4

4

В мае 1823 года Рылеев прочитал в Вольном обществе любителей российской словесности новую думу — «Первое свидание Петра Великого с Мазепой» (в сборнике «Думы» опубликована как «Петр Великий в Острогожске»).

Об этом свидании Рылеев мог прочитать в «Истории Малой России» Бантыша-Каменского. Но рассказы о нем бытовали и среди жителей Острогожска — Рылеев не раз, вероятно, слышал их.

Второй раз появляется в творчестве Рылеева гетман Мазепа. Первый — в набросках к неосуществленной трагедии, в определенной, недвусмысленной роли предателя и злодея. В думе «Петр Великий в Острогожске» Мазепа также не положительный герой, но здесь образ его как бы размыт, на него наброшен покров таинственности, романтичности. Рылеев раздумывает над ним:

В пышном гетманском уборе,

Кто сей муж, суров лицом,

С ярким пламенем во взоре,

Ниц упал перед Петром?

Здесь, в южных пределах России, Мазепа со своими казаками стоял заслоном против крымцев.

Дума написана живо_; образно. «Окончательные строфы «Петра в Острогожске» чрезвычайно оригинальны», — писал Рылееву Пушкин. Это строфы о крае,

Где, плененный славы звуком,

Поседевший в битвах дед

Завещал кипящим внукам

Жажду воли и побед.

Там, где с щедростью обычной

За ничтожный, легкий труд

Плод оратаю сторичной

Нивы тучные дают;

Где в лугах необозримых,

При журчании волны,

Кобылиц неукротимых

Гордо бродят табуны;

Где, в стране благословенной,

Потонул в глуши садов

Городок уединенной

Острогожских казаков.

Но, может быть, и не этим затронула Пушкина дума. Не смутный ли образ «пришлеца в стране пустынной», старого гетмана, грозного и загадочного, которого Рылеев в думе поставил рядом с Петром, отпечатался в его подсознании?

Думой «Петр Великий в Острогожске» и поэмой «Войнаровский» Рылеев проложил путь к «Полтаве» (эту поэму Пушкина современники чаще называли «Мазепа»). У Пушкина другой взгляд на Мазепу, он для него ясен до предела — изменник. У Рылеева же Мазепа, оставаясь, конечно, изменником (как он и охарактеризован в набросках к ненаписанной трагедии), усложнился. В «Войнаровском» ему приданы черты борца за свободу.

В поэме Рылеев, как и в думах, заботится не об исторической правде, а о том, чтобы его герой нес революционно-освободительные, гражданские идеи к читателю. Украина была для него — в настоящем — частью России. Там действовало декабристское Южное общество. Ярмо крепостного рабства давило и на украинских крестьян. То же неправосудие, тот же царь стояли над ними.

…Над поэмой «Войнаровский» Рылеев работал в 1823–1824 годах.

Она имеет особенные жанровые признаки — рылеевские, выработанные в его думах. Переход от думы к поэме совершился у Рылеева легко и логично. Там и здесь — исторический сюжет. Гражданские идеи. Монолог героя как основа произведения.

В поэме два героя — Войнаровский и Мазей», племянник и дядя.

Кто такой гетман Иван Степанович Мазепа, в истории — ясно. Он изменник; в решительную минуту предался он вместе с войском шведскому королю. Он мечтал об Украине как о самостоятельном, отдельном от России государстве. Измену свою он готовил тщательно и долго. Он был так осторожен и хитр, что даже ежегодные доносы на него — в течение двадцати лет! — не поколебали доверия Петра к нему. Ясно, что виноват в измене Мазепы и Петр, — вместо того чтобы разобраться в «изветах» Кочубея и Искры, он — из симпатии и доверия к Мазепе — обманом вызвал их с Украины, судил, пытал, а потом выдал Мазепе на казнь. Это было в 1708 году, когда Карл XII уже подходил к Украине. В ноябре этого года в Москве, в Успенском соборе, Мазепа был предан анафеме. Петр заочно приговорил его к казни. После Полтавской победы Петр приказал изготовить в единственном экземпляре «Орден Иуды» — специально для Мазепы. Петр надеялся схватить предателя, но тот где-то на пути в Турцию погиб. Были слухи, что он покончил жизнь самоубийством.

В оценке Мазепы едины все известные Рылееву историки (за исключением Г.А. Полетики, автора «Истории руссов, или Малой России», вышедшей в 1846 году, но известной Рылееву по извлечениям из рукописи). Русские и украинские народные песни осуждали Мазепу. В сборнике песен, собранных Петром Киреевским, есть такая, например, где Мазепа называется «псом проклятым», который собирается «царя одступаты, в пень Москву рубаты». Поэзия начиная с кантов петровского времени до Сладковского, Шихматова и Грузинцева единодушна в презрении к предателю.

В самой Малороссии простой народ поминал Мазепу не иначе, как «псом», но часть дворян и бывшая казацкая старшина вздыхали по временам, когда «добре було Житте за Мазепой». Историк М. Погодин сделал запись в дневнике 3 июля 1821 года о своем разговоре с неким малороссийским дворянином Шираем: «Беседовали о Родине Ширая, Малороссии. Теперь у них не осталось и тени прежних прав. Малороссы называют себя истинными россиянами, прочих — москалями. Мазепу любят». Были хвалители Мазепы и в Польше (он был там воспитан) — историк Залусский, поэт Падурра, в 1824 году посвятивший Мазепе стихи. Падурра был польско-украинским националистом, — в одежде кобзаря он ходил по Малороссии, воспевая былую казацкую славу и единение Украины с Польшей. В 1823 или 1824 году на Украине Падурра участвовал в совещаниях польских революционеров с декабристами. С Рылеевым он знаком не был.

Исследователи поэзии Рылеева давно уже спорят по поводу Мазепы в «Войнаровском» — осудил его поэт или, наоборот, оправдал, возвысил как патриота? До сих пор специалисты не пришли к единому мнению.

Националистическим настроениям украинофилов Рылеев сочувствовать не мог — декабристы не предусматривали в своих революционных проектах отделения Малороссии от России (ни «Конституция» Муравьева, ни «Русская Правда» Пестеля). Декабристы часто (в письмах, показаниях на следствии, воспоминаниях) осуждали Петра за его деспотизм, сугубо самодержавные устремления, оправдывая при этом многие его государственные реформы. Петр предпринимал решительные шаги по ограничению свободы казачества. С другой стороны, Мазепа препятствовал закабалению казаков. В какой-то мере это можно воспринять и как борьбу с самовластием. Свою собственную власть — а Петр наделил его неограниченными полномочиями — Мазепа ограничил советом старшин, родом шляхетского сейма, — это отчасти напоминало республиканское правление. И вместе с тем все это дополняется — или подавляется — другой стороной деятельности гетмана, о которой говорит Пушкин в предисловии к «Полтаве»: «История представляет его честолюбцем, закоренелым в коварствах и злодеяниях… губителем отца несчастной своей любовницы, изменником Петра перед его победою, предателем Карла после его поражения; память его, преданная церковию анафеме, не может избегнуть и проклятия человечества».

Итак, сложность, разнохарактерные черты в натуре Мазепы есть. Если он и злодей, то неизмеримо более сложный, чем, например, Святополк Окаянный. К этому можно прибавить, что Мазепа был храбрый и умелый воин, до семидесятилетнего возраста не утративший ни силы, ни ловкости. И, наконец, как бы подло он ни поступил с Кочубеем, но его дочь он любил со страстью юноши, что видно и из его сохранившихся писем к ней.

Все это, вместе взятое, дало Рылееву возможность увидеть в Мазепе отчасти романтического героя.

Но не только это.

В 1819 году появилась поэма Байрона «Мазепа». В том же году отрывки из нее были опубликованы в русских журналах. В 1821 году Каченовский напечатал в «Вестнике Европы» свой прозаический перевод этого произведения. Английской литературой, в частности, Байроном, увлекался Александр Бестужев, прекрасно знавший английский язык. Николай Бестужев в 1822 году напечатал свой перевод поэмы Байрона «Паризина» (в «Соревнователе просвещения и благотворения»). Бестужевы, без всякого сомнения, знакомили Рылеева с сочинениями Байрона. Они, конечно, читали в подлиннике и «Мазепу». Содержание этой поэмы (взятое из «Истории Карла XII» Вольтера) таково: после Полтавского сражения Карл XII и Мазепа бегут с остатками разбитого войска. В лесу они остановились на отдых, и Мазепа рассказывает королю одну удивительную историю, случившуюся с ним в молодости, пятьдесят лет назад. Тогда Мазепа воспитывался в Польше. Он стал пажем при дворе польского короля и влюбился в молодую жену одного графа. Ревнивый граф выследил влюбленных, схватил юношу, велел привязать его голым к хребту дикого коня и пустить на волю. Конь был приведен в Польшу с Украины, он и помчался на родину. Сквозь леса и горы пронес он измученного до полусмерти юношу. Где-то на Украине конь пал. Мазепу, больного, потерявшего сознание, нашел казак, он отвязал его от трупа коня и отнес к себе в хату. Большую часть поэмы занимает описание бешеной скачки дикого коня с привязанным к его спине человеком. Байрон не заботился об исторической правде или местном колорите — его увлекла вот эта романтическая скачка. Мазепа, собеседник Карла, обрисован им немногими штрихами, но с симпатией.

Вот (в переводе Д. Михаловского) описание привала:

…Седой Мазепа тоже.

Под тенью дуба сделал ложе.

Суровых казаков глава

Привык довольствоваться малым;

Но позаботился сперва

Он о коне своем усталом:

Ему он листьев подостлал,

Подпруги крепкие ослабил,

По гриве с лаской потрепал…

…Мазепа плащ свой разложил,

Под дубом пику прислонил.

Свое оружье осмотрел:

В порядке ль вынесло оно

Поход, начатый так давно.

Мазепа рассказывает о своей молодости:

Теперь я стар, теперь я сед:

Ведь мне за семьдесят уж лет;

Но в раннем возрасте моем

Я был красивым молодцом.

Не многие из молодых,

Дворян — и знатных и простых —

Могли поспорить той порой

В блестящих качествах со мной.

Главное место в поэме занимает рассказ героя. Это — излюбленный прием Байрона. Так, в любимой русскими поэтами-романтиками поэме Байрона «Гяур» молодой чернец рассказывает историю своей жизни монаху. То же происходит в «Братьях разбойниках» Пушкина (рассказ «пришельца нового»), в «Чернеце» Козлова (рассказ молодого чернеца). В поэме Рылеева — тот же композиционный прием: племянник Мазепы Войнаровский, сосланный в Сибирь, рассказывает историю своей жизни ученому-путешественнику Миллеру.

Обаяние Байроновой музы не могло не придать образу Мазепы своеобразной красоты, значительности. Это, разумеется, дало свою поправку к образу Мазепы в «Войнаровском». При этом он подан не прямо от автора, а через главного героя, через его рассказ. А главный герой поэмы не только племянник Мазепы, он и его единомышленник, хотя и не вовсе чуждый сомнений в чистоте всех намерений своего дяди. Но и Андрей Войнаровский у Рылеева далеко не тот, что в истории, — не блестяще образованный шляхтич, участник измены Мазепы Петру, наследовавший после смерти дяди несметные богатства и пустившийся их проматывать в Австрии и Германии. У Рылеева Войнаровский — «ссыльный», брошенный «в дальние снега за дело чести и отчизны», в котором еще «горит любовь к родной стране» и теплятся надежды, что «воскреснет прежняя свобода».

Рылеев создал образ, который захватил современников, — так он был созвучен эпохе преддекабрьских лет. Сквозь фигуру Войнаровского отчетливо виден сосланный в Сибирь декабрист. И рядом с ним — его жена, которая «умела гражданкой и супругой быть, и жар к добру души прекрасной, в укор судьбине самовластной, в самом страданье сохранить». Это современная Рылееву Наталия Долгорукова, декабристка. В действительности супруга Войнаровского была совсем не такова…

«С Рылеевым — мирюсь, — писал Пушкин брату, — Войнаровский полон жизни». Н. Бестужев находил, что «Войнаровский» спорит с Пушкиным «в силе чувствований, в жаре душевном». Популярность поэмы сделалась совершенно необыкновенной.

«Войнаровский» печатался по частям в журналах и вышел отдельной книгой в марте 1825 года. Одновременно поэма расходилась в рукописных списках.

П.А. Муханов писал Рылееву из Киева 13 апреля 1824 года: «Войнаровский, твой почтенный дитятко, попал к нам в гости; мы его приняли весьма гостеприимно, любовались им; он побывал у всех здешних любителей стихов и съездил в Одессу. Я тебе говорю об отрывках, которые завезены сюда не знаю кем… Войнаровский твой отлично хорош. Я читал его М. Орлову, который им любовался; Пушкин тоже».

Рецензент «Украинского журнала» в начале своего отзыва о «Войнаровском» прокомментировал стихи из посвящения А. Бестужеву, помещенного в начале поэмы:

…Ты не увидишь в них искусства:

Зато найдешь живые чувства, —

Я не Поэт, а Гражданин.

«Читавшие «Войнаровского», — говорит он, — первый из приведенных стихов отнесут к одной скромности, столь привлекательной в молодом поэте, со вторым охотно согласятся: он наилучшим образом оправдан в продолжение всей поэмы; а при третьем почувствуют особенное уважение к сочинителю, который старается соединить в себе оба сии священные названия — Поэт и Гражданин».

Только что возникшая газета «Северная пчела» отмечала: «Вот истинно национальная поэма! Чувствования, события, картины природы — все в ней русское, списанное, так сказать, на месте. Публике было уже известно существование сей поэмы из отрывков, помещенных в «Полярной Звезде» на 1824 год, и все любители отечественной словесности с нетерпением ожидали выхода ее в свет. Она долго ходила по рукам в рукописи… Это чистая струя, в которой отсвечивается душа благородная, возвышенная, исполненная любви к родине и человечеству».

П.А. Катенин в письме к другу писал, что ему показался странен в «Войнаровском» Мазепа («Всего чуднее для меня мысль представить подлеца и плута Мазепу каким-то Катоном»), но отметил и другое, удивившее всех обстоятельство: «Диво и то, что цензура пропустила».

«Войнаровский» издан был с цензурными урезками и искажениями, а также с подстрочными примечаниями цензурного характера, часто вступающими в противоречие с содержанием поэмы. Рылеев вынужден был принять эти бессмысленные примечания. Так, строки «Кто брошен в дальние снега за дело чести и отчизны» комментируются следующим образом: «Так извиняет свое преступление справедливо и милосердно наказанный Войнаровский». Строки «Ты, при случае, себя не пожалеешь за Украину» — «Напрасная забота! О благе Украины пекся великий преобразователь России». К словам Мазепы «Успех не верен, — и меня иль слава ждет, иль поношенье!» — «Какая слава озарила бы Мазепу, если бы он содействовал Петру в незабвенную битву Полтавскую! Какое бесславие омрачает его за вероломное оставление победоносных рядов Петра!» К словам Мазепы: «И Петр и я — мы оба правы: как он, и я живу для славы, для пользы родины моей». — «Это голос безрассудного отчаяния Мазепы, разбитого под Полтавою. Удивительная дерзость сравнивать себя с Петром».

Сверх того к отдельному изданию «Войнаровского» были приложены — в конце — обширные примечания самого Рылеева и — в начале — две статьи: «Жизнеописание Мазепы» Корниловича и «Жизнеописание Войнаровского» А. Бестужева. Нельзя не обратить внимания на то, что Рылеев поручил написать статью о Мазепе одному из самых ревностных и даже восторженных поклонников Петра Великого, наперед знал, что именно он напишет. Корнилович обрисовал Мазепу в соответствии с исторической правдой. Он писал о том, что гетман, «замыслив измену… почувствовал необходимость притворства», что он «ненавидел россиян в душе», «потаенными средствами раздувал между козаками неудовольствие против России», что он «в тайном договоре с Станиславом отдавал Польше Малороссию и Смоленск с тем, чтоб его признали владетельным князем полоцким и витебским». «Низкое, мелочное честолюбие, — пишет Корнилович, — привело его к измене. Благо казаков служило ему средством к умножению числа своих соумышленников и предлогом для скрытия своего вероломства, и мог ли он, воспитанный в чужбине, уже два раза опятнавший себя предательством, двигаться благородным чувством любви к родине?» Такое вступление к поэме Рылееву было необходимо, так же как и биография Войнаровского, написанная по его просьбе Бестужевым, — он давал читателю историю, а за ней следовало поэтическое произведение, в котором домыслы и романтическая фантазия служили целям политической агитации. Рылеев как бы призывал такой композицией книги не искать противоречий между образами Мазепы и Войнаровского в его поэме и в истории.

Многие исследователи сравнивали «Войнаровского» с «Полтавой» Пушкина (1829) — всегда побивая первого второй, исторически точной. Но с чем тут спорить, если, как мы видим, Рылеев не хуже всех знал историческую правду, а в поэме дал волю фантазии?

Разные замыслы, разные цели у Рылеева и Пушкина. В заметках о «Полтаве» (1830) Пушкин говорит: «Мазепа действует в моей поэме точь-в-точь как и в истории, а речи его объясняют его исторический характер».

Нельзя обвинять Рылеева в антиисторизме или «ограниченном» историзме. Так говорить — недооценивать как личность, так и творчество Рылеева. В этом случае поэт и его поэзия (и особенно «Войнаровский») — реальная сила истории, одна из самых активных в 1820-е годы. Стихи Рылеева были не просто популярны, они зажигали, направляли к действию. Они были оружием. Надо еще разобраться в таинственном механизме гениального творчества поэта-декабриста, который умел производить своими сочинениями такое впечатление у читателей, о каком любой поэт может только мечтать.

К тому же «Войнаровский» — единственная поэма, легально пропагандировавшая революционные — декабристские — идеи.

Все это — исходный пункт для суждений о творческом методе Рылеева.

Герцен называл Рылеева «великим поэтом», приравнивая его по силе чувства к Шиллеру. Огарев в 1860 году — писал: «Перечитывая «Войнаровского» теперь, мы пришли к убеждению, что он и теперь так же увлекателен, как был тогда, и тайна этого впечатления заключается в человечески-гражданской чистоте и доблести ^Поэта, заменяющих самую художественность, или лучше, Доведенных до художественного выражения».

Огарев обратил внимание на то, что гражданственность поэзии Рылеева имеет художественный смысл.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.