837

837

5. К сожалению, письма Ликиардопуло, Брюсова и Кузмина, обращенные друг к другу, известны нам далеко не полностью. Очевидно, Кузмин отвечал Ликиардопуло на письмо, пришедшее 1 августа (см. запись от этого числа), однако Кузмину прислал ответ на это письмо (а также на процитированное выше письмо от 17 июля) не Ликиардопуло, а сам Брюсов: «В июльском № „Весов", который Вы получите на днях, Вы найдете краткую заметку, написанную мною о Ваших книгах. Я очень извиняюсь за беглость своих суждений, но моей целью было установить ту точку зрения, с которой, кажется мне, должно смотреть на Ваше творчество. <…> М. Ф. Ликиардопуло читал мне отрывки из некоторых Ваших писем к нему. Мне кажется, что Вы совершенно верно определяете и свое значение как писателя, и свое место в ряду современных литературных школ. Вне всякого сомнения, Вы душою, психологически, принадлежите нам, к нашему поколению, к нашему отряду, к созидателям, а не разрушителям. Мы тоже разрушаем, — но оковы, мешающие нам свободно двигаться, и стены, закрывающие нам дороги. Но мы не имеем и не можем иметь ничего общего с теми „молодыми", которым хочется сокрушать античные статуи за то, что это статуи, и поджечь дворцы за то, что это дворцы. Конечно, и в варварстве, как во всем в мире, есть своя прелесть, но я не колеблясь поставлю скорострельную пушку для защиты Эрмитажа от толпы революционеров, предводительствуемых Сергеем Городецким. Впрочем, утешение в том, что наши „молодые" разрушители ничего разрушить в действительности не в силах и что Сергей Городецкий никакой толпой революционеров не предводительствует и предводительствовать не будет» (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1990 год. СПб., 1993. С. 49–50; публ. А. Г. Тимофеева). 5 августа Кузмин отвечал ему: «Из предыдущих писем к Вам Вы можете предположить чувства, одушевляющие меня при получении Вашего столь жданного, столь драгоценного мне письма. В моих словах М. Ф. Ликиардопуло о безусловной преданности Вам, о готовности быть scientae cadaver <трупом в анатомическом театре — лат.> нужна поправка: это — не готовность, это — пламенная просьба, сокровеннейшее желание. Но кроме необходимости руководящих инструкций для внешних действий в этой области мне изредка нужны будут несколько дружеских слов, как связь с далекой и любимой „митрополией" <так!>, как благословение Рима. Теперь меня долго будет питать Ваше письмо, каждое слово которого для меня безмерной цены. Я теперь как солдат, радостно знающий свой полк, идущий на веселые завоевания. Радость известий о том, что Вы напишете о моих книгах, что Вы принимаете посвящение задуманной вещи, радость письма от Вас заставляет меня менее печалиться от того, что, сообщив мне опять-таки столь утешительное известие о помещении моих стихов в 1908 г., Вы воздерживаетесь от Вашего мнения, будто не оно было мне важно прежде всего» (РГБ. Ф. 386. Карт. 92. Ед. хр. 12. Л. 15–16). Из этого письма очевидно, что речь шла о линии поведения Кузмина в отношении к «Золотому руну».