучения работы нашей системы управления: одна из Госсовета КНР, а другая – из провинции Цзянсу. Только когда китайцы удостоверились, что основные части нашей системы подходят для китайских условий, они согласились с тем, чтобы начать передачу «программного обеспечения».

В феврале 1994 года в Пекине, в присутствии премьер-министра Китая Ли Пэна и премьер-министра Сингапура Го Чок Тонга, вице-премьер КНР Ли Ланьцинь и я подписали соглашение об осуществление проекта в Сучжоу. Я встретился с Цзян Цзэминем и подтвердил, что работы по осуществлению проекта могли начаться довольно скоро. Тем не менее, потребовалось бы не менее 10 лет, чтобы достичь значительного уровня развития промышленной зоны, – ведь создание промышленного района Джуронг в Сингапуре площадью всего 60 квадратных километров заняло у нас 30 лет.

Работы по созданию Индустриального парка Сучжоу (ИПС – Suzhou Industrial Park) начались с большим энтузиазмом, но вскоре мы столкнулись с трудностями. Существовало расхождение между целями, которые преследовало центральное правительство в Пекине и местные власти в Сучжоу. Высшее руководство в Пекине понимало, что суть проекта была в том, чтобы перенять сингапурский опыт планирования, строительства и управления комплексным промышленным, коммерческим и жилым районом, что могло бы привлечь первоклассных зарубежных инвесторов. А для местных официальных лиц в Сучжоу узкие местные интересы отодвинули основную цель проекта на второй план. Мы хотели продемонстрировать им как вести дело по-сингапурски, хотели передать им наше «программное обеспечение»: жесткую финансовую дисциплину; долгосрочное планирование; постоянную заботу о нуждах инвесторов. Их же интересовало «железо» (hardware): инфраструктура, дома, дороги, которые мы могли построить, и инвестиции в высокотехнологичные предприятия, которые мы могли привлечь, используя свою репутацию и связи с инвесторами по всему миру. Они не концентрировали свое внимание на изучении того, как создать благоприятный климат для бизнеса, не занимались отбором наиболее перспективных должностных лиц, которых следовало подготовить к тому, чтобы передать им дела в будущем. «Железо» принесло прямую и мгновенную выгоду городу Сучжоу, и его руководители поставили это себе в заслугу. Руководители в Пекине, в свою очередь, стремились перенять «программное обеспечение», чтобы извлечь выгоду от его распространения в других городах, используя сингапурский опыт создания благоприятных условий для развития бизнеса.

Вместо того, чтобы безраздельно уделять внимание развитию ИПС и сотрудничать с нами в осуществлении проекта, как было обещано, власти Сучжоу использовали связи с Сингапуром, чтобы развивать свою собственную промышленную зону – Новый район Сучжоу (НРС – Suzhou New District). Они ущемляли ИПР в плане выделения земельных участков и затрат на развитие инфраструктуры, которые они контролировали. Это делало ИПР менее привлекательным для инвесторов, чем НРС. К счастью, многие крупные МНК оценили наше участие в проекте и сделали выбор в пользу ИПС, несмотря на более высокую стоимость земли. Поэтому, несмотря на все трудности, мы добились существенного прогресса в развитии ИПС. В течение трех лет удалось привлечь инвесторов к осуществлению более 100 инвестиционных проектов общей стоимостью почти три миллиарда долларов. Средний объем инвестиций, приходившийся в Сучжоу на один инвестиционный проект, был самым высоким в Китае. Осуществление этих проектов привело бы к созданию более 20,000 рабочих мест, 35 % которых требовали специального образования. Председатель управления Специальной экономической зоны заявил, что «в течение всего лишь трех лет ИПС стал первоклассным, по китайским меркам, проектом как с точки зрения темпов развития, так и с точки зрения стандартов, достигнутых в осуществлении проекта».

Этот прогресс был достигнут в условиях нараставших трудностей. Конкуренция между НРС и ИПС смущала потенциальных инвесторов и отвлекала внимание официальных лиц Сучжоу от главной цели проекта – передачи опыта. События достигли кульминации в середине 1997 года, когда вице-мэр Сучжоу, который управлял НРС, заявил на встрече с немецкими инвесторами в Гамбурге, что президент Цзян Цзэминь не поддерживал развитие ИПС, что немецким инвесторам будут рады в НРС, а потому Сингапур им был не нужен. Это делало наше положение ненадежным, – мы тратили впустую слишком много времени, энергии и ресурсов, преодолевая сопротивление местных властей.

Я поднял эту проблему с президентом Цзян Цзэминем в декабре 1997 года. Он заверил меня, что развитие ИПС было его главным приоритетом, и что проблемы на местном уровне будут решены. Несмотря на заверения, полученные на самом верху, местные власти не прекратили поддерживать НРС в конкуренции с ИПС. У нас были основания полагать, что они залезли в долги так глубоко, что, прекрати они активную поддержку НРС, это привело бы к серьезным финансовым трудностям. В июне 1999 года, после многочисленных переговоров, мы пришли к соглашению о перераспределении обязанностей в рамках совместного предприятия, созданного сингапурским консорциумом и властями Сучжоу. Сингапурский консорциум согласился сохранить за собой контрольный пакет акций, и контроль над реализацией проекта, и обязался к концу 2000 года завершить работы по осуществлению первой стадии проекта на площади 8 квадратных километров. После этого контроль над осуществлением проекта должен был перейти к властям Сучжоу, которые обязались завершить создание индустриального парка на площади 70 квадратных километров, используя первый участок освоения площадью 8 квадратных километров в качестве модели. Сингапурский консорциум обязался продолжать участвовать в проекте на правах младшего партнера на протяжении, как минимум, еще трех лет, до 2003 года, а также помочь китайским руководителям проекта организовать обслуживание инвесторов в ИПС.

Это был болезненный опыт. Обе стороны полагали, что явное сходство языка и культуры поможет уменьшить число проблем в отношениях между сторонами, каждая из которых ожидала, что поведение другой стороны будет похожим. К сожалению, хотя мы и не испытывали языковых проблем, наша культура ведения бизнеса полностью отличалась от китайской. Сингапурцы свято соблюдают контракты, – это нечто само собой разумеющееся, если мы подписываем соглашение, то делаем это окончательно и бесповоротно. Любые разногласия по поводу того, что означают те или иные подписанные документы, должны разрешаться судом или арбитражем. Мы уделяем большое внимание составлению документов на английском и китайском языках, причем обе версии имеют одинаковую силу. А для властей Сучжоу подписанный договор является выражением серьезных и искренних намерений, но отнюдь не всеобъемлющим обязательством, – его можно изменить или интерпретировать по-другому, в связи с изменившимися обстоятельствами. Мы полагались на законы и систему в работе; китайцы же руководствовались официальными директивами, которые часто не публиковались, а их интерпретация зависела от понимания официальными лицами на местах.

Возьмем, к примеру, проблему снабжения электроэнергией. Несмотря на то, что провинциальное правительство Сучжоу заключило с нами письменный договор, включавший обязательство снабжать ИПС электроэнергией в определенных объемах, оно не смогло добиться от соответствующих инстанций выполнения этого обещания. Чтобы решить эту проблему, мы получили разрешение от властей Сучжоу построить дизельную электростанцию. После того как электростанция была построена, нам заявили, что строительство дизельных электростанций не поощрялось ведомством, отвечавшим за снабжение энергией, поэтому пользоваться ею запрещено. Официальные лица муниципалитета объяснили, что они не обладали каким-либо контролем над энергетическим ведомством, но ведь когда они согласились с нашими планами строительства электростанции, они уже знали, что энергетическое ведомство обладает всей полнотой власти в этой сфере, и не сказали нам, что мы должны были параллельно получить одобрение последнего. Потребовались месяцы переговоров, весь индустриальный парк оказался под угрозой закрытия, – только тогда вопрос был решен. Пять лет работы в Сучжоу дали нам хорошее понимание «гибкой» китайской деловой культуры и познакомили с запутанной, многоуровневой системой китайской администрации. Мы научились тонко разбираться в китайской системе управления и обходить препятствия и тупики, что позволило нам добиться того, что завершение нашего проекта не обернулось полным провалом, а увенчалось частичным успехом.

Система управления Китаем отличается исключительной сложностью. После двух столетий упадка, начавшегося с правления династии Цин, китайские руководители столкнулись ныне с задачей огромной сложности – необходимостью создания современной системы управления и изменения образа мышления и привычек официальных лиц, усвоивших традиции имперского чиновничества.

Китай все еще является бедной страной с множеством отсталых провинций. Для разрешения внутренних проблем страны необходим устойчивый экономический рост. По мере того как развитие Китая подходит к тому рубежу, когда страна будет обладать достаточным весом, чтобы навязывать свое влияние в регионе, Китаю необходимо будет определиться в судьбоносном вопросе: быть ли ему гегемоном и использовать свой вес, чтобы создать сферу влияния в регионе для обслуживания собственных экономических и политических интересов; или продолжать развитие в качестве добропорядочного члена международного сообщества, ибо, соблюдая правила игры на международной арене, Китай сможет добиться более высоких темпов экономического роста.

Китай неоднократно заявлял, что он никогда не станет гегемоном. Интересы всех и каждого требуют, чтобы к моменту выбора Китаю были представлены все необходимые стимулы для того, чтобы избрать путь международного сотрудничества, что позволило бы направлять энергию страны на протяжении последующих 50 – 100 лет в созидательное русло. Это означает, что Китай должен располагать экономическими возможностями, развиваться мирно, не нуждаясь в том, чтобы силой прокладывать себе доступ к источникам сырья или рынкам сбыта товаров и услуг. Такие многосторонние международные организации как ВТО создали систему справедливых и одинаковых для всех правил, позволяющих осуществлять свободный обмен товарами и услугами. В результате, любая страна может оставаться в пределах своих границ и повышать благосостояние своего народа путем развития торговли, инвестиций и иных форм обмена с другими странами. Следуя этим путем, немцы и японцы смогли восстановить свои страны после Второй мировой войны, несмотря на то, что территория этих стран сократилась, и им пришлось разместить соотечественников, высланных из бывших колоний и оккупированных территорий. Несмотря на сократившиеся размеры территории и уменьшившийся объем природных ресурсов, обе страны, получив доступ к международным рынкам через МВФ и ГАТТ, процветали как никогда ранее. Если у Китая не будет возможности пойти тем же путем, то миру придется смириться с существованием агрессивного Китая. В этом случае США будут не одиноки в своем беспокойстве относительно того, что предпримет Китай, когда он окажется способным бросить вызов современному мировому порядку, установленному Америкой и ее партнерами в Европе.

Коммунистическая партия Китая сталкивается с серьезными трудностями. Коммунизм потерпел неудачу в мировом масштабе, и китайский народ знает об этом. Но КПК не потерпела неудачу, ибо она освободила Китай, объединила его и позволила людям накормить и одеть себя. Несмотря на катастрофу, пережитую в период «большого скачка» (1958 год) и «культурной революции» (1966–1976 годы), китайцы гордятся тем, что иностранцы больше не могут безнаказанно нарушать суверенитет Китая, как это было в те времена, когда они пользовались правом экстерриториальности в рамках иностранных концессий.

Я столкнулся с интересным примером быстрых перемен, происходящих в Китае, когда в сентябре 1994 года я прибыл в аэропорт Чжэнчжоу (Zhengzhou) во внутренней провинции Хэнань (Henan). В аэропорту поджидала очередь старых китайских лимузинов «Красное знамя». Я знал, что Хэнань не принадлежала к числу процветающих прибрежных провинций, но не ожидал, что они все еще пользовались лимузинами «Красное знамя». К моему удивлению, секретарь КПК Ли Чанчун (Li Changchun) и я были приглашены проследовать к новому «Мерседесу-600». Меня заинтересовало то, насколько фамильярно водитель и партийный секретарь разговаривали между собой. Позже, когда я остался наедине с водителем, я спросил, сколько он зарабатывает, работая шофером. Он ответил, что он, вообще-то, – владелец машины. Партийный секретарь Ли Чанчун хотел одолжить машину для обслуживания моего визита, и он решил сам поехать за рулем, чтобы встретиться со мной. Шесть лет назад он работал мастером на фабрике, но, после того как Дэн Сяопин провозгласил, что «быть богатым в Китае – почетно», он ушел в бизнес. Теперь у него – три фабрики, на которых занято примерно 5,000 рабочих, собирающих электронные изделия, а также три автомобиля, включая этот «Мерседес – 600».

Китай меняется быстро и бесповоротно. Правительство и КПК тоже меняются, но не так быстро, как экономика и общество в целом. Чтобы продемонстрировать народную поддержку, КПК разрешила проведение выборов в деревнях и районах. При избрании высших должностных лиц в провинциях членам партии, которые не были выдвинуты партийной организацией, разрешено выставлять свои кандидатуры, конкурируя с официальными кандидатами. В 1994 году губернатором провинции Чжэцзян (Zhejiang) стал кандидат, который победил на выборах выдвиженца компартии. Легитимность власти КПК основывается сегодня на тех благах, которые принесли рабочим и крестьянам реформы, начатые Дэн Сяопином в 1978 году. К числу этих благ принадлежит улучшение питания, жилищных условий, снабжения одеждой и потребительскими товарами, – в целом, более высокий уровень жизни, чем тот, что китайцы когда-либо имели на протяжении своей истории. Тем не менее, китайцы знают, что китайцы на Тайване, в Гонконге и Макао живут лучше, чем они, потому что их экономика основывается на принципах свободного рынка. До тех пор, пока КПК сможет добиваться результатов и улучшать условия жизни людей, никто не будет оспаривать легитимность ее власти. Так может продолжаться на протяжении жизни еще одного поколения китайцев. Политика КПК заключается в том, чтобы привлечь в партию самых лучших и наиболее способных людей. Многие из членов партии вступили в нее, чтобы избежать неудобств, связанных с отсутствием членства в партии, но к изучению теории марксизма-ленинизма-маоизма они относятся с прохладцей.

На протяжении следующих 50 лет китайцам необходимо добиться перемен в трех областях. Во-первых, в преобразовании плановой экономики в свободную рыночную экономику. Во-вторых, в превращении преимущественно деревенской страны в городскую. В-третьих, в трансформации общества, жестко контролируемого коммунистами, в гражданское общество. По ряду причин Китай может сбиться с нынешнего курса и не догнать развитые индустриальные страны. Первой и наиболее важной из этих причин являются отношения с Тайванем. Если китайские лидеры почувствуют, что Тайвань собирается провозгласить независимость и может быть потерян для Китая, они не станут предаваться отвлеченным расчетам, и могут предпринять действия, грозящие непредсказуемыми последствиями. Другой причиной является то, что на сегодняшний день 30 %-35 % из 1,300 миллионов китайцев проживают в небольших городках и городах. К 2050 году горожане будут составлять 80 % населения, они будут хорошо информированы и способны пользоваться средствами коммуникаций для организации массовых акций. Им это будет сделать проще, чем тем членам секты «Фалуньгун» (Falungong), которые, используя Интернет, организовали встречу 10,000 своих последователей в Пекине в апреле 1999 года, устроив сидячую демонстрацию вокруг резиденции лидеров КПК Чжуннаньхай. Политические структуры Китая должны позволить гражданам страны принимать более широкое участие в жизни общества и самим решать свою судьбу, иначе со стороны людей будет усиливаться давление, которое может дестабилизировать общество, особенно в период экономического спада.

Третьим фактором будет увеличение разрыва в уровне доходов, темпов экономического роста и качестве жизни между зажиточными прибрежными провинциями и отсталыми внутренними районами. Какие бы усилия не предпринимало центральное правительство по строительству автомобильных и железных дорог, аэродромов и других объектов инфраструктуры с целью развития промышленности, торговли, инвестиций и туризма во внутренних районах, они все равно будут отставать. Это может усилить недовольство среди крестьян, вызывая серьезные трения и массовую миграцию. Кроме того, по мере заселения коренными китайцами (Han) пограничных районов страны: Тибетского и Синьцзян – Уйгурского автономных районов, провинции Цинхай (Tibet, Xinjiang, Qinghai), – могут возникнуть проблемы между ними и представителями национальных меньшинств.

Четвертым, и наиболее мощным фактором, будут изменения в мотивации и системе ценностей следующего поколения китайцев. Народ и правительство хотят построить современный, сильный и единый Китай, чего бы это ни стоило. Повышение уровня образования и расширение общения с внешним миром приведет к появлению людей, обладающих более обширными знаниями об окружающем мире, поддерживающих частые и многочисленные контакты с людьми из других стран. Они захотят, чтобы уровень и качество жизни, индивидуальные свободы людей в китайском обществе были такими же, как и в других развитых странах. Это стремление является мощной движущей силой, которую лидеры других государств используют, чтобы двигать нацию вперед. В частности, на образ мышления китайской интеллигенции будет оказывать большое влияние то, как будет осуществляться управление обществом на Тайване, в Японии, в Корее, – странах, культура и традиции которых сходны с китайскими.

Обострение некоторых проблем может привести к серьезным последствиям для Китая. Это кризис банковской системы и огромная безработица как результат реформирования государственных предприятий при отсутствии адекватной системы социального обеспечения. Это и старение населения, что приведет к тому, что поддержка престарелых родителей станет тяжелым бременем на плечах поколения людей, выросших в семьях с одним ребенком. Это, наконец, загрязнение окружающей среды.

Тем не менее, проблемой, грозящей наиболее пагубными последствиями, является коррупция. Коррупция стала частью китайской административной культуры, ее будет сложно уничтожить даже после проведения экономических реформ. Многие члены КПК и правительственные чиновники в провинциях, городах и районах коррумпированы. Еще хуже то, что коррумпированы многие официальные лица, которые по долгу службы должны заниматься поддержанием законности: сотрудники правоохранительных органов, прокуроры, судьи. Главной причиной этих проблем является разрушение моральных норм общества во время «культурной революции». Провозглашенная Дэн Сяопином в 1978 году политика «открытых дверей» расширила возможности для коррупции.

Руководство Китая хочет создать юридическую систему, включающую все необходимые для этого учреждения. Поскольку китайские лидеры понимают, что общественные институты, необходимые для соблюдения принципа верховенства закона в гражданском обществе не могут существовать в моральном вакууме, то они вновь и вновь подчеркивают важность учения Конфуция для воспитания населения. Власти также начали кампанию «трех лозунгов» («three stresses campaign»), пытаясь очистить ряды партии. Членам партии предлагается обсуждать проблемы учебы, политики, чести и достоинства. Тем не менее, до тех пор, пока официальным лицам платят нереально низкую заработную плату, подобные увещевания будут производить незначительный эффект, несмотря на то, что наказания за коррупцию являются очень суровыми, включая длительные сроки тюремного заключения и даже смертную казнь.

Тем не менее, начиная с 1978 года, прагматичным, решительным и способным руководителям Китая удалось провести государственный корабль между всеми этими рифами. Им подчиняются, им доверяют, они располагают готовыми преемниками, такими же компетентными, находчивыми и даже более образованными, чем они сами. Если будущие лидеры Китая будут сохранять прагматичный настрой, им удастся преодолеть эти трудности.

За два с половиной десятилетия, прошедшие со времени моего первого визита в Китай в 1976 году, я видел, как менялась страна. Наибольшее удивление у меня вызывали не новые дома, автострады, аэропорты, а изменения в отношении людей к делу, в их привычках и их растущее желание высказывать свои мысли. В стране пишутся и издаются книги, которые в 70-ых – 80-ых годах считались бы подрывной литературой. Свободный рынок и современные средства коммуникаций сделали общество более открытым и прозрачным. На протяжении следующих двух десятилетий они изменят Китай в той же степени, что и за два предшествующих.

Моя надежда на то, что Китай будет прогрессивно развиваться, зиждется на лучших и наиболее способных представителях молодого поколения, которые в последние годы учились или много путешествовали за рубежом. Более 100,000 китайцев обучаются сейчас в США, Японии, странах Западной Европы. Сегодняшние лидеры Китая в возрасте 60–70 лет прошли через школу войны с Японией и обучались в аспирантуре в России. Их образ мышления не претерпит серьезных изменений. Многие из их детей, получивших докторские степени в американских университетах, смотрят на мир совершенно иначе. У вице-премьера Сян Сишена, бывшего министра иностранных дел Китая, есть сын, Сян Нин (Qian Ning), который работал в редакции «Жэньминь жибао» и вскоре после событий на площади Тяньаньмынь отправился в США, чтобы изучать журналистику в университете Энн Арбор (Ann Arbor). Он учился в Америке на протяжении четырех лет, а, вернувшись, написал искреннюю книгу, которая была опубликована и продавалась в Китае. Впечатления человека с таким безупречным происхождением весьма показательны, ибо они отражают образ мышления молодого поколения китайцев, которым за тридцать. Он написал: «Я понял простую истину: мы, китайцы, по крайней мере, представители молодого поколения, можем жить совершенно иной жизнью… Китайские женщины снова получили свободу. Все, что они потеряли – это только цепи традиций, а взамен они обрели свободу. Я считаю, что, побывав в Америке, свои оковы теряют не только женщины. Мужчины и женщины, которым по 20–30 лет, получившие образование на Западе, в интеллектуальном плане наилучшим образом соответствуют нуждам китайской модернизации. Они познакомились с новыми идеями и знаниями в странах, которые значительно отличаются от их собственной. Через 20–30 лет их поколение изменит Китай. Вероятно, они уже поняли, что даже после того, как Китай будет восстановлен в качестве великой индустриальной державы, он уже не будет „Срединной империей“ (Middle Kingdom), центром вселенной, а станет лишь одним из развитых государств».

Американцам лучше занять по отношению к Китаю гибкую позицию. Китайцы – особый народ, с особой культурой и историей. Создавая современную экономику, стремясь к получению передовых технологий, Китай будет меняться, но скорость этих изменений будет соответствовать характеру китайского общества, которое будет стараться сохранить свои ценности и традиции, свою связь с прошлым. Бесконечная критика Китая по поводу недостатка демократии в стране или несоблюдения прав человека только настроит целое поколение китайцев враждебно по отношению к Америке и окружающему миру. Это – не преувеличение. Когда в мае 1999 года, в результате трагической случайности, было разрушено китайское посольство в Белграде, я поначалу подумал, что демонстрации, проходившие в Китае под лозунгами, напоминавшими лозунги времен «культурной революции», были организованы. Тем не менее, наше посольство в Пекине сообщило, что китайцы были действительно возмущены и оскорблены тем, что они восприняли, как попытку Америки запугать и подавить Китай. Провоцируя подобную реакцию, американцы вряд ли вносят вклад в дело укрепление мира и стабильности. Американцам придется понять, что для того, чтобы проведение некоторых реформ стало возможным, необходимо время; и проводиться подобные реформы будут не под давлением американских экономических или моральных санкций, не для того, чтобы соответствовать американским нормам, а самими китайцами и для достижения целей, поставленных самими китайцами.

Еще до бомбардировки посольства двусторонние отношения между США и Китаем уже были достаточно напряженными, после того, как президент Клинтон отверг серьезные уступки, сделанные премьер-министром Чжу Чжунцзи в апреле в Вашингтоне, на переговорах о вступлении Китая в ВТО. Когда я встретился с Чжу Чжунцзи в Пекине в сентябре, он подробно остановился на этом вопросе и сказал, что не станет отказываться от сделанных предложений, но взамен также потребует серьезных уступок. Четыре дня спустя, присутствуя в Шанхае на заседании глобального форума, проводимого журналом «Форчун» (Fortune Global Forum), Генри Киссинджер и я убеждали Роберта Рубина (Robert Rubin), секретаря Казначейства США, который ушел в отставку в июле после блестящего завершения своего шестилетнего срока, поговорить с президентом Клинтоном. Несколько дней спустя я повторил то же самое Госсекретарю США по вопросам обороны Вильяму Коэну (William Cohen), посетившему Сингапур. Коэн, которого не надо было убеждать в выгодах членства Китая в ВТО, поднял этот вопрос с президентом.

15 ноября 1999 года, после пятидневных напряженных переговоров, проходивших в Пекине, Китай и США достигли соглашения. Премьер-министр КНР Чжу Чжунцзи, посетивший Сингапур через две недели после того, чувствовал себя расслаблено. Он приписывал успех переговоров вмешательству президента Цзян Цзэминя. Чжу Чжунцзи сказал мне, что вступление в ВТО было для Китая не вполне безопасным, тем не менее, если бы лидеры Китая не верили, что они смогут преодолеть эти проблемы, Цзян Цзэминь никогда бы не пошел на этот шаг. Ответственность за выполнение решения Цзян Цзэминя лежала на Чжу Чжунцзи, но принятие болезненных, хотя и необходимых мер облегчалось теперь тем, что решение о вступлении в ВТО было принято президентом.

Должно быть, и для Китая, и для США при достижении этого соглашения стратегические соображения играли такую же важную роль, как и экономические выгоды. Членство Китая в ВТО поможет ему провести реструктуризацию своей экономики, повысить ее конкурентоспособность и темпы экономического роста в долгосрочной перспективе, но при этом Китай должен будет стать законопослушным членом международного сообщества.

На протяжении последних сорока лет я наблюдал за тем, как изменились корейские, тайваньские и японские официальные лица и представители деловых кругов. Бывшие представители традиционной, изоляционистской и националистической элиты теперь полны уверенности в себе и непринужденно обсуждают американские и западные идеи. Многие из них получили образование в США и не испытывают вражды по отношению к американцам. Это не говорит о том, что жители Китая, сознающие статус своей страны как потенциально великой державы, изменятся так же, как и жители Тайваня. Будут ли китайцы настроены дружественно, нейтрально, либо враждебно по отношению к Америке, – зависит от Америки. Имея дело с древней цивилизацией, ожидать быстрых перемен неразумно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.