XV. ПОЧЕМУ Я НЕ УБЕГАЛ ИЗ ПЛЕНА
XV. ПОЧЕМУ Я НЕ УБЕГАЛ ИЗ ПЛЕНА
Очень характерно письмо генерала Меандрова, написанное им в лагере Ландсхуте в начале января 1946 года, незадолго до памятных событий (19-го января) в лагере Дахау. Правда, в этом письме генерал Меандров говорит только о себе и о руководящих офицерах, но по существу он говорил о всех, сидевших в лагере.
— «Почему я не убежал (убегал) из американского лагеря военнопленных?»
Этот вопрос неоднократно задавали мне многие и я решил обстоятельно ответить на него.
Еще до окончания войны, наши части перешли на сторону американских войск. Мы верили, что великая демократическая нация, в лице американского командования, поймет нас и даст нам политический приют. Мы вверили свою жизнь американцам и, я полагаю, что надо быть последовательным и добиваться благоприятного для нас решения вопроса о нашей судьбе.
Мне могут возразить, что прошло уже более 8-ми месяцев, но наша судьба не решена. Более того, были случаи насильственной репатриации. Да, единичные случаи были, но общего и окончательного решения о русских невозвращенцах еще нет. Его нужно ждать. Долго ли? Не знаю, но глубоко убежден, что спокойствие, выдержка, организованность нам помогут больше, нежели индивидуальные попытки побегов из лагерей и нелегальная жизнь на свободе. Наоборот, последнее ухудшит судьбу многих.
Медленное разрешение нашей судьбы является следствием нашей вины, вины руководителей движения. Они не могли поставить в известность правительство и общественность демократических стран о сущности нашего политического движения, зародившегося в стане врага. Если бы о нем знали и правильно понимали нас, хотя бы в период Ялтинской конференции — ее решения о репатриации были бы вероятно иными. Чтобы правильно решить нашу судьбу, необходимо глубоко и всесторонне изучить как наше движение, так и нас самих. Поверхностное, формальное решение было бы ошибочным и, следовательно, роковым для нас. Наше политическое движение стремилось дать нашему народу ту социальную справедливость, ту правду народную, к которой извечно стремился многострадальный народ. Он боролся за нее и в период княжеских междоусобиц, и во время монгольского ига, и в смутное время, и при крепостном праве. Боролся, но не находил ее и в большевизме. Ознакомьтесь с русским эпосом и фольклором, и вы услышите в былинах, сказаньях, сказках, в поговорках, пословицах и песнях народных тяжесть судьбы и могучее стремление к жизненной правде и победе правды над кривдой.
Наше движение зародилось стихийно. Это особенно важно понять. Десятки тысяч людей, без всякого руководства, движимые собственным сознанием неправды своего бытия, выступили на борьбу против власти, которую они считали не народной, несправедливой. Если нас можно обвинять, то разве только в том, что мы поздно, слишком поздно приступили к организации этого стихийного народного (движения) — протеста. Им воспользовались немцы в своих захватнических целях, и русский народ, без руководства, слепо обманутый лозунгами германской пропаганды, проливал братскую кровь. Мало, очень мало, вырвали мы из рук немцев русских людей, позволили им обманывать их.
Я сделал это отступление от поставленного мною вопроса для того, чтобы подчеркнуть исторические традиции борьбы русского народа за правду и стихийный, доподлинно народный характер нашего движения. Одновременно это свидетельствует о том, что мы не изменники Родины, не преступники, а участники политического движения за лучшее будущее нашего народа, за национальный трудовой строй, основывающийся на истинных принципах демократии. Мы не преступники, потому что нас десятки и сотни тысяч, и мы руководствовались не личным, а народным благом Родины.
Из под стражи бегут люди, осужденные и боящиеся правосудия. За нами нет вины и мы готовы выступить перед судом доподлинно демократических стран. И мы будем оправданы. У нас есть веские основания говорить так.
Нужно ли в этих условиях бежать из лагеря и скрываться как преступник от законного преследования американской полиции? Конечно, нет! Я считаю, что своим побегом я добился бы только обратного. Этим поступком я показал бы, что считаю себя виновным и бегу от наказания.
Представьте себе, что могло бы получиться, если бы мы все разбежались из лагерей. Специальными полицейскими мерами, рано или поздно, мы были бы возвращены в лагеря с более строгим режимом. При этом пострадали бы и те, кто сейчас на свободе и законно пользуется ею. На всех нас, русских, стали бы смотреть, как на преступников. Последствия были бы более чем трагические.
Представим еще, что убежали бы те, кто занимал руководящие должности в нашем движении. Как должны были бы реагировать на это остальные? Они сказали бы: «Нас бросили на произвол судьбы». Какой бы выход они нашли, — трудно сказать, но ясно одно, что их действия были бы для нас и нашего движения позорными. И этот позор заклеймил бы тех, кто в тяжелую минуту убежал спасать свою жизнь. Наше движение постигла неудача. Мы не собираемся продолжать борьбу, но обязаны выйти из этой борьбы с честью. Выход этот должен быть честный, правдивый, какими были и наши идеи. Это наш святой долг.
Сидеть за проволокой тяжело. Все мы находимся между жизнью и смертью. Приезд советских представителей, уговоры, кончающиеся угрозами, мрачные слухи… Временами кажется, что нам уже нет сил переносить зловещую неопределенность нашего положения. Усилием воли поддерживаем в себе надежду, что судьба разрешиться благоприятно для нас. Чувство самосохранения свойственно каждому человеку. Оно нашептывает заманчиво: «беги, будешь свободен, будешь жить!»
Это период слабости душевной. Его можно побороть и быть готовым умереть, если не получишь законную свободу. Умереть достойно, спокойно, с твердой верой, что наша правда народная в конце концов победит, и русский народ будет великим и свободным. — «Так надо и так будет:..»
Надо всё же помнить, что в лагере было больше таких людей, которые не хотели бежать из лагеря Ганакер, например, из общего числа прибывших туда, включая и сводный полк, за время с 28. 5 по 18. 8 ушло 20 %, хотя при существовавшей системе охраны могли уйти все. Более того, когда уже произошли памятные события 19. 1. 46 в Платтлинге, группа платтлингцев в количестве 800 человек, направлялась в лагерь Бургау. Перевозка совершалась по существу без охраны. Из 800 человек убежал только один. В дальнейшем эта группа находилась в Бад-Айблинге и ей было известно о второй выдаче в Платтлинге, происшедшей 13-го мая. И все же эти люди в августе месяце писали на имя коменданта письма, в которых выражали надежду, что их не выдадут.
Что это — доверчивость русских людей или убеждение в своей невиновности? Скорей всего незнание сложного механизма взаимоотношений между сильными государствами, когда при их политических расчетах летят головы невиновных. Печально, что разменной монетой оказались наиболее честные русские люди.