53. Р. Б. Гулю [600]

53. Р. Б. Гулю[600]

<Апрель 1958>

Дорогой Коллега,

Не требуйте песен, их нет у меня[601] — госпиталь меня доконал все-таки и покойницким «амбиенсом» и тем, что со мной там проделывали, пытаясь доискаться, от чего собственно я, в цвете лет, дохну на корню. Не доискали<сь> ни до чего — утешительного, узнал только, послушав, как доктор, считающийся светилом, толстым тыча пальцем в меня, объяснял интерну[602] — cause perdue[603], как вроде в Цехе поэтов Гумилев указывал молодняку — «удачная метафора» или «славная рифма». Не буду распространяться, но, сами понимаете. Мой главный шанс — попасть в Париж на осмотр настоящим светилом. А, если даже это и удастся осуществить (деньга), то где гарантия, что светило <не> окажется Т., заслужившим репутацию долголетним лизаньем жопы, или известным специалистом а lа рыжий мерзавец? Когда я был молод и прекрасен, меня среди многих приятных людей, любил и баловал дружбой проф. Карпинский[604], лейб-медик Карпинский — тот самый, у Розанова: «Зачем не позвал Карпинского?» И как-то образно объяснил мне: «Доктора, медицина, наука… Но вот Вы, юноша, пишете и вертитесь в литературе. Кругом писатели с именами, их сотни, даже тысячи — издают книги, учат писать, учат жить… Если всмотреться, есть Лев Толстой, дикий феномен, ну есть какой-нибудь Блок, говорят, талант (в декадентах не разбираюсь, но допустим). Допустим, есть еще пяток или десяток чего-то стоющие – остальные дурачье, бездарности, самодовольные ослы. Точно то же и в медицине, с той разницей, что прочтете вы сто дурацких книг или статей и, если в вас „есть кость", отряхнетесь и пойдете своей дорогой дальше, а лечась у Леонида Андреева (жупел Карпинского) от науки, Вы доверяете свою жизнь пройдохе рекламисту».

Ну passons[605]. Язык мой — враг мой. Перо не держу в руках, а сяду и давай чесать языком. Без шуток. Ваше письмо требует ответа и срочного. Поэтому в целях самогигиены перехожу круга к конкретным <ответам,> по пунктам.

Прилагаю стихо «Поговори со мной о пустяках». Очень прошу вставить в число тех — в конце книги — которые посвящены И. О. Ссылка в рукописи значила — перенести в надлежащее место с соответствующей страницы «Портрета без сходства» в том отделе книги, который озаглавлен «Портрет без сходства», т. е. первом. Он был послан без наклейки на листики и если типограф (или Вы) не постави<ли> страниц экземпляра «Портрета без сходства», то оно находится где было, т. е. в первой части. Если же оно исчезло, то не иначе, как вместе с каким-то еще стихо, напечатанным вместе и на другой стороне. Другого экземпляра у меня нет и не было. Я только не мог рвать на куски зря и перенес одно стихотворение. См. такую-то страницу из «Портрета» — в конце. Весьма боюсь, что еще (кроме дорогого мне «Поговори…») какие-нибудь важные стихо могли таким образом затеряться. Нельзя ли, очень прошу (хотя бы ценя внешность) срочно прислать гранки, а то получится Бог знает что. Я не мог не послать это стихотворение, и иначе как в Нью-Йорке оно не могло исчезнуть.

Мне самому интересно рассказать Вам о нашей общей поэт<ической> кухне с пол<итическим> автором[606], но не имею физической силы. Отложу до следующего письма. Образец карточки с меня сняли на дому — трудно передвигаться. Что получилось — увидите. Через два-три дня пришлю par avion.

Спасибо, что вставили «Пирожок»[607] и 5 <стихотворений > из «Н<ового> Ж<урнала»>. Об этом я и просил в сопров<ождающем> рукопись письме. Если хотите, верните «Черемуху»[608] обратно, вместо «Воздуха Тюрьмы»[609]. Верю Вашему вкусу. Я не читал «Возрождения» — его за несотрудничество перестали нам высылать. Злобин [610] и есть (хотя его новые стихи, по-моему, очень и очень недурны) хам и лакей. «Так его задумал Бог» [611], и ничего не поделаешь. Но стихи его теперь каким-то чудом стали хороши. Загадка. 1/4 века он бездарно обгладывал ту же Зинаиду, и вот откуда-то что-то из него посыпалось. Редко кто кого так попирал и унижал, и публично, и в интимной жизни, как Зинаида Злобина. Если желаете, то могу и пояснить в «частном порядке для будущего историка», как это происходило. Думаю, что, публикуя ее письма и письма о ней [612], он руководится слепым чувством бывшего собачьего подобострастия и любви-ненависти, с возрастающей долей последней. Он уничтожил множество ее писаний из этих чувств. Он вроде как пыткой умирающей добился от нее усыновления и наследства — «подпиши, а то не дам есть», в таком роде. Усыновить и сделать наследником она хотела Мамченку[613]. Ну, расскажу потом, если хотите.

Видите, во что превратился мой почерк, как он не был ужасен прежде. Я записал целое новое стихо и не могу прочесть, и политический автор ни строчки не мог разобрать. Так его и выбросили. Факт. Это я очень стараюсь писать каллиграфически — таковы, кстати, цели одним словом.

Сделайте мне одолжение — при встрече с Вишняком — спросите как-нибудь келейно, не для меня, а будто бы Вас интересует упомянутый в его книге Н. В. Макеев[614] — какую роль в партии с. р. Макеев играл и играл ли вообще . Т. е. в России. Был ли он, в частности, членом Учред<ительного> собрания и заменял ли он когда-либо князя Львова[615]. Обяжете этой справкой.

Очень (Вы все не верите) меня радует, что будет Ваша статья перед моими стихами. Конечно (твержу который раз), это лучшее, что обо мне написано. И м. б., всегда таким останется. Вот замеченные «опечатки» или «описки»:

стр. 117 .

не хочу засохнуть (вм. иссохнуть)[616].

стр. 118

начинает влиять… Одарченко (уберите, если можно, этого Одарченко[617], да и начинал я давно «влиять» и на лучшее, чем на это говно).

стр. 121 Печерин (не Печорин)[618].

стр. 123 Столь же двоедушно ? Не то слово, очевидно[619].

стр.125 Не обманывают только сын (Не обманывают только сны)[620]

выше (вроде черногорской или латинской народной мудрости)

Ну, на той же странице… «последняя конкретная нота…» Поставьте просто «самоубийство» и дело с концом.

Искусства сладкий леденец,

Самоубийство, наконец. [621]

Да стр. 112. Не для себя! — мне безразлично — опустим жевуана Бунина. Ведь Вам, так же как и мне, более менее ясно, что Бунин поэт <…> тот же Голенищев-Кутузов[622] нашего детства, и это факт, и никакого особого мнения не может об этих сухих <холодных> дровах быть, кроме говно. Повторяю — мне все равно, но «высший тон» статьи портит сей реверанс на могиле сановника.

Мы, конечно, будем «в одном купе»[623]. Ощущаю так, что это уже есть. Только не купе это, а катер, этакий легкий, легкий, и летим мы все «избранники» знаете куда? В этом духе я дряхлеющей рукой делаю непрерывные заметки и, если удастся, страстно хочу написать книгу и издать, если удастся <нрзб.> — этакий «Новый Бобок», как была «Новая Элоиза» или «Новый Ролла»[624]. В замыслах давно получается, сам считаю.

Ответьте мне сразу, а то беспокоюсь, кроме прочего, <не проспим?> ли утра и стихов и т. д. Когда же, Вы думаете, выйдет книга? Спасибо за все. Да будем дружить! Кому же, как не нам с Вами, и не дружить? Для сведения. Вчера политическому автору не спалось, а я все читал «Скифа»[625], прежде чем заснуть, по ночам, с наслаждением стал читать изнутри, с конца, снова с начала — не прочтенное и т. д. В результате не дочитал, а выбыл из сна <нрзб.> о Вас, заснул далеко за полночь.

< Рукой Одоевцевой:>

И. О.

Поговори со мной о пустяках,

О вечности поговори со мною,

Пусть, как ребенок, на твоих руках

Лежат цветы, рожденные весною.

Так беззаботна ты и так грустна,

Как музыка ты можешь все простить.

Ты так же беззаботна, как весна,

И, как весна, не можешь не грустить.

Сами понимаете, что и мне — беззаботной и грустной жаль, если это стихо пропадет[626]. Я тут «как живая».

Теперь вопрос о моем старичке. Как на Ваш вкус – у меня было – А рядом енчит старичок. Но Жоржу «енчит» не нравится. Вот я и переделала на стонет . Как лучше по-вашему? [627]

Очень, очень прошу корректуру. Верну в тот же день. Еще кланяюсь низко.

И.О.