Глава десятая Сурганова, авантюристка

Глава десятая

Сурганова, авантюристка

Сначала мне казалось, что для того, чтобы написать про Свету, будет нужно рассказать все, как говорят романисты, «пиковые моменты». При этом за последний год мы часто виделись, и на мое ясное понимание пиковых моментов намело большие пласты мелких незначительных подробностей, из которых на самом деле все и складывается.

Я и моя съемочная группа (а мы снимаем о ней и героинях книги документальный фильм) встречаем поезд из Питера. Света и группа выходят на перрон. Идет проливной дождь. Мы все ждем микроавтобус, который повезет «Сурганову и Оркестр» под Рязань на Нашествие-2006. Автобус не приезжает. Голос какого-то организатора так орет в мобильник Светиного директора «он сломался в пути… да, сейчас чинится и будет у вас, ждите», что мы все слышим. А пойдемте, что ли, перекусим? И мы все идем в какую-то совершенно советского вида столовую, чудом уцелевшую на парадном Ленинградском вокзале. Света берет подносик, на него котлету и компот. Все садимся. Я думаю, а вот через пару часов тысяч сто человек будут хором подпевать девушке с подносиком. Через часа полтора выясняется, что автобуса не будет, группа ловит разные машины и на перекладных едет под Рязань. Свету и директора везем мы. По дороге Света спит. Мы приезжаем на Нашествие. Там страшное количество народа, так что взгляда не хватает оглядеть всю толпу от сцены до горизонта. Под ногами месиво, и между сценами курсируют омоновские грузовики с артистами, иначе не проехать.

Часть музыкантов из «и оркестра», как водится, доехала до фестиваля уже не очень трезвыми. Света отнеслась терпимо, что меня удивило.

Света выглядит сосредоточенно. Как будто что-то про себя проговаривает все время. Группу ведут перекусить. Света садится куда-то в угол за бутербродами и что-то напряженно пишет. Мой оператор бросился снимать. Все так выглядит, как постановочная сцена, вот, дескать, так и рождаются песни, вот артист приехал, сразу хвать за перо и ну писать. Смешно, что так оно и есть. Оператор подлезает и снимает крупным планом то, что Света пишет. Что-то про время и самолеты.

Потом группа поднимается на сцену, где пока выступает Би-2. Через несколько минут Лева Би-2 зовет Диану Арбенину, и они начинают вместе петь. И очень скоро Диана куражно разрывает на нем рубашку. Пуговицы разлетаются по сцене. У меня ощущение неестественности происходящего и какой-то зубовной пошлости. Все за кулисами оборачиваются и начинают пристально следить за лицом Сургановой, которая пристально следит за происходящим на сцене. Просто-таки глаз не отрывают. И что там должно было быть у нее на лице — боль, сожаление, восторг, не знаю, ну что? Ничего прочесть нельзя. Би-2 заканчивают, они уходят вместе с Дианой мимо нас всех, старательно никого не замечая. «Сурганова и Оркестр» выходят на сцену. Зал ревет…

Я опять сижу напротив Светы и поворачиваю диктофон ближе к ней.

Я: А вы с Дианой конкурируете?

Света: Нет, не конкурируем, у нас совсем разная публика. (Вот уж, думаю, с этим я поспорю, но вслух не спорю). Мне важно понимать, что я собираю залы, может быть, иногда даже в регионах собираю больше, чем «Снайперы», и это является подтверждением того, что то, что я делаю, это правильно.

И прибавляет:

«Чтобы люди поняли, что в этой лодке все-таки было два капитана».

Что меня удивляет, что между ними до сих пор есть такая натянутая, как струна, связь. Это явление природы лично я как раз не понимаю, у меня с глаз долой — из сердца вон, разошлись — так разошлись. А здесь люди расстались жестко, до водораздела среди поклонников. Есть у обеих сторон такое слово «фатально». Прошло несколько лет. И присутствуют звонки в четыре утра «а завтра она и не вспомнит, может быть, что звонила», посвященные песни, цитирование друг друга и всяческое держание руки на пульсе — ну что, что там в эту минуту происходит на том берегу.

Время летать в самолётах из стали,

Время любить, когда нас перестали,

Время просвета и время пути.

Время подняться и просто идти.

Эту песню, еще в черновике, Света дала мне послушать, влажную, только родившуюся, даже специально сбегала за плеером на этаж в гостиничный номер. Это было, как будто что-то прорвалось после большого периода тишины и неписания. Мне казалось, что пока песни не приходили, это Светлану очень мучило. Она даже попросила прочитать ей «мини-лекцию» о том, какими народными средствами можно приманить вдохновение. Вроде того, что «…нужно сесть в 11 утра и начать ломать голову, что-то писать. Продолжайте так делать несколько дней. Первые два стиха можете смело выкинуть. При этом еще добавьте несколько порций чужих песен для прослушивания и чужих хороших стихов для прочтения, чтобы подстегнуло…» Такая примерно лекция. Мне было страшно лестно, что Свете это нужно и что я… короче, не важно. И вот я рассказываю, а Света даже помечает что-то. А потом радостно так загорается и говорит, что у нее есть новая песня. И убегает наверх. Послушали мы музыку в наушниках, поговорили и потом пошли с моим директором Олей по своим делам.

«Тебе понравилось»? — спрашивает Оля у меня на улице.

«Хорошая, — отвечаю, — песня, глубокие такие стихи». И дальше продолжаю о своем: «Ну неужели, неужели нужно мне именно 10 лет, чтобы такие залы собирать?» Это мой любимый пунктик наших диалогов с директором. И тема «чтобы все и сразу» волнует меня страшно и заставляет терзать своего директора и всех остальных.

«Тебе не понравится, что я скажу, — говорит Оля, — 10 лет нужно, чтобы начать писать вот такие песни».

В тот день, когда мы снимали Свету для фильма в Питере, героиня картины возила нашу съемочную группу на своей машине с точки на точку. В багажнике прыгали какие-то вещи. «Да это Смирнова вещи», — пояснили нам. «Это какого, это Светиного тренера по настольному теннису?» «Да, он уже пожилой дядечка, — поясняют нам, — у него же есть свои родственники, а Света все равно ему помогает. Вот недавно у нее мобильный телефон попросил — купила. Вещи вот его в стирку отдает, увозит-привозит, уже проще ему машину стиральную купить». Мы съехали с какого-то фигурного моста, Света показала рукой, не отрываясь от дороги, что Смирнов живет где-то тут поблизости, ладно, решили мы, заедем забросить ему сумки потом. Как нам с некоторым сожалением поведал голос с переднего сидения, в Светиной реальности постоянно присутствуют старые друзья, бывшие близкие люди и просто хорошие знакомые, которые приходят пить водку и разговаривать длинные разговоры. Часто просят деньги, и Света дает. Отвозит их по их делам, как нас сейчас. А про Смирнова, я помню, Света говорила: «Благодаря ему я стала писать песни. Это дань и ответственность, спустя 23 года». Дда, а у меня-то люди в жизни ротируются и растворяются в бушующем настоящем. Есть о чем подумать.

Мы ехали на страшной скорости от Лиссабона к океанскому побережью. Ехать надо было часа два, за рулем была Света. Я вообще терпеть не могу быструю езду, считаю, что это какая-то глупая бравада, а тут мы неслись как-то ровно так и уверенно, что даже у меня не возникало беспокойства. И потом, конечно, дорога была получше, чем у нас. При этом сомнения в трезвости водителя таки были.

И вообще в этой Португалии было так прекрасно: все залито солнцем, белые дома, теплый океан — райское место одним словом. Света была загорелой и в отличном настроении. На шее у нее вполне недвусмысленные следы. «…Так вот, — говорю, — у меня друзья-скрипачи. И один раз (все пока выходят из машины и заносят вещи в дом, Света закрывает калитку) они меня позвали на скрипичный концерт в консерваторию. Первый раз в своей жизни иду в консерваторию, а там все с такими вот сине-фиолетовыми пятнышками на шее (тычу в Свету). Мне потом друзья объяснили, что это им скрипки натирают». «Да, — подтверждает Света, — так и есть. Только скрипку на другом плече держат, с другой стороны». И смеется.

* * *

Света: Я вообще не считаю, что любовь может быть трагической. Если любовь возникает — это вообще большое счастье.

Я: Ну у нее должен быть хеппи-энд?

Света: У меня другое понятие. Это значит, что если мне кто-нибудь понравился, и человек мне ответил взаимностью, и мы с ним трахнулись, и у нас все заебись — то значит хеппи-энд? Для меня хеппи — это если ты чувствуешь движение души и тебя прет, ты начинаешь писать стихи. Тебе человек не отвечает взаимностью, ну и хрен с ним. Тебе достаточно просто посмотреть на свет в его окнах. Ты можешь просто засунуть ему какой-то цветок в дверь, позвонить и убежать. Возникшее чувство — это уже чудо. У любви не бывает счастливого или несчастливого конца. Она либо есть, либо ее нет. А вот если ее нет, вот это пиздец, это плохо.

Я: А скольких она любила, мы не знаем…

Света: А зачем? Ну при чем здесь арифметика? Знаешь, важнее в данном случае, конечно, принцип сложения, нежели вычитания. Вот если б ты спросила, скольких я разлюбила, я б с удовольствием тебе сказала: никого. Все со мной. Все равно все остается навсегда.

В этой благословенной Португалии Света просто светилась. Например, один день светится. А на другой вроде бы тоже, внешне, а понятно, что градус падает. И ходит по дому с пакетом, полным разноцветных лекарств. И, по-моему, от разного. И тут мне становится ясно, что не все так уж бесследно проходит для ее здоровья, и еще понятно, что снаружи может быть совершенно не видно, что с ней в данный момент действительно творится. А на следующий день вроде бы опять источник забил, веселимся, играем в шарады «а вот какую я знаю замечательную пионерскую игру» и не вылезаем из воды. И наблюдая эти колебания, я думаю: вот как все обстоит, блин, хочется Свету поберечь, хочется чаще радовать. А потом себе же отвечаю: а вообще-то есть кому. И слава богу. И тут же мимо меня пробегают ноги, и доносятся довольные возгласы среди брызг…

Света: Мне всегда очень везло с людьми по жизни. Все мои люди, которых я любила — это мои учителя. Кстати, такой человек, который меня не может ничему научить, наверное, такого человека я не могла бы полюбить.

Лежу я в тени под скалой. Вся компания спокойно располагается на открытом солнце, а я этого не люблю. И поэтому уползаю за угол. Оттуда мне отлично видно, как точки удаляются по гладкой воде куда-то, где нет буйков. Здорово, что мы знакомы, дружим и что я — тут. А вот была бы Света пафосной артисткой, ничего бы не было. Знаю кучу разных певцов-певиц и среди рок-исполнителей тоже, не будем тыкать пальцами, с которыми вместе оказываешься в одной компании, и они себя ведут, как будто их сейчас с трона сбросят. Я это понимаю, так они в центре внимания, а так еще кто-то появился и на внимание претендует. Мои злобствования прерывает горсть водорослей. Принесли из океана и бросили на меня.

Хорошо же, елки-палки, как хорошо.

* * *

Диктофон шелестит. Я расшифровываю финальную часть нашего разговора и набиваю последние строчки.

Я: Ну, хорошо, Светлана, ты не певица в высоком смысле слова, не Пахмутова, ты не рок-звезда, а как ты себя называешь?

Света: Я авантюристка Сурганова, я Сурганова — авантюристка…