3

3

В марте 1825 года в Москве книгопродавцем Селивановским были напечатаны «Думы» и «Войнаровский».

«Думы» в этом отдельном издании были снабжены предисловием Рылеева и примечаниями (вернее — небольшими вступительными заметками), составленными им самим (к четырем думам) и тогда еще молодым историком П.М. Строевым, входившим в знаменитый Румянцевский кружок (к семнадцати). При денежном расчете Мухавова, наблюдавшего за изданием «Дум», со Строевым произошла неприятная история — Муханов не принял его, явившегося за уплатой, и ему пришлось стерпеть грубость, а потом отнестись к Рылееву в Петербург…

Этими вступлениями к думам, написанным строго и точно в историческом отношении, Рылеев подчеркнул, что главное в думах именно исторический пример. В предисловии Рылеев писал (в неопубликованном варианте), что он старался в думах «напомнить… славнейшие или по крайней мере достопримечательнейшие деяния предков наших… распространить между простым народом нашим, посредством Дум сих, хотя некоторые познания о знаменитых деяниях предков, заставить его гордиться славным своим происхождением и еще более любить родину свою… Мое намерение — пролить в народ наш хотя каплю света».

В этом варианте предисловия, не пропущенном цензурой, Рылеев ратует за просвещение «простого народа»: «С некоторого времени встречаем мы людей, утверждающих, что народное просвещение есть гибель для благосостояния государственного… Странное мнение… Источник его и подпора — деспотизм… Деспотизм боится просвещения, ибо знает, что лучшая подпора его — невежество… Невежество народов — мать и дочь деспотизма… Пусть раздаются презренные вопли порицателей света, пусть изрыгают они хулы свои и изливают тлетворный яд на распространителей просвещения… пребудем тверды, питая себя тою сладостною надеждою, что рано ли, поздно ли, лучи благодетельного светила проникнут в мрачные и дикие дебри и смягчат окаменелые сердца самих порицателей просвещения. Обязанность каждого писателя быть для соотечественников полезным».

Вариант предисловия, напечатанный в сборнике «Думы», гораздо менее остр, — рассуждения о деспотизме и просвещении народа отпали, но Рылеев и тут подчеркивает патриотически-просвещенческий мотив дум: «Желание славить подвиги добродетельных или славных предков для русских не ново». Предисловие начал он цитатой из Немцевича: «Напоминать юношеству о подвигах предков, знакомить его со светлейшими эпохами народной истории, сдружить любовь к отечеству с первыми впечатлениями памяти — вот верный способ для привития народу сильной привязанности к родине: ничто уже тогда сих первых впечатлений, сих ранних понятий не в состоянии изгладить. Они крепнут с летами и творят храбрых для бою ратников, мужей доблестных для совета».

Думы, писанные Рылеевым для «народа», сразу по выходе отдельной книгой сделались популярными и среди литераторов, их читали и офицеры, и патриотически настроенные представители высшего света. Например, для дочери президента Академии художеств и директора Императорской публичной библиотеки А. Оленина Анны Алексеевны «Думы» до старости оставались любимым чтением.

«А думы Рылеева, — вспоминал Ф. Глинка, — вышли с большим блеском и наделали много шума!»

«В думах его, — пишет о Рылееве Н. Бестужев, — мы видим жаркое желание внушить в других эту же любовь к своей земле, ко всему народному… показать, что и Россия богата примерами для подражания, что сии примеры могут равнять ее с великими образцами древности». Вяземский Бестужеву и Рылееву: «С живым удовольствием читаю я «Думы», которые постоянно обращали на себя и прежде мое внимание. Они носят па себе печать отличительную». Плетнев в «Северных Цветах»: «Рылеев избрал для себя прекрасное поприще. Он представляет вам поэтические явления из отечественной истории… Чистый и легкий язык, наставительные истины, прекрасные чувствования».

Одновременно с «Думами» вышла из печати и поэма «Войнаровский», уже известная широкому русскому читателю по многочисленным публикациям (в отрывках) и спискам. За «Войнаровского» — как и за «Думы» — воевал с московской «цепцурой» Вяземский. Но и в несколько искаженном виде (выше уже говорилось об этом) поэма была встречена современниками с восторгом. Прочитав поэму, Н.М. Языков просил брата передать благодарность Рылееву, говоря, что он «точно стоит благодарности».

«Рылеева «Войнаровский» несравненно лучше всех его дум»; «Эта поэма нужна была для нашей словесности»; «Войнаровский мне очень нравится», — таковы мнения Пушкина.

П.И. Кенией в «Библиографических листах» отметил, что «Войнаровский» «с удовольствием будет читан всяким русским». Рецензент «Северного Архива» писал о поэме «Глубокое познание сердца человеческого и точное направление страстей сообразно обстоятельствам жизни показывают, что автор наблюдал природу в ее святилище, то есть в самом сердце». В «Соревнователе просвещения и благотворения» было отмечено, что поэма Рылеева «принадлежит к числу занимательнейших памятников словесности нашего времени». Позднее Огарев отметил что «в «Войнаровском» Рылеев становится действительным поэтом, несмотря на тот же субъективно-гражданский колорит целого. Стих, картинность, сила чувства и всюду проникающее благородство поэта — увлекательны».

После восстания 14 декабря 1825 года поэма Рылеева приобрела еще большую популярность, — даже после повсеместного уничтожения — по приказу III отделения — сочинений поэта-декабриста сохранилось большое количество списков «Войнаровского», относящихся к 1824–1830 годам (в советских архивах их имеется более ста.

В 1860 году Огарев писал: «Перечитывая «Войнаровского» теперь, мы пришли к убеждению, что он и теперь так же увлекателен, как был тогда, и тайна этого впечатления заключается в человечески-гражданской чистоте и поблести поэта, заменяющих самую художественность, или лучше, доведенных до художественного выражения». Огарев как поэт — один из учеников Рылеева; он понял то, что Рылеев только начал утверждать в своем творчестве — что гражданственность может быть для поэзии не входящим элементом, а художественной основой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.