Аргентинская политика и конец испанского владычества в Ла-Плате

Аргентинская политика и конец испанского владычества в

Ла-Плате

После того как в Буэнос-Айресе узнали о работах конгресса, проведенного Артигасом в апреле, правительство послало следующее заявление: во-первых, государственное управление является делом Конституционной ассамблеи всей Ла-Платы, и потому Артигас не должен создавать какие-либо органы власти в Восточной провинции; во-вторых, население Восточного берега составляет единое целое с жителями остальных провинций, а армия, в том числе и армия Артигаса, является только вспомогательной силой в данных провинциях. Эти тезисы соответствовали духу абсолютистского унитаризма, которого придерживалось правительство Буэнос-Айреса; он резко противоречил принципам федерации, которые отстаивал Артигас и народ Восточной провинции. Еще находясь в лагере Сальто-Чико, Артигас заявлял, что его войско — это не войско наемников, и потому он считал неправильным платить солдатам заработную плату. Для него армия была вооруженным народом. Поэтому он предложил делегатам конгресса отстаивать тезис о том, что каждая провинция должна располагать собственным войском. Приехав в Буэнос-Айрес, делегаты узнали, что их не допускают в ассамблею. Несмотря на протесты многих участников, членам Ложи действительно удалось с помощью чисто формальных уловок лишить восточных делегатов их прав. Истинная же причина заключалась в том, что привезенный ими документ содержал аргументы в защиту интересов провинций. Центральная власть, не скрывавшая своей склонности к монархизму, даже не разрешила их выслушать.

Артигас узнал об этих интригах от Ларраньяги, который просил срочно переоформить их мандаты. Он поспешил подтвердить делегатам необходимость защищать «Инструкции», напомнив, что народ принес жертвы не для того, чтобы в Буэнос-Айресе был восстановлен тиранический режим. Другое письмо Артигас направил правительству.

Длительные переговоры Артигаса с Буэнос-Айресом, которые велись через Ларраньягу, приобретали все более ожесточенный характер. В конце концов в Восточной провинции был созван новый конгресс. Правительство Буэнос-Айреса поручило созыв его Рондо, стремясь к тому, чтобы вновь избранные делегаты не были бы сторонниками федерализма, который отстаивал Артигас. Предполагалось, что таким образом удастся избежать обсуждения на ассамблее вопросов, изложенных в «Инструкциях». Хотя между Рондо и Артигасом имелась договоренность о совместном проведении конгресса, различие их взглядов, разумеется, не замедлило сказаться.

Рондо распорядился, чтобы конгресс собрался в Масиэль около Мигелете. Он открылся 8 декабря под его председательством. На этом заседании при очевидном нарушении законности игнорировались власть и роль Артигаса (раздавались даже голоса: «А кто такой Артигас?»). Собрание прошло в обстановке слепого подчинения Буэнос-Айресу, и в соответствии с его указаниями были выбраны три делегата — двое священников из этого города и Ларраньяга, приверженность которого к артигасовской идеологии сумели свести на нет тем, что назначили его заместителем директора публичной библиотеки в Буэнос-Айресе. На этом же заседании конгресса, где полностью игнорировались резолюции, принятые до того в Трес-Крусес, был назначен новый орган провинциальной власти. В последний день конгресс получил длинное заявление от Артигаса, в котором он протестовал против того, что не была признана власть народа и его собственная. Артигас направил конгрессу также копию другого заявления, обращенного к местным кабильдо, с подробным объяснением всего происшедшего; в этом, заявлении он просил кабильдо ответить на вопрос о том, признают и они его руководство, ибо в противном случае он немедленно отойдет от борьбы.

Избранные по указке Рондо делегаты отправились на ассамблею без каких бы то ни было инструкций и планов. В эти решающие дни Артигас получил от всех кабильдо письма с подтверждением их преданности ему. Однако положение продолжало обостряться. Потеряв последнюю надежду договориться с правительством Буэнос-Айреса, Артигас 20 января 1814 года снял осаду Монтевидео. Это решение он принял с полной ответственностью; он не мог далее оставаться там, где его окружали враги и где он легко мог попасть в засаду. Ближайшая его цель заключалась в том, чтобы подготовить сопротивление вторжению со стороны правительства Буэнос-Айреса.

Уход Артигаса от стен Монтевидео был воспринят как серьезное событие. Вслед за ним стали уходить его многочисленные друзья. В течение двух последующих дней дороги были заполнены людьми, покидавшими Монтевидео. Ушли пикеты кавалерии патриотов, полк улан, дивизия Оторгеса, защищавшая Серро, и другие отряды. В то же время посланцы Артигаса разъехались в разных направлениях — в провинции Энтре-Риос, Корриентес, Санта-Фе и в Парагвай. Они везли письма, в которых Артигас объяснял последние события и мотивы своих поступков.

Верховный правитель Буэнос-Айреса Посадас (он заменил второй Триумвират) издал декрет, в котором Артигас объявлялся вне закона как преступник и лишался всех своих постов; голова этого «врага родины», живого или мертвого, была оценена в шесть тысяч песо. В декрете указывалось, что в случае сопротивления он должен быть убит.

Этот декрет, опубликованный 11 февраля, имел лишь одно последствие — еще больше возросла ненависть жителей Восточного берега к правительству Буэнос-Айреса. Именно тогда народ еще теснее объединился вокруг своего вождя и руководителя.

Когда Артигас получил этот декрет, он ответил Посадасу, а заодно и его секретарю, Николасу де Эррера, который когда-то боролся в одних рядах с Артигасом, а затем перешел на сторону правительства Буэнос-Айреса:

«Жители Восточного берега начали революцию во имя свободы, и поэтому, даже если ваше превосходительство и не желает этого, они все равно станут свободными. Вы можете хоть сто раз объявлять меня предателем: я не изменюсь от этого. Вы можете предпринимать самые безумные меры — все равно мы будем свободны, решительны и энергичны».

Теперь два враждебных лагеря определялись так: к одному принадлежали сторонники централистской власти Буэнос-Айреса — «портеньос», как называли жителей порта; они придерживались монархического принципа правлений, монополизма в экономике, и стремились сохранить прогнившие аристократические устои. Им противостояли защитники политики, ясно и четко сформулированной в «Инструкциях», которая основывалась на демократическом республиканском правлении, принципе федерализма, независимости и свободы без всяких ограничений во всех ее общественных аспектах. То был глубокий демократизм, в муках рожденный Великой Французской революцией, которая стала примером для всего человечества.

Артигас во главе войска в три тысячи человек двинулся по направлению к Рио-Гранде, прошел через Дурасно и остановился в Белене. В арьергарде он оставил Фруктуосо Риверу, одного из своих офицеров, обнаружившего блестящие способности партизанского вожака. Ривера должен был перехватывать коммуникации и обозы Рондо. В низинах реки Уругвай Артигас поставил Оторгеса, чтобы воспрепятствовать какому-либо продвижению по реке.

Жители провинции Энтре-Риос еще раньше ответили на призыв Артигаса: несколько видных граждан этой провинции присоединились к нему. А в этот решительный момент Эусебио Эррера, один из самых уважаемых помещиков, возглавил военный отряд и пошел на помощь Оторгесу. Переправившись через реку Уругвай, он разбил силы противника в местечке Арройо-де-ла-Чина, а затем и войска, посланные Буэнос-Айресом под командованием офицера-монархиста барона Холмберга. Это произошло 22 февраля 1814 года при Эспинильо, около Параны.

Военные действия не прекращались. В марте того же года Артигас фактически контролировал все междуречье. Военная кампания в этом районе завершилась тем, что его союзник, сторонник федерализма Хуан Баутиста Мендес взял власть в Корриентесе.

Так как враги не раз пытались распускать всяческие слухи, чернящие Артигаса, необходимо еще раз подчеркнуть благородство, с которым он обращался с побежденными. Барон Холмберг и его офицеры после окончания битвы были отвезены в штаб Артигаса. Среди бумаг Холмберга был декрет, в котором Артигас объявлялся вне закона. Однако Артигас не только не нанес своим врагам ни малейшего оскорбления, но, наоборот, проявил к ним уважение. Многие из них позднее начали склоняться к федералистским идеям и сообщили правителю Буэнос-Айреса Посадасу о том, что они считают борьбу Артигаса справедливой.

Когда испанскому генерал-капитану Вигодету стало известно об этих противоречиях, он тотчас же начал восстанавливать свой упавший престиж. Он направил своих эмиссаров с письмами к Артигасу и к его кузену Оторгесу, бывшему управляющему королевской эстансией. В своих посланиях Вигодет заявлял, что он крайне заинтересован в мире и счастье жителей Восточного берега и сочувствует личному возвышению Артигаса. Он предлагал множество благ ему самому и его войскам. Однако Артигас не поверил посулам этой сирены, как, впрочем, и никаким другим. Он писал своему кузену Оторгесу:

«Мы переживаем такой момент, когда надо говорить с предельной ясностью и поступать с предельной осторожностью, дабы не возникло никакой возможности ошибочно истолковать наше поведение. Подобные предложения, если вдуматься в них, свидетельствуют лишь о желании воспользоваться ситуацией, в которой мы находимся, и выйти из своего безвыходного положения».

Далее Артигас писал:

«Каждый хочет захватить рыбку на свою тарелку».

Тем временем правительство Бузнос-Айреса, понеся ряд поражений, пыталось вновь начать в Рио-де-Жанейро переговоры о том, чтобы передать Восточный берег под власть испанцев. Одновременно оно послало эмиссаров и к Артигасу. На сей раз посланцами были люди уважаемые и дружественно настроенные к Артигасу: Мариано Амаро, священник, и Фрасиско Антонио Кандиоти, крупный помещик из провинции Санта-Фе. После длительных бесед с Артигасом они в апреле 1814 года пришли к соглашению. Однако это соглашение, подписанное обеими сторонами, не было утверждено Буэнос- Айресом.

Все эти переговоры с правительством происходили в начале 1814 года, то есть тогда, когда знамя федерализма (правда, отличавшегося от того, который в свое время защищал Артигас) реяло уже по всей территории междуречья (Литораль).[6] С этого времени влияние Артигаса стало расти неимоверно быстро, превратившись в настоящее наваждение для сторонников монархического централизма.

Каково было в то время положение испанцев в Монтевидео? После того как потерпели фиаско их планы — отколоть Артигаса от революции, после множества поражений, которые они понесли во время стычек в предместьях Монтевидео, и, наконец, после того как английский офицер Броун, командовавший флотилией Буэнос-Айреса, осадил и блокировал порт Монтевидео, тогда как у армии и у населения ощущалась острая нужда в самых необходимых продуктах, город капитулировал. 20 июня 1814 года пал этот последний и упорный оплот колониализма в Ла-Плате. Утром 23 июня испанские войска с развернутыми знаменами, под барабанный бой покинули город. Таковы были последние жалкие атрибуты некогда гордой испанской власти, которая таяла и подходила к концу на всех континентах.

Согласно договоренности сдача города происходила на «почетных условиях». Оставив город, испанцы направились к Агуаде в северном направлении.

Честь принятия капитуляции выпала на долю молодому генералу Карлосу Марии де Альвеар. Он прибыл сюда в то время, когда крепость уже не способна была держаться, и пожал плоды той длительной тяжкой борьбы, которую вели аргентинцы и жители Восточной провинции, понеся огромные жертвы. Когда испанцы эвакуировались, войска Альвеара под звуки музыки и барабанов вошли в город.

Эусебио Вальденегро, когда-то бежавший из войск Артигаса, теперь в роли победителя, отдавая честь, принимал у испанцев оружие. Ключи от крепости были вручены Николасу де Ведиа.

В тот же день полковник Френч отплыл в Буэнос-Айрес, увозя с собой документ о капитуляции.

Альвеар не выполнил условий договора. Как только Вигодет покинул Монтевидео, было нарушено условие о том, что никто из победителей не посмеет без особых оснований нарушать общественный покой. Грабеж и насилие воцарились в городе, пока он находился под властью правительства Буэнос-Айреса.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.