Грозный рубеж

Грозный рубеж

Всю первую декаду декабря я находился в Моздоке, помогая командующему войсковой оперативной группировкой ВВ на Северном Кавказе генералу Анатолию Романову готовить к выполнению боевой задачи те наши части и соединения, которым предстояло входить в Чечню. В контексте предстоящей операции она формулировалась совершенно четко и была нам по силам: ВВ должны были взять под охрану коммуникации и маршруты движения группировок федеральных войск, вести поиск и задержание лидеров дудаевского режима, способных организовать вооруженное сопротивление в тылу действующих войск. Ну и, конечно, — где применяя силу, а где по доброму согласию — изымать оружие и боеприпасы у боевиков незаконных вооруженных формирований и гражданского населения.

Основная тяжесть прорыва укреплений и узлов обороны дудаевских сил ложилась, конечно, на армейские части и соединения: именно они, имеющие самолеты, танки, артиллерию и ракетное вооружение, средства радиоэлектронной борьбы и инженерные части, способные наводить понтонные переправы — становились лидерами наступления, задавая темп движения всем остальным участникам операции: внутренним и пограничным войскам, контрразведчикам, сотрудникам милиции и специалистам по чрезвычайным ситуациям. Замысел принадлежал Генеральному штабу. Учитывая, что операция должна была проводиться на территории Северо-Кавказского военного округа (Далее — СКВО. — Авт.) с привлечением значительного количества соединений и частей округа, детальное ее планирование, подготовка и руководство войсками были возложены на управление СКВО.

Технология подготовки крупной войсковой операции известна только специалистам — профессиональным военным и тем государственным чиновникам, служба которых обязывает их участвовать в принятии политического решения, либо в проработке отдельных деталей. Вообще-то, это тяжелый труд, требующий усилий множества людей, их бережного отношения к военной и государственной тайне.

Волей судьбы сами боевые действия — их драматизм, человеческие потери и конечные результаты — волнуют общество куда больше, нежели предшествующие им действия людей, которых метафорически можно было бы назвать конструкторами войны. Пока военное вмешательство является самым сильным средством против зла и несправедливости, пока оно признается человечеством как крайняя и законная мера государства, вынужденного защищаться, будет оставаться необходимость в профессионалах, способных создавать точные чертежи будущей войны. Но речь не столько о штабных офицерах, которые наносят на карту маршруты движения танковых колонн, сколько о политиках, которые должны заранее предвидеть, какой краской нарисуют вот эти самые танки и дети российских танкистов, и дети чеченских гранатометчиков. То есть как отзовется эта война в душах людей и на следующий день после ее начала, и через десятилетия…

До того как командир мотострелковой роты получит команду «Вперед!», должно произойти множество взаимосвязанных друг с другом событий, среди которых, если отбросить частности, следует признать важнейшими констатацию исчерпанности иных усилий; всестороннюю оценку реальной угрозы; определение законности предполагаемых действий; политическое решение о проведении военной операции; разработку ее замысла; детальное планирование; подготовку сил и средств для участия в боевых действиях.

Эти общеизвестные стадии подготовки военной операции подобного масштаба я упоминаю лишь для того, чтобы исторически достоверно и хронологически точно воспроизвести те шаги российского руководства, которые были предприняты накануне первого похода в Чечню, и дать им свои комментарии. Это тем более важно, что вооруженный конфликт в Чечне хотя и был далеко не первым среди тех, что произошли в Российской Федерации после распада СССР, но единственным в своем роде, который по характеру ведущихся там боевых действий, по количеству участвовавших в нем людей, по величине экономических потерь и бедствиям гражданского населения заслуживает право именоваться полноценной войной.

В ту пору я сам себе задавал вопросы, ответы на которые должны были лечь в основу моего собственного понимания будущей войны. Моей убежденности в правоте начатого дела. Ведь именно этой убежденностью я, генерал, ведущий в бой своих солдат и офицеров, должен вооружить подчиненных и доверяющих мне людей.

Какие события, например, окончательно убедили федеральную власть в том, что все иные способы преодоления противоречий, возникших между Федерацией и одним из ее субъектов, себя не оправдали и что восстановление конституционной законности в Чечне должно решиться с помощью силы?

Считаю, что это произошло сразу же, как стали известны результаты неудачного наступления сил антидудаевской оппозиции, когда в ходе штурма 26 и 27 ноября 1994 года дудаевцам удалось сжечь на улицах Грозного более двадцати одних только танков, убить, искалечить и пленить несколько десятков наступавших. Об этом рассказывалось раньше, хотя ни я сам, ни внутренние войска, которыми я в то время командовал, в этой акции участия не принимали. Если не считать одного-двух специалистов, посланных нами в Надтеречный район для передачи так называемым милицейским муниципальным батальонам оппозиции техники и вооружения в соответствии с решением российского правительства.

Дальнейшие действия федеральной власти явственно несли в себе черты крутого ельцинского характера и, как он сам, отличались широтой замысла, жесткостью исполнения и пренебрежением к возможным последствиям.

Грозненские неудачи оппозиции и полеты депутатов к Дудаеву за пленными танкистами, видимо, не на шутку рассердили президента, отчего скорость принимаемых решений стремительно нарастала. 29 ноября 1994 года Ельцин обратился к участникам внутричеченского конфликта с требованием в течение 48 часов прекратить огонь и распустить вооруженные формирования. В тот же день на экстренном заседании Совета безопасности Российской Федерации был утвержден Замысел операции, а 30 ноября — подписан указ президента России «О мероприятиях по восстановлению конституционной законности и правопорядка на территории Чеченской Республики», ставивший перед Вооруженными Силами РФ, внутренними войсками МВД и Федеральной службой безопасности следующие задачи: стабилизировать обстановку в республике, разоружить незаконные вооруженные формирования, а при оказании сопротивления их ликвидировать, восстановить законность и правопорядок в Чеченской Республике в соответствии с законодательными актами Российской Федерации.

Можно ли считать, что дудаевский режим и незаконные вооруженные формирования в Чечне представляли реальную угрозу для Российской Федерации?

Во-первых, мятежная Чечня становилась большим базовым и тренировочным лагерем для сил международного терроризма. Во-вторых, бандитские группировки, парализовавшие нормальную экономическую жизнь республики, теперь угрожали не только приграничным с Чечней районам, но и стране в целом, так как способствовали распространению по всей России производимых в республике наркотиков, фальшивых денег, оружия, взрывчатых веществ и боеприпасов. В-третьих, дудаевский режим, объективно поощрявший бандитизм, финансовые махинации, работорговлю, внесудебные расправы и погромы населения Чечни, не имеющего вайнахских корней — являлся дерзким вызовом всему цивилизованному человечеству и не имел права на существование. В-четвертых, незаконные вооруженные формирования ЧР представляли собой хорошо организованную силу и готовились Дудаевым для вторжения на сопредельные с Чечней территории для разрешения территориальных споров и вооруженного шантажа. В-пятых, чеченская экспансия исламского экстремизма, пропаганда сепаратизма и иные действия по сколачиванию на Северном Кавказе националистически окрашенных структур имели целью дестабилизацию обстановки на всем Северном Кавказе и появление нескольких очагов вооруженного сопротивления законной власти.

Мы считали, что к лету 1994 года Дудаев имел танковый полк (до 50 исправных танков), артиллерийский полк (30 буксируемых и пять самоходных гаубиц), зенитный полк, два учебных авиационных полка, мусульманский истребительный полк, два полка и батальон национальной гвардии, 11 бригад народного ополчения, батальон и несколько рот специального назначения, полк пограничной и таможенной службы, отряд полиции особого назначения и иные разномастные формирования, подконтрольные полевым командирам.

Подсчитывая силы и средства, имеющиеся у чеченцев к тому времени, следовало принять во внимание, что по республике было рассеяно свыше 60 тысяч автоматов Калашникова. Мобилизационные возможности Чечни в целом составляли около 100 тысяч человек, но реальными бойцами можно было считать тысяч 30–35.

Что противопоставила этому Российская Федерация?

Достаточными считались те силы и средства, которые в соответствии с планом должны были начать движение в Чечню с трех направлений по пяти маршрутам.

На Моздокском направлении — группировка № 1 под командованием первого заместителя командующего войсками СКВО генерал-лейтенанта В.М. Чилиндина включала: от СКВО — сводный отряд 131-й отдельной мотострелковой бригады, 481-й зенитно-ракетный полк 19-й мотострелковой дивизии, инженерно-саперный батальон 170-й инженерно-саперной бригады, сводный отряд 22-й отдельной бригады специального назначения; от ВДВ — сводный парашютно-десантный полк 106-й воздушно-десантной дивизии, сводный парашютно-десантный батальон 56-й отдельной воздушно-десантной бригады; от внутренних войск — 59-й, 81-й, 451-й полки оперативного назначения, 193-й отдельный батальон оперативного назначения. Всего на Моздокском направлении насчитывалось: личного состава — 6567 человек, 41 танк, 99 БТРов, 132 БМП (БМД), орудий и минометов — 54.

На Владикавказском направлении — группировка № 2 под командованием заместителя командующего воздушно-десантными войсками генерал-лейтенанта А.А. Чиндарова включала: от СКВО — сводный отряд 19-й мотострелковой дивизии, зенитно-ракетный дивизион 933-го отдельного зенитно-ракетного полка 42-го армейского корпуса; от ВДВ — сводный парашютно-десантный полк 76-й воздушно-десантной дивизии, сводный парашютно-десантный полк 21-й отдельной воздушно-десантной бригады; от ВВ — 46-й, 47-й полки оперативного назначения и 7-й отряд специального назначения. Всего на этом направлении насчитывалось: личного состава — 3915 человек, 14 вертолетов, 34 танка, 67 БТРов, 98 БМП (БМД), орудий и минометов — 62.

На Кизлярском направлении — группировка № 3 под командованием командира 8-го гвардейского армейского корпуса генерал-лейтенанта Л.Я. Рохлина включала: от СКВО — сводный отряд 20-й мотострелковой дивизии; от ВВ — 49-й, 57-й, 63-й полки оперативного назначения. Всего на Кизлярском направлении привлекалось: личного состава — 4053 человека, 16 вертолетов, 7 танков, 162 БТР, 28 орудий и минометов.

Всего к началу операции Объединенная группировка федеральных войск в Чечне в своем составе насчитывала: личного состава — 23,8 тысячи человек (в том числе Вооруженные Силы — 19 тысяч, внутренние войска — 4,7 тысячи), 90 вертолетов (из них 47 — боевых), 80 танков, несколько сотен БТРов и БМП, орудий и минометов — 182.

Так что в сравнении с незаконным чеченским воинством наши силы никак нельзя называть чрезмерными.

Являлось ли проведение военной операции на территории Чеченской Республики законной с точки зрения законодательства Российской Федерации и международного права? Являлось ли законным применение в ходе нее Вооруженных Сил России, главной задачей которых является отражение внешней агрессии?

Безупречной я бы назвал следующую формулировку: так как в период с 1991 года по 1994 год деятельность властей Чеченской Республики была направлена на незаконное отторжение этой территории от Российской Федерации, создавая тем самым очевидную угрозу целостности государства, применение Российской Федерацией силы для разоружения незаконных вооруженных формирований и восстановления конституционной законности в Чечне являлось мерой совершенно оправданной, законной, справедливой, адекватной угрозе и даже обязательной для президента России, являющегося гарантом территориальной целостности страны, неотъемлемых прав и свобод ее граждан.

Что касается правовой основы применения Вооруженных Сил в ходе этой операции, то ее составляли закон Российской Федерации «Об обороне», первая статья которого оговаривает, что под понятием обороны понимается «система мер по обеспечению готовности государства к защите населения, территорий и суверенитета»; закон Российской Федерации «О безопасности» (статья 12), который возлагает на президента страны обязанность координировать деятельность Вооруженных Сил, федеральных органов безопасности и внутренних дел при обеспечении безопасности страны. Участие Вооруженных Сил в ликвидации внутренних источников военных угроз соответствовало и основным положениям действовавшей военной доктрины России.

Какие действия руководства Российской Федерации можно назвать именно политическим решением на проведение такой операции?

Утверждение на экстренном заседании Совета безопасности Российской Федерации 29 декабря 1994 года Замысла предстоящей операции, разработанного Генеральным штабом.

Как известно, единственным коллективным органом в СССР, принимавшим подобные решения, являлось Политбюро ЦК КПСС. В Российской Федерации в данной ситуации его функцию выполнил Совет безопасности РФ, утвердивший 29 ноября 1994 года этот Замысел операции, что, бесспорно, можно квалифицировать как полноценное «политическое решение». Откровенно говоря, под это определение подпадает и появившийся на следующий день указ президента РФ № 2137с «О мерах по восстановлению конституционной законности и правопорядка на территории Чеченской Республики», но достоинство коллегиального решения в том и состоит, что под ним стояли подписи всех членов Совбеза, включая председателя Государственной Думы Ивана Рыбкина и председателя Совета Федерации Владимира Шумейко. То есть первых лиц законодательной власти России, что только лишний раз подчеркивало абсолютную легитимность подобного решения.

Позднее, когда я сам стал членом Совета безопасности, Ельцин заседания уже не вел и по всему чувствовалось, что президент уже не воспринимает Совбез как аналог Политбюро и что центр политической власти переместился в иное место, куда пускают далеко не каждого министра или даже вице-премьера правительства. Обсуждался, скажем, какой-либо вопрос, касающийся атомной энергетики… Делался доклад, принималось решение, все это заканчивалось за 40–50 минут. К концу заседания Ельцин уже начинал проявлять торопливость, и если кто-то еще хотел высказаться, ему делалась формальная уступка: 2–3 минуты, не больше. Дальше президент подводил черту: «Хорошо!», «Все понятно!», «На этом поставим точку!»

В свою очередь я понимал, насколько это важно, если решение принимается коллективно. Я всегда использовал любую возможность, чтобы посоветоваться с товарищами, с оппонентами и единомышленниками, чтобы в результате борьбы мнений, в столкновении позиций найти единственно правильное решение. В Главном управлении командующего ВВ таким органом был военный совет, а в Министерстве внутренних дел — коллегия. Выработанное на их заседаниях мнение никогда не казалось сырым или непродуманным. На него можно было опереться в трудную минуту и выложить на стол как последний козырь.

Это не размазывание ответственности, не попытка спрятаться за чужие спины. В государственных делах, которые много значат для судеб многих людей, важно выслушать чужое мнение и порой ощутить, что твой коллега понимает проблему куда глубже, чем это получается у тебя самого.

Поэтому идею о том, что подобие ушедшего в небытие Политбюро необходимо России либо в виде Совета безопасности, либо в форме Госсовета — я аккуратно высказывал и Ельцину, так аргументируя свою настойчивость: «Борис Николаевич, вспомните, что решение по Чечне было принято именно Совбезом, и впервые — во всяком случае на моей памяти — под ним подписались все его члены. И Рыбкин. И Шумейко. Не будь этих подписей, кто знает, как оценил бы ваши действия Конституционный Суд, когда в 1995 году рассматривал вопрос о правомочности принятых вами решений?.. Подобные вопросы всегда следует рассматривать коллегиально. И это очень честно, если человек, несущий ответственность за свои слова — поставит под ними свою подпись».

Ельцин согласился со мной, а позднее я передал в Кремль несколько вариантов своего проекта о создании Госсовета. Но они бесследно исчезли в недрах аппарата. Потому, думаю, что Анатолий Чубайс, возглавлявший в то время президентскую администрацию, лучше меня знал, где находится настоящий центр власти, и не был готов делиться ею с кем бы то ни было.

Что представлял собой Замысел военной операции, который был утвержден на столь высоком уровне и являлся, образно говоря, глиняной формой, куда теперь предстояло залить кипящий металл войны? Способен ли Замысел предопределить будущие победы и поражения?

Замысел операции, являясь в принципе строгим юридическим документом, по духу, конечно, больше напоминает фабулу войны, лишь в общих чертах оговаривая ее течение, и не раскрывает всех действующих лиц и все сюжетные линии. Они появляются потом — под Замысел, — когда рождается план операции и определяются участники, сил которых должно хватить, чтобы претворить в жизнь основные его наметки. Могут меняться даты, полки, генералы, маршруты движения, но Замысел, определяющий дух операции и ее основные задачи — должен быть исполнен в точности.

В соответствии с ним на первом этапе (семь суток, с 29 ноября по 6 декабря) следовало создать Объединенную группировку войск и занять исходные районы для действий по трем направлениям: Моздокскому, Владикавказскому и Кизлярскому, а также, перебазировав на оперативные аэродромы фронтовую авиацию и боевые вертолеты, полностью блокировать воздушное пространство над Чечней. В этот же срок предстояло подготовиться к подавлению системы управления дудаевских сил нашими радиоэлектронными средствами.

На втором этапе (трое суток, с 7 по 9 декабря) предполагалось под прикрытием фронтовой и армейской авиации выдвинуться к Грозному по пяти маршрутам, окружить город, создав два кольца блокирования: внешнего — по административной границе республики и внутреннего — вокруг города. В готовности обеспечить выход мирного населения из окруженного города. В это же время часть войск Объединенной группировки должна была блокировать места базирования боевиков вне города Грозного и принудить их к разоружению.

На третьем этапе (четверо суток, с 10 по 13 декабря) группировки войск с севера и юга с разграничительной линией по реке Сунже, действуя совместно со спецподразделениями МВД и ФСК, должны были очистить от незаконных вооруженных формирований президентский дворец в Грозном, здания правительства, телевидения, радио и иные важные объекты.

Четвертый этап, на проведение которого отводилось 5–10 суток, довольно оптимистично предполагал дальнейшую стабилизацию военной обстановки, передачу армией внутренним войскам своих участков ответственности и активные действия ВВ МВД РФ по выявлению и изъятию оружия и боеприпасов.

С точки зрения сегодняшнего дня установленные Замыслом сроки кажутся совершенно невыполнимыми. Но в контексте событий, происходящих в первой декаде декабря 1994 года, когда все действительно происходило очень быстро, все споры о сроках руководством операции воспринимались очень болезненно, поскольку противоречили той идеологии быстрых побед, которая господствовала в умах высших офицеров из Генштаба и Министерства обороны. Более того — они могли вызвать неудовольствие политического руководства, которое психологически было просто не готово к затяжному военному конфликту: его жертвам, цинковым гробам, критике Запада, денежным тратам и протестам внутренней оппозиции.

Две недели боев и несколько недель военно-полицейских операций по разоружению НВФ — вот, кажется, та цена, которая считалась приемлемой, и все иные доводы на этом фоне воспринимались как непрофессионализм и вызывали реакцию отторжения. В конце концов были приняты предельно жесткие сроки. Лично мной они воспринимались как приказ, и я бы хотел взглянуть в глаза тому человеку, который пытается улизнуть из альпинистской связки при штурме крутой высоты…

Но мой опыт подсказывал, что совершенно не напрасно нить Замысла именно на четвертом этапе, предполагавшем стабилизацию военной обстановки и передачу внутренним войскам участков ответственности, начинала как бы теряться на просторах чеченской земли, и больше того — временами исчезать без следа… То есть после передачи участков ответственности и предполагаемого возвращения армии на зимние квартиры вся чеченская проблема как бы отчуждалась в пользу МВД и прочих силовых структур.

Будучи продуктом армейского производства, Замысел четче описывал именно военную фазу операции и почти никак ту часть боевой работы, которую предстояло выполнить ВВ (поиск, уничтожение, разоружение НВФ), сотрудникам милиции (охрана общественного порядка), пограничным войскам (взятие под контроль государственной и административной границ) и Министерства по чрезвычайным ситуациям (разминирование и многое другое). Неслучайно в сроках, отведенных на проведение четвертого этапа, отсутствовали и конкретные даты, словно не исключалась вероятность, что время на него уйдет куда больше, нежели определено на бумаге.

У этого военного конфликта была особенность — он носил сугубо внутренний характер. Что следовало помнить, пересекая, словно линию фронта, простую административную границу Чечни, которая за несколько лет, прожитых вне России, успела обзавестись атрибутами самостийности: флагами и гербами, армией и полицией, рабами и рынками, на которых их можно было купить?

С одной стороны, нам противостояли многочисленные, хорошо вооруженные и организованные силы чеченского сопротивления. По сути армия, которую со знанием дела построил генерал-майор Дудаев и его ближайшее окружение, часть которого — такие как Масхадов — также имели опыт успешной военной службы и понимали суть тактических приемов и прочих домашних заготовок, имевшихся в арсенале среднестатистического комбата или даже комдива. По всем меркам это был умелый противник, заслуживающий того, чтобы быть сметенным авиацией и артиллерией еще до того, как он развернет свою штабную карту и начнет что-то предпринимать в ответ…

С другой стороны, и это тоже следовало понимать со всей ответственностью, пока Чеченская Республика оставалась частью Федерации, а ее жители — пусть и вооруженные — нашими соотечественниками, не было и речи о таких приемах ведения войны, которые бы не гарантировали безопасности мирному населению. Права и свободы этих российских граждан даже в условиях операции никак не ограничивались, и с точки зрения закона чеченец, у которого не было в руках автомата Калашникова или гранаты, по своему человеческому статусу ничем не отличался от посетителя музея или пассажира метро. Подвергнуть его жизнь опасности означало нарушить закон. Все остальное — тюрьму, суд, лагерь и позорную репутацию на старости лет — дорисовывало воображение…

Но как бы там ни было, это была наша земля и это была часть нашего народа. Военный термин «операция» сам по себе нейтрален и, кроме технических деталей, не содержит ничего такого, что могло бы говорить о добрых или злых намерениях участвующих в ней солдат и офицеров. Самое главное — какой смысл ты вкладываешь в свое дело.

Ведь, отвечая на вопросы, которые я задавал сам себе, я ни разу не назвал наш поход в Чечню «вторжением». Еще и потому, что раз и навсегда понял, что если чем и могу заниматься по-настоящему — так это защитой и освобождением людей. То, что задумывалось нами, можно было уверенно назвать освобождением и никогда не жалеть о пройденном и пережитом — обо всем том, что предстояло сделать за Тереком…

* * *

5 декабря прилетевший в Моздок министр обороны генерал армии Павел Грачев после заслушивания командующего войсками Северо-Кавказского военного округа и командующих группировками войск на направлениях утвердил Решение на операцию командующего войсками СКВО генерал-полковника А. Митюхина, осуществлявшего в тот период руководство Объединенной группировкой войск, и приказал к 14.00 следующего дня завершить планирование операции.

6 декабря, в 14.00 был утвержден план операции, вечером произошла описанная мной встреча П. Грачева и Д. Дудаева, а к исходу дня в целом завершено сосредоточение войск.

7 декабря созданы группировки войск на направлениях. 8 декабря проведен смотр готовности частей. 10 декабря издан приказ министра обороны «Об образовании Объединенной группировки Вооруженных Сил Российской Федерации, осуществляющей разоружение незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики».

Ввести федеральные войска на территорию Чечни планировалось в 5.00 11 декабря, и этот план был утвержден министром обороны.

* * *

Поздно вечером 10 декабря, после того как руководством операции были окончательно утрясены и согласованы все детали предстоящего дня, я собрал в штабе оперативной группировки внутренних войск ее командующего — генерала Романова — и командиров тех частей и соединений ВВ, которым предстояло наутро двинуться в Чечню. Про себя отметил: все по-офицерски собраны и спокойны. Докладывают уверенно, и видно по всему — каждый винтик военного механизма проверен. Своим офицерам, прошедшим многочисленные конфликты, я верю и с легким сердцем могу подвести черту: все мы — от солдата до генерала — к завтрашнему дню готовы!

Где-то в полпервого ночи, будучи абсолютно уверенным, что операция начнется в 5.00, заснул, не раздеваясь, в своем вагончике. За десять минут до пяти поднимаюсь, жду сигнала — сигнала нет. Чувствую, что-то произошло, что-то не заладилось… Позвонил на командный пункт армейцев: там поднял трубку начальник Оперативного управления СКВО генерал-майор Вьюнов. «Юрий Иванович, — спрашиваю, — а почему войска не начали действовать? Почему нет сигнала?» Ответ Вьюнова меня, честно говоря, удивил: «Ты разве не в курсе?.. В первом часу ночи, как только ты ушел, Митюхин попросил Грачева перенести начало операции на 8.00. Ровно в восемь мы и начнем…»

Тут я не выдержал, понес отчаянным матом: «Что вы делаете? Разве вы не знаете, что сегодня воскресенье, а значит, перекресток в Назрани, там, где авторынок, будет с восьми часов забит легковыми машинами? Войска там не пройдут!..» Вьюнов в ответ: «А.С., я уже ничего не могу поделать — таково решение командующего. Сейчас он отдыхает. Если хочешь с ним поговорить, звони позже».

Я не сразу сообразил — как это отдыхает?.. В моих колоннах все, кому положено — уже на броне и под броней. Одного негромкого слова, одного легкого движения руки достаточно — и сорвутся с места, пойдут батальоны ВВ — все страхи свои, волнения да предчувствия растворяя в скорости, в реве движков, в боевом азарте… Но одно дело — в пять утра пронестись по заспанным улицам ингушского городка, и совсем другое — тянуться в восемь мимо многолюдных кавказских базаров. Ясно как день, что уже минут через десять после начала движения неприятельский штаб будет извещен и начнет просчитывать ситуацию: наши маршруты, наши силы, наши намерения. Поэтому с Вьюновым, несмотря на наше доброе знакомство, я разговаривал жестко и категорично: «Юрий Иванович, срочно поднимай Митюхина!» Он ни в какую, мнется: «Нет! Да ты что?! Не стану я будить командующего…»

Я понял, что по телефону ничего не добьюсь, и сам отправился на располагавшийся неподалеку КП армейцев. Буквально влетел — каждая минута дорога — по лестнице и сразу же увидел вставшего из постели, а потому еще немного заспанного Митюхина. Времени на предисловия тратить не стал: «Как это понимать, Алексей?» Но командующий Объединенной группировкой был настроен вполне благодушно: «Ты понимаешь, ночью генерал N доложил, что один из полков еще не готов, и попросил перенести начало операции на три часа. Я в свою очередь об этом же попросил Грачева, и он со мной согласился. Чего ты горячишься? Все будет нормально!»

Никаких иных слов, кроме матерных, у меня не нашлось, чтобы совершенно точно выразить наболевшее и вертевшееся на языке. Сорвался: «Что вы творите? Если начинать, то начинать надо немедленно! Войска в готовности. Ну подними ты, Алексей, трубку… Давай, командуй!..» Митюхин сразу насупился, ответил сухо, не оставляя никаких надежд: «Нет, Анатолий, министру я звонить не буду». Ну что ты на это скажешь?..

Когда все началось, мои пессимистические прогнозы стали оправдываться один за другим с неимоверной быстротой: выяснив основные маршруты выдвижения войск, экстремисты успели перекрыть большинство дорог, собрав в наиболее уязвимых местах толпы враждебно настроенного населения. Под прикрытием этой толпы, состоящей в основном из женщин и подростков, боевики и действовали, имитируя «пикеты протеста» и «взрывы народного негодования». На Назрановском направлении, как раз возле упомянутого мной авторынка, колонна боевой техники сразу же напоролась на транспортную пробку. Пока наши водители пытались разъехаться подобру-поздорову с «Жигулями» и «Нивами», ингуши, многие из которых симпатизировали чеченцам, стали резать у боевых и транспортных машин тормозные и топливные шланги, прокалывать шины. А потом и вовсе подожгли несколько машин на мосту, и колонна застряла. К сожалению, это был не единственной случай.

Чтобы чувствовать нерв наступления и видеть всю картину целиком, я поднялся в воздух на вертолете. Взял с собой и видеооператора Валерия Жовтобрюха, наказав ему снимать все, как есть. Было хорошо видно, как четко, будто на учениях, шел по своему маршруту 81-й полк оперативного назначения внутренних войск. Решив, что с ним все в порядке, попросил летчиков развернуться и взять курс туда, где по моим подсчетам теперь должна была находиться колонна десантников. Гляжу, точно, идут, но в районе Верхних Ачалуков на их пути возникает группа гражданских людей, размахивающих белыми флагами. Вероятно, ингуши. Человек пятнадцать, не больше. На моих глазах колонна ВДВ, насчитывающая более семидесяти бронемашин, разворачивается и уходит в обратном направлении.

Вернувшись, вечером я отправился к Грачеву. Его командный пункт располагался в железнодорожном составе, где один вагон-салон занимал сам министр обороны, второй — Виктор Ерин, министр внутренних дел, а во всех остальных, тех, что попроще, работали и жили офицеры управления. В руках у меня была видеокассета, на которой в деталях были запечатлены итоги первого боевого дня. Ее я и показал Грачеву, прокомментировав содержание примерно так: «А теперь посмотри, Павел Сергеевич, как 15 ингушей развернули 75 танков…» Не знаю, какие меры потом принимал министр обороны, но выразительные кадры отступления колонны ВДВ с поджатым хвостом вызвали у Грачева совершенно оправданное недовольство. Ведь два часа до этого совершенно нормально двигалась эта колонна. Но вышли ей навстречу какие-то люди, сказали: «Дальше мы вас не пустим», помахали белыми флагами, и этого оказалось достаточно, чтобы повернуть вспять несколько сотен элитных бойцов.

Логика приказа и войны в таких случаях диктует единственный способ преодоления подобных препятствий: не останавливаться!.. Вот только в реальной ситуации, понятно, нелегко поставить себя на место водителя БТРа или стрелка, которому проще отдать себя самого на растерзание толпы, нежели выстрелить или задавить человека. Тактический прием, применявшийся боевиками во всех вооруженных конфликтах, начиная с Карабаха, был прост и чрезвычайно эффективен: сначала на боевые машины накатывалась волна истеричных женщин и подростков и только потом, из-за их спин, появлялись вооруженные мужчины.

11 декабря, под дагестанским городом Хасавюрт в подобную ситуацию попал один из батальонов Нижегородского полка оперативного назначения ВВ МВД России, в результате чего 58 военнослужащих внутренних войск были взяты в заложники, а четыре БТРа и один грузовик — захвачены и угнаны в Чечню. В этом случае действовали местные чеченцы-аккинцы, которые в Хасавюртовском районе Дагестана составляют большинство и от которых мы, по понятным причинам, не ждали ни деятельной помощи, ни сочувствия. Конечно, всех чеченцев-аккинцев равнять не стоит, но мы знали, что многие из них симпатизируют Дудаеву, связывая с ним надежды на выход Чечни к Каспийскому морю. Что часто эти симпатии бывают подкреплены конкретной помощью аккинцев в диверсиях против федеральных войск, митингами и иной пропагандистской работой против федеральной власти, а также контрабандным промыслом в приграничье.

Вот и теперь толпа «мирных жителей» намертво блокировала подразделение полка, который на самом деле ни в какую Чечню не собирался. На Хасавюртовском направлении предусматривалась лишь активная оборона на тот случай, если чеченские НВФ, вытесняемые из мятежной республики, попробуют прорваться в Дагестан.

Нижегородцы как раз и выдвигались на эти позиции из района Бабаюрта, когда один из батальонов попал в живой капкан. Окажись комбат решительнее, может быть, и удалось разойтись по-хорошему. Либо разойтись очень жестко, показав раз и навсегда, что нас не стоит испытывать на прочность. А в результате захват наших солдат в заложники, издевательства и побои, демонстративная отправка пленников в Чечню — «в подарок Дудаеву». Ситуация могла оказаться куда тяжелее, если бы не своевременные действия заместителя командующего внутренними войсками генерал-лейтенанта Станислава Кавуна, который был послан мной в Хасавюрт сразу после того, как стало известно о случившемся. Этот мужественный офицер, пренебрегая опасностью, вышел навстречу экстремистам и нашел убедительные аргументы, которые позволили вытащить из плена большинство наших военнослужащих.

Но если негативную реакцию аккинцев на любое появление российских солдат еще можно было как-то предвидеть и принять как нечто неизбежное, то массовые митинги и пикеты мирного населения на маршрутах выдвижения войск 11 декабря 1994 года можно было объяснить только потерей вот этих трех драгоценных часов в самом начале операции: весь первый день наши колонны останавливали не вооруженные отряды боевиков и ополченцев Дудаева, а жители придорожных городков и сел. Сначала ингуши в Назрани, потом уже чеченцы — в районе воинственных Самашек. Пока танки и БТРы лавировали между пикетчиками, пока разыскивались объездные пути и велись нервные, тонувшие в крике и эмоциях, переговоры — дудаевцы успели обработать данные собственной разведки, рассчитать все наши намерения и подтянуть силы на те направления, которые они считали опасными.

Выскажу предположение: если бы федеральные войска начали выдвижение именно в 5.00, как это предусматривалось планом, то, пожалуй, успели бы уложиться в жесткие рамки утвержденного Павлом Грачевым плана и смогли бы блокировать Грозный вовремя и со всех сторон. Но в силу известных обстоятельств мы не сумели в полной мере использовать фактор внезапности. Хотя по малочисленности и слабости дудаевских заслонов, встретившихся нам на пути и разбегавшихся при первом появлении боевого охранения, можно было судить о том, что Дудаев, кажется, до последнего дня не верил в возможность нашего похода в Чечню. Ведь первое вооруженное сопротивление — залп эрэсами из установки «Град» — по колонне, двигавшейся через Горагорск, через Долинское, дудаевцы нанесли только на Сунженском хребте. Несмотря на то, что боевики не имели никаких приборов наведения и прицеливались через ствол, к сожалению, этот залп оказался очень точным — мы понесли первые потери…

Так что соблюдать установленный темп движения войск с трудом удавалось лишь тем командирам, которые действовали на Моздокском и Кизлярском направлениях. Впоследствии северный маршрут (из Моздока) как наиболее безопасный стал основным. Хотя везде нам оказывалось упорное сопротивление и к Грозному наши колонны, неся потери в живой силе и технике, смогли подойти только через две недели и неодновременно. На злосчастном Назрановском направлении и вовсе удалось пробиться к городу, в район Андреевской долины с восточной стороны Грозного, не по федеральной дороге Ростов — Баку, как намечалось, а по той, что шла вдоль железнодорожной магистрали.

Точно так же — с большими трудностями — вышли войска к Грозному со стороны Аргуна и станицы Петропавловской. Даже беглого взгляда на карту хватало, чтобы понять, что по периметру города примерно половину Грозного к исходу декабря нам так и не удалось блокировать.

Северную, частично восточную и западную окраины города мы контролировали, а вот южную — нет. И получалось, что к моменту штурма боевики имели возможность беспрепятственно подпитывать свои подразделения техникой, людьми, вооружением и боеприпасами с этой, не перекрытой федеральными войсками, стороны. Часть дудаевцев вообще воевала вахтовым методом: пока одни отряды дрались в городе, другие уходили на отдых в район Комсомольского, Алхазурово, Аргуна и Шали. Через какое-то время происходила смена, и всякий раз нам противостояли относительно свежие силы противника. В изматывающих человеческую психику уличных боях, где каждую секунду человек ощущает себя уязвимым для пули или гранаты, где негде согреться, помыться или даже просто толком отдышаться — чеченские «пересменки» в бою являлись очень серьезным преимуществом.

Отправляясь в боевой поход, следовало помнить, что в окружении Дудаева, помимо откровенных бандитов, находились и вполне квалифицированные специалисты военного дела. Бывшие офицеры, подготовленные в военных училищах и в авторитетных академиях. Не утратившие навыков своего ремесла. Знающие театр военных действий до последней кочки на болоте. Обладающие интуицией. Отрывочная разведывательная информация о появлении наших колонн, стекающаяся из донесений и слухов, через какое-то время должна была сложиться на их картах в единую картину, расшифровывая которую можно было определить и силы, которыми мы располагали, и выбранные нами маршруты движения. В военном искусстве, как и во всяком ином, есть шаблоны. А на этапе, когда войска только выдвигаются, творческие фантазии командиров чаще всего ограничиваются такими банальными вещами, как наличие дорог, обеспечивающих заданную планом скорость движения. Понятно, что мы, например, двинемся по трассе Ростов — Баку, понятно, что мы будем входить со стороны Кизляра…

Оттуда, из Кизляра, должен был двинуться 63-й Ангарский полк внутренних войск. Полк оперативного назначения, находившийся под опекой бывшего тогда заместителем командующего войсками Северо-Кавказского округа ВВ МВД России генерала Михаила Лабунца. На этом направлении он координировал действия наших войск.

Все было предопределено и расписано планом, когда Лабунец связался со мной и попросил разрешения двигаться по иному маршруту — восточнее, по бурунам, через Терекли-Мектеб. «Провел разведку, — доложил Михаил Иванович, — там никого нет. Спокойно дойду до Червленной…»

Именно станицу Червленную должен был брать 63-й полк, чтобы в последующем держать под контролем переправу через Терек. Генерал Лабунец справедливо полагал, что неважно, каким путями он выйдет к цели, лишь бы пути к ней были безопасны, а цель — достигнута. Честно говоря, я не сразу согласился на этот план, но, поразмышляв, одобрил выбор Лабунца. Интуиция его не подвела: до самой Червленной полк прошел без боевого соприкосновения с противником и свалился, нежданный, чеченским боевикам прямо на голову.

Именно в затылок Лабунцу, уяснив выгоды этого маршрута, двинулись и армейские части, возглавляемые Львом Рохлиным. И именно там, под Червленной, 63-й полк вступил в первый для внутренних войск бой на этой войне, если не считать стычки передового подразделения 81-го Благодарнинского полка оперативного назначения с заслоном чеченцев, который встретился ему на пути. Разведчики его просто смахнули с дороги, и полк двинулись дальше.

По плану в первом эшелоне на двух направлениях из трех шли армейские части и образовывали первое кольцо блокирования Грозного со всех сторон. На удалении от них — от 15 до 30 километров — части внутренних войск должны были организовать охрану тыла, коммуникаций и наиболее важных сооружений. Что и было сделано в установленные планом сроки.

Разве что за исключением той задачи, которая первоначально ставилась 81-му полку оперативного назначения — пройти по правому берегу Терека, опуститься на юг в район Червленной, а дальше прорываться к городу Аргун, чтобы взять под контроль прилегающую к нему со стороны Грозного территорию. Сделать этого он не смог, так как по замыслу должен был действовать во взаимодействии с армейскими частями. Однако они отстали и не смогли оказать поддержку полку, когда выяснилось, что все переправы через Сунжу в районе Аргуна и Петропавловской заняты боевиками. 81-й пон (Полк оперативного назначения. — Авт.), как и другие части ВВ оперативного назначения, хоть и близок по численности к мотострелковому, но, в отличие от армейского мотострелкового полка, не имеет тяжелого вооружения, способного взламывать оборону противника, если он глубоко зарылся в землю, обложился бетоном и отстреливается из орудий.

Действовать иначе — это губить людей, у которых на все про все из артиллерийского вооружения имеются лишь взвод 82-мм минометов, «зушки» да «эспэгэшки» (Зенитная установка ЗУ-23 и станковый противотанковый гранатомет СПГ-9. — Авт.), которые не идут ни в какое сравнение с мощью армейских танков, гаубиц или реактивных систем залпового огня.

Поэтому я счел разумным оставить полк там, где он оказался: на высотах в районе станицы Петропавловской, откуда легко перекрывались подступы к городу. Удобная позиция полка предопределила успех всей северной группировки федеральных войск, которую возглавил генерал Рохлин: с господствующих высот его артиллеристы держали под контролем всю северную часть Грозного, а его собственные тылы и коммуникации на этом направлении надежно охранялись нашими бойцами от диверсантов, разведчиков и представителей прочих партизанских специальностей.

Но и эта — северная — группировка, продвигавшаяся наиболее успешно, подошла к рубежу в десяти километрах от Грозного только к 20 декабря. В целом на этап выдвижения и блокирования войскам понадобилось 16 суток вместо трех, которые планировались изначально. При этом вынужден повторить, что сплошного блокирования города по-прежнему не было, а то полукольцо, которое мы образовали на западе, севере и востоке от него — лишь частично, процентов на пятьдесят, перехватывало те транспортные артерии, по которым в Грозный теперь стекались боевики, боеприпасы, продовольствие и техника дудаевцев. Город был, по сути, открыт и готовился к обороне.

* * *

С этой реальностью надо было считаться, и оставалось только сожалеть о потерянных на старте часах и о том, что ни одна армейская колонна, шедшая первым эшелоном, — надо это признать честно — так и не смогла пробиться к Грозному вовремя. Прежде всего потому, что некоторые армейские командиры, еще не наученные войной и ее жестокими расплатами за любое промедление, попросту теряли время, вместо того чтобы решительно сметать встретившиеся им на пути заслоны и пикеты сторонников Дудаева. Особенно на территории Ингушетии, где оказанное нам сопротивление, без всякого сомнения, носило организованный характер.

Это не значит, что существовали какие-то очевидные признаки участия президента Ингушетии Руслана Аушева в этой войне, но как дипломатично и в то же время по-офицерски честно охарактеризовать позицию руководства этой республики, позволившую боевикам действовать в открытую против федеральных войск еще на подступах к Чечне?

Понимаю, Аушев может развести руками: дескать, не на всякой горной дороге его авторитет может быть принят во внимание, однако исчезновение из МВД республики более шестисот автоматов Калашникова, полученных в 1992–1994 гг. — факт сам по себе красноречивый и не нуждается в комментариях. Это оружие с незатертыми номерами вскоре, конечно же, всплыло: его находили возле убитых боевиков, в тайниках, в чеченских и ингушских домах. Вероятно, именно эти автоматы были в руках у тех ингушских милиционеров — сотрудников органов внутренних дел и бойцов из полка патрульно-постовой службы (полк был создан по инициативе Аушева и подчинялся лично ему), которые открыто выступили на стороне чеченцев.

Я не знаю, было ли на то молчаливое согласие главы Ингушетии, боевой приказ или нечто другое, но около сорока таких милиционеров были убиты в вооруженных столкновениях с федеральными войсками. Их привозили, хоронили и сразу же — задним числом — увольняли из российской милиции…

Впрочем, ни сам президент Ингушетии Руслан Аушев, ни Борис Агапов, бывший тогда вице-президентом республики, и не думали скрывать своих симпатий к Дудаеву. Возможно, что, помимо солидарности — явной и тайной, — в отношениях чеченского и ингушского президентов оставались какие-то только им двоим известные, но так и не выполненные до конца обязательства… У меня есть кассета, где Аушева, как школьника, отчитывает Дудаев: «Мой юный друг, что же ты так себя ведешь?..» А он сидит, понурив голову. Это было…