4 Взлет и падение

4

Взлет и падение

Когда зимой 1560/61 г. умер Ричард Шекспир, в документах, содержавших распоряжения об имуществе, его старший сын был назван земледельцем (agricola) из Снитерфилда. Возможно, это ошибка: в Вустерских записях много описок, но мы не можем быть в этом уверены. Во всяком случае, Джон получил в наследство землю своего отца в Снитерфилде; такой вывод мы можем сделать исходя из того, что в следующем октябре с него был взыскан штраф за плохое содержание оград на этой земле. Вскоре после этого Джон Шекспир отказался от своего арендного права, очевидно в пользу свояка Александра Уэбба, который переехал из Берли в Снитерфилд со своей женой Маргарет (урожденной Арден) и четырьмя маленькими детьми.[4.01] Видимо, земледелие не очень привлекало его.

В стратфордских документах Джон неоднократно упоминается как перчаточник. В 1556 г. землевладелец из Армскота в графстве Вустершир, некий Томас Сич (или Сач), безуспешно пытался взыскать в судебном порядке с "Иоганнема Шекспира (Shakyspere) из Стратфорда... перчаточника" восемь фунтов стерлингов; в 1587 г. "Иоганнес Шекспир (Shakspere)... перчаточник" вместе с Томасом Джонсом, медником, взял на поруки какого-то местного жестянщика, обвиненного в уголовном преступлении.[4.02] В других записях за 1573 и 1578 гг. Джон упомянут как Шорник. Одно официальное денежное обязательство, датированное 10 октября 1592 г., именует его "Джоном ШекЗДиром (Shackspeare), перчаточником", и на нем проставлен его знак крест, оттиснутый перстнем-печатью.[4.03] В единственном дошедшем до нас рассказе о Джоне Шекспире, записанном в 1657 г. Томасом Плумом, архидьяконом из Рочестера, о нем говорится как о перчаточнике. Плум вспоминал о том, что сэр Джон Мэннис видел однажды "улыбчивого старика" в его мастерской; "Уилл бы добрым и честным малым, - говаривал отец драматурга, - и он в любое время готов был отпустить какую-нибудь шутку". Сэр Джон Мэннис родился в 1599 г., за два год до смерти Джона Шекспира, так что уж эти-то двое вряд ли могли обмениваться шутками. Может быть, Плум спутал этого Мэнниса с его старшим братом Мэтью, родившимся около 1593 г. (хотя и это допущение мало что проясняет в данной ситуации); или, возможно, кто-то рассказывал сэру Джону об этом. Нам важно то, что в следующем столетии Джона Шекспира помнили как перчаточника и представление о нем, даже уже старике, было связано с его мастерской.

Эта мастерская, должно быть, занимала то помещение которое в наши дни является восточным крылом сдвоенного дома на Хенли-стрит, ту его часть, которая издавна известна как "мастерская по переработке шерсти". Однако неясно, почему по переработке шерсти, если Джон Шекспир имел дело с кожей? Существует стратфордское предание, о котором впервые сообщил Роу в 1709 г. и достоверность которого подтвердил всегда готовый услужить Джорден, о том, что Джон был "известным перекупщиком шерсти". В начале XIX в., через много лет после того, как этот дом стал постоялым двором, хозяин постоялых дворов "Лебедь" и "Дева" уверял одного из посетителей, что "когда он перестилал полы, в гостиной под старым настилом были обнаружены остатки шерсти и очесы, смешанные с землей в засыпном фундаменте".[4.04] Первые биографы Шекспира упорно называли Джона торговцем шерстью, однако только в наш век неожиданно были обнаружены документальные подтверждения его вероятного участия в торговле овечьей шерстью: материалы одного из судебных лед в суде общегражданских исков говорят о том, что во время летней судебной сессии в 1599 г. Джон Шекспир предъявил иск суконщику Джону Уолфорду, трижды избиравшемуся мэром Марлборо в графстве Уилшир. обвинив его в неуплате по требованию двадцати одного фунта стерлингов за 21 тод шерсти - сделка была заключена за тридцать лет до возбуждения иска, но долг есть долг. Поскольку один тод весил около 13 кг, эту сделку нельзя считать пустяковой. Мы не можем сказать, какое решение вынес суд. Известно лишь, что слушание дела должно было продолжиться на следующем заседании, однако документы этого судебного заседания до нас не дошли.[4.05] Это открытие заставляет сделать полезный вывод: предание, которое часто ставится под сомнение и к которому всегда относятся скептически, может таить в себе зерно истины.

При других обстоятельствах Джон Шекспир продал городской корпорации на три шиллинга строевого леса и возбудил дело против Генри Филда, кожевника с Бриджстрит, из-за 18 четвертей ячменя; это большое количество ячменя, так как одна четверть соответствует 8 бушелям, или 328 кг. Ячмень употребляется в той отрасли промышленности, которая с давних пор и до недавнего времени оставалась ведущей в хозяйстве Стратфорда - в производстве пива и эля. (Если не считать этого эпизода, Джон, казалось бы, был в достаточно дружеских отношениях с Филдом. Когда последний умер летом 1592 г., Джон помогал оценивать его имущество. У Филда был сын Ричард, с которым, как мы увидим, наш поэт имел дела в столице) Вероятно, Джон Шекспир торговал и друшми сельскохозяйственными продуктами, храня их вместе со своими кожами в помещении, которое называют "мастерской по переработке шерсти".

Он покупал также дома и отдавал их внаем. В октябре 1575 г. Джон заплатил Эдмунду и Эмме Холл из Хэллоу, что в приходе Гримли, неподалеку от Вустера, сорок фунтов за два дома с палисадниками и фруктовыми садами в Стратфорде (duobus mesuagiis, duobus gardinis et duobus pomariis, cum pertinenciis, in Stretforde-super-Avon). Незадолго до начала 1582 г. он сдал внаем один из своих домов Уильяму Бербеджу (не принадлежал ли тот к актерской семье Бербедж?). Последний спустя некоторое время пытался расторгнуть договор и вернуть семь фунтов, которые он заплатил по нему. Третейские судьи приказали Джону вернуть деньги, но Бербеджу стоило это многих хлопот (он все еще пытался вытребовать эти деньги через десять лет и, возможно, ему так и не удалось вернуть их. От одного из могущественных Клоптонов Джон получил право на аренду 14 акров земли на луговине Овер-Ингон в Хэмптоне. Люси, где его брат Генри занимался земледелием. После смерти сестер Мэри Шекспир, Джойс и Элис, Шекспиры унаследовали девятую часть имущества, состоявшего из двух домов, и 100 акров земли в Снитерфилде.

Подобно другим людям своего класса, Джон Шекспир не раз бывал в суде в качестве истца или ответчика. Порой речь шла о значительных суммах. В 1572 г. суд гражданских исков в Вестминстере присудил ему 50 фунтов стерлингов, которые, согласно иску, ему задолжал некий перчаточник из Банбери. На следующий год Генри Хигфорд из Соллихалла, бывший представитель корпорации Стратфорда, предъявил Джону иск на 20 фунтов в том же самом суде. Последний, однако, не явился на судебное заседание. Через пять лет Хигфорд трижды пытался взыскать тот же долг через суд гражданских исков и трижды Джон не являлся в назначенный день. Так это и продолжалось.[4.06] Это были в основном удачные годы, во всяком случае поначалу, для сына снитерфилдского фермера.

В 1553 г., примерно тогда, когда Джон Шекспир поселился в Стратфорде, город (как мы уже знаем) получил от короны право на создание корпорации. Теперь наделенный имуществом и полномочиями гильдии, обладая властью принимать постановления, совет членов муниципалитета принял на себя управление местными делами хотя граф Уорик, лендлорд, сохранил за собой право назначать приходского священника и школьного учителя, а также мог наложить вето на кандидатуру бейлифа, избранного корпорацией. Предприимчивый Джон Шекспир быстро проник в эту новую систему управления и стал подниматься по ступеням ее иерархической лестницы. В сентябре 1556 г. он был избран одним из двух "контролеров эля". На эту должность назначались "лица способные и рассудительные". "В течение всей недели" "контролеры эля" должны были осуществлять "усердный надзор" за тем чтобы пекари выпекали полновесные хлеба, а пивовары продавали доброкачественные эль и пиво по предписанной цене в запечатанной посуде. Нарушавших правила вызывали в поместный суд или в собиравшийся дважды в год уголовный манориальный суд и наказывали штрафом, поркой или унизительными процедурами заключения в колодки, привязывания к позорному столбу или сажания на позорный стул (этот стул иногда имел форму закрытого ночного горшка; к нему привязывали смошенничавшего торговца и погружали в реку под презрительные насмешки наблюдавших горожан).[4.07] Это было налаженное хозяйство. В июне, уже после своего назначения, Джон сам был оштрафован за то, что, будучи "контролером эля", пропустил три заседания суда письменного производства. У него были другие заботы. Этой весной более неотложные личные дела, вероятно, заставляли его наведываться из Стратфорда в дом Мэри Арден в Уилмкотте.

Осенью 1558 г. Джон принял присягу в качестве одного из четырех констеблей - крепких горожан, которым вменялось в обязанность поддержание порядка. Для тех, кто жил во времена Елизаветы, констебли были предметам постоянных шуток. Их тупость, буквально вошедшая в поговорку ("Да ты констебль, судя по уму"), долго являлась поводом для шуток {Или, согласно более позднему варианту (записанному в 1674 г.): "Те, кого в констебли выбирают по уму, рай не увидят".}. Таким легкодоступным источником смеха сын констебля не мог пренебречь. Констебль Тупица в "Бесплодных усилиях любви" "тупейший, честнейший Тупица", который предлагает станцевать или сыграть на барабане в шествии девяти героев древности, - является лишь незначительным предварительным наброском к бессмертному образу Кизила из "Много шума из ничего". В его наказе Хью Овсянке и соседу Угольку, этим столпам ночной стражи, непременные обязанности констебля проглядывают сквозь туман комически неправильного словоупотребления: "Хватай всех праздношатающихся и останавливай всех именем принца... Не... производить на улицах шума. Разговаривать да болтать для ночных сторожей - дело самое дозволительное и никак недопустимое... надо вам в пивные заходить, и кого там найдете пьяных - гнать их домой спать... Если встретив вора, то в силу вашего звания можете его заподозрить, что он человек непорядочный. А чем меньше с такими людьми связываться, тем лучше для вашего достоинства" {Шекспир Уильям. Полн. собр. соч., т. 4, с. 549-550.}. Хотя советы Кизила излишне благоразумны, на хранителей закона и порядка все же возлагалась достаточно серьезная ответственность в беспокойный период истории развита города. Констебли должны были разоружать раздраженных граждан, доставлять в суд задир, начинавших кровавые уличные драки. Такого рода происшествия не раз случались во время пребывания Джона Шекспира в этой должности. Констебли были также ответственны за принята мер по предупреждению пожаров в уязвимой для огня общине.[4.08] В качестве хранителей общественной нравственности они помогали церковным старостам записывать тех, кто играл в шары, в карты или пьянствовал в то время, когда в церкви шла служба.

Повышения Джона в должности следовали одно за другим. В следующем, 1559 г. он заверяет протоколы манориального уголовного суда в качестве удостоверителя; в его задачу входило определять размеры штрафов, не предусмотренных установлениями. Вскоре, когда именно - неясно, отцы города избрали его одним из четырнадцати членов муниципалитета, регулярно собиравшихся "в девять часов утра" в здании гильдии.

С 1561 по 1563 г. Джон как член муниципалитета служил одним из двух казначеев, распоряжавшихся имуществом города. Джон Тэйлор, мастер по обработке тканей, был его старшим коллегой по службе. В конце года Ричард Саймонс, помощник городского головы, производил официальную ревизию простое составление списка доходов и расходов, и Тэйлор, как полагалось, поставил в качестве подписи на обороте этого списка свой крест. Джон Шекспир, видимо, хорошо справлялся со своей должностью так как по истечении срока службы остался исполняющим обязанности казначея. О счетах за 1575 г. сообщают, что они были "составлены Джоном Шекспиром (Shakspeyr) и Джоном Тэйлором". Счета же за 1566 г. составлены одним Джоном Шекспиром (Shakspeyr). Никто в Стратфорде не исполнял более самоотверженно, чем Джон, обязанностей, связанных с местным управлением. В те годы у тех, кто распоряжался финансами Стратфорда, было много дел. Здание часовни перестраивалось На протестантский манер - рабочие белили фрески и сносили хоры, устанавливали скамьи для священника и его псаломщика и, возможно, стол для совершения евхаристии на месте бывшего алтаря. В доме приходского священника Бретчгердла был произведен необходимый ремонт. Новая классная комната на верхнем этаже здания гильдии заменила собой прежнее здание школы во дворе. Тем временем началась и прекратилась чума. Все это нашло отражение в книгах исполняющего обязанности казначея, хотя он, с некоторым опозданием, представил свой отчет о годе, когда случилась чума.

Джон Шекспир, как мы видели, присутствовал на заседании в саду часовни, где собирался совет корпорации, для того чтобы обсудить, как помочь пострадавшим от чумы. Этот сад был расположен в нескольких метрах от дома олдермена Уильяма Ботта. В мае 1565 г. этот Ботт был "изгнан" собратьями из совета, после того как не явился их вызову, чтобы дать объяснения в связи с обвинениями его в том, что он оскорбительно отзывался о совете олдерменов и бейлифе. 4 июля совет избрал Джона Шекспира на место Ботта одним из четырнадцати олдерменов. Официальное введение в должность произошло 12 сентября, С этого времени его должны были почтительно называть мастером Шекспиром. В зале заседаний, в церкви и во все случаях, когда он появлялся перед публикой, ему было дано право носить черную суконную мантию, отделанную мехом, а на большом пальце - перстень олдермена. ("Когда я был примерно в твоих годах, Хел, - хвастает Фальстаф в трактире "Кабанья голова", - моя талия была не толще орлиной лапы; я мог бы пролезть сквозь перстень с большого пальца олдермена" {Шекспир Уильям. Полн. собр. соч., т. 4, с. 53-54.}.)

Каждый год в первую среду сентября городская корпорация большинством голосов выбирала своего бейлифа. В 1567 г. Джон Шекспир вошел в число трех кандидатов на этот пост, а в следующем году был избран бейлифом. В должность он вступил 1 октября. Мастер Шекспир председательствовал (раз в две недели, если требовалось) на заседаниях суда письменного производства, который являлся судом короны, и на собраниях совета. В своем городе бейлиф был алмонером, коронером, лицом, производящим конфискацию выморочного имущества, и чиновником по сбору пошлины и надзору за рынком вместе с одним олдерменом, ежегодно выбираемым на этот пост. Он выполнял в городе функцию мирового судьи, отдавал распоряжения об аресте, рассматривал судебные дела о неуплате долгов, о нарушении местных постановлений и вел переговоры с лендлордом. Каждый четверг вечером, после того как на базаре закрывались лавки, пекари и пивовары так и вились вокруг него, поскольку бейлифу принадлежало исключительное право назначать недельные цены на зерно, а следовательно, на хлеб и эль. Высокому общественному положению бейлифа соответствовал определенный церемониал. Он и его помощник

были одеты на людях в свои мантии, отделанные мехом; от дома до здания гильдии их сопровождали сержанты, несшие перед собой свои жезлы. Раз в неделю эти одетые в кожаную форму должностные лица получали от бейлифа и его помощника инструкции и сопровождали их на базаре по четвергам и на ярмарке в ярмарочный день к приходским приделам возле Рогейшен, а также в церковь и из церкви по воскресеньям. В церкви у них были свои почетные места. На представлениях в здании гильдии они, вероятно, сидели вместе со своими женами в первом ряду.[4.09]

Пробыв год в должности бейлифа и проведя в качестве председателя тринадцать заседаний суда письменного производства, Джон сделал первый шаг вниз: собратья не избрали его вновь в бейлифы, хотя иные занимали этот пост и более одного раза (пивовар Роберт Солсбери был Удостоен такой чести трижды). Однако городская корпорация продолжала использовать опыт Джона. В 1571 г. он был назначен главным олдерменом и помощником нового бейлифа Адриана Куини, торговца шелком и бархатом соседа Джона по Хенли-стрит. В январе следующего годаа во время зимней судебной сессии они вместе отправлись в Лондон по делам города, имея разрешение от олдерменов и членов муниципалитета действовать "по своему усмотрению".

Как общественное лицо и человек, пользовавшийся безусловным доверием, Джон заверял официальные документы корпорации своим знаком. Обычно он использовал в качестве такого знака изящное изображение двух циркулей; с помощью этих инструментов снимали мерки и наносили узоры на лицевой стороне перчаток. Однажды он употребил другой знак, который, по некоторым предположениям, изображает распорку, употреблявшуюся при простегивании перчаток, или, как ее называли, "ослик".[4.10] Правовые документы (например, опись имущества и движимости Генри Филда) он заверял крестом. Исходя из этого, естественно сделать вывод, что он был неграмотным. Но так ли это на самом деле? Грамотные люди, как утверждали некоторые крупные специалисты, порой предпочитали употреблять знак, например Адриан Куини, чей знак или эмблема (перевернутая прописная буква Q) украшает ту же страницу судебных документов, что и знак Шекспира. Нам известно, что Куини умел подписывать свое имя, так как до нас дошли написанные им письма. Крест на документе символизировал крест господень и свидетельствовал о благочестии подписавшегося; другими словами, его изображение было равносильно клятве. Некоторые исследователи высказывали предположения, что знак циркуля означает "бог окружает нас", а распорка имеет еще какое-то, не поддающееся расшифровке аллегорическое значение, но для пишущего эти строки, не скрывающего своего скептицизма, знаки Джона Шекспира символизируют только ремесло последнего, и не больше. Точно известно, что Джон вел сложные муниципальные дела и что грамотность была необходима человеку, ведущему счета. Верно, однако, и то, что неграмотные люди могут обладать тонкой деловой проницательностью. Возможно, некоторый свет на эту проблему прольет один весьма любопытный документ, составленный в 1596 г. Это иск вдовы Маргарет Янг (сестры Ричарда Филда) против другой вдовы, Джоан Перрот, из-за "обманным путем" присвоенного имущества, где при перечислении предметов сказано: "Мистер Шекспир (Shaxpere), одна книга". Вероятно, запись имеет отношение скорее к Джону Шекспиру, чем к Уильяму, но нельзя утверждать это наверняка; и хотя наличие книги указывает на умение ее владельца читать, иметь книгу еще не значит пользоваться ею. Итак, Джон Шекспир, возможно умел читать и писать - есть несколько убедительных доводов в пользу такого заключения. Однако ни одного его автографа не сохранилось. Его муниципальные обязанности вовсе не требовали от нею такого рода умения (писец всегда готовый к услугам, находился рядом с пером в руке) и, поскольку Джон рос как сын фермера-арендатора в селении, где не было школы, возможность получить образование была для него ограниченна.

Нам хорошо известно, что, достигнув самой высокой выборной должности в Стратфорде, мастер Шекспир намеревался обратиться в геральдическую палату с просьбой о присвоении фамильного герба. В качестве бейлифа города с муниципальным статусом он занимал одну из тех "многих достойных и почтенных должностей, находясь на которой мог заслужить фамильный герб, подобно тем, кто занимал такие же должности". Так писал сэр Джон Ферн в 1586 г. в своей книге "Описание гербов мелкопоместного дворянства". "Если какое-либо лицо достигало некой должности или звания по службе - церковной, военной или гражданской... - говорилось далее в книге, - чиновник геральдической палаты не должен отказывать оному гражданину в учреждении герба, если указанное лицо обращается к нему с непосредственной просьбой и обязуется носить оный герб безупречно; с этого времени его герб заносился в матрикул и становился гербом его семьи и его потомков, а имя его заносилось в официальный список знатных и благородных".[4.11] Однако никаких последствий ходатайство Джона не имело, хотя он и получил из геральдической палаты "образец", или эскиз, своего герба. Много лет спустя, когда его сын обратился с такой же просьбой (вероятно, от имени отца), геральдмейстер Кларенсью отметил: "А человек этот был мировым судьей в Стратфорде-на-Эйвоне. Будучи мировым судьей, он женился на дочери и наследнице Ардена, был хорошо обеспечен и habilete (правоспособен)".[4.12]

Что же произошло? Есть основания предполагать, что для Джона Шекспира наступили тяжелые времена. Прежде столь педантично посещавший собрания городского совета, од перестал являться на них после 1576 г., пропустив все, кроме одного заседания, о чем свидетельствуют сохранившиеся до наших дней протоколы. Его собратья по совету, очевидно, продолжали надеяться на его возвращение, так как год за годом - дольше, чем в случае отсутствия какого-либо другого члена совета, - они сохраняли его имя в списке олдерменов. Свое внимание к нему они выказывали и иными способами. Когда в совете встал вопрос о налоге для экипировки солдат, они потребовали с Джона всего лишь три шиллинга и четыре пенса, то есть сумму, которую выплачивали члены муниципалитета, вместо того чтобы потребовать двойной налог, который взимался с олдермена. Однако прошло больше года, а он все еще не выплатил даже эту урезанную сумму. В день выборов в 1578 г. городская корпорация строго оштрафовала (на 20 шиллингов) одного из отсутствовавших, Джона Уилера, но мастера Шекспира оставила безнаказанным. В следующем ноябре совет проголосовал за то, чтобы каждый олдермен давал четыре пенса в неделю на нужды бедных, кроме "г-на Джона Шекспира (Shaxpeare) и мистера Роберта Братта, которые не должны платить каких-либо сборов". Братт был старым и немощным и, во всяком случае, не считался больше олдерменом: ему оставалось жить меньше года. Наконец 6 сентября 1586 г. совет избрал двух новых олдерменов, "ибо г-н Уилер желает выйти из нашего общества, а г-н Шекспир (Shaxpere) не является на объявляемые заседания в течение долгого времени".

Картина получается довольно цельная. Джон Шекспир наделал долгов и теперь обменивал землю на наличные деньги. 14 ноября 1578 г. он выручил 40 фунтов стерлингов, заложив часть наследства своей жены (дом и 56 акров земли в Уилмкотте) ее зятю Эдмунду Лэмберту из Бартона-на-Хите, которому уже был должен. В тот же самый день Роджер Сэдлер, пекарь с улицы Хай-стрит, составил завещание, отметив, что Эдмунд Лэмберт и Эдвард Корнуэл (второй муж Маргарет Арден) должны ему 5 фунтов "в счет долга мистера Дж. Шекспира (Shaksper)". Когда на Михайлов день в 1580 г. наступил срок уплаты 40 фунтов, Джон не смог вернуть их. Таким образом, Лэмберт продолжал удерживать за собой заложенное имущество и владел им еще семь лет до самой своей смерти. После этого началась тяжба в Суде королевской скамьи в Вестминстере - Джон пытался взыскать свое имущество с сына и наследника Лэмберта, Джона. В исковом заявлении Шекспира против Лэмберта от 1588 г. перчаточник утверждал, что Джон Лэмберт обещал ему уплатить к 26 сентября 1587 г. дополнительные 20 фунтов стерлингов в обмен на формальную передачу последнему в полное владение уилмкоттского имения Джоном и Мэри Шекспирами, а также их старшим сыном Уильямом (Johannes Shackespere et Maria uxor eius, simulcum Willielmno Shackespere filio suo). Лэмберт заявлял, что не давал каких-либо подобных обещаний. В другом иске, возбужденном через десять лет, на этот раз в канцлерском суде, Джон и Мэри Шекспиры утверждали, что они предлагали старшему Лэмберту эти 40 фунтов за свое имущество, но тот отказался их принять: он хотел, чтобы они выплатили ему деньги по другим долгам. Шекспиры никогда не вернули себе земли, которая являлась частью имения Эсбис. В ноябре 1578 г. Джон и Мэри Шекспиры передали право еще на 86 акров земли в Уилмкотте, включавшие в себя луговину и пастбище, родственнику Уэбба и другим лицам на несколько лет, по истечении которых земля должна была быть возвращена первоначальным владельцам, с тем чтобы перейти в собственность наследников Мэри; и вновь нужда в наличных деньгах, безотлагательная нужда, видимо, побудила их заключить эту сделку. Шекспиры были вынуждены также отказаться от своей девятой части во владении двумя домами и 100 акрами земли в Снитерфилде, от имущества, которое они сдавали в аренду Александру Уэббу, первому мужу Маргарет Арден. Все это они продали в 1579 г. сыну Уэбба Роберту за ничтожную сумму в 4 фунта стерлингов.[4.13]

Неприятности происходили одна за другой. Во время летней судебной сессии 1580 г. Джон был оштрафован на 20 фунтов стерлингов за неявку в Суд королевской скамьи для представления доказательств своей лояльности по отношению к общественному порядку. (В это время королевские власти подобным же образом наказали по всей Англии более 140 человек, наложив на них штрафы в размере от 10 до 200 фунтов стерлингов; за что - неизвестно.) Тот же самый суд оштрафовал Джона на 20 фунтов, взятых с него в качестве залога за некоего шляпочника, который не представил вовремя гарантий своего хорошего поведения, Вместе оба этих штрафа составили сумму, равную той, которую Шекспиры задолжали Лэмберту по закладной. Удалось ли когда-либо взыскать с них эту сумму после того как их дело было передано в казначейство, из имеющихся в настоящее время документов неясно. Очевидно, Джон Шекспир не всегда имел верные суждения о тех, за кого поручался. Так, 10 фунтов, которые он заплатил, беря на поруки Майкла Прайса, злонамеренного жестянщика из Стратфорда, были для него потеряны. То же самое произошло с 10 фунтами, вложенными им в качестве гарантии за брата Генри, задолжавшего 22 фунта. В данном случае последовал иск, и, чтобы избежать тюрьмы, Джон обратился к своему другу, олдермену Хиллу, за поручительством и даже истребовал судебный приказ о защите неприкосновенности личности от произвольного ареста, с тем чтобы передать дело в другой суд.

Помимо того что обстоятельства не благоприятствовали Джону, его удручали и недоброжелатели. Летом 1582 г он ходатайствовал о залоге мирных намерений от четырех лиц - Ралфа Коудри, Уильяма Рассела, Томаса Логгинджа и Роберта Янга, - "боясь смерти и членовредительства".[4.14] Старый Коудри, мясник с Бридж-стрит, был в то время бейлифом, но в молодости его не раз штрафовали за драки. Коудри вновь встретился с Джоном Шекспиром, когда тот в последний раз присутствовал на заседании городского совета 5 сентября 1582 г. Они вместе способствовали избранию нового бейлифа, уладив, видимо, свои разногласия, в чем бы те ни состояли.

Осенью 1591 г. Тайный совет, подстрекаемый ревностным архиепископом Кентерберийским, начал одно из периодических расследований состояния духовного здравия подданных королевства. На сей раз Тайный совет приказал уполномоченным в каждом графстве сообщить о всех тех, кто предоставлял убежище священникам из римско-католических семинарий, иезуитам или "беглецам" и "всем тем, кто упорно отказывается обратиться к церкви". В Стратфорде примерно в марте следующего года осведомители (вероятно, церковные старосты) составили список "уклоняющихся", которые не посещали раз в месяц церковь, как того требуют законы ее величества, и в заключение добавляли: "Мы подозреваем, что поименованные ниже девять лиц отсутствуют на службах из боязни вызова в суд". Среди этих людей назван и Джон Шекспир (Shackspeare). Во "втором свидетельстве" от 25 сентября следующего года уполномоченные - сэр Томас Люси и другие судьи - с удовлетворением сообщили имена католиков, которые в течение года подчинились или обещали подчиниться церкви. В том же самом свидетельстве уполномоченные повторили сказанное их осведомителями об этих девяти: "Говорят, что последние девять человек не ходят в церковь из страха перед вызовом в суд за долги".[4.15]

Кое-кто рассматривает этот эпизод как свидетельство того, что трудное положение, в котором оказался Джон Шекспир, является следствием не столько его денежных затруднений, сколько его уклонения от официальной: идеологии. Они видят в нем этакого нонконформистского мученика католической или пуританской веры, отважно или лукаво бросавшего вызов власти и принимавшего участие в отправлении запрещенных обрядов при безмолвной поддержке других "уклоняющихся" из городской корпорации, или же человека, телесно и духовно сломленного властью и потому удалившегося от общественной жизни. Такие толкования не лишены романтической привлекательности, однако Джон Шекспир был торговцем, а не мыслителем. Религиозные воззрения Джона (каковы бы они ни были) вовсе не должны были мешать ему присутствовать на тех заседаниях, где его собратья пуритане вроде Роберта Перрота, состоятельного пивовара, и католики вроде представителей рода Коудри - сохраняли свою веру и свои должности (если их не смещали за упрямое нежелание сотрудничать с властью). Осведомители и уполномоченные в двух случаях ясно констатировали, что Джон Шекспир боялся вызова в суд за неуплату долга. Ни один из этих девяти стратфордских жителей не значился в списке "уклоняющихся" в 1593 г., и большинство из них испытывало финансовые затруднения, например несчастный Джон Уилер-младший: мы знаем, что через несколько лет его дом "совсем разрушился", а амбар "так прогнил, что, того и гляди, рухнет". В ту эпоху помощники шерифа могли производить аресты по воскресеньям и церковь была наиболее вероятным местом, где можно было настичь намеченную жертву. Не являлись ли они туда разыскивать Джона Шекспира по требованию Уильяма Бербеджа, в течение многих лет тщетно пытавшегося взыскать с него причитающие ему 7 фунтов плюс возмещение судебных издержек?[4.16]

Документы ничего не говорят нам о причинах финансовых затруднений Джона Шекспира, однако мы знаем, что и другие горожане сталкивались с подобными проблемами. Те, кто бывали в западной части центральных графств, а также государственные чиновники отмечали наличие того, что сегодня мы называем "экономическим спадом". По мере приближения конца столетия условия жизни все более ухудшались. В год смерти Джона Шекспира в Стратфорде насчитывалось более 700 бедняков, молодых и старых, что составляло приблизительно половину населения города. Нищета порождает разные беды. Число незаконных рождений, случаев насилия и беспорядка в городе возрастало, и корпорация соответствующим образом наказывала содержателей пивных, торговавших элем, за то, что они содействовали "посредством продажи чрезмерно крепких напитков увеличению в своих заведениях числа ссор и других судебно наказуемых проступков, а также дальнейшему и все большему обнищанию многих бедняков, часто посещающих названные заведения, в то время как их жены и дети доведены до крайних пределов нищеты".[4.17]

На этом фоне несчастья Джона Шекспира кажутся менее драматическими. Он еще мог добыть 10 фунтов, чтобы поручиться за кого-нибудь, и суд, оштрафовавший его в общей сложности на 40 фунтов, должен был считать его достаточно состоятельным гражданином. О том, что он не лишился уважения своих сограждан, говорит тот факт, что летом 1592 г. его дважды просили помочь в ответственном деле составления описей имущества умерших соседей торговца шерстью Ралфа Шоу и кожевенника Генри Филда. В некоторых отношениях Джон мог считать себя удачливым. Вслед за дождливым летом 1594 г., "удивительно холодным, как зима", замечает в своем дневнике современник, 22 сентября, в воскресенье, начался большой пожар, охвативший весь Стратфорд. Ровно через год и один день, тоже в воскресенье, город вновь лежал, опустошенный пожаром, ниспосланным [как с удовлетворением замечали пуританские проповедники] "прежде всего за осквернение праздников господних и за пренебрежение словом его, вложенным в уста его верных служителей".[4.18] 120 жилых помещений и 80 других построек подверглись полному или частичному разрушению во время этих двух пожаров; южную сторону Вуд-стрит огонь уничтожил целиком. На Хенли-стрит небольшой дом, в котором проживал жестянщик Прайс, сгорел дотла, так же как и помещение, которое арендовал шорник Уильям Уилсон. Каким-то чудом дом, где родился поэт, избежал огня. В течение этих беспокойных лет жестокие обстоятельства заставляли Джона Шекспира расставаться со своим имуществом, но это имущество было в основном унаследованным. Он действительно продал свой дом на Гринхилл-стрит незадолго до 1590 г.; этим временем датируется сохранившееся описание его имущества, однако сдвоенный дом на Хенли-стрит, где Джон занимался своим ремеслом и растил детей, он в неприкосновенности сохранил за собой до своего смертного часа и передал сыну-драматургу.

В 1601 г., в последний год жизни Джона Шекспира, городская корпорация была занята защитой своих установленных привилегий, например права самим замещать должность сборщика налогов на базаре, которое оспаривал Цепкий лендлорд Эдвард Гревилль. В том году во время летней судебной сессии Ричард Куини (сын Адриана) отправился в Лондон, чтобы ответить на обвинения, предъявленные его брату. Он вез с собой исковое заявление, котором собственноручно написал "Джон Сэкспир (Sacksper)" наряду с именами других достойных представителей города, включая таких старейшин, как ножовщик Саймов Биддл и Томас Барбер, арендовавший постоялый двор Бридж-стрит. Эти люди были уполномочены выступать я защиту прав города. Однако Джон Шекспир не дожил до того дня, когда бы он смог защитить интересы города, которому служил полвека. В начале сентября он умер, по тогдашним понятиям, глубоким стариком - ему было за семьдесят. 8 сентября его похоронили на кладбище возле церкви св. Троицы. Камень на его могиле давным-давно исчез.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.