Глава вторая В стенах АНБ
Глава вторая
В стенах АНБ
С первого дня своего существования Агентство национальной безопасности (АНБ) было окружено плотной завесой секретности. На занимаемой им территории был установлен строжайший пропускной режим, где наряду с электронными системами проверки до сих пор существуют постоянное наблюдение и поощряемое руководством АНБ доносительство. Каждый сотрудник имеет специальный пропуск, который постоянно носит на груди. Этот пропуск, кроме того, что удостоверяет личность сотрудника, непрерывно передает на монитор службы безопасности маршрут движения и местоположение его обладателя. Все сотрудники АНБ ограничены в контактах за пределами Форт-Мида, им не рекомендуется называть место своей работы даже близким. По тем же соображениям руководство АНБ поощряет браки между штатными сотрудниками Агентства. Такие меры безопасности породили несколько шутливых толкований английский аббревиатуры АНБ (NSA): «Агентство, которого не существует» и «Никогда ничего не говори».
Однако, несмотря на все меры безопасности, советской разведке удалось проникнуть в АНБ. Уже в 1960 году в АНБ было три советских агента. Правда, следует заметить, что все трое сами предложили свои услуги. Первыми пошли на контакт с советской разведкой Бернон Митчелл и Уильям Мартин.
Бернон Митчелл и Уильям Мартин
Бернон Фергюсон Митчелл родился 11 марта 1929 года в Сан-Франциско в типичной американской семье. Он с детства увлекался математикой, шахматами, игрой на пианино и подводным плаванием. Знакомые Митчелла позднее вспоминали о нем как о застенчивом, углубленном в себя юноше. После окончания средней школы Митчелл поступил в колледж, а в возрасте 22 лет был призван в ВМС США и направлен служить на станцию перехвата в Камиси на Японских островах. Там он познакомился с Уильямом Мартином, который стал его близким другом.
Уильям Гамильтон Мартин родился 27 мая 1931 года в небольшом городке на юге США. Когда ему исполнилось 15 лет, его семья переехала на север. С юношеских лет он отличался редкой способностью становиться экспертом в любой области, к которой проявлял интерес. В сочетании с присущей ему любознательностью это привело к освоению им таких далеких друг от друга областей, как музыка, гипнотизм, математика и шахматы. Во время двухлетнего обучения в колледже Мартин получил хорошую математическую подготовку. Но неожиданно для всех в 1951 году, несмотря на успехи в учебе, он оставил колледж и поступил на службу в ВМС. Говоря об этом неординарном шаге молодого Мартина, многие связывали его с желанием молодого человека вырваться из-под влияния матери, обладавшей деспотичным характером. Но как бы то ни было, в 1951 году в возрасте 20 лет Мартин попал в армию и после окончания курса основ военной службы был направлен на станцию перехвата в Камиси.
Как уже говорилось, Мартин и Митчелл за время службы на станции перехвата стали близкими друзьями. В этом не было ничего удивительного, так как они были весьма похожи друг на друга по характеру и имели одинаковые увлечения – математику, шахматы и игру на пианино. Первым оставил военную службу Митчелл. Он вернулся в США и поступил в престижный колледж, где специализировался на математике. Мартин после окончания срока службы на флоте остался в ВМС, но в качестве гражданского служащего. Однако в скором времени однообразная работа наскучила ему, он уволился, вернулся в США и поступил в колледж на Западном побережье. В качестве основного предмета он выбрал математику, к которой позднее добавился русский язык.
Весной 1957 года в одно и то же время Мартину и Митчеллу, хотя они и учились в разных колледжах, было предложено поступить на работу в АНБ.
Вероятно, решающую роль здесь сыграл тот факт, что они специализировались на изучении математики и некоторое время служили на станции перехвата ВМС. На предложение и Мартин, и Митчелл ответили согласием и 8 июля 1957 года приступили к выполнению служебных обязанностей. Как и все поступившие на работу в АНБ, они были направлены для обучения в Национальную криптографическую школу (НКШ) на 8-недельный курс по криптоанализу, криптографии и связанным с ними дисциплинам, и в дополнение посещали занятия в Вашингтонском университете. Тогда же им был предоставлен временный допуск к секретным документам, причем без соответствующей проверки, поскольку АНБ их услуги были нужны незамедлительно.
В январе 1958 года Мартин и Митчелл завершили обучение и приступили к работе. В свободное время они оба посещали вашингтонский шахматный клуб, членом которого был и первый секретарь советского посольства Валентин Иванов. Позднее, после бегства Мартина и Митчелла в СССР Иванов был объявлен персоной нон грата и покинул США. И хотя американское правительство формально выдвинуло причину, не связанную с бегством сотрудников АНБ, можно смело предположить, что это было сделано в отместку за их побег.
В том же 1958 году в политических взглядах Мартина и Митчелла произошли существенные перемены. Окружающие стали часто видеть обоих в обществе людей с прокоммунистическими взглядами, оба начали открыто поддерживать антиамериканские настроения. Особенно возмущал их тот факт, что самолеты США летают над территорией СССР с целью сбора разведывательной информации. В феврале 1959 года они нанесли визит конгрессмену-демократу от штата Огайо У. Хейзу, в ходе которого пожаловались на то, что самолеты-разведчики США нарушают воздушное пространство СССР.
Хейз ошибочно предположил, что эти двое подосланы к нему ЦРУ, чтобы проверить его умение хранить секреты, и не предпринял никаких мер.
Не дождавшись ответа от Хейза, Мартин и Митчелл в декабре 1959 года в нарушение всех правил безопасности, принятых в АНБ, посетили Гавану, где встретились с представителями внешней разведки КГБ и сообщили им некоторые сведения о своей работе. Разумеется, их не стали разочаровывать в убеждении, что своими действиями они укрепляют мир и безопасность на планете, но и не позабыли снабдить списком интересующих КГБ секретов АНБ.
Вернувшись с Кубы, Мартин и Митчелл еще более укрепились во мнении, что общественное устройство Советского Союза настолько прогрессивно, что пребывание там даст им чувство глубокого личного удовлетворения, которое они не получали в США. Так, Митчелл, обычно весьма сдержанный, с энтузиазмом рассказывал своим знакомым об отлично проведенном времени в Гаване и о невероятно низких ценах на Кубе. Такое поведение насторожило сотрудников службы безопасности АНБ. Чтобы ограничить доступ приятелей к секретным документам, им были предложены стипендии для обучения в университетах. В результате Мартин получил стипендию для продолжения образования в Иллинойском университете, а Митчелл – в Вашингтонском.
Вскоре Мартин и Митчелл поняли, что за ними ведется слежка. Прийти к такому заключению они могли по разным причинам, например, таким, как низкая квалификация агентов наружного наблюдения, изменение отношения со стороны руководства АНБ, лишение допуска к секретным документам или неосторожное замечание со стороны коллег по работе. Также вполне возможно, что их предупредил другой советский агент в АНБ – завербованный весной 1960 года сержант Джек Данлап.
24 июня 1960 года Мартин и Митчелл отправились в очередной трехнедельный отпуск, сообщив знакомым, что собираются навестить родителей. Но 25 июня, вместо того, чтобы уехать на автомобиле, как это предполагалось, они улетели на самолете компании «Истерн» рейсом Вашингтон – Мехико. Проведя в Мехико ночь в гостинице, они на следующий день совершили перелет в Гавану, откуда на советском транспортном самолете были доставлены в Москву, где поведали сотрудникам КГБ о многих секретах АНБ, в частности о работе по перехвату сообщений из советских линий связи.
В АНБ обнаружили их отсутствие лишь в середине июля, когда они не вернулись из отпуска, чтобы приступить к исполнению своих служебных обязанностей. В ходе начавшихся поисков на автомобильной стоянке была обнаружена машина, на которой друзья собирались ехать к родителям, со всеми вещами, аккуратно уложенными в чемоданы. А в доме Митчелла сотрудники службы безопасности АНБ нашли ключ к банковскому сейфу в Мэриленде, который был специально оставлен на видном месте. Открыв сейф, сотрудники АНБ обнаружили там запечатанный пакет и записку, в которой Мартин и Митчелл просили опубликовать содержащееся в пакете открытое письмо. В письме говорилось, что решение уехать в СССР было принято ими без всякого давления извне. Помимо этого, в нем Мартин и Митчелл обвиняли правительство США в том, что оно само «в такой же степени беспринципно, в какой в его обвинениях в адрес СССР изображается советское правительство».
«Некоторые противники коммунизма в Соединенных Штатах, – говорилось в письме, – защищают идею превентивной войны против Советского Союза. Они стремятся достичь такой степени безопасности, которая подразумевает полное уничтожение людей со взглядами, противоположными их собственным. Такая война в лучшем случае сделала бы их повелителями могилы человечества».
В адрес Советского Союза в письме содержались только положительные эпитеты, вплоть до того, что в СССР «способности женщины всячески поощряются и используются в значительно большей степени, чем в Соединенных Штатах».
В понедельник 1 августа 1960 года министерство обороны США официально объявило, что два сотрудника АНБ по неизвестной причине не вернулись из отпуска. Несмотря на все попытки не придавать значения произошедшему, побег сотрудников АНБ вызвал живейший интерес прессы, и 5 августа последовало еще одно заявление министерства обороны, в котором было сказано следующее: «Предполагается, что существует вероятность того, что два сотрудника АНБ уехали за «железный занавес»». А месяц спустя, 6 сентября, Мартин и Митчелл выступили на пресс-конференции в Москве.
Состоявшаяся в Центральном доме журналиста в присутствии более 200 советских и иностранных представителей СМИ, эта пресс-конференция стала, пожалуй, самой скандальной в истории американских спецслужб. Открыл пресс-конференцию заведующий отделом печати МИД СССР М. А. Харламов, который сказал, что Мартин и Митчелл попросили политического убежища в Советском Союзе и что их просьба была удовлетворена. После этого слово взял Митчелл, который зачитал копию письма, оставленного в банковском сейфе в США. Выступивший вслед за ним Мартин огласил длинное заявление, составленное уже после прибытия перебежчиков в Москву. Самым скандальным в этом заявлении было утверждение о том, что АНБ перехватывало и расшифровывало корреспонденцию союзников США, в том числе Италии, Франции, Турции, Уругвая. Впрочем, есть смысл процитировать некоторые отрывки этого заявления.
«Наше недовольство связано с некоторыми методами, которые Соединенные Штаты используют для получения шпионской информации. Мы обеспокоены взятым США курсом намеренного нарушения воздушного пространства других государств и практикуемой правительством Соединенных Штатов ложью в отношении таких нарушений с целью ввести в заблуждение общественное мнение…
После инцидента с У-2 правительство Соединенных Штатов признало, что намеренно взяло курс на нарушение воздушного пространства СССР. Официальные лица США, особенно вице-президент Никсон, пытались оправдать эту политику, провозгласив ее единственно возможным путем предотвратить неожиданное нападение со стороны СССР. Вице-президент Никсон не упомянул о том, что информация, полученная во время этих полетов, могла бы оказаться полезной только в случае попытки проникновения сквозь оборонительную систему Советского Союза…
Кольцо военных баз США, окруживших Советский Союз, означает, что правительство Соединенных Штатов полагает, будто сможет успешно противостоять коммунистическим идеям с помощью военных средств».
После пресс-конференции министерство обороны США сделало несколько заявлений. В первом было сказано, что утверждения Митчелла и Мартина о том, что США одинаково шпионят как за своими противниками, так и союзниками, не соответствует действительности. «Их замечания, – говорилось в заявлении, – о якобы ведущейся шпионской деятельности правительства Соединенных Штатов в отношении их союзников и других правительств свободного мира полностью лживы и могут послужить только цели коммунистов посеять раздор среди свободных народов». А во втором заявлении министерство обороны США обвинило СССР в «использовании любой возможности для извлечения пользы из бегства двух перебежчиков, которые стали инструментом советской пропаганды, в попытках заставить весь мир поверить фальшивым заявлениям, которые они сделали в Москве». Выступил по этому поводу и президент США Эйзенхауэр, который заклеймил Мартина и Митчелла как «изменников, которые сами себя разоблачили». А бывший президент Трумэн публично заявил, что «таких надо расстреливать».
Немного позднее спецслужбами была организована утечка информации, и в прессу попали материалы о ходе служебного расследования обстоятельств бегства Митчелла и Мартина, которые были объявлены гомосексуалистами и, более того, – любовниками. Этим американские власти хотели не только скомпрометировать беглецов, но и получить возможность избавиться от не внушающих доверия сотрудников АНБ. Таковых оказалось 26 человек, которых уволили из агентства «по подозрению в сексуальных отклонениях».
Но несмотря на эти заявления, авторитет США после пресс-конференции Митчелла и Мартина оказался сильно подорванным. В результате продолжительное время официальным американским представителям приходилось только оправдываться и опровергать сделанные перебежчиками заявления. А в секретном докладе конгресса США бегство Митчелла и Мартина оценивалось как нанесение тяжелейшего ущерба национальной безопасности Америки за всю историю США.
В дальнейшем судьбы Мартина и Митчелла сложились по-разному. Еще 11 августа 1960 года решением Политбюро ЦК КПСС № 295 им было предоставлено политическое убежище и ежемесячная зарплата в 500 рублей. Осенью Митчелл получил работу в институте математики при Ленинградском университете, а Мартин там же стал готовиться к защите докторской диссертации по статистике. Вскоре Мартин сменил фамилию на Соколовский и женился на русской девушке, с которой познакомился на черноморском курорте. Что касается Митчелла, то он женился на Галине Владимировне Яковлевой, 30-летней помощнице профессора отделения фортепьяно Ленинградской консерватории.
Однако жизнь перебежчиков в СССР оказалась не такой, как они предполагали. И если Мартин сумел приспособиться, то у Митчелла дела обстояли хуже. Он не сумел адаптироваться к советской действительности и несколько раз обращался за разрешением выехать на Запад, в котором ему постоянно отказывали. Тогда в 1979 году он пришел в американское консульство в Ленинграде за информацией о возможности вернуться в США. Однако госдепартамент США категорически отказался содействовать его возвращению и даже (с опозданием на несколько лет) лишил его американского гражданства. Умер Митчелл в Москве в 1986 году от острой лейкемии.
Джек Данлап
Бегство Мартина и Митчелла в СССР вызвало в АНБ состояние шока. Были приняты меры по повышению уровня безопасности, в частности по принятому 9 мая 1963 года палатой представителей конгресса США закону министр обороны получил право увольнять любого сотрудника АНБ, заподозренного в неблагонадежности, без объяснения причин увольнения и без права его обжалования. Но несмотря на все принятые меры в АНБ продолжали активно работать советские агенты. Одним из них был Джек Э. Данлап.
Данлап родился в 1928 году. Находясь на службе в вооруженных силах в звании сержанта, он участвовал в корейской войне, где был награжден орденом «Пурпурное сердце» и медалью «Бронзовая звезда» за воинскую доблесть и преданность долгу. Будучи женат и имея семерых детей, он был по природе большим женолюбом и постоянно нуждался в деньгах. Это и стало причиной того, что он предложил свои услуги советской разведке.
В 1958 году Данлап становится шофером генерал-майора Гаррисона Б. Ковердейла, заместителя директора и начальника секретариата штаба АНБ. В его обязанности входила доставка секретных документов в различные подразделения АНБ, благодаря чему он получил редкую возможность выезжать за пределы Форт-Мида, не проходя досмотра. Зная об этом некоторые сотрудники АНБ (по некоторым данным не меньше шести человек) воспользовались услугами Данлапа для того, чтобы вывести с работы домой служебные пишущие машинки и кабинетную мебель. Это обстоятельство значительно расширило круг знакомых Данлапа в АНБ.
Поздней весной 1960 года Данлап, испытывающий постоянную нехватку денежных средств, пришел в советское посольство в Вашингтоне и предложил продать документы АНБ. Принявший его сотрудник резидентуры ГРУ, работавший под дипломатическим прикрытием, сразу оценил открывшиеся перед военной разведкой перспективы, немедленно выплатил Данлапу аванс и обговорил условия дальнейшей связи. Работа с Данлапом имела настолько большое значение, что его куратором был только один сотрудник резидентуры ГРУ, полностью освобожденный от других оперативных дел.
Сведения, поступающие от Данлапа, имели огромную ценность. Так, с его помощью были получены различные наставления, математические модели и планы НИОКР по самым секретным шифровальным машинам АНБ. Передал Данлап и документы ЦРУ, касающиеся оценки численности и состава советских войск и ракетных частей в Восточной Европе, прежде всего в ГДР. Кроме того, вполне возможно, что с его помощью был разоблачен агент СИС и ЦРУ в ГРУ полковник О. Пеньковский. Дело в том, что за пределами ЦРУ к отчетам Пеньковского были допущены очень немногие. В АНБ к ним имели отношение кроме директора еще примерно 20 сотрудников. И в то же время при обыске, проведенном позднее в доме Данлапа, было найдено несколько не самых секретных документов, приписываемых «надежному советскому источнику», которым и был Пеньковский. И хотя эти документы, возможно, и не послужили причиной установления личности Пеньковского, но явились сигналом для контрразведки о том, что в ГРУ проник предатель.
Летом 1960 года Данлап неожиданно разбогател. На полученные от ГРУ деньги он купил прекрасно оборудованную крейсерскую моторную яхту длиной тридцать футов. И хотя его оклад в АНБ составлял всего 100 долларов в неделю, столь дорогая покупка никого не удивила. Позднее Данлап купил глиссер с воздушным винтом, голубой «ягуар», два «кадиллака», а также стал завсегдатаем дорогих курортов и яхт-клубов по всему побережью от Нью-Джерси до Флориды, где буквально сорил деньгами, устраивая обильные возлияния.
Долгое время на столь необычный образ жизни простого сержанта никто не обращал внимание, несмотря на то, что он регулярно ездил на работу в «ягуаре» или на одном из «кадиллаков». Своим знакомым Данлап рассказывал различные истории, объясняющие происхождение его богатства. Одним он говорил, что является владельцем земли, на которой был обнаружен минерал, необходимый для производства косметики, другим – что получил богатое наследство. Третьих он уверял в том, что его отец, в действительности смотритель мостов, имеет огромную плантацию в штате Луизиана. Любовница Данлапа знала, что он регулярно посещает какого-то бухгалтера и возвращается от него с толстыми пачками банкнот. Позднее было установлено, что всего Данлап получил от ГРУ 60 тысяч долларов.
Первые подозрения в отношении Данлапа возникли скорее всего в начале 1963 года, после того как он решил стать гражданским служащим, опасаясь, что по окончанию срока службы его могут перевести в другое место. Все гражданские лица, поступающие на работу в АНБ, в отличие от военных должны проходить проверку на полиграфе (детекторе лжи). Во время проверки Данлап признался «в мелких хищениях и фактах аморального поведения». В результате в отношении Данлапа было начато служебное расследование, которое установило, что его расходы не соответствуют доходам. Поэтому в мае 1963 года он был переведен в службу суточного наряда Форт-Мида.
Понимая, что кольцо вокруг него сжимается, Данлап 14 июня 1963 года, приняв большую дозу снотворного, попытался покончить с собой. Но эта попытка оказалась неудачной. Тогда 20 июля он повторил попытку самоубийства, используя револьвер. Однако вмешательство приятелей вновь спасло ему жизнь. И лишь третья попытка увенчалась успехом. 22 июля он подсоединил кусок резинового шланга к выхлопной трубе своей машины, второй конец просунул в щель правого переднего окна, завел мотор и отравился выхлопными газами. Через три дня его со всеми воинскими почестями похоронили на Арлингтонском национальном кладбище.
Вполне возможно, что о предательстве Данлапа так никто бы и не узнал, если бы через месяц после смерти его вдова не обнаружила в доме тайник с секретными документами, которые он не успел передать своему оператору. Она сразу же принесла их в АНБ, где было начато расследование, установившее факт сотрудничества Данлапа с советской разведкой. По оценке официальных лиц в Пентагоне ущерб, нанесенный Данлапом АНБ, в 30–40 раз превысил тот, что нанесли Мартин и Митчелл, вместе взятые.
Версий по поводу провала Данлапа существует множество. По одной из них, считающейся наиболее достоверной, Данлапа выдал сотрудник ГРУ Дмитрий Федорович Поляков, который во время своей второй командировки в США в ноябре 1961 года добровольно предложил свои услуги ФБР. Но при детальном рассмотрении эта версия не выдерживает критики. Поляков работал в нью-йоркской резидентуре ГРУ заместителем резидента и отвечал за действия нелегалов. А Данлапа вела вашингтонская резидентура. Зная жесткие правила работы с агентами, особенно столь ценными, как Данлап, трудно предположить, что заместитель резидента в Нью-Йорке мог вообще знать о существовании в АНБ агента, оператор которого работал в Вашингтоне.
По другой версии, Данлапа стали подозревать после того, как он повредил спину во время парусной регаты. Дело в том, что медицинскую помощь Данлапу оказали в госпитале Форт-Мида, где под действием данных ему успокоительных он мог непроизвольно сказать что-нибудь, показавшееся подозрительным. Так или иначе, но подлинные причины разоблачения Данлапа можно будет узнать только тогда, когда откроются архивы американских спецслужб.
Виктор Гамильтон
В тот же день, когда Данлап покончил с собой, другой сотрудник АНБ, известный как Виктор Норрис Гамильтон, поместил на страницах газеты «Известия» письмо, в котором рассказал о тайнах Форт-Мида.
Настоящее имя Гамильтона, данное ему при рождении – Фузи Дмитрий Хиндали. Он родился в Бейруте в 1919 году, в 1940 году закончил Американский университет в Бейруте и получил специальность переводчика. Через некоторое время он познакомился с американкой, временно проживавшей в Ливане, и женился на ней. Вскоре супруги выехали в США. Но здесь Виктору Гамильтону (это имя он взял себе после переезда в Америку) никак не удавалось устроиться на работу по специальности несмотря на то, что он получил американское гражданство. Поэтому он был вынужден работать посыльным и швейцаром, пока один отставной американский полковник не завербовал его на службу в АНБ. Причиной, по которой АНБ заинтересовалось натурализованным арабом, было знание им пяти языков, в том числе и восточных, специалистов по которым в Форт-Миде явно не хватало.
13 июня 1957 года после обучения в НКШ Гамильтон приступил к работе в группе «G» (Ближний и Средний Восток, Северная Африка, Греция и Турция) Производственного отдела АНБ (ПО АНБ). Группа «G» занималась перехватом и дешифровкой военных сообщений из стран указанного региона, а также шифротелеграмм, поступавших в эти страны из их дипломатических представительств во всех частях света. Для этой цели в распоряжении АНБ была специальная станция перехвата, расположенная на Кипре. Как заявлял впоследствии Гамильтон, в 1958 году он работал с материалами, представляющими собой полный текст секретной переписки между Каиром и посольством Объединенной Арабской Республики в Москве, которая велась во время поездки каирского руководства в СССР.
Однако вскоре выяснилось, что Гамильтон крайне неуравновешенный человек. Его жена через 30 лет вспоминала, что после поступления на работу в АНБ Гамильтон перед сном часто рассказывал ей о подозрительных странностях, происходивших в Форт-Миде. В феврале 1959 года медицинская комиссия АНБ признала Гамильтона психически больным, но, учитывая острую нехватку специалистов по арабскому языку, его оставили на работе в ПО. В июне 1959 года его все же уволили, после того как психиатры пришли к заключению, что он находится на грани шизофрении. На самом деле в это время Гамильтон пытался установить связь со своими родственниками в Ливане, что вызвало беспокойство и недовольство руководства АНБ.
После вынужденного увольнения Гамильтон якобы начал подвергаться преследованию и провокациям со стороны ФБР. Вскоре ему удалось выехать в Ирак, но там он не задержался, так как местная служба безопасности приняла его за коммуниста. Тогда Гамильтон вернулся в США, установил переписку с турецкими властями и под предлогом посещения Турции в июне 1963 года выехал в Европу. Находясь проездом в Праге, он 20 июня пришел в советское посольство, представился сотрудником АНБ и попросил политического убежища.
Разумеется, Гамильтон был немедленно переправлен в Москву, где к нему был проявлен интерес со стороны самых высоких инстанций. 14 июля с ним провели беседу руководители КГБ и уже на следующий день в ЦК КПСС были направлены предложения по наилучшему использованию перебежчика в пропагандистских целях. А 23 июля в вечернем выпуске «Известий» было опубликовано письмо Гамильтона, в котором он рассказал об американском радиошпионаже:
«АНБ вскрывает шифры ближневосточных стран, что является прямым результатом криптоанализа. Вместе с тем АНБ получает и оригиналы шифров из каких-то секретных источников. Это означает, что кто-то ворует для американцев шифры. Особо следует подчеркнуть: американские власти пользуются тем, что штаб-квартира ООН находится на территории США. Зашифрованные инструкции Греции, Иордании, Ливана, ОАР и Турции своим представителям в ООН попадают в руки госдепартамента еще до того, как доходят до своих истинных адресатов…»
Представитель США в ООН, по утверждению Гамильтона, даже прислал в АНБ собственноручно подписанное письмо, в котором поблагодарил сотрудников агентства за своевременно полученную информацию. Заканчивалось письмо в «Известиях» следующими словами: «Я хочу, чтобы все люди на Земле обрели наконец тот покой и душевное равновесие, которое я обрел здесь, в России».
Помимо публикации письма, Гамильтон, разумеется, выдал все известные ему сведения о структуре АНБ, шифрах, имена руководителей и т. д. Вскоре КГБ были предприняты шаги по натурализации Гамильтона. Ему дали паспорт с новым именем, присвоили псевдоним «Кир», предоставили квартиру на Комсомольском проспекте, определили приличное денежное содержание, на которое он обедал в лучших ресторанах и покупал дорогие вещи. Кроме того, к Гамильтону была приставлена круглосуточная охрана, так как считалось, что американцы начнут поиски перебежчика.
Но с самого начала общения с Гамильтоном сотрудники КГБ стали замечать у него отклонения от нормального поведения. Он стал постоянно утверждать, что за ним ведут наблюдение представители ЦРУ в СССР, затем американцев сменили в его рассказах работники «всемогущего КГБ». В результате в конце 1963 года Гамильтон был помещен в знаменитую «кремлевку» с диагнозом вялотекущая шизофрения. Первые десять лет он провел там в номере «люкс», а позднее был переведен в обычную психиатрическую больницу в Подмосковье. На протяжении 30 лет Гамильтон вел дневник и до 1984 года писал письма семье в Америку. Но последнее письмо от него там получили в 1973 году. Его жена не раз пыталась разыскать мужа через Красный Крест, но всегда получала стереотипный ответ: сведений нет.
И лишь в июне 1992 года сведения о нахождении в «психушке» (спецгоспиталь № 5, расположенный в селе Троицкое под Москвой) бывшего американского перебежчика появились в российских средствах массовой информации. Но Гамильтон наотрез отказался верить журналистам, что его жена и дочери разыскивают пропавшего отца. Он утверждал, что его близких посадили на электрический стул в отместку за его предательство, а показанный ему видеофильм с записью семьи посчитал гипнозом. В больнице Гамильтона посетили консул США в Москве и посольский врач. После осмотра врач заявил, что его еще можно вылечить, но Гамильтон на вопрос, не хочет ли он вернуться в США, ответил: «Только по вашим трупам».
Роберт Липка
Самоубийство Данлапа стало тяжелым ударом для советской разведки, потерявшей прекрасный источник в АНБ. Но вскоре утраченные позиции были восстановлены – в сентябре 1965 года вашингтонской резидентуре внешней разведки предложил свои услуги сотрудник АНБ сержант Роберт Липка.
Роберт Стефен Липка родился 15 июня 1946 года в Нью-Йорке. После призыва в армию он в 1963 году окончил разведывательную школу и на следующий год направлен в АНБ, где в его обязанности входило уничтожение секретных документов, а именно исходных материалов, на основании которых составлялись наиболее конфиденциальные доклады высшему руководству США. Осенью 1965 года, осознав ценность документов, с которыми он имеет дело, Липка пришел в посольство СССР в Вашингтоне и предложил продать сотрудникам КГБ секретные материалы АНБ.
Предложение Липки было незамедлительно принято. Связь с новым агентом, получившим псевдоним «Дан» (позднее «Рук» – шахматная ладья), поддерживалась с помощью тайников, в которых он оставлял материалы и из которых забирал деньги – от 500 до 1000 долларов за каждый пакет. Всего в период с 1965 по 1967 год с Липкой было проведено около 50 операций по связи, во время которых его операторы получили более 200 важных документов АНБ, ЦРУ, госдепартамента и других правительственных ведомств США.
За время сотрудничества с советской разведкой Липка получил около 27 тыс. долларов. Однако он считал, что ему недоплачивают, и несколько раз требовал повысить сумму оплаты, но неизменно получал стандартный ответ: «Москва больше не дает».
В июле 1967 года Липка, убедившись, что советская разведка даром денег не платит, известил своих кураторов через тайник, что якобы находится под контролем ФБР и прервал все контакты с резидентурой. Однако анализ предыдущего периода работы с Липкой показал, что это сообщение нельзя принимать всерьез – он сотрудничал с КГБ исключительно на материальной основе, передаваемые им документы наносили ущерб национальным интересам США и, безусловно, ФБР в случае выхода на Липку постаралось бы поймать работавшего с ним оперативника с поличным. Поэтому в апреле и ноябре 1968 года проводилась установка Липки при помощи нелегалов. Тогда же ему было отправлено письмо, но оно осталось без ответа. Последний раз с ним пытались установить контакт в 1969-73 годах, но безуспешно.
Тем временем Липка в 1967 году уволился из АНБ для продолжения образования в колледже в провинциальном городке Миллерсвилл, штат Пенсильвания, в 100 километрах от Филадельфии. В 1972 году он получил степень бакалавра по педагогике и устроился учителем истории в колледже. В 1974 году он развелся со своей женой Патрисией, после чего открыл нумизматический магазин, приносивший ему стабильный доход. Он писал безобидные заметки в местную прессу и увлекся азартными играми. В 1992 году в одном из игорных клубов на Липку упал стол, после чего он подал на хозяина в суд и получил за временную потерю трудоспособности компенсацию, превышающую, как позднее уверяло ФБР, в десять раз ту сумму, которую он получил от КГБ.
Казалось, что Липка останется вне подозрений до самой смерти, но неожиданно 23 февраля 1996 года агенты ФБР ворвались в его дом и надели на него наручники. Ему было предъявлено обвинение в продаже КГБ секретной информации в период с 1965 по 1967 год. На брифинге, посвященном аресту Липки, представители ФБР утверждали, что первые подозрения в отношении него возникли еще в 60-е годы, когда он необоснованно задерживал у себя некоторые документы. Но тогда доказать ничего не удалось. И лишь после выхода в свет в США в начале 1994 года мемуаров отставного генерал– майора КГБ Олега Калугина «Первое управление. Тридцать два года в разведке», агенты ФБР получили первую зацепку.
Читавшие вышедшие у нас мемуары О. Калугина («Прощай, Лубянка!» – М.: Олимп, 1995) могут удивиться такому заявлению. И действительно, в этом издании можно прочесть только следующее:
«В конце 1965 года предложил свои услуги «доброволец» из Агентства национальной безопасности. Несколько лет подряд этот молодой парень поставлял резидентуре совершенно секретные документы, позволяющие КГБ быть в курсе всех крупнейших военных и политических проблем».
Но дело в том, что в русском варианте очень многие важные детали отсутствуют. В оригинале этот отрывок гораздо больше:
«Другим агентом, пришедшим к нам и передававшим сверхсекретные материалы по вооружению, был солдат, служивший в АНБ. В его обязанности входил контроль за средствами связи по всему миру. Хотя он не был настолько знаменит и ценен, как Джон Уокер (о нем далее – Авт.), этот молодой американец передал КГБ значительное число документов.
Солдат пришел к нам добровольно в середине 60-х годов, утверждая, что он занимается уничтожением секретных материалов в АНБ и мог бы снабжать нас ими в огромных количествах. Свой поступок он объяснил нехваткой денег. Мы прибегли к системе, которую использовали при контакте с Уокером, – он должен был оставлять принесенные документы в тайниках в заброшенных местах в штатах Виргиния и Мэриленд. После этого в заранее оговоренном месте солдат мог взять свой гонорар – как правило, тысячу долларов за раз, а также инструкцию, где и когда произойдет следующая передача. Подобные тайники позволяли нам получать и передавать документы без какого-либо опасения, что его заметят с одним из нас.
Документы, которые доставлял этот солдат, были отлично рассортированы. Иногда, если он должен был делать вид, что уничтожает их, к нам поступали уже нарезанные бумаги. Он снабжал нас ежедневными и еженедельными докладами АНБ Белому дому, планами систем связи и передвижения американских войск по всему миру. Все, что попадало в его руки, оказывалось у нас. Порой он даже не имел представления о том, что передает.
Конечно, добрая часть материалов не представляла для нас особой ценности. Мне приходилось тратить массу времени, отбирая то, что нам не нужно и переводя на русский язык важные документы для пересылки в Москву. Я никогда не встречался с ним лично, но этот случай, как и наглый шпионаж Уокера, показал, насколько небрежно поставлена система обеспечения безопасности в сверхсекретных учреждениях США.
Солдат покинул АНБ и поступил в колледж за деньги, полученные им от КГБ. В конце концов он был передан на связь в 16-е управление КГБ… Насколько мне известно, этот «крот» до сих пор служит либо в структурах АНБ, либо в ЦРУ».
Как утверждают американцы, агенты ФБР, получив столь исчерпывающую информацию, без особого труда установили личность молодого солдата, уволившегося для поступления в колледж. Затем последовал разговор с первой женой Липки, Патрицией, которая за освобождение от уголовного преследования подтвердила, что ее бывший муж имел контакты с иностранной спецслужбой. Тогда в конце 1993 года один из сотрудников ФБР, узнав от Патриции его рабочий псевдоним в КГБ (интересно знать, как она его узнала, ведь о нем не знает даже агент. Может, Калугин подсказал?), пришел к Липке и, представившись работником ГРУ капитаном Никитиным, предложил продолжить сотрудничество. Сначала Липка сделал вид, что не понимает, о чем идет речь, но после того, как агент назвал его «Рук», выразил готовность продать оставшиеся у него документы. Правда, получив 5 тыс. долларов задатка на одной из четырех встреч, Липка не передал «капитану Никитину» никакой информации. Однако это не остановило ФБР, и 23 февраля 1996 года Липка был арестован.
Надо отметить, что Калугин с пеной у рта доказывает, что по информации, которую он сообщил в своей книге, американские следователи искали бы агента более ста лет, поскольку в середине 60-х годов в АНБ работало более 120 тыс. сотрудников. Безусловно, определенные резоны в заявлении Калугина есть, хотя по тем деталям, которые он приводит (возраст, воинское звание, характер работы и т. д.) вычислить Липку достаточно легко. Но основную информацию о Липке американцы получили от другого предателя – бежавшего осенью 1992 года в Великобританию бывшего сотрудника 15– го (архивного) отдела ПГУ КГБ Василия Митрохина.
Как известно, Митрохин бежал в Лондон не с пустыми руками. С собой он прихватил выписки из оперативных дел, которые делал в течение 12 лет. И в одной из его выписок был упомянут Липка. Выписка эта начинается словами «Дан» – Роберт Стефан Липка, 15. 6. 1945 г. р.», а заканчивается следующим образом: «жена «Дана» – Патрисия Липка, работала в госпитале: 403 Ланкастер авеню, г. Ланкастер».
Впрочем, для самого Липки не имело значения, кто его выдал, поскольку в США нет срока давности за шпионаж. В результате он предстал перед судом и был осужден на пожизненное заключение.
Джон Уокер
Джон Уокер, о котором далее пойдет речь, не был сотрудником АНБ, а служил шифровальщиком в ВМС США. Но мы посчитали необходимым рассказать о нем, поскольку переданные им за время сотрудничества с ПГУ КГБ материалы имели исключительную ценность. Кроме того, по оценке как наших, так и американских специалистов, 17-летняя работа Уокера на советскую разведку до сих пор является беспрецедентной как по комплексному освещению всех видов шифровальной связи, так и по своей длительности.
Джон Энтони Уокер-младший родился 28 июля 1937 года в Вашингтоне. Он был вторым из трех сыновей Джона Уокера-старшего, не очень преуспевшего в жизни человека, начавшего свою карьеру чиновником министерства торговли, а закончившего продавцом в торговом центре. В юности Уокер-младший был отпетым хулиганом и в возрасте 15 лет был осужден условно за попытку ограбления магазина. Неизвестно как бы сложилась судьба Джона, если бы в июле 1955 года его старший брат Артур, служивший в то время на флоте, не привел его к вербовщику и не помог поступить на службу в ВМС.
После окончания учебы Уокер служил сначала на эсминце «Джонни Хатчинс», потом на авианосце «Форрестол», а затем на плавучей базе подводных лодок «Хоуард У. Джилмор». В это же время он женился на Барбаре Кроули, и вскоре у них родилось четверо детей – три дочери (Маргарет, Синтия, Лаура) и сын Майкл. Несмотря на то что Уокер быстро получал очередные повышения по службе, он не собирался прослужить 20 лет, а затем выйти на пенсию. Его мечта заключалась в том, чтобы накопить достаточно денег, вложить их в какой-нибудь бизнес и выйти в отставку. Но мечты Уокера разбивались о суровую реальность. Все зарабатываемые им деньги уходили на содержание семьи и небольшого заведения «Бамбуковый бар», приносившего одни убытки. К тому же Барбара пристрастилась к алкоголю, а также постоянно «пилила» мужа по различным поводам.
В апреле 1967 года Уокера перевели в оперативный центр штаба Атлантического флота США в Норфолке. Здесь он стал дежурным офицером в центре коммуникаций, ответственным за связь со всеми подводными лодками, курсирующими в Атлантическом океане. К тому времени он находился на грани банкротства, а семейные отношения обострились до предела. В конце 1967 года во время очередного дежурства кто-то из офицеров пошутил, что неплохо было бы продавать секреты русским, так как они заплатили бы за них кучу денег. Именно в этот момент у Уокера родилась мысль, что таким путем он мог бы не только рассчитаться с долгами, но и обеспечить себе безбедную жизнь. Первым документом, с которого он снял копию, был список месячных ключей к шифровальной машине KL-47, проходивший под грифом «Совершенно секретно – особая категория».
В один из декабрьских дней 1967 года Уокер взял такси и попросил подвезти его в Вашингтон. Таксист высадил его за квартал до советского посольства, и дальнейший путь Уокер проделал пешком. Войдя в посольство, он потребовал встречи с офицером, отвечающим за безопасность. А на вопрос вышедшего к нему сотрудника посольства: «Что вам угодно?» – Уокер ответил заранее подготовленной фразой: «Меня интересует возможность продать секретные документы правительства Соединенных Штатов Советскому Союзу. Ценную военную информацию. Я принес с собой образец».
С этими словами он достал из кармана и передал собеседнику листок с ключами к шифровальной машине KL-47. Взяв у него листок, сотрудник посольства вышел, а через несколько минут в комнату вошел другой человек, поведший с Уокером долгую беседу. На вопрос, какими причинами вызван его приход сюда – политическими или финансовыми, Уокер ответил: «Исключительно финансовыми. Мне нужны деньги». А на вопрос: «Сколько вы хотите?» – заявил: «Что-нибудь между 500-1000 долларов в неделю».
После непродолжительных колебаний собеседник Уокера вручил ему 1000 долларов и назначил следующую встречу через две недели в торговом центре города Александрия. Затем на Уокера надели длинное пальто, шляпу с широкими полями и, выведя через боковую дверь, посадили на заднее сиденье автомобиля. Машина на большой скорости покинула посольство и, по– петляв по городу, остановилась в северо-западной части Вашингтона, где Уокера высадили, забрали пальто и шляпу и оставили в одиночестве.
Человеком, завербовавшим Уокера, был резидент ПГУ КГБ в Вашингтоне Борис Соломатин. Передавая Уокеру деньги и назначая встречу, он очень рисковал, так как мог нарваться на «подставу» ФБР. Впрочем, вот как он сам рассказывает о вербовке Уокера в интервью американскому журналисту Питу Эрли:
«– Как вы убедились, что Уокер не двойной агент, подосланный вам ЦРУ или ФБР?
– Разумеется, эти службы регулярно подсылали нам «двойников». Но Уокер показал месячный ключ к шифру одной из ваших шифровальных машин. Это было крайне необычно, и я решил рискнуть по-крупному. Имейте в виду, что резидент КГБ, как и глава резидентуры ЦРУ, как правило, не беседуют напрямую с добровольцами. Но в данном случае Уокер предлагал нам шифры, а это самый важный объект разведки. И я решил лично поговорить с ним, составить собственное впечатление об этом человеке, чтобы решить, будем ли мы работать с ним в будущем. Должен сказать, что я люблю рисковать, разумеется, рисковать разумно. И уверен, без риска не может быть действительно результативной разведки.
Поэтому я плюнул на все правила и инструкции и в течение двух часов беседовал с Уокером один на один. Конечно, на первой встрече я не мог полностью убедиться, что он не двойной агент, не подослан контрразведкой, но интуиция мне подсказывала, что Уокер не «двойник». Интуиция – это, конечно, не случайная догадка, она требует накопления достаточных знаний и практического опыта, в данном случае разведывательной работы. К тому времени я уже проработал в разведке 16 лет.
Сотруднику разведки, чтобы не остаться в дураках, нужно прежде всего хорошо знать разведываемую страну, знать, что там секретно, а что нет. Следует задать себе вопрос: нанесет ли предлагаемая информация вред стране, которую представляет человек, передающий ее? Я не знал тогда и сейчас все еще не знаю ни одного примера, когда какая-нибудь контрразведка использовала в качестве двойного агента человека, имеющего доступ к шифровальному делу. Шифры и шифровальная техника слишком важны и слишком секретны, чтобы кто-нибудь стал рисковать ими, даже если используются ложные шифры».
На следующей встрече Уокер передал своему оператору несколько карточек с ключами к шифровальной машине KW-7 и технические характеристики на нее, получив за это 5000 долларов – огромную по тем временам сумму. В дальнейшем личных встреч больше не проводилось, а передача материалов и денег производилась через тайники. Вербовку Уокера в Центре считали большим успехом, и поэтому делалось все возможное для обеспечения его безопасности. Так, в резидентуре об Уокере знали всего три человека – резидент Соломатин, его заместитель по линии ПР Олег Калугин и еще одни сотрудник линии «КР» (внешняя контрразведка) резидентуры Александр Соколов, проводивший с ним тайниковые операции. Кстати, именно тот факт, что Калугин работал с Уокером, был причиной того, что он стремительно поднялся по служебной лестнице и стал в 1974 году самым молодым генералом во внешней разведке.
Однако полностью избежать утечки информации не удалось, и это в конце концов привело к провалу Уокера. Дело в том, что работники 16-го отдела ПГУ (электронный перехват и операции против шифровальных служб), которым передали на связь Уокера, снабдили его фотографиями мест, где размещались тайники, и списком необходимой информации. Все это и обнаружила в середине 1968 года в письменном столе Уокера его жена Барбара. Но узнав, что ее муж шпион, она не захотела терять только что приобретенный материальный достаток и даже дважды помогала ему закладывать тайники.
В оперативном центре, где служил Уокер, никто не догадывался о том, что он переснимает секретные материалы. Более того, в 1972 году, когда Уокер уже более 4 лет занимался шпионажем, его аттестовали следующим образом:
«Старший уорент-офицер второго класса Уокер в высшей степени лоялен, гордится собой и службой на флоте, неукоснительно придерживается принципов и традиций морской службы. Отличается обостренным чувством долга и личной порядочностью в сочетании с большим чувством юмора. Дружелюбен, умен, прекрасно уживается с другими».