ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

По велению старинного русского обычая супруги, у которых дети умирают в младенчестве, должны пригласить в крестные первых встречных. Рылеевым, у которых уже умерло несколько детей, попались на дороге отставной солдат и нищенка. Так приветила и восприняла Россия младенца, лежавшего в храме на руках беднейшей из ее представительниц, так получил он имя Кондратий от солдата, вымотанного двадцатипятилетней службой.

Родился Кондратий Федорович Рылеев 18 сентября 1795 года[1]. Его отец — подполковник, командир Эстляндского егерского батальона, кавалер ордена Св. Владимира 4-й степени, данного ему за исполнительность и храбрость Екатериной Второй, Федор Андреевич Рылеев, мать — Анастасия Матвеевна, урожденная Эссен. Оба Дворяне.

Где они жили до 1800 года — неизвестно. Поэтому неизвестно, где родился Рылеев. Может быть, в Тульской губернии, так как поместья Рылеевых согласно шестой части родословной дворянской книги Тульской губернии находились в Крапивенском и Богородицком уездах этого края.

Дворянство Рылеевых было не старинное, первым его носителем в их роду был Фома Рылеев, на долю которого досталась одна из тех неожиданных фортун, которые в петровское время, случалось, не обходили солдат и людей простого звания. Кондратий Федорович был правнуком этого Фомы.

Отец Рылеева был человек суровый, если не сказать — самодур. Неизвестно, какими мерами он «привел в исправность» свой батальон, за что особым указом благодарила его в 1790 году императрица, но в семье, будучи уже в отставке, он тиранствовал — колотил жену, запирал ее в погреб, а маленького сына сек розгами гораздо чаще, чем считалось разумным в те времена. Кроме того, у Федора Андреевича была — даже и не слишком тайная — любовная связь, а свою побочную дочь Аннушку он навязал жене, которая, впрочем, по душевной своей доброте искренне ее полюбила.

Позднее Анастасия Матвеевна признавалась сыну, что у мужа ее, несмотря на обещания «вечно любить», «рано любовь отлетела». Горько ей было и оттого, что Федор Андреевич совершенно промотался, не оставил детям «ни мальчика, ни девки, все продал, спустя руки», как писала она.

Когда над Анастасией Матвеевной и детьми — Кондратием и Аннушкой — нависла угроза настоящей нищеты, ее богатые родственники приняли решительные меры. Генерал-майор Петр Федорович Малютин, обласканный императором Павлом, и инспектриса Воспитательного общества благородных девиц Мария Осиповна Дешан (в каком именно родстве они были с Анастасией Матвеевной — неизвестно) продали Рылеевой имение Батово, располагавшееся на речке Оредеж в Софийском уезде Петербургской губернии. Денег, обозначенных в купчей крепости, четырех тысяч девятисот рублей, они с нее, разумеется, не взяли, имение, по сути, было ей подарено. Не напрасно Анастасия Матвеевна называла Батово в своих письмах к сыну Петродаром, по имени Петра Федоровича Малютина, а его самого — благодетелем. Рылеев, уже будучи артиллерийским офицером, писал, что он «облагодетельствован Петром Федоровичем на всю жизнь». Без его «совета и благословения» Рылеев не считал возможным ни жениться, ни выйти в отставку. Малютин умер в 1820 году, и Рылеев стал опекуном его пятерых детей.

В 1800 году Рылеева порвала с мужем и уехала в Батово. «Местоположение там чудесное, — писал впоследствии А.А. Бестужев. — Тихая речка вьется между крутыми лесистыми берегами, инде расширяется плесом — инде подмывает скалы, с которых сбегают звонкие ручьи. Тишь и дичь кругом». В деревне было тринадцать дворов и тридцать три крестьянина, из которых Анастасия Матвеевна троих взяла в дворовые, прочие «никакими рукомеслами не занимались, кроме хлебопашества». Еще были в Батове двадцать две женщины и тридцать семь детей разного возраста. Если говорить о дальнейших подробностях, то можно отметить, что на каждом крестьянском дворе имелись одна лошадь, две коровы, пять кур. Четыре избы топились по-белому, остальные — по-черному.

Быт новой барыни оказался не роскошным. Ей достался старый одноэтажный дом зеленого цвета, с красной железной крышей и обшитый досками поверх бревен. Холодные сени делили дом на две половины — в одной четыре комнаты, в другой две. Анастасия Матвеевна не смогла даже новой мебели купить, пришлось мириться с протертыми креслами и диванами, облупившимися столами, ветхими кроватями, мутными от времени зеркалами, расшатанными стульями. На усадьбе были и службы, как водится, — конюшня, каретный сарай, флигель, где помещались людская, кладовые, мастерские, кухня, — все покосившееся, потемневшее, печальное. Зато прекрасны были могучие тополя и липы, заросли сирени в парке, спускавшемся к реке. Тут-то и полюбил бегать и играть пятилетний Коня, как называла Анастасия Матвеевна сына.

Батово почти не приносило дохода, так как пашни его были невелики, а земля не щедра, лес больше чем наполовину заболочен, речка Оредеж для сплава и судоходства не годилась, не было и удобных проселочных дорог. Очень скоро имение пришлось заложить в Петербургский опекунский совет, а потом и перезаложить, и в течение двух с половиной десятилетий Рылеевы с трудом сводили концы с концами, выплачивая проценты.

Невдалеке от Батова, на том же Оредеже, впадающем в Лугу, лежало старинное село Рожествено, принадлежавшее некогда царевичу Алексею Петровичу, сыну Петра Великого, издалека виднелись построенные на холме церковь Св. Екатерины и большой барский дом с колоннами. Деревья подходили с обеих сторон к скалистым берегам реки:

Между гор, как под навесом,

Волны светлые бегут

И вослед себе ведут

Берега, поросши лесом,

— напишет Рылеев позднее в думе «Царевич Алексей Петрович в Рожествене», в которой изобразит тайное совещание царевича с монахом в ночном лесу. Под шум ветра и плеск реки монах убеждает Алексея восстать против отца:

Видишь сам, — уж все презренно:

Предков нравы и права,

И обычай их священный,

И родимая Москва!

Ждет спасенья наша вера…

Впоследствии на этих берегах и сам Рылеев немало передумает мучительных дум о судьбах России…

Только одно лето маленький Коня, красивый мальчик с большими темными глазами, провел в Батове, привыкнуть к новому месту как следует не успел. Едва началась зима, как Петр Федорович Малютин повез его в Петербург и определил в Первый кадетский корпус — «рыцарскую академию», привилегированное учебное заведение, основанное в 1732 году под названием Сухопутного шляхетского кадетского корпуса.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.