5. Децентрализация

5. Децентрализация

Сосредоточение власти в центре, где скрещиваются все линии, не просто создает хаос. Избыток этих линий вызывает чувство безысходности и на периферии, откуда они исходят.

Сирил Паркинсон

Децентрализация органов безопасности в наименьшей степени зависела от моей воли или воли любой другой организации и политика. Даже если бы я очень хотел помешать децентрализации (хотя такого желания у меня никогда не было, я всегда считал децентрализацию благом), я не смог бы этого сделать. Ослабление централистского начала и усиление суверенитета республик шло во многом объективно.

Страна находилась на перекрестке двух исторически неизбежных процессов. С одной стороны, неизбежным был распад имперского сверхцентрализованного, основанного на насилии Союза. С этой точки зрения я рассматривал стремление республик к самостоятельности и независимости как явление прогрессивное.

Но, с другой стороны, столь же исторически неизбежен мировой интеграционный процесс. От него не спрятаться. Его не остановишь. С этой позиции сепаратизм и все с ним связанное — реакционно и исторически обречено.

Очень сложно плавно перейти от одного процесса к другому. Все равно что на ходу перескочить в вагон встречного поезда.

В подходе к проблемам взаимоотношений между центром и республиками и децентрализации спецслужб я исходил, как теперь оказалось, ошибочно, из того, что Союз в той или иной форме, пусть самой слабой и аморфной, будет сохранен. Основания для подобного осторожного оптимизма давали события послепутчевых дней, особенно — решения Съезда народных депутатов СССР, который собрался на внеочередную сессию в начале сентября и где прозвучало совместное заявление Президента СССР и лидеров республик.

Я прекрасно сознавал, что процессы в сфере национально-государственного устройства страны первичны по отношению к любым шагам по реформированию КГБ. Мою позицию по этому вопросу в первые дни пребывания в должности можно проиллюстрировать выдержками из стенограммы выступления на совещании руководителей республиканских комитетов госбезопасности, которое состоялось 5 сентября:

«До путча главным было противоречие между жаждой демократического реформирования экономики, общества, которое проявлялось в большинстве республик — иногда стихийно, иногда организованно, — и фактическим саботажем, сопротивлением реформам со стороны центральных структур власти. Это главное противоречие и привело страну в то состояние развала и хаоса, в котором она сейчас, к сожалению, находится… Вместе с тем — я думаю, вы со мной согласитесь — основное препятствие, с устранением которого только и может начаться выход из кризиса, не только не устранено, но, наоборот, значительно увеличилось. Речь идет о развале Союза. К сожалению, путчистам, если можно так выразиться, удалось достичь главной цели: сорвать подписание Союзного договора, выработанного в результате ново-огаревского процесса. Своими действиями они активизировали процесс распада Союза.

Совершенно очевидно, что виноваты здесь не только путчисты с их субъективными намерениями и действиями, есть объективная основа для распада Союза. Из-за идиотизма идеологов его сохранения силой. А силой Союз сохранить нельзя. Прежнего Союза фактически не существует. Нет и не может быть никаких возможностей восстановить его сверху, какими бы грозными ни были решения парламента и Съезда народных депутатов. Это все бесполезно. Есть только один путь, который предложен в Заявлении Президента и высших руководителей республик. Это путь добровольного союза суверенных государств, в котором каждое из них самостоятельно определяет формы своего участия в Союзе. Нужно все поставить на естественную, нормальную основу, когда первичным мы считаем не Союз, а республику. И республики в результате совпадения взаимных интересов договариваются о каком-то объединении, где формы, степень связей уже не имеют большого значения.

Причем надо совершенно четко себе представлять, что без Союза и вне Союза подавляющее большинство республик, может быть, за редким исключением (сюда можно отнести прибалтов, и то у них будут определенные сложности), в ближайшее время просто развалится. Существовать республикам самостоятельно, изолированно, сепаратистски, вне какого-то союза — это иллюзия… Нетрудно себе представить, что вавилонское столпотворение, о котором мы все наслышаны из библейских сказаний, покажется в этой ситуации просто раем земным. Союз объективно необходим. Но еще раз повторяю: возможность его сохранения существует только одна — добровольное согласие республик и никакого давления сверху».

Такая постановка вопроса и видение проблемы, не вызвавшие, кстати, возражений ни у одного из представителей республик, лежали в основе подхода к децентрализации органов безопасности. На совещании я предложил следующую схему, которая в целом также встретила понимание республик:

«Если мы не будем возводить противоречия республик в степень, если попробуем искать взаимные интересы, то увидим, что эти интересы в общем-то существуют, и выйдем на новый уровень взаимоотношений. Причем еще раз говорю, республика будет всегда первичной, центр будет обслуживать республики.

Но, наверное, надо понять, что создавать внешнюю разведку каждой республике нелепо, когда исторически уже создан единый кулак внешней разведки. У нее много своих проблем: повышение эффективности, экономия средств и т. д. Но как единую структуру для тех государств, которые поймут неизбежность создания нового Союза, разведку, наверное, надо сохранить. И здесь никакого двойного (союзно-республиканского) подчинения, по всей видимости, не должно быть.

Другое дело — контрразведка. Она может вестись на каждой территории, но вопросы координации должны быть очень четко отработаны.

Проблемы борьбы с организованной преступностью, терроризмом, коррупцией и т. п. Здесь совсем не обязательно двойное подчинение. В этих вопросах может быть полная самостоятельность республик при незначительной координации на уровне межгосударственной организации: общие учеты, общий информационный банк, обмены, поскольку преступность не знает границ и она не будет замыкаться в рамках одной республики, какой бы жесткий пограничный режим она ни установила».

К совещанию 5 сентября был уже подготовлен проект соглашения о сотрудничестве между КГБ Союза и КГБ республик, в котором речь шла о делегировании республиками полномочий Комитету госбезопасности СССР в сфере обеспечения общественной безопасности. Я видел все несовершенства этого проекта, главный недостаток которого заключался в том, что он не учитывал, да и не мог учесть всего многообразия условий, которые существовали в каждой из республик. Позднее мы пошли по пути подготовки специальных соглашений с органами безопасности отдельных республик. Тогда же меня интересовала в первую очередь сама реакция их представителей на идею существования некоего центрального координирующего органа, деятельность которого строилась бы на новой, договорной основе.

И я с удовлетворением отметил для себя, что все выступившие на совещании представители республик поддержали идею координации их работы на уровне Союза. Председатели КГБ: Украины — Голушко, России — Иваненко, Казахстана — Николай Вдовин, Киргизии — Герман Кузнецов, Армении — Усик Арутюнян, Азербайджана — Вагиф Гусейнов, Молдовы — Анатолий Плугару, председатель комиссии по законодательству Верховного Совета Белоруссии Дмитрий Булахов, государственный советник Казахской ССР Юрий Хитрин, председатель Совета при Президенте Туркмении по координации деятельности правоохранительных органов Бегжан Ниязов — все считали необходимым сохранить общесоюзные структуры безопасности.

На этом же совещании была поддержана идея создания вместо старой Коллегии КГБ Координационного совета в составе председателей комитетов республик, что и было реализовано Указом Президента СССР уже 11 сентября. Позже, 24 октября, был подписан Указ Президента СССР «О Координационном совете Межреспубликанской службы безопасности», в состав которого помимо руководителя МСБ входили директор ЦСР и руководители органов безопасности суверенных республик (государств). Решения Координационного совета должны были проводиться в жизнь приказами руководителя Межреспубликанской службы безопасности, на которого возлагалась координация деятельности спецслужб Союза и республик.

28 октября мы провели в новом составе первое заседание Координационного совета МСБ. Организовали на первое время зал с некоторым подобием «круглого» стола, в оформлении которого не было ни портретов президентов, ни «чекистской» символики, одни пейзажи. «Первый блин» не вышел комом. При очень разнообразной ситуации в республиках согласие по всем принципиальным вопросам удавалось находить. Всеми без исключения был подписан, как я считаю, очень важный протокол. Теперь это исторический документ, свидетельствующий не только об упущенных возможностях, но и подтверждающий убеждения о необходимости создания координационных механизмов в СНГ.

ПРОТОКОЛ

заседания Координационного совета Межреспубликанской службы безопасности

г. Москва 28 октября 1991 года.

28 октября 1991 года в г. Москве состоялось заседание Координационного совета Межреспубликанской службы безопасности в составе:

тт. Бакатина В. В., Примакова E. М.

Руководителей органов безопасности суверенных республик (государств):

генерал-майора Иваненко Виктора Валентиновича (РСФСР)

генерал-лейтенанта Голушко Николая Михайловича (Украина)

генерал-майора Ширковского Эдуарда Ивановича (Беларусь)

генерал-майора Алиева Гулама (Узбекистан)

генерал-майора Баекенова Булата Абдрахмановича (Казахстан)

полковника Нинуа Тамаза Вахтанговича (Грузия)

полковника Садыхова Рафика Алиевича (Азербайджан)

полковника Плугару Анатолия Федоровича (Молдова)

полковника Бакаева Анарбека Курамаевича (Кыргызстан)

генерал-майора Стройкина Анатолия Алексеевича (Таджикистан)

генерал-майора Арутюняна Усика Сереновича (Армения)

генерал-майора Копекова Данатара (Туркмения)

Члены Координационного совета выразили общее мнение о том, что происходящие в стране процессы демократических преобразований создают реальные условия для установления подлинного суверенитета республик и взаимовыгодного сотрудничества на благо их народов. Они констатируют, что нормальная жизнедеятельность каждого государства в отдельности и всех вместе возможна лишь при условии политической, экономической и социальной стабильности, обеспечения внутренней и внешней безопасности ее субъектов.

Члены Координационного совета считают, что реальная безопасность каждого из суверенных государств может быть обеспечена лишь при условии проведения единой скоординированной политики коллективной безопасности. В этой связи они с одобрением относятся к практическим шагам суверенных республик по взаимодействию в области национальной безопасности.

Члены совета с удовлетворением приняли решение Государственного совета СССР о передаче органов государственной безопасности в исключительную юрисдикцию суверенных государств, об образовании на базе КГБ Межреспубликанской службы безопасности и о создании Координационного совета в целях выработки стратегии и осуществления согласованных действий по обеспечению коллективной и индивидуальной безопасности государств.

Учитывая, что стремление суверенных республик к сохранению единого политического, экономического и оборонного пространства вызывает необходимость создания эффективной системы защиты их коллективных интересов, согласились в том, что действенным инструментом координации общих усилий по обеспечению безопасности субъектов сообщества может быть Межреспубликанская служба безопасности.

Члены Координационного совета рассмотрели и в основном одобрили проект Временного положения о Межреспубликанской службе безопасности. Согласовано, что Межреспубликанская служба безопасности будет осуществлять координацию деятельности подразделений службы и органов безопасности суверенных республик по вопросам, отнесенным к их совместному ведению; информационное обеспечение деятельности органов безопасности; проведение аналитических исследований по проблемам безопасности, представляющим для них взаимный интерес; согласованную с республиками оперативно-розыскную деятельность; материально-техническое и научно-исследовательское обеспечение деятельности органов безопасности; подготовку и переподготовку кадров для республиканских органов безопасности и другие функции, изложенные в проекте Временного положения.

Членами совета поддержано предложение о создании института постоянных представителей органов безопасности суверенных республик в Межреспубликанской службе безопасности.

Члены совета считают, что с учетом состоявшегося обсуждения необходимо в кратчайший срок внести на рассмотрение Государственного совета СССР и Президента СССР Временное положение о Межреспубликанской службе безопасности.

Члены совета — представители суверенных республик — признают необходимость скорейшего заключения двусторонних соглашений между органами безопасности республик и Межреспубликанской службой безопасности. Они выразили также намерение принимать активное участие в разработке межреспубликанского Договора о коллективной безопасности.

Серьезная проблема заключалась в том, что все нити управления в КГБ сходились к Москве. Председатель республиканского Комитета был вынужден согласовывать с КГБ СССР все вопросы штатного расписания, финансирования, структурных перемен. Без визы Управления кадров КГБ СССР республиканские подразделения не могли даже переставить какого-нибудь старшего «опера» с одного участка работы на другой, не говоря уже о праве назначить начальника областного управления. Эта закостеневшая чиновничья практика ярко иллюстрировала отсутствие каких-либо перестроечных веяний в КГБ, прежнее руководство которого просто игнорировало или втихую саботировало процессы суверенизации республик.

Был подписан приказ о расширении прав руководящего состава органов госбезопасности в связи с формированием в стране принципиально новой системы отношений между республиками и центром. Председатель КГБ союзной республики получал право вносить любые изменения в штаты в пределах фонда денежного содержания и заработной платы, штатных должностей и окладов; назначать начальников областных управлений, зачислять на военную службу и увольнять сотрудников, присваивать им воинские звания и т. д.

Не видел я никаких проблем и в том, чтобы республиканские органы власти самостоятельно назначали руководителей своих комитетов. При таком подходе руководители республик ставились в совершенно иное положение и уже сами были заинтересованы согласовать со мной свою кандидатуру.

Звонит Президент Молдовы Мирча Снегур, просит принять А. Плугару, которого он намерен своим Указом назначить руководителем органов безопасности республики. Знакомлюсь с Плугару. Кстати, очень здравомыслящий человек, журналист. Договариваемся о совместной работе. Издается Указ Президента, объявляется нашим ведомственным приказом. Чьи интересы при этом ущемлены? Абсолютно ничьи. В таком духе я полагал строить отношения со всеми республиками, которые оставались в Союзе.

Иначе обстояло дело с государствами Балтии, которые в начале сентября формально обрели свою долгожданную независимость. У меня не было никаких сомнений в праве Латвии, Литвы и Эстонии на самостоятельное развитие, прерванное закулисными сталинскими сделками в 1939–1940 годах. Совершенно очевидно, что деятельность комитетов госбезопасности этих республик должна была быть прекращена.

Но, чтобы сделать это, требовалось решить целый комплекс организационных, правовых, политических вопросов.

Во-первых, надо было определиться с будущим сотрудников Комитета, которые легко могли стать заложниками и жертвами во внутриреспубликанских политических баталиях. Я считал, что они не были виноваты в том, что, верные присяге, вынуждены были служить союзным законам и союзному органу. Не они породили эту ситуацию, а, скорее, Ландсбергис и Горбачев, которые, отстаивая каждый свои интересы, разрывали общество на непримиримые лагери. Мог ли я, оказавшийся в такой ситуации, допустить, чтобы бывшие сотрудники КГБ в отделяющихся республиках были лишены каких-либо социальных гарантий — пенсий по старости, возможности получить другую работу? Конечно, нет.

Во-вторых, предстояло решить очень болезненную проблему архивов КГБ. Они хранили в себе не только бесценные исторические материалы, но и документы текущей работы, агентурные досье, способные взорвать любое общество. Я не считал допустимым передачу агентурных дел и картотек в распоряжение местных органов власти. Но, коль скоро они на этом настаивали, вопрос мог быть решен только на межгосударственном уровне, при достаточных законодательных гарантиях их неразглашения.

В-третьих, вставала проблема спецтехники, в первую очередь — шифровальной и дешифровальной. Оставление всей этой техники на территории отделяющихся, теперь — иностранных государств грозило нанести большой ущерб всей шифровальной (и не только шифровальной) работе, на налаживание которой ушли годы и огромные суммы денег.

Наконец, важно было определиться с охраной границ. Ситуация складывалась парадоксальная: пограничные силы Союза охраняли обращенный на Запад периметр трех «зарубежных» государств, тогда как охраняемых рубежей с самими этими государствами Союз не имел вовсе.

Весь этот комплекс вопросов мог быть решен только путем переговоров всех заинтересованных сторон. Мне неоднократно приходилось беседовать с премьер-министром Эстонии Сависааром, Латвии — Годманисом, представителем Литвы Вайшвилой. Должен сказать, что лучшее взаимопонимание установилось у меня с Эдгаром Сависааром. Во все три государства я практически сразу же направил полномочные делегации для подготовки проектов соглашений, руководители комитетов госбезопасности этих стран регулярно приезжали в Москву.

Интенсивные консультации и согласования позволили достаточно быстро выйти на подписание соглашений, в которых предусматривалось полное прекращение деятельности союзно-республиканских комитетов госбезопасности в Латвии, Литве и Эстонии. Устанавливался короткий переходный период, в ходе которого решались все спорные вопросы. КГБ Союза брал на себя гарантии по трудоустройству и выплате социальных пособий действовавшим и бывшим сотрудникам КГБ этих государств за счет союзного бюджета. Создавались возможности для их использования в органах безопасности различных республик Союза.

К сожалению, не обошлось без сложностей. Наша кадровая служба оказалась очень неповоротливой, а на местах проявлялся вполне понятный эгоизм. Пришлось несколько раз посылать своего заместителя Н. Столярова для активизации этой работы. В Литве и Латвии начались спекуляции вокруг архивов. Некоторые лидеры не смогли удержаться от соблазна использовать полученные документы для сведения счетов со своими политическими противниками. В итоге они получили только разжигание вражды, обострение обстановки в правительственных и парламентских кругах.

Судьбу спецтехники рассматривали созданные совместно с заинтересованными сторонами экспертные группы. Отдельные виды специальной техники, автотранспорта, оргтехвооружения передавались бывшим республикам безвозмездно либо за плату; другие виды вывозились на территорию СССР.

Проблемы организации пограничной охраны решались путем установления определенного переходного периода, необходимого для подготовки прибалтийскими государствами своих кадров пограничников, для определения массы правовых вопросов, связанных с установлением визового режима, порядка въезда и выезда, механизма паспортного контроля и т. д.

Прекращение деятельности комитетов госбезопасности прибалтийских стран требовало не только двусторонних соглашений, но и односторонних мер с нашей стороны. В частности, необходимо было оказать практическую помощь в вопросах дальнейшего прохождения службы военнослужащими, трудоустройства рабочих и служащих, а также членов их семей, прибывавших из этих стран, изыскивать возможности для обеспечения их жилплощадью, создания других социально-бытовых условий. Все это было не так просто, учитывая, что во всех регионах страны с жильем и со всем остальным тоже было не густо. Особенно тяжело складывалось дело с бытовым устройством сотрудников госбезопасности в и без того истощенной Чернобылем Белоруссии, куда перемещалась значительная часть сотрудников из соседней Прибалтики. В октябре я приказал оказать помощь КГБ Республики Беларусь в создании собственного военно-строительного отдела, запланировать строительство в 1992–1995 годах здания военно-медицинской службы в Витебске, поликлиники в Могилеве, домов в Минске.

В республиках, остававшихся в составе Союза, реформы органов безопасности (кроме России) шли почти исключительно по пути усиления их независимости от Москвы. Трудно даже было назвать это реформами, поскольку чаще всего просто менялось название комитета, он переходил в подчинение республиканским органам власти, но направления, формы, сам дух и работа серьезных изменений не претерпевали. Меня не покидало ощущение, что новые власти республик рассматривали органы госбезопасности и контроль над ними как важные символы национальной государственности, не видели здесь потенциальной угрозы демократии. А может быть, к демократии еще не пришли? Может быть, я не прав (хотелось бы быть неправым), но, по-моему, темпы реформы союзного КГБ опережали эти процессы в республиках. Мои же возможности влиять на ситуацию там были весьма ограничены.

Характер взаимоотношений КГБ СССР (МСБ) с республиканскими комитетами, сферы их компетенций и объем делегированных в центр функций определялись в двусторонних соглашениях, подготовка и подписание которых интенсивно шли в октябре-ноябре. Первое такое соглашение было подписано 8 октября — со Службой национальной безопасности Украины, за ней последовали КГБ Республики Беларусь, Министерство национальной безопасности Республики Молдова, КГБ Республики Таджикистан. В середине ноября состоялся мой первый и единственный за три месяца визит за пределы Москвы — в Казахстан и Киргизию, где у меня состоялись очень интересные и полезные встречи с руководителями этих республик и были заключены соглашения с комитетами госбезопасности.

Сложнее шел процесс достижения договоренностей с закавказскими республиками. Доверия к КГБ Союза там не было и быть не могло. Грузинское руководство во главе с Звиадом Гамсахурдиа, верное политике автаркии и самоизоляции, не проявляло желания идти на установление каких-либо контактов на межреспубликанском уровне, в том числе и по вопросам безопасности. «Грузинскую стену» мне сломать так и не удалось. Что же касается служб безопасности Армении и Азербайджана, то их объективная заинтересованность в сотрудничестве оказалась сильнее предубежденности против центра — договоры с ними в начале декабря были подписаны.

Конечно, сотрудничество с этими республиками, которые фактически находились в состоянии необъявленной войны друг с другом и с одинаковым недоверием и предубеждением относились к центру, было не таким простым делом. Точная и объективная информация о событиях в Закавказье требовалась постоянно, однако десятилетиями налаженные традиционные каналы ее получения уже не срабатывали. От комитетов безопасности Армении и Азербайджана информацию мне давали часто неполную или «подправленную».

Я считал главным принципом взаимоотношения с закавказскими республиками невмешательство в противоборство сторон. Звучавшие порой обвинения — особенно часто из уст Гамсахурдиа — по поводу «провокаций КГБ» в Закавказье — не более чем вымысел, хотя и не столь безобидный.

К началу декабря из всех республик, входивших в состав Союза, МСБ не имела соглашений с тремя. С Грузией, которая принципиально не шла на контакты, с Узбекистаном: все спорные вопросы были уже решены, и я планировал поездку в Ташкент для подписания документа. И, наконец, Россия.

Безусловно, главная проблема, связанная с децентрализацией, решалась в процессе создания самостоятельной службы безопасности РСФСР. В этом случае нельзя было сказать, что формировалась еще одна республиканская спецслужба. Возникала качественно новая ситуация, при которой КГБ Союза лишался какой-либо «своей» территории, что еще сильнее подчеркивало необходимость для союзного КГБ (МСБ) ограничиться координирующими функциями.

КГБ РСФСР был впервые образован 6 мая 1991 года, когда Председателем Верховного Совета России Ельциным и Председателем КГБ Крючковым (действовавшим по уполномочию Президента СССР) был подписан соответствующий протокол. За последующие четыре месяца для создания КГБ России не было сделано почти ничего. В его центральном аппарате насчитывалось едва ли два десятка офицеров, а все областные российские управления по-прежнему подчинялись КГБ СССР. Так что начинать пришлось практически с нуля.

Четвертого сентября 1991 года я издал приказ «О неотложных мерах по обеспечению формирования и деятельности КГБ РСФСР». В подчинение КГБ России были переданы все комитеты бывших автономных республик и управления по краям и областям. Управлению кадров КГБ Союза было поручено произвести передачу российскому Комитету штатной численности за счет подразделений КГБ СССР; передача осуществлялась одновременно с занимаемыми помещениями, имеющимися средствами связи, вычислительной техникой, транспортом и другим имуществом. Приказом запрещалось препятствовать переводу сотрудников, изъявивших желание проходить службу на должностях в КГБ РСФСР. Устанавливалась принципиально новая практика, следуя которой руководители подразделений центрального аппарата КГБ СССР могли направлять любые указания в органы госбезопасности России только по согласованию с КГБ РСФСР. Для размещения центрального аппарата КГБ РСФСР предписано было на первых порах выделить то центральное здание КГБ на Лубянской площади, которое в течение десятилетий являлось символом КГБ.

Конечно, надо было быть очень наивным, чтобы надеяться создать новую огромную организацию одним приказом. Я помню, на создание МВД России в свое время понадобился почти год. Никто не спорит, трудно даже на базе КГБ создать принципиально новую службу. Проще поменять вывески. Тут всего-то надо молоток и четыре гвоздя.

Уже в сентябре я отчетливо почувствовал стремление ряда российских политиков полностью ликвидировать союзные структуры КГБ, просто переподчинив их России. Эта тенденция в полной мере укладывалась в логику тех людей из близкого и далекого окружения Ельцина, которые уже тогда взяли курс на полную ликвидацию союзной государственности и максимальное усиление атрибутов государственности России даже в ущерб интересам других республик. Подобная тенденция в какой-то момент проявилась и в подходах некоторых членов Государственной комиссии по расследованию деятельности органов госбезопасности, в состав которой, кстати, входили только российские политики. Как я уже упоминал, в середине сентября, более чем за месяц до официального срока представления заключения, Степашин направил в Госсовет СССР предложение о прекращении деятельности КГБ СССР и создании на его базе Комитета госбезопасности России. Речь, таким образом, шла о том, чтобы поменять вывеску с «КГБ СССР» на «КГБ РСФСР».

Мне такой путь представлялся не очень продуктивным. Не о себе я заботился. Плохо это или хорошо, но за свое кресло никогда не держался. Меня прежде всего беспокоило, что такой шаг будет открытым вызовом другим республикам и поощрением сепаратистских тенденций. Такая политика работала не на сохранение и без того хрупкого Союза, а на окончательный его развал. Именно с этим я не мог согласиться. Кроме того, это бы инициировало и без того сильные тенденции в республиках на «захват» общей для всех служб безопасности собственности (радиоперехват, связь, инфраструктура, здравоохранение, стройбаза). Все они в не меньшей степени, чем Россия, могли претендовать на «свою» долю «наследства» от союзного КГБ. Кроме того, с корнем рушилась общая для всех республик система безопасности, а новая, «объединенная», еще не была создана даже как концепция (разведка, контрразведка, погранвойска, оборона, армия, ВПК, энергетика и т. д.).

В тот момент только с помощью Б. Н. Ельцина мне удалось отстоять свою точку зрения, которая базировалась на убежденности в необходимости сохранить межреспубликанские структуры. Комиссия Степашина также изменила эту свою случайную, извне привнесенную позицию, поддержав в конечном счете создание МСБ, ЦСР СССР и объединенных пограничных сил. До тех пор, пока существовал Союз, такой подход был единственно возможным и разумным.

Другая часть трудностей, которая возникала при создании КГБ России, могла быть отнесена к межведомственным и чисто личным противоречиям, на мой взгляд, неизбежным при выделении одной организации из другой. Я исходил из того, что КГБ России сам должен разработать структуру, функциональную подчиненность подразделений и штатную численность. Как и в других случаях, я считал интересы республики первичными. Однако следует признать, что эта общая установка не всегда срабатывала, когда дело доходило до конкретных исполнителей или вставал, скажем, вопрос о немедленном освобождении того или иного служебного помещения. Мелкие трения могли бы перерасти в конфронтацию, если бы не разумная, конструктивная позиция Виктора Иваненко, с которым у меня практически не было каких-то спорных вопросов.

К сожалению, далеко не все в руководстве КГБ России проявляли и половину такта, терпения и взвешенности, которые были присущи Иваненко. Некоторые из них свое организационное бессилие прикрывали надуманными или просто ложными обвинениями в адрес центрального аппарата и лично Бакатина. Я считал и считаю ниже своего достоинства вступать в «полемику», не считал нужным как-то специально реагировать на все эти потуги, за которыми, по моему убеждению, скрывалось одно — стремление старых кадров КГБ поменять фасад и оставить все по-прежнему. Обвиняя меня во всех смертных грехах, сами они ничего конструктивного не предлагали и предложить не могли.

Обвинения в посягательстве на прерогативы КГБ РСФСР порой причудливо и недиалектично переплетались с атаками со стороны российских структур за недостаточную активность в решении сугубо внутренних российских, входивших в компетенцию АФБ проблем. Приведу лишь один наиболее яркий пример, связанный с небезызвестными событиями в Чечено-Ингушетии в конце октября — начале ноября 1991 года.

Как читатель, наверное, помнит, после прихода к власти Исполкома общенационального конгресса чеченского народа во главе с Джохаром Дудаевым Президент РСФСР издал неожиданный Указ о введении на территории Чечено-Ингушетии чрезвычайного положения. С самого начала я расценил эту идею как исключительно неразумную, чреватую взрывом напряженности на всем Северном Кавказе. Президента откровенно «подставили» некоторые его советники. Того же мнения придерживался и В. Иваненко. Свою точку зрения я не скрывал и Союзу вмешиваться в конфликт в Чечне не полагал возможным. Я не успел еще ознакомиться с самим Указом, как вдруг узнаю о беспрецедентном по своей неясности постановлении Президиума Верховного Совета РСФСР, который поддержав Указ Ельцина, признал меры по его реализации недостаточными и возложил всю вину за это на меня, министра внутренних дел СССР Виктора Баранникова и В. С. Комиссарова. Я вынужден был обратиться к Председателю Верховного Совета России.

«Поскольку я всегда считал, что Постановления Президиума Верховного Совета РСФСР являются документами исключительно серьезными и требуют соответствующего реагирования, довожу до Вашего сведения свое полное несогласие с содержанием подписанного Вами Постановления от 9 ноября 1991 года.

Прежде всего утверждение, будто введение чрезвычайного положения является «актом благоразумия», не соответствует действительности и в реально сложившихся условиях только способствовало эскалации конфликта и сплочению антифедералистских сил.

Решительно возражаю против содержащейся в Постановлении оценке деятельности Баранникова и Бакатина. Подобная оценка ничем не обоснована и является не более чем очевидной и по-человечески понятной попыткой ряда политиков, которые подвели Президента России, переложить вину на лиц, не имевших к разработке Указа и организации его выполнения никакого отношения.

Прошу принять к сведению.

В. Бакатин

12 ноября 1991 г.

P.S. В. С. Комиссарова, на мой взгляд, следовало бы поблагодарить за то, что, находясь в эпицентре напряженности, сумел предотвратить кровопролитие и тем самым оставил минимальную возможность для возобновления политического диалога, чем и воспользовались народные депутаты России, не поддержав Указ».

Тогда же 12 ноября, в Грозном, был задержан сотрудник одного из райотделов КГБ ЧИР майор Виктор Толстенев. В теленовостях в тот вечер сотрудник местного ОМОНа заявил, что судить Толстенева будет народ. Наутро труп майора был доставлен в морг. Вопиющее преступление! Но для российских «чекистов», с 4 сентября подчиненных непосредственно КГБ РСФСР, по наущению известных кадров «виновным» вновь оказался Центр, а значит, Бакатин. В телеграммах из областных, краевых, республиканских управлений КГБ, которые обильно цитировались в газетах, меня упрекали в бездеятельности и «попустительстве убийцам». А Ставропольское управление (которое, кстати, как и Чечено-Ингушское, подчинялось не Центру, а России) выразило Бакатину недоверие. Дело не во мне. Есть определенные нравственные принципы и порядочность. Можно подумать, что кто-то посчитался с мнением КГБ, когда вводил в Чечне чрезвычайное положение, заранее обреченное на провал и вызвавшее только обострение отношений между народами. Неудивительно, что и генерал Дудаев также обвинял КГБ СССР в провоцировании конфликта в ЧИР.

Вот уж поистине неистребимая привычка все свои собственные ошибки валить на КГБ.

Из письма Дудаеву: «Ваше заявление в интервью «Независимой газете» (№ 153) о некой моей причастности к событиям в Чечено-Ингушетии вызывает у меня по меньшей мере удивление. Со всей ответственностью заявляю, что каких-либо действий в Вашей республике по моему указанию или с моего ведома не предпринималось.

Выступая принципиальным сторонником решения политических, национальных и иных проблем только мирным путем, за столом переговоров, полагаю, что это особенно важно в таких сложных процессах, как обретение суверенитета и самостоятельности. Не силовое давление, а только здравый смысл, благоразумие, полное соблюдение прав человека могут обеспечить свободное развитие всех народов страны.

Вместе с тем хотел бы обратить Ваше внимание на недопустимость фактов самосуда над кем бы то ни было, тех действий, которые привели к трагической гибели В. Толстенева».

В случае с Чечено-Ингушетией как в капле воды отразилась вся сложность и противоречивость моего положения все эти месяцы работы на Лубянке. Люди, даже облеченные властью, по-прежнему по инерции считали КГБ Союза (МСБ) ответственным за все, что происходит в любой точке СССР. Хотя республики стали самостоятельными, КГБ изменился и никакого прямого влияния на ситуацию в каком-либо регионе страны оказывать уже не мог. Но при любой конфликтной ситуации сыпались одновременно обвинения либо в недоработках МСБ («Куда Бакатин смотрит?»), либо в происках МСБ («комитетские провокации из Москвы»). Положение постоянно виноватого неизвестно за что — не из самых приятных. Противно, но что поделаешь. Не без основания приобретенная давнишняя привычка всю политическую грязь «валить» на КГБ долго, наверное, еще будет жить. Даже тогда, когда новые спецслужбы ничего общего со старым КГБ иметь не будут.

Пока пресса выискивала столь любимые ею «непримиримые противоречия» между КГБ Союза и России, а политики искали, на кого бы свалить вину за политические трудности, неуклонно шел процесс наращивания российских структур безопасности.

Я считал нецелесообразным раскалывать отдельные управления КГБ на союзную и республиканскую части. За исключением тех случаев, когда это было неизбежно (например, контрразведка, которой, как предполагалось, должны были заниматься и республиканские, и межреспубликанские органы), управления и отделы либо целиком переходили в КГБ России, либо оставались в МСБ. По моему убеждению, всегда можно было бы договориться о задействовании возможностей МСБ в мероприятиях КГБ России и наоборот.

1 ноября 1991 года в целях ускорения формирования структур Комитета госбезопасности РСФСР я приказал передать ему полностью 7-е Управление КГБ СССР, 12-й Отдел, Следственный изолятор, ряд служб Оперативно-технического управления, Военно-строительное управление с инженерно-строительными частями, военно-строительными отделами с имеющейся штатной численностью и личным составом, вооружением и техникой. Было установлено, что порядок использования сил и средств наружного наблюдения, оперативной техники определяются отдельным соглашением между Межреспубликанской службой безопасности и КГБ РСФСР, которое было накануне подписано Олейниковым и Иваненко.

К 26 ноября, когда был издан Указ Президента РСФСР № 233 «О преобразовании Комитета государственной безопасности РСФСР в Агентство федеральной безопасности РСФСР», в центральном аппарате российской службы безопасности работали 20 тысяч сотрудников и 22 тысячи — на местах. Это была уже полноценная организация, способная самостоятельно решать крупные задачи.

После создания АФБ разговоры о «смертельных схватках» между АФБ и МСБ не окончились. Отличилась даже глубокоуважаемая мною «Би-би-си», в радиопередаче которой прозвучала жутко детективная «история». По сообщению «Би-би-си», которое было перепечатано многими советскими газетами, у меня со стола была якобы похищена секретная структура будущей МСБ. «Так как документ оказался в руках Президента РСФСР, указ о реорганизации российского КГБ был подписан Ельциным гораздо раньше намеченного срока, чтобы поспеть прежде Горбачева предъявить претензии на обладание основными боевыми силами старого союзного КГБ и поставить точку в вопросе, какой КГБ главнее».

Прочитав или услышав подобный, мягко говоря, бред, каждый профессионал, мало-мальски знакомый с «кухней» ведомственного и «президентского» нормотворчества, конечно, посмеется, но авторы подобных фальшивок хорошо знают, что среди читающей публики далеко не все профессионалы и она (публика) с ходу клюет на подобные «сенсации», тем более касающиеся КГБ. Но здесь авторы явно перебрали. Только полный идиот мог поверить, что Президенту России могло прийти в голову засуетиться, получив «в руки» выкраденную(?!) структуру МСБ.

Во-первых, в той мере, в какой это интересовало Бориса Николаевича, я информировал его и советовался с ним о вариантах структуры МСБ.

Во-вторых, эта «секретная» схема была абсолютно несекретной и широко обсуждалась всеми, кто проявлял к этому интерес, включая журналистов и депутатов.

В-третьих, нет и не может быть никакой связи между структурами МСБ и АФБ — это принципиально разные организации.

В-четвертых, все, что просило руководство АФБ передать из старого КГБ в ее ведение, было передано, и здесь абсолютно не требовалось вмешательства Президента России. Это слишком мелко для его уровня.

Я не настолько наивен, чтобы считать, что надо опровергать газетную чепуху, что после опровержения очередной теле- или газетной «утки» средства массовой информации прекратит заниматься дезинформацией. Конечно, нет. Для профессионала-дезинформатора опровержение все равно, что масло в огонь. Пока будут политики, будет спрос на дезинформаторов. Конца этому не будет. Так что лучше не возмущаться. Как писал в свое время Марат, «поскольку клевета на меня возводилась продажными перьями, я противопоставлял ей презрение». Как видим, времена меняются, но нравы не очень.

Чтобы лишить политиканствующих деятелей в аппарате МСБ и АФБ удовольствия распространять сплетни и побудить их заняться будничной тяжелой работой, мы с В. Иваненко решили выступить с совместным заявлением:

«В последнее время в средствах массовой информации появляются многочисленные сообщения по поводу якобы существующих непримиримых противоречий между Межреспубликанской службой безопасности и Агентством федеральной безопасности России. В распространение этих домыслов вносят вклад и некоторые сотрудники бывшего КГБ СССР.

Со всей ответственностью хотели бы заявить, что подобные заявления лишены каких-либо серьезных оснований. Руководство и МСБ, и АФБ максимально заинтересовано как в скорейшем становлении сильных и дееспособных органов госбезопасности России, которая, единственная из всех республик, не имела службы безопасности, так и в обеспечении координации деятельности спецслужб всех суверенных государств. АФБ России формируется на основе части центрального аппарата бывшего КГБ Союза, ему предоставляются необходимые кадровые и материально-технические возможности.

Конечно, формирование АФБ и реформирование МСБ — процесс сложный, не исключающий возможности известных разногласий по частным вопросам. Но эти разногласия вовсе не носят принципиального характера и разрешаются на основе взаимосогласованных договоренностей.

Полагаем, что информация о «соперничестве» МСБ и АФБ России имеет целью посеять семена раздора между этими двумя организациями и наносит вред общему делу обеспечения безопасности России и других суверенных государств.

В. Бакатин В. Иваненко.

29 ноября 1991 г.»

Однако будущее МСБ и АФБ России зависело уже не от Бакатина и Иваненко. Оно решалось в тех драматических политических схватках, которыми был отмечен последний месяц 1991 года, последний месяц существования Союза Советских Социалистических Республик.

Вадим Викторович Бакатин с матерью Ниной Афанасьевной и дядей Владимиром Афанасьевичем Куликовым, 1970 г.

На стройке в Кемерово после окончания института, начало 60-х годов

Семья Бакатиных, 1970 г.: Людмила Антоновна (жена), Александр (старший сын), Дмитрий (младший сын), Вадим Викторович

В редкие минуты отдыха с женой

По традиции минувшего времени первый секретарь обкома КПСС должен был инспектировать заводы, фабрики, фермы…

С председателем колхоза «Путь Ленина» Кировской области Александром Червяковым, 1986 г.

На сессии Верховного Совета СССР, 1989 г.

В коридорах власти

После первой пресс-конференции В. Бакатина в качестве Председателя КГБ, 31 августа 1991 г.

Перед «выходом» на трибуну Мавзолея 1 мая 1990 г.

Возложение венка к могиле Неизвестного солдата, 10 ноября 1990 г.

Во время визита на Украину в 1990 г. в качестве министра внутренних дел СССР

Подписание соглашения с Председателем Комитета госбезопасности Армении У. Арутюняном, 11 декабря 1991 г.

Подписание соглашения с Председателем Комитета госбезопасности Азербайджана И. Гусейновым, 11 декабря 1991 г.

Передача документов по делу Р. Валенберга представителям Посольства Швеции в СССР, 1991 г.

Во время визита председателя Национального собрания Франции Л. Фабиуса в Москву, май 1990 г.

Во время беседы с госсекретарем США Дж. Бейкером в КГБ, сентябрь 1991 г.

Встреча с министром юстиции ФРГ К. Кинкелем, октябрь 1991 г.

С министрами внутренних дел России В. Баранниковым (справа) и Австрии Ф. Лешнаком, ноябрь 1990 г.

Подписание соглашения с премьер-министром Эстонии Э. Сависааром о будущем органов безопасности этого государства, 1991 г.

Во время беседы с министром внутренних дел Франции П. Жоксом у А. Яковлева, 1990 г.

Делегация СССР на сессии Интерпола с начальником Королевской канадской конной полиции комиссаром Н. Инкстером