Мост через Ситаун

Мост через Ситаун

— Младшего капрала Томлина ко мне!

Приказ передавался от одного солдата к другому, пока не достиг того, кому предназначался. Томлин сидел на краю тропы, обозначенной на карте как автодорога, и надевал свои парусиновые ботинки на шнурках. Незадолго до этого он зажженной сигаретой убрал с лодыжки присосавшуюся пиявку. Эта напасть тропиков всегда находила возможность добраться до кожи через одежду. Томлин медленно встал и побежал к голове колоны; невысокий, немного кривоногий ефрейтор с винтовкой за спиной. Возле фляжки с водой у него на поясе болтался еще и патронташ.

Он выглядел таким же замученным, как и все другие, рассевшиеся по обочинам дороги, промокший от ливня, в порванной панаме. На лице у Томлина было множество царапин и ссадин, и этим он тоже не отличался от других. И на лице его было то же выражение, что и у всех здесь — с меня довольно!

Только часть войск составляли англичане. Большинство солдат были индийцы, завербованные в Бенгалии или в других местах субконтинента, британской колонии. 17-я дивизия, символом которой была выгнувшая спину кошка, отступала с юго-восточной границы Бирмы, тоже британской колонии. на запад.

Дивизия должна была защищать Бирму на том узком участке земли, который граничит с Таиландом, от ожидаемого оттуда наступления японцев. Но ей это не удалось. Примерно за неделю до капитуляции Сингапура через таиландско-бирманскую границу просочились первые таиландские солдаты, заброшенные японцами, уже успевшими за это время заключить с Таиландом соглашение. В роте Томлина поговаривали, что увидели первых агрессоров 8 января 1942 года, и эта дата считалась началом военных действий. Но точно этого никто не знал. В джунглях, где, за малым исключением, всегда влажно, среди этих огромных деревьев, папоротников, лиан, где гнусно воняет прогнившая древесина, в этом нервном, изматывающем однообразии с тысячью опасностей, точная дата не играет никакой роли. Точно так же никто не мог с уверенностью сказать за каким деревом или у какой скалы проходит граница. Точно знали только одно: японцы со своими таиландскими союзниками уже несколько недель ждут на них в засаде. Пока, наконец, не начнется артобстрел японцев, и из джунглей не появятся первые волны их атакующих пехотинцев. Пока пришел приказ об отступлении, и англичане начали оставлять стрелковые ячейки на границе, прошло два дня.

— Томлин, черт побери, ты живой?

— Живой, — грубовато прохрипел Томлин. — И я иду. Но я же не Восточный экспресс!

Человек, вызвавший Томлина к себе, был его старшим братом.

Майор Филипп Томлин командовал подразделением, в котором служил Эрик. Судьба позаботилась о том, чтобы младший брат после многолетней службы в разных частях здесь в Бирме внезапно оказался подчиненным старшего брата тут, на границе с Таиландом.

Колонна, теперь по численности уже меньше роты, устраивалась на привал. Она разместилась на берегу реки Ситаун, вместе с остатками 17-й дивизии. Ситаун был шириной примерно в 80 метров, тек почти точно с севера на юг и неподалеку от Пегу впадал в залив Мартабан. Никто даже приблизительно не смог бы сказать, сколько километров Томлин отмаршировал за последние дни, все время — с японцами, следующими по пятам. Солдаты были ужасно измучены, лишь по необходимости могли реагировать на команды, но даже это было им уже трудно.

Майор Филипп Томас был ростом ненамного выше своего брата, но выглядел сильнее. Он был гладко выбрит, в отличие от Эрика, потерявшего свою бритву в одном из бесчисленных оврагов по дороге. Старший брат решил пренебречь уставными формальностями, тем более, что никто не мог их слышать. Он просто показал в направлении заката солнца. Там протекала река, пересеченная конструкцией из стали и камня. Изначально мост должен был быть только железнодорожным — для магистрали, идущей с юга, из Моламьяйна, в Пегу. Там она разветвлялась. Одна линия проходила через Рангун на запад до города Проме (Пье) на реке Иравади, другая шла на север до Лашо, основного места перегрузки военного снаряжения и боеприпасов, которые по Бирманскому шоссе, проходящему через этот город, направлялись в Южный Китай войскам Чан Кайши британского союзника. Люди через Ситаун обычно переправлялись на паромах, как повсюду принято в этой части света. Когда в штабах поняли, что от таиландской границы движется огромное количество машин, пушек и обозов, было принято решение пока не взрывать уже готовый к уничтожению мост, а, накрыв рельсы сверху досками, переправить через него как можно больше грузов на колесах.

— Последний мост перед Рангуном, — сказал Филипп Томлин. — С наступлением темноты постараемся переправить через него все, что у нас есть.

Ситаун — после Салуина и Билина — был уже третьей большой рекой, через которую им приходится переправляться за время отступления, и последняя перед бирманской столицей. На обеих предыдущих реках им пришлось ожесточенно сражаться, чтобы не быть разбитыми наступающими японцами во время переправы.

Эрик Томлин спросил брата:

— У тебя есть еда?

Филипп кивнул своему адъютанту, стоявшему на некотором удалении. Продовольствие для группы, прикрывающей переправу!

Эрик Томлин потер лоб, покрытый засохшей грязью, и недоверчиво взглянул на брата. Филипп, конечно, вызвал его не только для того, чтобы полюбоваться вместе с ним рекой.

Он не ошибся. Майор взял его за плечо и повел через папоротники в рост человека вдоль дороги, забитой машинами и совершенно измученными, обессилевшими солдатами.

— Ты один из последних надежных людей, Эрик. У тебя есть опыт. Я передаю тебе командование группой, прикрывающей переправу. Мы начнем с наступлением темноты, когда можно не бояться авиации. Поставь своих людей полукругом на подъезду к мосту. Если «джапсы» полезут, сдержи их любой ценой. Только когда мы со всеми обозами будем на том берегу, отводи людей. Понятно?

Эрик Томлин задумчиво кивнул. Он знал, что такой приказ одновременно и понятен и неудобен. Задание для смертников. Он будет среди тех последних, кого, по старой поговорке, загрызут собаки. Тихо, чтобы никто другой не слышал, он произнес:

— Я бы с большим удовольствием оказался среди тех, кто раньше всех окажется на другом берегу.

Приказ и самому майору был не по душе, и уж тем более нелегко ему было поручать это задание своему младшему брату. Но Эрик уже не раз справлялся со сложными ситуациями, перед тем, как его перевели в эту штабную часть. Майор мог положиться на брата, что тот действительно сможет удерживать подъезд к мосту, пока не переправятся все войска. От этого зависела жизнь всей дивизии. А дивизию нужно сохранить, ведь война только началась.

Как казалось, японцы наступают на Индию. Бирма для них — только транзитная территория. Горная, труднопроходимая местность. Очень мало дорог, в основном с востока на запад, потому что высокие горные хребты почти все без исключения проходят с севера на юг. Лучше всего двигаться вдоль рек. Лишь в Ассаме земля станет мягче. А если японцы придут туда, они с легкостью захватят плодородные долины в нижнем течении Брахмапутры. Это тотчас же предопределит судьбу всей Южной Азии.

— Еще ничего не решено, — сказал майор.

— Ито, будем ли мы защищать Рангун? — поинтересовался Эрик.

Майор тихо ответил:

— Не думаю, что это продлится долго. Так ты сможешь нас прикрыть?

— Придется.

Майор отвел Эрика подальше от дороги, вдоль берега реки. Ситаун — не та река, которая вызывает восторг. Скорее, это скучный, желтый и грязный поток, как все реки здесь, в которые каждый дождь добавляет очередную порцию глины.

Филипп Томлин показал на кустарник. Лишь приглядевшись, можно было увидеть среди ветвей замаскированную маленькую моторную лодку. — Для тебя. Если ничего нельзя будет сделать. Береги себя.

— Спасибо. Больше Эрик Томлин ничего не мог сказать брату.

Адъютант появился на повозке, которую тянул осел. Здесь в горах такие повозки с непритязательными вьючными животными были идеальным транспортным средством. Эрик поднял тент. Перед ним лежали упаковки с провиантом, банки со «спэмом» — консервированным фаршем из непонятного мяса, галеты, были даже сигареты и пара бутылок джина.

Эрик Томлин подозвал свой взвод индийских стрелков. Из английских отеленных командиров он отобрал тех, чьих сил еще хватило бы для последнего боя. Наконец, он, собрав человек семьдесят, двинулся к мосту, перед которым толпилось все больше солдат. Наткнувшись на группу гурков, маленьких храбрых вояк из Непала, не боявшихся самого черта, он взял их в свою колонну. На плоском, поросшем джунглями участке земли перед мостом он разместил своих солдат на нескольких быстро устроенных пулеметных точках и в простых стрелковых ячейках на краю возвышенностей, откуда был обзор не меньше чем на пару сотен метров. Тропу он заблокировал фугасами, а в кронах казуариновых деревьев спрятал стрелков. Для себя Томлин выбрал место севернее автодороги, откуда можно было видеть и подъезд к мосту и полоску плоской поросшей травой земли на севере.

Эрик сам не смог бы сказать, почему его внимание привлекла именно эта местность, но он инстинктивно почувствовал исходящую оттуда возможную опасность. На двух предшествующих реках англичане уже узнали, что у японцев есть много маленьких минометов и очень подвижных легких пушек, которые оказывают мощную поддержку наступающей пехоте. "Артиллерия маленького человека" — так называли в начале боев солдаты эти легкие минометы и пушки, но потом они поняли, что это оружие создано специально для боев на такой местности, и с минимумом усилий с его помощью достигаются очень серьезные результаты.

— Воздух! Крик распространился почти так же быстро, как и низко летящие «Зеро», появившиеся над дорогой. Они взлетали с аэродромов на западе Таиланда. Кроме пулеметов, они несли осколочные бомбы. Такие бомбы почти не оставляли воронок, зато поливали смертоносными осколками все в радиусе более ста метров. Опасное оружие, особенно если применить его против почти не прикрытых скоплений войск, как сейчас на подъезде к мосту. Самолеты, с глухим шумом моторов, шли на некоторой высоте. Но затем они пошли на снижение, и в пике звук их моторов превратился в вой сирены. Красные круги на крыльях блестели в свете заходящего солнца. И тут упали первые бомбы. Непосредственно над дорогой летчики нажали на гашетки своих пулеметов. Незадолго до моста, где англичане поставили несколько крупнокалиберных зенитных пулеметов, они взмыли вверх и повернули на восток.

Пожалуй, последние на сегодня, подумал про себя Томлин и огляделся. На дороге подыхали раненые мулы, на боку лежали повозки, санитары уносили раненых. Через мост несся «Моррис». Легкий полноприводный грузовик прыгал как лягушка, потому что саперы, очень быстро ставившие покрытие на мосту, позабыли пару досок. В машине сидел генерал-майор Смит, командир 17-й дивизии, наблюдавший за сбором своих войск на восточном берегу. Бригадир Хью Джонс, оставшийся там, нервно сжал губы, наблюдая за прыжками «Морриса» по провалам в деревянном настиле.

Генерал-майор Смит приказал ему, как можно дольше сдерживать наступление японцев перед мостом. В любой момент с южного направления должны была прибыть артиллерийская бригада, занимавшая позиции в Мокпалине, маленьком городке на железнодорожной линии, лишь в нескольких километрах отсюда. Перебросить ее через мост было просто необходимо, если дивизия собиралась хоть в какой-то степени сохранить или восстановить свою боевую мощь.

За это время Смит приказал построить на западном берегу кольцо укреплений, несмотря на то, что уже было принято решение о взрыве моста. Генерал-майор был осторожным человеком. Даже если все пойдет по плану, то куда деть этих наступающих японцев, планы которых так трудно предугадать?

Если не хватит машин, чтобы перевезти по мосту всю дивизию, то японцы легко расправятся с оставшимися. Кроме того, мобильность позволяла в случае необходимости быстро перебросить резервы. Смит даже предполагал, что японцы смогут сбросить парашютистов на западном берегу. И хотя с ними, по его расчетам, англичане справились бы быстро, эти бои затруднили бы дальнейший отход, если не успеть переправить, как минимум, большую часть людей и материала. Все паромы и лодки были уже уничтожены, но опыт подсказывал, что японцы легко справились бы и в такой ситуации. Так что Смит оказался между молотом и наковальней. Из-за опасности налетов вражеской авиации он не мог рискнуть выдвинуть войска из леса на мост до наступления темноты. Но если дожидаться ночи, то, хоть опасность самолетов и исчезает, японцы получают выигрыш во времени и смогут подтянуть свои силы. Одновременно это уменьшает и время, оставшееся для переправы, которую придется прервать с первыми лучами солнца, чтобы снова не подвергать войска угрозе авианалетов.

На авиаподдержку из Рангуна он не мог надеяться, ибо немногочисленные оставшиеся самолеты были нужны именно там. Пока Смит раздумывал над своими возможностями, курьер-мотоциклист доставил ему депешу из Рангуна. 7-я бронетанковая бригада, одно из лучших танковых соединений британской армии, как раз собирается высадиться на берег в гавани Рангуна. Ей приказано с максимальной скоростью выдвинуться в район ситаунского моста, чтобы отбить атаку японцев и обеспечить нормальный отход 17-й дивизии. Но разгрузка танков затягивалась, потому что большинство бирманских докеров разбежалось в страхе перед японскими авианалетами.

Смит только недовольно скривил лицо и отпустил курьера. Такие обещания никак не могли решить его проблему. Он взглянул на небо. Темнота в тропиках наступает внезапно, без сумерек. Теперь японские самолеты не смогут атаковать, если, конечно, они уже не в воздухе. Черт побери, — подумал генерал, — я ставлю все на одну карту.

Вскоре он принял решение и приказал вызвать к себе посыльного. Когда солдат прибыл, Смит приказал ему переехать по мосту на другой берег, найти бригадира Хью Джонса и передать ему приказ о немедленном отходе.

Через четверть часа по неровному бревенчатому настилу железнодорожного моста покатились первые машины. С первой машины разматывался телефонный кабель, который должен был соединить Смита с Хью Джонсом. Как и все прочие части колониальных войск, 17-я дивизия располагала очень слабой техникой. Радиостанций почти не было. Многое было потеряно в ходе отступления. Даже телефонных кабелей не хватало. Чтобы наладить хоть какую-то связь, приходилось реквизировать кабель у частных лиц или просто снимать кабели с общественных линий связи, которые все равно в данный момент никак не использовались.

Эрик Томлин успел распределить продовольствие, которое выпросил у брата, среди своих солдат на обеих позициях еще до наступления темноты. Себе он взял банку «спэма», упаковку галет и сигареты. Джин он оставил другим. Жуя галеты и «спэм», он наблюдал, как длинная очередь солдат и машин перебиралась по мосту и исчезала в темноте: грузовики, повозки с мулами, пушки, машины с боеприпасами, среди них санитары с ранеными на самодельных носилках. Две бамбуковые палки и натянутый между ними тент от палатки — вот и достаточно.

Колонна была бесконечной. Картину марширующих определяли индийские солдаты. Они были родом из всех каст и всех народностей этой огромной страны. Сикхи и раджпуты, ассамцы и патаны, пенджабцы и нага. Нередко они носили тюрбаны, на которых иногда была нахлобучена английская плоская каска. Между ними попадались отдельные англичане, а иногда тут и там чернокожие солдаты из Западной Африки, прибившиеся сюда после того, как их подразделения из состава 17-й дивизии, состоявшие исключительно из африканцев, были разбиты в боях. А время от времени попадался китаец, выделявшийся среди своих высоких товарищей, тоже из оставшихся от подразделений, собранных в Юньнань, южной провинции годами угнетаемой японцами Срединной Империи. С давних времен в британской колониальной армии приходилось учитывать определенные национальные особенности. Например, возникали проблемы с обеспечением провизией мусульман и индусов, поскольку их религиозные законы запрещали им потребление определенных блюд. Особенно во время войны это создавало неразрешимые трудности для полевых кухонь. Азиатские солдаты ели рис, а западные африканцы предпочитали пшеницу. Нужно было следить за множеством особенностей, и это вскоре стало настоящим бичом для тыловых служб. В этом свете казалось настоящим чудом, что британская разношерстная колониальная армия сразу же не разбежалась просто под натиском японцев, с тем, чтобы каждый пошел своей дорогой.

Причину того, что все эти народности продолжали держаться вместе, видимо, можно объяснить тем, что Япония с начала войны в Манчжурии, позднее в Нанкине и в других местах Китая показала себя как жестокий агрессор, скрывающий свои планы по захвату Азии за ширмой так называемой великоазиатской сферы совместного процветания. Даже необразованные и почти не интересующиеся политикой солдаты британских колониальных войск это быстро поняли. А жестокость, которую проявили японские солдаты уже в первые дни на таиландской границе, в той вытянутой части Бирмы, которая называется Тенассерим, довершила этот процесс понимания.

В три часа утра японцы открыли огонь. Минометы и пушки. А британские войска все еще оставались на восточном берегу. Теперь им пришлось сдерживать обстрел.

Звуки винтовочных выстрелов смешались с грохотом большого калибра. Вскоре на краях плацдарма началась рукопашная. Но японцев это не смущало. Без угрызений совести они выпускали свои мины прямо в толпы дерущихся солдат — и своих, и чужих.

Томлин еще сильнее прижался к дну стрелковой ячейки. Они поступают точно так, как на переправе через Кавакареик, когда это только началось, думал он. Они используют ночь. Так же как они для агрессии воспользовались самым выгодным временем года — до наступления муссонов, когда, хоть и очень жарко, но зато почти не идут дожди. Похоже, что до мая, когда муссон, как удушающая рука, распространится над Бирмой, они хотят уже быть в зеленых долинах Ассама. То, что они нацелились именно туда, видно невооруженным глазом.

Над мостом белым светом вспыхнул магниевый факел. Одна машина перевернулась, загородив проезд другим, пробивавшимся из «котла» на восточном берегу. Вскоре саперы сбросили ее в воду. Из-за японского обстрела все время возникали пробки. Машины тонули в реке, с ними мулы, пушки и раненые.

В сторону, где лежал Томлин, открыл огонь пулемет. Он мог видеть вырывающееся из ствола пламя. Его расчет, что японцы на том участке плоской земли, за которым он наблюдал, установят минометы, не оправдался.

Вопреки его предположению, как раз там, где он ожидал минометы, они поставили пулемет.

Эти парни совсем не придерживаются того, что мы учили, саркастически подумал он. Они ведут свою войну — своими весьма своеобразными методами.

Через какое-то время в матовом свете звезд он увидел двух гурков, которые, не ожидая приказа, ползли в сторону вражеского пулемета. Вскоре в грохот японских минометов и траншейных пушек вмешался новый звук. Томлин сразу сообразил, что это. Это были легкие пушки английских батарей. Они выдвинулись вдоль берега до предела видимости к мосту и вмешались в бой. Они стреляли, не видя точно целей. Многочисленные снаряды взрывались в рядах защитников моста. Но их огонь, по крайней мере, помог хоть на какое-то время сдержать натиск японцев.

Японцам тоже предстояло принять сложное решение. С одной стороны, они хотели как можно быстрее форсировать Ситаун и двинуться на Рангун. То есть, им нужно было переправиться через мост и не дать англичанам взорвать его. Но пока британские войска стоят на восточном берегу, англичане не будут взрывать мост. Если разбить это скопление войск, то прозвучит взрыв, и мост будет уничтожен. А если не разбить англичан на восточном берегу, то эти силы соберутся уже с другой стороны реки и организуют ожесточенное сопротивление. Как ни поступай, наступление японцев застопорится. Командир 33-й японской пехотной дивизии не мог принять решение.

Агрессия Японии против Бирмы была направлена не только против этой страны с ее развитым сельским хозяйством, запасами нефти, которые были так нужны, с ее оловом и цинком, свинцом, медью и вольфрамом. Она была направлена против Бирманского шоссе, стратегического пути, идущего от Рангуна через Мандалай и Лашо на север в Китай, по которому заклятый враг получал от англосаксов военное снаряжение, оружие и боеприпасы. Эта агрессия была также направлена на более отдаленную цель — Индию. Там, как хорошо было известно в Японии, действовало сильное антибританское движение под руководством националиста Субхаса Чандра Боса. Следовало побудить это движение к активным действиям, чтобы в ходе внутренней борьбы индийцев с англичанами захватить для себя "под шумок" эту территорию. Потому удар южной японской группировки был направлен а Рангун, а 55-й дивизии — на Мандалай. 56-я дивизия должна была наступать на север, чтобы захватить Лашо, важнейший перевалочный пункт на Бирманском шоссе. Оттуда можно было бы нанести удар по "мягкому подбрюшью" Китая — провинции Юньнань. Этот второй фронт очень сильно осложнил бы положение китайцев. Часть удара северной группировки предназначалась городам Могаунг и Мьичина, двум последним станциям идущей с юга на север железной дороги, до истоков реки Чиндуин. А там только последний горный хребет будет отделять японцев от плодородной долины реки Брахмапутры.

Бригадир Хью Джонс сразу после четырех часов утра позвонил по телефону командиру дивизии генералу Смиту.

— Сэр, я должен сообщить об огромной опасности. Как долго я еще смогу удерживать плацдарм перед мостом, неясно. У японцев абсолютное преимущество в людях и в оружии. У меня уже нет связи с моими оборонительными позициями.

Смит понимал, что утро наступит примерно через час. А с наступлением утра появятся и японские летчики. О танках, которые должны были прибыть из Рангуна, все еще ничего не было слышно. Если японцы преодолеют оборону Хью Джонса, они вскоре прорвутся к мосту, разорвав на части английские войска. Тогда подрыв моста станет невозможным. После долгих раздумий Смит решил вывести войска с восточного берега еще при темноте, согласно девизу "Спасайся, кто может!" — то есть вплавь. Артиллерию, скрепя сердце, придется оставить. — Заблокируйте подступы к мосту, — приказал он Хью Джонсу. — Мы взорвем мост через двадцать минут. Вы с остатками ваших людей должны сами перебраться через реку.

У этого приказа будут тяжелые последствия, хотя в данный момент другого выхода не было. Хью Джонс это прекрасно понимал. С тяжелым сердцем он отдал приказ взорвать или привести в негодность все вооружение и оснащение, еще оставшееся на восточном берегу. Артиллерийскую батарею тоже проинформировали об этом. После этого каждый, кому удастся, должен спасать свою шкуру.

Эрик Томлин увидел там, откуда стрелял пулемет, вспышку взрыва. Через несколько минут оба гурки снова стояли перед ним. Они подорвали японский пулемет единственной гранатой, брошенной с минимальной дистанции. Один непалец, смеясь, показал Томлину огромный револьвер, который он забрал у убитого пулеметчика.

Посыльный от Хью Джонса передал приказ об отступлении. Томлин уже давно догадался, что он стоит здесь на давно потерянной позиции.

— Возьмите пару бамбуковых жердей, — посоветовал он своим людям. Эти трубки помогут вам удержаться на воде. Зажмите подмышкой по палке и отталкивайтесь ногами. Так вы сможете плыть.

Как только взрыв вырвал целую секцию в середине моста, Томлин вскочил и побежал к реке. Но там, где брат показал ему лодку, была только воронка от снаряда. Все. Младший капрал Эрик Томлин присел на корточки в раздумьях, а вокруг него собралось несколько его товарищей. Сделать плот из бамбуковых жердей? Слишком поздно. Даже чтобы срубить несколько стволов уже не хватит времени. Первые японцы уже запрыгивали в оставленные его людьми стрелковые ячейки.

Он решительно вытащил затвор из винтовки и бросил и то, и другое в реку. Потом он снял форму, обувь и нижнюю рубашку. Оставшись только в спортивных трусах, он вошел в реку. Солдаты последовали его примеру.

Уже после нескольких шагов он заметил, что не может достать до илистого дна. Он бросился в воду и поплыл. Другие попытались сделать то же самое. Но плавание не входило в программу обучения в британской армии. Так что многие солдаты беспомощно плескались, теряя последние силы, и наконец тонули в становившейся все глубже реке.

Из индийских солдат, включая гурков, не переплыл никто. Когда Эрик Томлин через какое-то время, показавшееся ему вечностью, достиг западного берега, вылез на землю и оглянулся, то увидел лишь очень немногочисленные головы плывущих. Он устало закрыл глаза.

Эрик Томлин проснулся, когда санитары, разыскивающие раненых и погибших на берегу, перевернули его. Заметив, что он жив, они положили его на носилки и перенесли в санитарную палатку.

В это время японская артиллерия обстреливала западный берег, нанося англичанам существенные потери. С утреннего неба с пулеметным треском налетали «Зеро». Все оснащение, которое еще можно было использовать, следовало собрать и погрузить. Пешком или на машинах маленькими колоннами оставшиеся в живых двигались в направлении к Рангуну.

В 17-й дивизии в строю оставалось всего три тысячи человек, включая всех раненных и обессилевших. Только для половины из них хватало винтовок. Только чуть больше сотни офицеров пережило атаку. Но несмотря на это японцев удалось задержать у моста через Ситаун на целых две недели. Лишь после этого они смогли продолжить свое наступление. За это время британские власти в Рангуне смогли не только заново вооружить, обмундировать и перегруппировать своих солдат, но и демонтировать и вывезти в Индию или уничтожить важнейшие части портового оборудования, которое назло всем японским бомбардировкам еще оставалось в полном порядке.

Кроме того, штабу удалось перегруппировать все находившиеся в тылу британские войска, оценить полученный боевой опыт и разработать эффективную оборонительную стратегию на его основе. Это был выигрыш, если учесть, что с первого дня войны до переправы через Ситаун потери англичан вдвое превышали японские. И психологические последствия катастрофы последних дней были несколько смягчены, хотя и осталось осознание того, что гордая армия Его Величества после Малайи снова потерпела поражение.

Из Рангуна боеготовые войска направлялись дальше на север и большей частью были переподчинены 1-й бирманской дивизии под командованием генерал-майора Брюса Скотта. Эрик Томлин тоже был в одной из этих частей, идущих на север. Отоспавшись пару суток, его жизненный дух снова был полон сил. Лишь на ногах ему приходилось носить толстые повязки, потому что открытые мозоли воспалились и страшно болели.

Когда санитары тянули к грузовику, он успел заметить похоронную команду, копавшую братскую могилу. Мертвецы лежали рядами. Караульные смотрели на небо, потому что в любую минуту могли появиться японские самолеты. Эрик Томлин подумал о своих гурках и индусах, пока его несли мимо прикрытых ветками трупов, и он инстинктивно приложил ладонь ко лбу, там где должен был быть козырек фуражки. Лишь намного позже он узнал, что среди этих погибших был и его брат. Майор Филипп Томлин. Осколком снаряда ему раскололо череп.