ГЛАВНАЯ КОМАНДА СТРАНЫ

ГЛАВНАЯ КОМАНДА СТРАНЫ

В сборную я впервые попал в семьдесят девятом году. Все случилось буднично, просто. В конце очередной тренировки Константин Иванович, как водится, проинформировал, где и когда состоится следующее занятие. И затем, чуть выждав, сообщил:

- ...А Хидиятуллин, Гаврилов, Ярцев, Шавло, Гесс и Дасаев завтра со сборной отправляются в Новогорск для подготовки к матчу с командой ГДР.

Мою фамилию Бесков почему-то назвал последней. Я сперва даже толком ничего не понял. Видно, устал и уже думал о том, как бы поскорее оказаться в душе под расслабляющей струей воды. Стоявший рядом Женя Сидоров, наверное, догадавшись, что я не расслышал самого главного, пошутил:

- Не отменили бы матч, Ринат. Узнают немецкие нападающие, что в воротах Дасаев, испугаются и откажутся от игры. Так что твой дебют в сборной может и не состояться...

Тут только до меня дошло, что сказал Бесков.

- Это правда? - все еще не веря услышанному, спросил я его, когда ребята уже ушли.

- Что правда?

- Ну, насчет сборной?..

- Конечно, правда, Ринат. Или ты считаешь, что не заслужил этого? - улыбнулся Константин Иванович.

Если быть до конца откровенным, о сборной я втайне подумывал. В газетах к тому времени меня перестали называть неопытным, начинающим. Напротив, чаще и чаще отмечали уверенность, надежность. А после Спартакиады народов СССР признали одним из лучших игроков в команде Москвы, в составе которой я завоевал первую в своей жизни золотую медаль.

Но главное - игра моя устраивала Бескова. И про себя я думал: если нашего «Старшего» пригласят возглавить сборную (а такие разговоры после ничьей с финнами, поставившей под угрозу выход нашей команды в финал европейского чемпионата, велись), то есть надежда, что он обратит внимание и на меня.

Словом, я ставил себе целью попасть в сборную. И с еще большим азартом трудился на бесчисленных зарядках и тренировках, не переставая повторять про себя: «Я должен, должен, могу...»

Выход в финал первенства Европы полностью зависел от результата матча в Греции.

Ровно за неделю до нашего отъезда в Афины должна была состояться последняя контрольная встреча в Лужниках со сборной ГДР - командой упрямой, «колючей», способной доставить неприятности кому угодно.

Кроме нас, в сборную были включены московские и тбилисские динамовцы и несколько игроков из других клубов. Киевляне сказались нездоровыми и на сбор не прибыли, что моментально породило среди болельщиков массу всевозможных разговоров и догадок.

Этими разговорами я не интересовался - не до того было. Тренировался, к ребятам присматривался, как и положено новичку, больше слушал и помалкивал. Но одно уловил сразу же: все, как один, быстро прониклись уважением к Бескову. Это видно было хотя бы по тому, как проходили тренировки, - интересно, с настроением. И конечно, все ждали, какой Константин Иванович на сей раз игровой план предложит.

Это стало известно на установке, когда он объявил, что в средней линии выступят Кипиани, Гаврилов и Максименков - полузащитники, организаторы, умеющие поддержать наступление. Значит, вариант Бесков предлагал атакующий, «спартаковский», в который верил, который любил.

Готовился я к матчу вместе с Колей Гонтарем - он из тех людей, с кем всегда легко и просто. Он уже тогда, несмотря на некоторую видимую угловатость, завоевал репутацию решительного, проверенного вратаря. Держал Николай себя со мной так, словно мы с ним давние друзья-товарищи.

Даже когда объявили, что на игру Бесков выбрал из нас двоих меня, Коля первым подошел ко мне и, ободряюще подмигнув, сказал: «Поспокойнее, Ринат. Главное, старайся все время держать себя в руках».

Я и сам понимал, что от этого многое зависит. Но чем меньше времени оставалось до начала матча, тем труднее становилось сдерживать все нарастающее волнение. На разминке казалось, что с ним удалось справиться. А когда матч начался, меня буквально заколотило.

Соперники знали, что перед ними «сырой» вратарь-дебютант (у них с информацией о сопернике дело хорошо поставлено), и старались не давать мне передышки - и верхом мяч в штрафную посылали, и били из любых положений.

В общем, работы хватало. И как-то незаметно к середине первого тайма волнение исчезло. А после того как удалось парировать два опаснейших удара Штрайха и Ридигера, почувствовал, наконец, уверенность и спокойствие, о котором говорил перед игрой Николай.

Матч хотя и товарищеский, но по накалу иному турнирному не уступал. Публика не скучала. Опасных моментов, которые так любит зритель, у моих и Грапентина ворот было немало. Один из них мы, наконец, использовали: Эдик Гесс резко отдал мяч в район штрафной Юрчишину, тот переправил его Гаврилову. И Юрий, будто бильярдный шар в лузу, аккуратно «положил» его в левый от себя угол.

Лучшими среди наших игроков газеты в той встрече признали Хидиятуллина и Кипиани. «Хидя» и впереди и сзади много потрудился, везде поспевал вовремя. Дато сыграл в своем стиле - тонко, грамотно. И меня похвалили, что не оробел, не дрогнул, справился с волнением.

Бесков после матча казался озабоченным. Видно, чувствовал, что трудности впереди. Но с победой всех поздравил, поблагодарил за старательность. Некоторым высказал короткие, меткие (в его стиле) замечания. Когда очередь до меня дошла, спросил: «Ну что, Ринат, понял, какая это особая ответственность - за сборную играть?»

В ответ я лишь устало кивнул головой.

Впервые я понял тогда еще и то, как велика вера в болельщиков в сборную. И хотя дела ее в отборочном турнире европейского первенства шли неважно, пятьдесят тысяч их пришли поддержать команду, за которую в стране болеют все.

Сборная по-настоящему проверяет, кто и чего стоит в футболе - независимо, игрок он или тренер. Здесь каждый на виду. Со всеми своими плюсами и минусами. Вот почему те, кто выдержал испытание главной командой страны, кто оправдал высокую честь защищать ее цвета, никогда не исчезнут из памяти большого футбола.

Это я понял после испанского чемпионата, где вместе с товарищами встретился с совершенно незнакомым футболом, совершенно иного уровня.

Такие турниры, как испанский чемпионат мира, экзаменуют по самому большому счету. Свои истинные возможности я смог раскрыть именно в Испании.

Возвратиться к чемпионату хочу не только для того, чтобы рассказать о своих тогдашних переживаниях, но и о том, что творилось с нашей сборной и почему, вопреки ожиданиям, не удалось нам добиться на чемпионате большего, чем хотя и престижного, но никого, конечно, не устроившего места в десятке.

Но сначала о событиях, предшествовавших первенству, когда сборная, возглавленная Бесковым, делала первые шаги на пути к нему.

...В Афинах мы проиграли. Хотя соперник был не из самых сильных. И голевых моментов у нас было достаточно, чтобы по-иному сложилась игра. Но счастье на этот раз оказалось не на нашей стороне.

Дело, конечно, не в счастье, рассчитывать на которое в таких матчах по меньшей мере несерьезно. Пожалуй, что сыграли роль труднопреодолимые для нас в тот момент обстоятельства.

Поле на стадионе «Панатинаикос» непривычно мало по размерам, жесткое, словно бетонная плита, и неровное, как проселочная дорога.

Согласен, что классная команда, собирающаяся решать большие задачи, должна показывать хорошую игру при любых обстоятельствах, уметь перестраиваться, преодолевать неожиданные трудности. Но в тот момент сборная, в очередной раз созданная заново, процентов на восемьдесят состояла из необстрелянных новичков. Попав на поле, которое после утренней разминки Юрий Гаврилов очень точно окрестил «огородом», мы лишились главного козыря - возможности сыграть в свою игру - техничную, комбинационную, многоходовую. Энергия главным образом уходила на укрощение мгновенно ставшего строптивым и непослушным мяча. Создавались стопроцентные ситуации для забивания гола, реализовать которые мы так и не смогли. В первом тайме Кипиани после паса Максименкова оказался один против греческого вратаря Константину. Но протолкнул под ним мяч очень тихо. Вскоре сам Максименков, целясь в угол пустых ворот, угодил в штангу. Рамаз Шенгелия из хорошего положения пробил чуть мимо... Для победы - о ничьей уже и не говорю - перечисленного вполне бы хватило. Ведь у греков возможностей забить гол было намного меньше.

И одну из них они не упустили.

Минуте к двадцать пятой, когда их неистовые атаки, проходившие под рев бушевавшего, словно проснувшийся вулкан, стадиона, стали потихоньку затихать, Николудис и Ордизоглу, пытавшиеся все время по флангам пробраться в нашу штрафную, разыграли между собой такую знакомую, но всегда неожиданную «стенку» (только на сей раз верхом) и привели в короткое замешательство наших защитников. Когда Николудис с мячом рванулся к моим воротам, Бубнов и Никулин вдвоем бросились перекрывать его. Увидев, что оба они опаздывают, на помощь им заспешил и я. Но греческий форвард успел нанести удар. Мяч угодил Никулину в ногу и, перелетев через меня, оказался в сетке.

Не пропусти мы в тот момент досадный этот гол, подержи мяч, успокойся, и от собственных бесплодных атак хозяева наверняка бы начали уставать. И напор их ослабел бы. Но та игра, на которую так рассчитывал Константин Иванович, к которой призывал на установке, не получилась. Греческая команда чувствовала себя на привычном поле уверенной и свободной. А мы нервничали, суетились. В спешке ошибались непростительно много.

Но никто из нас потом в оправдание неудачи о поле не вспоминал. Тем более Бесков. И переживал он ее особенно остро еще и потому, что в Афинах не удалась игра, с помощью которой он надеялся вывести сборную из сложной турнирной ситуации.

Скорее всего не было ничего такого уж неожиданного в том поражении. Для Бескова это был первый официальный матч в сборной после пятнадцатилетнего перерыва. Для многих ребят - вообще дебют. Возможно, окажись рядом с нами несколько партнеров опытных, способных не теряться в любой обстановке, тех, кого называют лидерами, матч сложился бы иначе. Но за исключением, пожалуй, Кипиани, их в афинском матче в составе не оказалось...

Но футбольная жизнь продолжалась. Сборная должна была идти дальше.

Как всегда после очередной неудачи, стали широко обсуждать ее будущее. Одно «ценное» предложение сменяло другое. Но суть всех сводилась примерно к следующему: «Необходим новый тренер. Уж тот наверняка окажется прозорливее и удачливее, чем его предшественники».

Наконец, после сомнений и колебаний решили, что ее вновь возглавит Константин Иванович. И сезон сборная завершала с ним.

Мы - спартаковцы - знали: Бескова неизбежный «нулевой цикл» вряд ли может смутить. И верили, что у нашего «Старшего» должно получиться.

...Наступил восьмидесятый - олимпийский - год. Приближался очень важный турнир. Но, думая о нем, Бесков в каждом своем интервью, на каждом собрании не уставал повторять: «Наша цель - мировой чемпионат. Олимпиада станет очень важным этапом подготовки и проверки на пути к нему».

В сборной появлялись и проверялись все новые и новые футболисты. Большинство из них в Испанию по разным причинам не попало. Но по пути к ней новички помогали тренерам определять, каким же образом строить и крепить игру, какие звенья усиливать.

И игра вырисовывалась все четче и четче.

С конца февраля и до начала Олимпиады мы провели пять встреч.

В Софии обыграли сборную Болгарии, в Мальме - Швеции, в Рио-де-Жанейро - Бразилии, а в Москве -Франции и Дании. Да и соотношение мячей вполне соответствовало игре - тринадцать забитых голов при пяти пропущенных. Согласитесь, показатель убедительный.

Все встречи я провел без замены. Это давало некоторое основание считать, что причин для недовольства моей игрой пока нет. Но какими бы удачными ни оказывались они для меня, Бесков все равно находил недостатки, не давал успокаиваться, убеждал, что обольщаться рано и пользу может принести только строгое, критическое отношение к себе.

- Присматривайся ко всему на поле, запоминай, старайся улавливать суть игры тех, кто атакует твои ворота, - не переставал говорить «Старший».

И я присматривался, учился.

К примеру, в Мальме я довольно быстро понял, что наибольших неприятностей можно ожидать от Шеберга, Нильссона и Линдерота, улавливающих тонкости атаки. Не зря их на мировом чемпионате в Аргентине отмечали.

Но, сосредоточив на них главное внимание, не успел вовремя переключиться на стремительный маневр находившегося в начале встречи в тени полузащитника Нордгрена. Выскочив из засады, он крученым ударом забил мне мяч.

Конечно, истина, что опасен может быть любой из соперников, мне была известна. Но по наивности, обычно свойственной необстрелянным игрокам, я продолжал делить их на более или менее грозных.

В Москве, месяц спустя, в матче с французами я вел себя уже по-другому. И, не забывая о высокой репутации Трезора, Тиганы, Платини, Лякомба, старался не терять из вида и остальных. Урок Мальме не прошел даром. Когда левый защитник Босси, прежде не проявлявший активного интереса к атаке, решительно пошел вперед и оказался с мячом почти в моей вратарской, я, однако, успел с помощью Хидиятуллина помешать ему.

В Рио-де-Жанейро, на «Маракане», я был весь внимание, следил за каждым шагом игроков бразильской сборной, включая и вратаря Раула, первым начинавшего организацию наступления партнеров. И то, что Нуньесу удалось открыть счет, отнюдь не было следствием моей рассеянности. Просто технически он все выполнил безупречно: чуть подработал мяч и сразу же стрельнул из-под ноги попытавшегося ему помешать Сулаквелидзе.

С атакой бразильского образца я познакомился впервые. И хотя наслышан был о ней и прежде, но, как и мои партнеры по обороне, не предполагал, что она окажется столь неистовой и мощной.

Признаюсь, поначалу у меня от мелькавших, словно неуловимые солнечные зайчики, желтых маек бразильцев в глазах зарябило. Но вскоре я разобрался, что крайние защитники Нелиньо и Жуниор совершают рейды только по своим флангам, а в середину, откуда удобней нанести прицельный удар, смещаются мало. Зико же, напротив, предпочитал прорывы, применяя свой знаменитый дриблинг, главным образом через центр. А баскетбольного роста Сократес как рыба в воде чувствовал себя в воздушных дуэлях и во время розыгрыша штрафных, свободных и угловых требовал особого внимания. Но самым главным (и это я тут же усвоил) было не пропустить момент удара, который бразильцы наносили так же мгновенно и решительно, как нажимает на спусковой крючок оружия опытный снайпер.

И прояви я здесь растерянность хоть на долю секунды, вряд ли удалось бы вовремя среагировать на «выстрелы» Серезо, Зико и вышедшего потом на замену Эдера.

...Мы учились играть в сборной. И открывали для себя совершенно новый футбол, требования которого оказались значительно жестче, чем в матчах внутреннего календаря.

На нашу победу в Рио еженедельник «Футбол-хоккей» откликнулся красивым разворотом под красноречивым заголовком - «Испытание «Мараканой». Для нас это было еще и испытание сборной.

Испытания мы выдержали главным образом потому, что к встрече с бразильцами подошли, приобретя пусть небольшой, но все-таки позволяющий ориентироваться в сложной малознакомой обстановке иного футбола опыт...

Предвижу вопрос: «А почему же тогда после столь впечатляющей серии побед в начале восьмидесятого года, включая победу на «Маракане», на олимпийском турнире в Москве мы оказались лишь третьими?»

Частично я ответил на него, когда говорил, что, хотя сборная в канун Олимпиады заметно подняла свою репутацию, успешно сыграв с болгарами, шведами, французами, датчанами и бразильцами, «обкатку» в больших официальных турнирах пройти еще не успела. Вот и споткнулась неожиданно для многих в первом таком -олимпийском.

Винить, по-моему, некого. Ведь Олимпиада, как и мировой чемпионат, раз в четыре года проводится. И, не поварившись в котле подобных страстей, не испытав напряжения и колоссальной ответственности каждого матча, бойцом не станешь.

Вот почему в подобной сложнейшей обстановке даже футболист, которого можно отнести к тем, кого принято называть «прошедшим огонь и воды», может растеряться и не показать всего того, на что способен.

Это я понял в Испании.

В Москве же среди олимпийцев, которых собрал Константин Иванович, оказалось подавляющее большинство тех, кто провел за сборную считанное число встреч. Да и то главным образом товарищеских: Балтача и Прокопенко - по одной, Никулин - три, Сулаквелидзе и Чивадзе - по четыре, Романцев - пять, Черенков - шесть, а Газзаев, Андреев, Оганесян, Челебадзе и я - по семь.

Вот и получилось, что защитная линия оказалась собранной в основном из игроков малоопытных. Что свою роль и сыграло.

Мы проиграли в полуфинале команде ГДР из-за единственной грубой ошибки в обороне. Я о ней уже подробно рассказывал. И не одни мы промашки допускали - у полузащитников и форвардов их тоже хватало.

Но они не забили. А мы пропустили.

Это я к тому, что просчеты обороны ни в какое сравнение не идут с теми, что допускаются у чужих ворот. И тот олимпийский полуфинал лишнее тому подтверждение.

Опыта в первую очередь не хватило. Опыта больших турнирных испытаний...

На событиях от Афин до олимпийской Москвы я не случайно так подробно остановился потому, что в них сборная, которой предстояло выступать на чемпионате мира, проверялась, «обкатывалась», примеряла игру.

...Постепенно круг претендентов на места в сборной сужался. Травмы вывели из числа членов сборной Родины и Романцева. На смену Лозинскому из минского «Динамо» был приглашен Сергей Боровский.

Думаю, Бесков не случайно столько внимания уделял защитной линии. Дело здесь не в стремлении добиваться результатов прежде всего за счет крепости обороны. Напротив, тренеру хотелось, чтобы защитники не только умело справлялись со своими прямыми обязанностями, но и были еще активны в атаке, стремились бы поддерживать, а при возможности и завершать ее.

И если судить по играм в Испании, в лице Демьяненко и Чивадзе таковых нашел. Хотя, наверное, надеялся, что и остальные защитники не окажутся в стороне.

В «Спартаке» Константин Иванович начал с создания коллектива, в котором бы не было «воздержавшихся», а все решалось бы единогласно. И в сборной «Старший» стремился к этому. Призывая очередного кандидата, прежде всего уделял внимание его чисто человеческим качествам.

Могу смело сказать - в конце восемьдесят первого, когда мы досрочно стали финалистами испанского первенства, сборная была уже сильна своей определившейся игрой, собрала в своем составе достойных исполнителей, относившихся друг к другу и тренерам уважительно и с полным доверием...

На следующий день после предпоследнего отборочного матча с командой Уэльса над Тбилиси стоял густой туман. Наши надежды улететь в Москву первым рейсом сразу же стали такими же неопределенными, как и переменчивая ноябрьская погода. Проведя в бесполезном ожидании в аэропорту часа полтора, мы вернулись в Дигоми, на базу тбилисского «Динамо», которую гостеприимные хозяева предоставили сборной для подготовки. Вполне понятно, что настроение было испорчено, всем хотелось домой. Но с природой в данном случае спорить бесполезно.

- Ничего, - утешал нас приехавший на базу потренироваться после болезни Давид Кипиани, - не переживайте. Вот позвоню через час в небесную канцелярию и закажу вам солнце. А вообще, куда спешите? Оставайтесь, отдохните у нас в Грузии. Места и тепла всем хватит.

Что касается грузинского тепла, то это не было красноречием Дато. Сколько ни приходилось играть в Тбилиси за сборную ли или «Спартак», всякий раз с удовольствием выхожу на поле стадиона «Динамо», трибуны которого, как правило, до отказа заполнены зрителями. Радостно и тепло на сердце оттого, что знаю: люди, пришедшие сюда, любят и понимают футбол.

А главное - никогда не теряют веры увидеть настоящую игру.

При всем своем темпераменте, видимой горячности грузинский болельщик отнюдь не принадлежит к той категории фанатиков, признающих и видящих на поле только «своих». Он умеет с уважением и вниманием относиться к любому сопернику, мгновенно оценивая его футбольные способности радушием и аплодисментами.

Тренер сборной Уэльса Майкл Ингленд, подопечных которого мы обыграли в Тбилиси, на послематчевой пресс-конференции остроумно заметил: «Даже поражение в присутствии такой чуткой и понимающей аудитории, какой оказались тбилисские болельщики, не вызывает чувство досады. Если бы была возможность, то некоторые из своих встреч наша команда провела бы здесь, в столице Грузии. Тогда, возможно, все для нас сложилось бы в отборочных играх иначе...»

Тбилисцы и нам старались скрасить время ожидания вылета, чтобы оно прошло быстро и незаметно. Узнав о задержке рейса, в Дигоми тут же примчался всегда улыбающийся, веселый Слава Калистратович Метревели. Мгновенно усадил всех нас в автобус и повез показывать самые красивые уголки древнего города, не переставая всю эту импровизированную экскурсию шутить и рассказывать забавные футбольные истории.

А когда туман наконец рассеялся, когда из-за тяжелых серых туч сперва робко, а потом все смелее начало проглядывать долгожданное солнце, наш добровольный гид, прощаясь, сказал: «Успехов вам, ребята. Успехов, удачи и крепкой дружбы. Без этого в Испании, ох, как трудно придется...»

Уж кому-кому, а Метревели известно, что значит на поле крепкая, настоящая дружба. И как много с ее помощью можно добиться.

Мы разъезжались в разные города - Москву, Минск, Ростов-на-Дону, Киев. И, прощаясь, говорили друг другу добрые и очень нужные всегда слова напутствия. Говорили от всей души потому, что за последние пару сезонов успели узнать и проверить возможности и характер каждого, научиться чувствовать локоть товарища.

По крайней мере нам, впервые в своей жизни ставшим участниками чемпионата мира, так казалось. И мы верили друг в друга...

В Тбилиси, в раздевалке, после встречи со сборной Уэльса, еще не остыв от недавних переживаний, Олег Блохин сказал мне: «В каких только турнирах не играл, Ринат, а вот на чемпионатах мира не доводилось ни разу. Ведь так можно было и из футбола уйти, не узнав, каков он на самом деле».

Я понимал Олега, возраст которого уже к тридцати подходил. Это была, пожалуй, последняя возможность для него осуществить давнюю мечту. Ведь никто из форвардов, подобных Блохину, обычно так ретиво опекаемых безжалостными защитниками, не знает, когда придется бутсы на гвоздь повесить...

Обстановка в сборной, как я уже говорил, была очень хорошей, в которой приятно и тренироваться, и играть.

Каким образом тренерам удалось этого добиться?

Не думаю, что у Бескова были какие-то особые секреты. Игра и результаты подтверждали правильность выбранного им в работе направления. И лучше всяких слов способствовали укреплению тренерского авторитета. А это в свою очередь создавало атмосферу доверия, взаимопонимания в коллективе.

Нет более действенной силы убеждения игрока, чем тренерский авторитет. Авторитет Константина Ивановича был для всех нас несомненен.

В чем, в чем, а в этом мне удалось убедиться. Естественно, что каждый из тренеров, с кем приходилось работать в сборной, стремился завоевать ее своими, уже проверенными в клубе методами. Но ожидаемые результаты это приносило не всегда.

В восемьдесят первом году вместе с Константином Ивановичем со сборной стали работать Валерий Васильевич Лобановский и Нодар Парсаданович Ахалкаци - старшие тренеры киевского и тбилисского «Динамо». Какая роль им предназначалась - помощников Бескова или его полноправных соратников, не знаю, как не берусь судить о том, так ли уж необходимо было их приглашать в команду.

Но, как мне показалось, на первых порах ничего с созданием тренерского «кабинета» не изменилось. По-прежнему главной фигурой во время занятий, разборов и прочих учебных дел был Константин Иванович. И поэтому обстановка в коллективе сохранялась деловая, которая помогала с настроением тренироваться и играть.

С Лобановским и Ахалкаци до этого я был мало знаком. Знал о них по рассказам игроков из руководимых ими команд. Сравнивая теперь увиденное с услышанным, я с интересом присматривался к обоим. И все сильнее убеждался, насколько разные они по характеру, по взглядам на футбол, на свое тренерское дело люди.

Авторитет у того и у другого был большой. Под руководством Валерия Васильевича киевляне выигрывали Кубок кубков и Суперкубок. С Нодаром Парсадановичем тбилисцы становились обладателями Кубка кубков.

В сборной Лобановский был так же инициативен и деятелен, как и в своей команде. Ахалкаци же вел себя более сдержанно, с присущим ему достоинством и внешним спокойствием. Думаю, что, в отличие от Валерия Васильевича, Нодар Парсаданович понимал, что должен больше помогать, чем руководить. Поэтому старался проявлять максимум тактичности и сдержанности во всем.

После чемпионата мира подвергся самому горячему обсуждению вопрос о расширении тренерского состава. Большинство споривших считали решение о создании тренерского триумвирата ошибочным. Оно, по их мнению, не только не пошло на пользу, а, напротив, внесло ненужные осложнения в жизнь сборной.

Меня всегда удивляет категоричность, с которой делались и делаются подобные заявления.

Поэтому не хочу в споре участвовать, а просто продолжу рассказ о дальнейших событиях в жизни сборной, который, надеюсь, даст возможность многое понять и взглянуть на ее выступление в Испании с иных позиций.

...Что мы знали о чемпионате мира?

Теперь, по прошествии времени, в преддверии очередного мирового первенства, дорога к которому пробивается гораздо труднее, чем четыре года назад, могу смело сказать: «Ничего!»

Нет, конечно, то, что событие это особое и что в Испании многое может оказаться совершенно незнакомым, мы предвидели, разумеется. Но представить до конца все будущие трудности не смогли.

Кое-какую школу сборной мы уже прошли и определенный опыт успели приобрести, потому и надеялись, что сумеем в новой обстановке разобраться что к чему.

Это вовсе не зазнайство или самоуспокоенность. Подобного настроения в сборной не было. Но, сыграв удачно в Рио с всегда высоко котировавшимися бразильцами, а в Аргентине вничью с чемпионами мира, мы имели определенные основания полагать, что в Испании хуже других не окажемся. И международная футбольная пресса включила нашу сборную в число фаворитов предстоящего первенства.

Одним из последних контрольных матчей стала встреча с аргентинской сборной ровно за два месяца до отъезда в Испанию. Проходила она в Буэнос-Айресе на поле стадиона «Ривер Плейт», того самого, где за четыре года до этого хозяева, к невероятной радости соотечественников и удивлению остальных, стали обладателями высшего футбольного титула.

Чуть раньше в Мар-дель-Плата мы уже встречались с аргентинцами. И, обменявшись голами, с миром разошлись. На сей раз подтекст встречи был уже иным.

Проверяя себя в матче с самими чемпионами мира и присматриваясь к ним, мы заодно прикидывали и свои возможности быть среди сильнейших. Не скажу, что игра в Буэнос-Айресе нам удалась. Не было привычной легкости. Возможно, сказалась утомительная дорога или вполне естественное для такой встречи волнение. И больше внимания мы уделяли разрушению атак аргентинцев, чем организации своих.

Майка Тенгиза Сулаквелидзе, опекавшего восходящую звезду хозяев - невысокого крепыша Марадону, уже через пятнадцать минут почернела от пота. Юркий аргентинец успевал не только сам выходить на удобную для обстрела ворот позицию, но и выводил на удар мощного Кемпеса и энергичного Диаса. Эта троица принялась, причем довольно серьезно, с самого начала терзать нашу оборону.

Раза два опасно пробил Кемпес. Стоило немалого труда парировать его хлесткие удары. А в одном эпизоде мне помогла штанга, отразившая мяч, посланный улучившим-таки момент Марадоной. И все-таки аргентинцы добились своего. Рванувшийся на свободное место Диас получил пас и оказался в нашей штрафной. К нему устремился Балтача. Видя, что Сергей не может помешать нападающему, я тоже бросился навстречу аргентинцу. Но тот уже нанес резкий удар. И мяч, хотя и коснулся моих рук, оказался в сетке.

Сравнять счет удалось Оганесяну во втором тайме. Сделал это Хорен красиво, застав врасплох голкипера аргентинцев Филолу, искусным ударом головой.

«Русские станут на сцене испанского первенства заметными действующими лицами», «Сборная СССР оказалась крепким орешком для чемпионов мира!», «Элегантный грузин с достоинством выдержал спор с так и не забившим гола Марадоной...»

Такими заголовками прокомментировали матч аргентинские газеты. Вполне понятно, что подобные отзывы вселяли в нас уверенность. Но тренеры, в отличие от ребят, особых восторгов не проявляли.

- Могли сыграть лучше. Особенно в атаке, - единодушно заявили они после встречи.

На обратном пути домой в самолете мы с Юрием Гавриловым долго обсуждали матч, детально разбирая его отдельные моменты и особенно неожиданные действия понравившихся нам аргентинских форвардов. И когда, вдоволь наговорившись, уже собирались вздремнуть, Юрий вдруг спросил: «А что ты думаешь, Ринат, как мы сыграем в Испании?»

- Не знаю... - неопределенно пожав плечами, откровенно признался я.

- Вот и я не знаю, - покачал головой, скорее всего, не ожидавший иного ответа Юрий.

И, отвернувшись, стал молча всматриваться в черневшее за окнами иллюминатора небо.

И оставшееся до отъезда на чемпионат время сборная жила обычной жизнью: кандидаты проходили последнюю проверку, тренеры ломали голову над окончательным вариантом состава команды, с которой собирались отправиться в дорогу. Казалось, все предусмотрено, однако трое из тех, на кого рассчитывали тренеры, выступить в Испании не смогли.

Вначале стало известно, что, устав от бесконечных травм, решил распрощаться с футболом Давид Кипиани. В середине мая выбыл из строя другой полузащитник - Леонид Буряк. А накануне вылета в Севилью в Лужниках за две минуты до конца последней контрольной встречи со вторым составом серьезно повредил колено вновь возвращенный в команду Хидиятуллин.

Еще не вступив в борьбу, мы потеряли трех ведущих игроков. Как недоставало команде их опыта, уверенности, выдержки - всего того, чего, увы, не под силу оказалось проявить некоторым из тех, кто был здоров, полон сил и выходил на поле.

С Давидом Кипиани я близко познакомился в сборной. И довольно быстро убедился, что футбол для этого человека не просто игра, увлечение, страсть. Футбол - вся его жизнь, с многообразием ее переживаний, эмоций, радостей и огорчений.

Его игровая манера - мягкая, техничная, основанная на постоянном контакте с мячом, а также неумение прятаться за спины партнеров и беречь себя делали Кипиани уязвимым для бесцеремонных опекунов. И редкую встречу Давид завершал, не пообщавшись в раздевалке с врачом. Но ни я, ни те, кому удалось играть рядом с ним, никогда не слышали от него сетований на свою судьбу.

Кипиани был лидером и в тбилисском «Динамо», и в сборной. Его умение вести себя спокойно, разговаривать, не повышая голоса даже в самые жаркие минуты спора, серьезнейшее отношение ко всему, связанному с футболом, всегда привлекали нас в Давиде.

И еще об одной черте Дато нельзя не сказать - о его доброжелательности, умении найти нужные слова в трудную для товарища минуту, поддержать, ободрить.

...После поражения в Афинах настроение у меня было отвратительное. Сидел в холле гостиницы, смотрел, как мигают за ее громадными окнами неизвестно куда летящие в темноте улицы автомобили. В голове полный сумбур. И еще - какая-то вялость, сразу же пришедшая на смену колоссальному нервному напряжению.

Не заметил, как подошел Кипиани.

- А тебя ищут, Ринат, - улыбнулся он.

И сел рядом, положив дружески руку на плечо.

- Не грызи себя. Не стоит. Сыграл ты вполне достойно. А то, что мяч пропустил, - так это со всяким случиться может. Тем более что твоей вины здесь нет...

Как нужны мне были эти слова в тот момент, эта поддержка! У меня словно камень с души свалился, поскольку я знал - Дато зря не скажет, не будет лукавить, даже с целью утешить.

Честен и принципиален Кипиани был буквально во всем. Мелочей для него не существовало. Помнится, в одной из многочисленных газетных публикаций о нем читателю сообщалось, что Давид не просто отличный футболист и образованный человек, но еще и специалист-переводчик, в подлиннике читающий Вильяма Шекспира. Надо было видеть негодующего Дато, в сердцах размахивающего газетой, возмущавшегося так, как это может только кавказец. Кто-то из ребят, наблюдавших эту сцену, простодушно посоветовал ему не обращать внимания на «байку» нечестного журналиста и посчитать ее неудачной шуткой.

- Как не обращать?! - сверкая глазами, кипел Дато. - Значит, мне теперь всем и каждому в Тбилиси надо объяснять, что это, видите ли, неудачная шутка. Ведь могут подумать, что Кипиани хвастун...

С тех пор Давид стал более осторожным в общениях с представителями прессы. А с некоторых пор и телевидения.

В восемьдесят первом году, осенью, в Тбилиси прибыла группа телевизионщиков, собиравшихся снять Кипиани и его семью для традиционного «Голубого огонька». Поскольку «Огонек» был новогодним, то Давида попросили дома праздничную обстановку создать - нарядить елку, стол накрыть. И к назначенному часу все было сделано на самом высшем уровне: на белоснежной скатерти неповторимым ароматом благоухали все дары национальной кухни, а в углу праздничными огнями мерцала новогодняя елка.

Но в намеченный срок телерепортеры не явились, позвонив и принеся извинения на следующее утро, попросив воспроизвести ту же обстановку уже к наступающему вечеру. Но ситуация повторилась в точности -был готов стол, вновь серебрилась красавица елка, с нетерпением ждали представителей телевидения хозяин и его супруга. Но...

Выручил давний друг Давида, комментатор грузинского радио и телевидения, весельчак, балагур и незаменимый тамада Тенгиз Сулханишвили, разыскавший на третий день своих незадачливых коллег в одном из таких же гостеприимных домов города, где те имели неосторожность дать согласие поздравить новобрачных и «немного» задержались.

Решение Давида расстаться с футболом удивило многих. Но не меня, уже успевшего хорошо изучить его характер: почувствовав после травмы, что на поле он уже не сможет быть прежним Кипиани - тонким, изящным, неуловимым для разъяренных опекунов футбольным тореадором, Дато подал в отставку.

Жизнь взаймы в футболе не для него...

Накануне испанского первенства мы потеряли не только великолепного игрока, но и настоящего товарища, на чье плечо мы всегда могли рассчитывать в самые трудные минуты.

В мае, незадолго до отъезда в Севилью, повредил ногу еще один ключевой полузащитник - Леонид Буряк.

Если вы хотите все узнать про этого светловолосого, очень симпатичного и приятного человека, то повнимательней присмотритесь к его игре. В ней проявляются главные качества Леонида - мягкость, самолюбие, спокойствие, уверенность, умение быть исключительно точным и последовательным.

Но основной козырь Буряка-игрока - пас. Не числился Леонид среди полузащитников - «движков», как любят порой называть тех, кто все девяносто минут челноками снуют по полю в разных направлениях. За что, случалось, кое-кто по недомыслию футбольному упрекал его в малой подвижности, а заодно и в медлительности, ненужной мягкости.

Верно, не был Буряк в сборной и у киевлян игроком-спринтером, рубакой, не совершал кинжальных проходов к воротам противника. Но не потому, что не хотел или боялся. Просто это не его футбол. За него по полю бегал мяч, слушавший его, как верный пес любимого хозяина. Потому и делал Ленечка с мячом все, что подсказывала ему его светлая футбольная голова.

Помните, какой гол забил Олег Блохин в Тбилиси в восемьдесят первом году в ворота сборной Уэльса?!

Помог-то ему Буряк, пославший мяч чуть ли не через все поле Олегу так, чтобы тот без нежелательного общения с жесткими защитниками валлийцев смог выскочить на ударную позицию и забить.

Да, нужен был нам Буряк в Испании. Очень нужен. Особенно, когда в цейтнотной встрече с командой Польши комбинационная игра, несмотря на все старания, никак у нас не вязалась. И за все девяносто минут не было даже намека на ту атаку, какая с таким блеском удалась Буряку и Блохину в матче с командой Уэльса, проходившем-то всего с полгода назад...

... В Севилью мы прилетели тринадцатого июня - в день моего рождения. В самолете на вопрос любезных стюардесс, не доставляет ли мне неприятных хлопот цифра тринадцать, ответил, что, напротив, очень люблю ее, что живу на тринадцатом этаже, в поезде с удовольствием занимаю полку под этим номером и пока все свои лучшие матчи провел именно тринадцатого числа.

Экипаж гостеприимного Ту, спецрейсом доставившего сборную прямо до места, пожелал нам успехов.

Команда в сопровождении целого отряда как на подбор статных и загорелых полицейских, не отходивших от нас вплоть до последнего дня, добралась до отеля и кинулась к телевизорам, на экранах которых уже вовсю разворачивались события первого матча чемпионата между аргентинцами и бельгийцами.

Сроки прибытия в Испанию обсуждались тренерами достаточно тщательно и долго. И решение вылететь накануне игры с бразильцами было принято в самый последний момент. И, как выяснилось, было абсолютно правильным. Несколько дней подготовки в удушающей сорокаградусной жаре вряд ли принесли бы пользу. Но, думая о погоде, тренеры, скорее всего, опасались, как бы мы - дебютанты такого грандиозного турнира - раньше времени не оказались в его раскаленной «атмосфере».

Потому и избежать перед стартом такой ненужной дополнительной психологической нагрузки удалось. И игра с бразильцами, после которой о сборной СССР тут же заговорили, у нас получилась.

Мы ехали на стадион с длинным и труднопроизносимым названием - «Рамон Санчес Писхуан», наблюдая, как за огромными стеклами автобуса в каком-то безумном непрекращающемся танце, крича и размахивая руками, бесновались бразильские болельщики, могучим десантом высадившиеся в Севилье.

Нечто подобное мне уже доводилось видеть два года назад на многотысячной ревущей «Маракане». И, глядя, как готовятся, подогревают себя перед матчем делегаты знаменитой бразильской «торсиды», уже легко представлял ее через час с небольшим вот такой же безудержной и кричащей на трибунах.

Как ни странно, но чем меньше времени оставалось до начала встречи, чем сильнее накалялась вокруг нее обстановка и отчаянней закипали страсти, тем больше мне не терпелось вступить в игру.

Состояние игровой злости не покидало меня и в дальнейшем. Я испытывал огромное удовольствие от спора на поле с противниками, понимающими толк в футболе, разбирающимися в его тонкостях. И чем чаще мне, отбивая и ловя посланные ими мячи, удавалось одерживать верх, тем уверенней и спокойней я себя чувствовал.

Вратарь не может забить гол в стремительной контратаке, в одиночку решить исход матча. Но повлиять на него, на настроение партнеров и соперников уверенной, надежной игрой способен. Вот почему по сотне раз в день я не переставал повторять, что не имею ни малейшего права проявить даже секундную слабость.

Уже в первом матче я совершенно отчетливо начал ощущать, что далеко не у всех моих товарищей обстановка первенства вызывает такую же, как у меня, ответную реакцию. И понял: если к тому же они еще хоть однажды получат возможность усомниться в стойкости своего вратаря, то в любую минуту могут вконец растеряться и не выдержать этого невероятного напряжения.

Я рвался в игру. И, выходя на поле, ничего, кроме нее, не замечал - ни разыгравшихся в огневой самбе, исполняемой под аккомпанемент сотен труб, трещоток и барабанов, бразильских болельщиков, ни впадавших в экстаз шотландских «фанатов», что-то оголтело выкрикивающих за моей спиной, ни всего остального, что было вокруг игры. Я отдавал себя только ей одной. И может быть, поэтому за такую преданность и внимание был самой же игрой и вознагражден.

...То, как мы проиграли бразильцам, видели все.

...До сих пор помню растерянность и отчаяние на лицах Переса, Жуниора, Зико, Фалькао, Серджиньо после гола, так неожиданно для всех забитого Андреем Балем.

Помню схватившегося в отчаянии за голову и мгновенно побледневшего Володю Бессонова, не сумевшего при счете 1:0 послать мяч в пустые ворота.

Помню какие-то загадочные проделки испанского арбитра Кастильо, почему-то не желавшего нашей победы и «не заметившего» снос в штрафной бразильцев Шенгелия, а также совершенно очевидную игру рукой в ней Луизиньо.

Если судить по первому тайму, то победа должна была оказаться на нашей стороне. Однако во втором все переменилось. Переполненные желанием отыграться, бразильцы ринулись вперед. А мы вместо того, чтобы продолжать контролировать середину поля, отступили назад, стали жаться к своим воротам. И это несмотря на то, что в перерыве тренеры призывали игры не менять. Вот здесь-то, видно, и сказалась нехватка опыта. Мы так и не смогли найти способ не упускать инициативы и довести дело до победы. Но...

Боязнь упустить синицу, так неожиданно быстро пойманную, заставляла осторожничать, рождала массу совершенно необъяснимых промахов.

Это тут же уловили чуткие к любой перемене в состоянии соперника и окрыленные появившейся надеждой бразильцы. И в едином атакующем порыве понеслись вперед. Я и защитники метались из угла в угол ворот и штрафной, бросаясь под коварные удары Сократеса, Эдера, Фалькао, стремясь прервать проходы Зико и Серджиньо.

За пятнадцать минут до конца, когда особенно остро стали ощущаться невыносимая духота и вязкость этого казавшегося бесконечным июньского вечера, мяч, посланный как из катапульты Сократесом, обжег мне ладони, ударился о штангу и вонзился в сетку. А чуть позже изворотливый Эдер нанес неотразимый удар из сутолоки игроков.

Это было поражение в самом начале пути, когда устоять - значило обрести столь необходимую на будущее веру в себя. И хотя больше в Испании мы ни одного матча не проиграли, единственная неудача посеяла сомнения в сердцах некоторых из нас.

Мог ли я выручить своей игрой товарищей?

После проигранных встреч вопрос, подобный этому, задают себе все вратари, делающие первые шаги мальчишки и опытные зубры. Мучил в тот грустный вечер он и меня. Но что ответишь самому себе? Ясно, станешь искать всевозможные оправдания, смягчающие обстоятельства. Но, увидев на экране телевизора повторы записей голов Сократеса и Эдера, я немного успокоился - в этих ситуациях (учитывая позицию бьющих, расположение атаковавших их защитников, траекторию и силу полета мяча) никто из моих коллег не смог бы ничего сделать. А когда после очередного повтора то же самое заявил Слава Чанов, и вовсе успокоился.

Подняло немного настроение и то, что было напечатано в утренних газетах, казалось, напрочь забывших на время чемпионата обо всем, кроме футбола. Из опубликованного комментария знаменитого португальского форварда, героя английского чемпионата мира Эйсебио я узнал, что ему понравилась моя игра.

«...После стольких лет я увидел в воротах сборной СССР, - сказал журналистам Эйсебио, - голкипера, чья уверенность и смелость напомнили великого Яшина, против которого мне посчастливилось играть шестнадцать лет назад в Лондоне».

Стало быть, сыграл я действительно неплохо. Уж кому-кому, а такому искушенному в атаках нападающему, как говорится, сам бог велел оценивать нашего брата вратаря. Но, как ни успокаивай себя, встреча-то проиграна, и как бы ни проявил себя голкипер, быть довольным собой он не имеет права.

...Вот так огорчительно и трудно начался для нас чемпионат в Испании. Впрочем, на первых порах, когда соперники еще только присматривались друг к другу, проверяли себя, кому могло быть легко?

- Как думаешь, в чем тут дело? - спросил я наутро, возобновив разговор на эту тему, Чанова. - Почему же не выдержали, не устояли?

- Скорее всего потому, что стремились к концу только выстоять. А надо было продолжать играть, наращивать обороты. Чуть сбились с темпа - и сразу инициативу потеряли. А чтобы ее вернуть, всегда гораздо больше сил требуется. Вот в середине второго тайма и «поплыл», - огорченно рассуждал со свойственной ему обстоятельностью Вячеслав.

Время подтвердило то, насколько близок к истине оказался тогда мой товарищ.

Только верность своей игре, умение не отступать от нее, даже в самых сложных обстоятельствах, могут принести успех в турнирах на высшем футбольном уровне. Эту истину подтвердили все ярко сыгравшие в Испании команды. Итальянцы, бразильцы, аргентинцы, французы, поляки игрового курса, особенно на завершающем этапе первенства, старались не менять. Правда, курс этот не всегда оказывался победным. Но если и уступали противнику, то более умелому, а иной раз и просто удачливому.

Но проявить свое игровое «я» не всем оказывается под силу. Для этого необходимо обладать многими качествами, среди которых не последнюю роль играет и умение выдерживать колоссальные психологические нагрузки.

Как и во всем остальном, здесь на высоте оказались итальянцы. Можно только удивляться их выдержке в предварительном групповом турнире, когда даже итальянская пресса не стеснялась критиковать поначалу бесцветную, тяжелую и невыразительную игру «Скуадры адзурры». А чего стоило им мужественное спокойствие в финале, когда при счете 0:0 Кабрини не забил пенальти!

Пережив трудности первых шагов, окрепнув и поверив в себя, будущие чемпионы показали затем ту самую игру, которую потом их тренер Беарзот охарактеризовал, как «интеллигентную и скоростную».

За счет чего им это удалось?

На этот вопрос с присущей ему прямотой также ответил словоохотливый синьор Беарзот.