ЛЕКА-ДЛИННЫЙ

ЛЕКА-ДЛИННЫЙ

Если Родина в бой зовет,

комсомольская клятва — свята.

Вот и мой наступил черед,

Чтобы выполнить долг солдата.

Наша юность на смерть идет.

От рожденья мы все крылаты.

Я готов. Ухожу в полет.

Ожидайте меня, ребята!

Не сверну, не согнусь — не трус!

Пусть машина огнем объята.

Я домой уже не вернусь…

Вспоминайте меня, ребята!

Лека-Длинный, который здесь, на фронте, был для подчиненных лейтенантом Дубровиным, перед вылетом проинструктировал летчиков своей эскадрильи и сказал:

— А теперь — по самолетам! Будьте готовы и ждите сигнала. Две зеленые ракеты — взлет. Черняк, как самочувствие? Пойдете на задание?

Молодой паренек, стоявший с унылым видом и неуверенно поглядывавший на Леку, словно чувствовал за собой вину, вдруг преобразился и радостно воскликнул:

— Так точно, товарищ лейтенант!

— Отлично! — сказал Лека. — Полетите со мной в паре.

— Есть! — с детским восторгом крикнул Черняк.

Летчики разошлись, а Лека, оставшийся у своего самолета, еще долго смотрел вслед Коле Черняку, думая о том, что надо его подбодрить. Совсем недавно Коля пришел в эскадрилью прямо из летного училища, ему было всего девятнадцать, и хотя самому Леке было ненамного больше, двадцать один, он считал себя уже «стариком» по сравнению с молодым летчиком, сделавшим свой первый боевой вылет только вчера. Вылет прошел не совсем удачно: Коля все время отрывался от ведущего и, когда отстал на изрядное расстояние, на него чуть не напали два «мессера», внезапно выскочившие из облака. Только благодаря Леке, вовремя заметившему опасность, все кончилось благополучно. Естественно, сегодня Коля рвался в полет, чтобы реабилитировать себя, и Лека понимал это.

До вылета оставалось четверть часа. Отойдя от самолета в сторонку, Лека закурил и по привычке посмотрел на небо, определяя погоду на ближайшее время. С утра шел дождь, но уже к полудню распогодилось, и теперь, к шести часам вечера, в степи дул небольшой ветерок, шевеля густую траву, а по синему небу плыли на восток редкие серебристо-серые тучки. В этот день Лека уже дважды по тревоге вылетал на боевое задание со своими ведомыми и даже сбил «юнкерс», восьмой самолет, уничтоженный им здесь, в небе Донбасса.

Опустившись на сочную апрельскую траву, Лека выбросил недокуренную папиросу и потянулся, весь расслабившись. Можно было полежать так несколько минут, ни о чем не думая.

Но не думать Лека не мог. Снова и снова мысли его возвращались к Тимохе. Вместе они по окончании военного летного училища прибыли сюда, в отдельную истребительную эскадрилью, полгода назад, воевали все это время рядом. Часто летали парой, выручая друг друга в бою, и никогда Леке не приходило в голову, что Тимоху, лучшего летчика эскадрильи, могут сбить раньше него. Прошло три недели с того дня, когда Тимоха, погнавшись за «рамой», не вернулся на аэродром, и Лека даже не знал, жив ли он. В тот день Лека вылетал на разведку глубоко в тыл врага, и только потом товарищи рассказали ему, как это случилось.

Лека поднялся с земли, еще раз посмотрел на стоянки, где ожидали сигнала истребители, и подошел к своему «Яку», который был полностью готов к вылету. Сейчас ему предстояло повести шестерку Як-9 «на укол». Это был один из тех полетов, когда, залетев глубоко во вражеский тыл, часто на полный радиус действия самолета, истребители сами выбирали себе цель на земле и, неожиданно поразив ее своим огнем, сразу же возвращались домой.

Здесь, в Донбассе, линия фронта долгое время была стабильной, и немцы вели себя сравнительно спокойно. Но последние полмесяца во вражеской прифронтовой полосе стало заметно некоторое оживление: все чаще по дорогам двигались на восток колонны войск и техники, обозы, а это было признаком того, что враг что-то замышляет. Полеты «на укол» стали обычным явлением.

В эскадрилье сейчас насчитывалось всего шесть летчиков, из них двое новеньких, прибывших несколько дней назад. Теперь, когда Тимохи, заместителя командира эскадрильи, не было, а комэск Логинов лежал в госпитале после ранения, эскадрилью водил Лека, заменивший командира. Он еще не привык к своему новому положению и каждый раз тщательно продумывал весь полет, чтобы не упустить какую-нибудь важную деталь. Вот и сейчас, в последние минуты перед вылетом, он мысленно пролетел все расстояние до цели и назад.

Лека уже надевал парашют, когда откуда-то из-под мотора вынырнул техник Гриненко и, вытирая замасленные руки ветошью, с сочувствием спросил:

— Что, товарищ лейтенант, опять будете за «рамой» гоняться? Или какое другое задание?

Когда-то Гриненко мечтал стать летчиком, но в летное училище не попал: его забраковала летная комиссия. Однако он всегда живо интересовался всем тем, что происходило в воздухе.

— Другое.

— А как же «рама»? Так и будет своевольничать?

— Ничего, когда-нибудь я все-таки подловлю ее, проклятую! Не уйдет! — ответил Лека со злостью.

— Не уйдет! — уверенно повторил за ним Гриненко, но в голосе его прозвучали тревожные нотки.

В Донбассе воевал его младший брат, поэтому Гриненко был особенно заинтересован, чтобы «раму», которая наводила свою артиллерию на наши цели, сбили поскорее.

Лека молча влез в кабину, надел шлемофон. «Рама» не выходила из головы. Именно из-за этого самолета-разведчика, двухфюзеляжного «Фокке-Вульф-189», прозванного «рамой», был сбит Тимоха. Теперь Тимохи не было, а «рама» продолжала систематически появляться в районе передовой на том участке, где действовала эскадрилья.

Немецкая «рама» была неуловима. Почти каждый вечер, когда было еще светло, она прилетала к передовым позициям, неожиданно появлялась с запада, где опускалось солнце, и ходила вдоль линии фронта, корректируя расположение огневых точек и указывая цели своей артиллерии. Заметив «раму», дежурные истребители немедленно поднимались с аэродрома и спешили ей навстречу. Но догнать ее никто не мог. Она всегда успевала вовремя развернуться и скрыться, маскируясь в лучах заходящего солнца.

Чтобы встретиться с «рамой», Лека перепробовал все возможные варианты: дежурил на аэродроме в полной боевой готовности, сидя в кабине самолета и ожидая сигнала на вылет; барражировал в воздухе в том районе, где она обычно появлялась; выжидал на соседнем аэродроме, чтобы потом зайти наперерез ей, сбоку, — все напрасно. Летчик «фокке-вульфа» как будто заранее знал все планы Леки и читал его мысли. Ни разу «рама» не попала впросак.

Раньше за «рамой» охотился Тимоха. Когда однажды он все-таки выследил ее и, зайдя незаметно с тыла, с запада, попытался атаковать «раму», на него напали два «мессера», появившихся неизвестно откуда. Возможно, они охраняли самолет-корректировщик. Одного «мессера» Тимоха сбил, а что было дальше, никто не знал.

Лека ходил мрачный и злой. Его эскадрилья истребителей Як-9, приданная стрелковому корпусу, выполняла самые разные задания в интересах наземных войск, и только одно задание оставалось невыполненным. «Рама» неизменно уклонялась от встречи с истребителями. Она продолжала точно наводить свою артиллерию на цели, расположенные вблизи от передовой. Войска несли потери.

Наступило время вылета. По сигналу Лека поднялся в воздух первым, за ним взлетели остальные самолеты. Шестерка строем ушла на запад.

Полеты «на укол» проходили, как правило, успешно и почти без потерь. Внезапно появляясь над целью, истребители штурмовали вражеские аэродромы, железнодорожные станции, эшелоны, автоколонны на дорогах и вообще все, что представляло военный интерес. На этот раз Лека выбрал колонну грузовых автомашин, которая двигалась по шоссе к фронту.

Истребители один за другим пикировали, штурмуя колонну. Сделав несколько заходов, «Яки» подожгли все двенадцать машин.

Домой Лека летел в отличном настроении. День был удачным: в первом вылете он сбил «юнкерс», теперь — успешный полет «на укол». Поглядывая на своих ведомых, он ни на секунду не прекращал следить за воздухом, чтобы избежать неожиданной встречи с немецкими самолетами: вступать в бой сейчас, когда почти все боеприпасы израсходованы, было бы неразумно.

Рядом летел Коля Черняк. Лека видел его лицо, обрамленное шлемом, и ему казалось, что это Тимоха. Сегодня Коля не отставал, во время штурмовки поджег две машины, и Лека был им доволен.

До линии фронта было уже недалеко, высоко в небе висели розовые пушистые облачка, и Лека подумал, что через какие-нибудь три-четыре минуты, когда самолеты приземлятся, он непременно объявит Коле благодарность, как вдруг он увидел ее… «Рама»! Двухфюзеляжный самолет, освещенный лучами закатного солнца, был отчетливо виден на фоне предвечернего неба. «Рама» ходила вдоль передовой и, как всегда, уточняла цели для обстрела. Видимо, она еще не успела заметить истребители, летящие с запада, и спокойно выполняла свою работу. От радости Лека задрожал. Нет, сегодня ему чертовски везло! Редкий случай. Теперь ненавистная «рама» не ускользнет! Сегодня он, Лека, зайдет со стороны солнца, и ей некуда будет деваться…

Вот только горючее… Полет «на укол» был долгим, и горючего оставалось в обрез. Лека быстро проверил количество бензина: стрелка показывала почти нуль. В баках осталось ровно столько, сколько было необходимо, чтобы дойти до своего аэродрома. Но размышлять об этом теперь, когда «рама» находилась под самым носом, не имело смысла. Отлично понимая, что другой такой возможности разделаться с пей уже не представится, Лека готов был идти на любой риск, только бы уничтожить проклятый самолет.

Зная, что у ведомых горючее тоже на исходе, он решил действовать один. Покачав крыльями, Лека приказал всем истребителям продолжать полет к аэродрому, а сам резко отвернул в сторону и стал набирать высоту, чтобы оказаться выше «рамы». В этот момент он увидел, что Коля по-прежнему летит рядом, отколовшись от группы. «Вот чертов парень! Лезет на рожон!» — выругался про себя Лека и снова приказал всем без исключения ведомым идти на аэродром. Неохотно Коля подчинился.

Ругая молодого летчика за непослушание, Лека в глубине души был признателен ему, что в трудную минуту он не хотел оставлять своего командира одного. Точно так поступил бы и Тимоха… Бросившись навстречу «раме» почти без горючего, Лека отчетливо представлял себе, чем это может кончиться.

Его истребитель мчался наперерез «раме», которая уже обнаружила самолеты и, не теряя времени, увеличила скорость, пытаясь отойти на большее расстояние. Крепко сжав ручку управления, Лека весь напрягся. Только бы не упустить! Догнать! Теперь, когда корректировщик наконец попался, он должен его уничтожить!

Лека заходил сверху сзади. «Рама» пыталась менять курс, виляя то вправо, то влево, но он упорно преследовал ее. Маневрируя, она стремилась уйти на север, туда, где линия фронта делала изгиб, и таким образом увлекала Леку глубже в свой тыл.

Но Лека теперь не думал ни о какой линии фронта. Удобнее момента не найти… Сейчас он выпустит в «раму» все снаряды до последнего! Прицелившись, Лека с силой нажал гашетку… Тишина!.. Эта тишина оглушила его сильнее, чем самый громкий взрыв. И хотя Лека отлично понимал, почему не стреляет пулемет и молчит пушка, понимал, что боеприпасы полностью израсходованы при штурмовке колонны, он продолжал яростно нажимать гашетку…

Воспользовавшись моментом, «рама» резко изменила курс, нырнув куда-то вниз. На какое-то время Лека потерял ее из виду, чертыхнулся, но тут же отыскал самолет и пошел прямо на него со снижением. Нет, не уйдет проклятая «рама»! И он снова вспомнил Тимоху, который, ничего не боясь, бросился за «рамой», охраняемой двумя истребителями… Лека мгновенно принял решение. Собственно говоря, он принял это решение еще тогда, когда заметил «раму», но только сейчас осознал по-настоящему. Ведь он с самого начала предполагал, что ему может не хватить ни горючего, ни боекомплекта. И тогда останется единственный способ — таранить «раму».

«Рама» отстреливалась. Но Лека подходил к ней сзади все ближе и ближе, стараясь уклониться от летящих в его сторону пулеметных трасс. Вражескому стрелку, сидевшему за турелью пулемета, трудно было вести прицельный огонь, так как «рама» виляла из стороны в сторону. Немецкий летчик еще не догадался, что истребитель стрелять не может.

Стиснув зубы, подавшись вперед, Лека слился со своим «Яком», ощущая любое движение истребителя как свое собственное. Перед ним был большой силуэт двухфюзеляжного «фокке-вульфа» — больше для него ничего не существовало. Только «рама», которую он должен сейчас таранить.

Ближе… Еще… Вот он, хвост… Черные кресты на фашистском самолете выросли до небывалых размеров. Остаются считанные метры… Секунда — и воздушный винт «Яка» коснется хвоста… «Лучше рубить сверху», — подумал Лека и двинул ручку управления вперед, опуская нос истребителя на хвост «рамы».

При ударе самолет сильно затрясло, и Лека быстро отвалил в сторону. Тряска прекратилась. Винт истребителя продолжал вращаться, мотор работал: удачно… «Рама» клюнула носом и резко пошла вниз, кренясь набок. Теряя высоту, она валилась то на одну, то на другую сторону, и Лека с чувством удовлетворения подумал, что сейчас она упадет на землю и это будет ее конец. Он уже отвернул к линии фронта, думая теперь, как бы дотянуть до своих, потому что горючее могло кончиться с минуты на минуту, как вдруг заметил, что «рама», прекратив снижение, выровнялась, приняв нормальное положение, и, спокойно развернувшись, как ни в чем не бывало продолжала лететь на запад. Лека не поверил своим глазам — уходит! Значит, все напрасно? Значит, справилась или обманула?!

И опять он рванулся к «раме». Используя высоту, сумел догнать ее и занял выгодную позицию, чтобы повторить все сначала. Лека действовал обдуманно, сознавая, что на этот раз все будет гораздо сложнее. Чтобы сбить «раму» наверняка, он решил таранить ее на большей скорости.

Летчик «фокке-вульфа» уже не боялся обстрела, зная теперь совершенно точно, что истребитель стрелять не может. На полной скорости «рама» уходила на запад, увлекая за собой истребитель. Но Лека не отставал от нее.

И вот перед ним опять хвост «рамы». С двумя килями. Хвост, по которому сейчас с силой ударит воздушный винт истребителя… Снова Лека вспомнил Тимоху. Тимоха не успел… Значит, должен он, Лека… Факт! Ну, Лека!

Раздался сильный треск. Такой треск, что в первое мгновение Леке показалось — это разваливается на части его истребитель. Потом сразу стало тихо… В этот момент Лека не думал о себе. Важно было одно: свалить «раму».

Качнувшись с крыла на крыло, «рама» стала падать… Пронеслась мысль: неужели — опять?! Опять справится и… Нет, на этот раз удар был сильным, даже, кажется, слишком сильным…

При ударе о вражеский самолет пострадала и Лекина машина. На истребителе сломался винт, поврежденный мотор заглох. В наступившей тишине Лека перевел «Як» в планирование, направив его в сторону линии фронта. Сам Лека был цел и невредим.

Истребитель, опустив нос, со снижением шел к земле, за ним тянулся дымный шлейф. Высота быстро падала, и уже не могло быть никаких сомнений, что до своих не дотянуть.

Несколько раз Лека оглянулся назад, следя за «рамой», которая, беспомощно кувыркаясь, неслась к земле.

Неожиданно откуда-то сверху на снижающийся «Як» спикировали два «мессера», развернулись над ним и, не сделав ни единого выстрела, ушли на восток. Очевидно, немецкие летчики решили, что на самолет, который был обречен, не стоило тратить ни времени, ни снарядов.

Мотор дымил все сильнее, в кабину стало пробиваться пламя. Хорошо понимая, что остается только одно — покинуть самолет, Лека медлил. Внизу были немцы. Прифронтовая полоса… Но прыгать надо было. Прыгать как можно скорее, пока еще возможно, пока есть высота…

Лека открыл фонарь кабины и, нащупав кольцо парашюта, вывалился из самолета, подхваченный струей воздуха. Когда над ним раскрылся белый купол и он почувствовал, что повис в воздухе, он стал разглядывать землю, проплывавшую внизу. Где-то на этой земле ему предстояло опуститься. В стороне у дороги что-то вспыхнуло, оттуда повалил дым. Лека догадался, что это взорвалась «рама»…

Вскоре он отыскал на земле свой истребитель, от которого тянулась светлая полоса дыма. Лека определил, что дым уносит ветром в восточном направлении, и это его обрадовало.

Он искал глазами траншеи передовой линии, но никак не находил. Парашют медленно вращался вокруг оси, и земля плыла, плыла по кругу, словно карусель. Но вот вдалеке блеснула извилистая лента реки, а перед ней Лека различил прерывистую ломаную линию траншей. Нет, слишком далеко… За рекой тоже были траншеи, еле заметная полоска, где находились паши позиции. Лека скорее угадывал, чем видел эту полоску. Нет, не дотянуть, факт…

Сердце сжалось… Никогда еще он не чувствовал, как больно сжимается сердце.

Если раньше, всего несколько минут назад, Леке было почти безразлично, что с ним произойдет и останется ли он жив, то сейчас, когда «рама» была уничтожена, когда сам он, потеряв самолет, опускался на территорию, занятую врагом, и почти не оставалось шансов, что его не заметят и не схватят сразу же после приземления, он страстно хотел спастись, не попасть в руки немцев, добраться до своих.

Солнечные лучи уже покинули землю, и она потеряла свою яркую окраску, но здесь, на высоте, Лека еще видел кусочек ослепительно багрового диска, медленно уходившего за горизонт, словно погружавшегося в далекое невидимое море. Исчезало солнце, и ему казалось, что вместе с солнцем исчезает надежда на спасение.

Парашют сносило на восток, и мало-помалу Лека стал замечать, что движется в сторону линии фронта гораздо быстрее, чем предполагал сначала. И вновь у него появилась слабая надежда, что, может быть, ему удастся перелететь узенькую полоску реки. Если, конечно, ничего не случится… А могло случиться самое страшное… Но сейчас Лека даже думать об этом не хотел. Только на всякий случай вытащил пистолет из кобуры и сунул в карман брюк.

По мере того как Лека снижался, предметы на земле становились все более крупными, и земля все быстрее набегала на него снизу. Теперь уже он совершенно отчетливо видел машины, стоявшие группами, ехавшие по дорогам, огневые позиции, отдельные деревья в садах и вдоль дороги, людей, которые снизу наблюдали за ним.

Приблизились и траншеи. Глубокие, разветвленные, с отростками, в которых были оборудованы пулеметные гнезда, они напоминали Леке длинных хвостатых ящериц с широко расставленными лапами. В траншеях ходили, сидели, стояли немцы в серо-зеленой форме. Многие, запрокинув голову, смотрели вверх, ожидая, когда приземлится летчик. Лека даже различал их лица…

Сильный ветер уносил парашют дальше, вот уже немецкие траншеи оказались прямо внизу, а высота еще есть, и Лека, боясь в это поверить, теперь уже точно определил, что опустится за рекой, где-то возле своих траншей. Он уже высматривал удобное для приземления место и даже нашел ровную, почти не изрытую площадку, когда увидел, что солдаты в немецких траншеях, спокойно стоявшие и наблюдавшие за ним, вдруг зашевелились, задвигались. Чувствуя, что движение это имеет прямое отношение к нему, Лека старался не думать о том, что вот сейчас-то и произойдет то страшное, чего он больше всего боялся…

На какое-то мгновение Лека закрыл глаза. И вспомнилась ему планерка, парашютная вышка, ребята-планеристы. И никакой войны еще нет, просто он прыгнул с вышки и летит вниз… А на земле ждут ребята, и Тимоха кричит: «Длинный, подогни ноги — запутаешься!..»

Когда он открыл глаза, то увидел, что немецкая траншея уже начала медленно уплывать назад, а немцы поспешно вскинули автоматы, приготовившись стрелять. По спине у Леки пробежал холодок, и волосы зашевелились под шлемом. Неужели убьют?! Сейчас, когда он почти на земле, когда его ждут свои… Он это видел, видел, как махали из дальних траншей солдаты и что-то кричали. Может быть, кричали не ему а немцам, чтобы те не стреляли. Леке и самому хотелось крикнуть: «Подождите! Не стреляйте!»

Немецкая траншея медленно уплывала, и ветер сносил Леку дальше, к своим, за речку. Еще немного, всего несколько секунд — и он приземлится на ровной площадке, которую выбрал, сразу же за длинной изогнутой траншеей, где Леку ждали…

Но немцы целились в него, и Леке казалось, что целятся они уже целый час. Нет, не думать об этом! Не думать!.. Вот они, свои… Еще самую малость… Чуть бы подскользнуть — рановато… Только не смотреть в ту сторону, где целятся…

Один из немцев, махнув рукой, что-то крикнул остальным, присел, сдвинул каску назад и выпустил длинную автоматную очередь. Почти одновременно раздались другие выстрелы — немцы стреляли со всех сторон, прямо в Леку…

И сразу послышалось тяжелое уханье миномета, который стоял за дальними траншеями, — по немецкой траншее открыли огонь наши минометчики.

Сначала Лека почувствовал боль в ноге, потом толчок в грудь… Земля завертелась перед глазами. «Убьют!.. Не успею… Факт…» — мелькнуло где-то в гаснущем сознании.

Изрешеченный парашют камнем понесся вниз, не долетев до переднего края. Когда Лекины ноги коснулись земли, он уже не дышал.

Упал Лека на нейтральную полосу, и долго еще, до наступления темноты, из-за мертвого летчика велась перестрелка. А когда стемнело, его вынесли с нейтральной полосы свои разведчики.

Похоронили Леку в полку. О том, как он погиб, рассказал мне много лет спустя Виктор, узнавший об этом от Коли Черняка.