Черный день «летающих крепостей»

Черный день «летающих крепостей»

12 апреля мы, как обычно, с рассветом прибыли на аэродром и осмотрели свои самолеты. Дежурное звено заняло готовность № 1 – это означало, что 4 летчика сели в самолеты в готовности к немедленному вылету. Остальные или расположились у самолетов, или пошли в домики, где стали ожидать распоряжений командования. Мы уже позавтракали, когда внезапно поступила команда: всем летчикам полка сесть в самолеты и быть готовыми к запуску и взлету. Но не успели выполнить ее, как последовала следующая команда: «Всем запуск и взлет!»

Все летчики полка стали запускать двигатели и один за другим выруливать на взлетную полосу. Первой взлетела первая эскадрилья, затем вторая, а потом наша, третья. Я со своей шестеркой находился в группе прикрытия, моя задача – не дать вражеским истребителям атаковать две передние эскадрильи, составляющие ударную группу, дав им свободу действий. Ее задачей было уничтожение бомбардировщиков или штурмовиков противника.

Вслед за нашим 176-м полком поднимается в воздух 196-й полк подполковника Пепеляева. Это был первый случай, когда командир нашей 324-й дивизии полковник Иван Кожедуб поднял в воздух все боеспособные самолеты нашей дивизии: 48 истребителей МиГ-15. На земле осталась только дежурная пара – два самолета.

Впоследствии Кожедуб рассказывал, что в тот день с радиолокационных станций поступило сообщение об обнаружении большой группы самолетов противника, направлявшихся в сторону нашего аэродрома. Он обратил внимание, что скорость полета этой группы была небольшой – около 500 км/час. У истребителей скорость обычно была 700—800 км/час, и Кожедуб понял, что летит большая группа бомбардировщиков. Исходя из этого он решил, что для отражения массированного налета необходимо поднять в воздух все истребители дивизии. Такое решение было рискованным, но, как оказалось, совершенно правильным.

Звено за звеном мы выруливали на взлетную полосу и попарно взлетали. Вот и моя очередь. Взмахом руки я даю команду ведомому, и мы начинаем разбег. Оторвались от земли, убираем шасси. Я перезаряжаю пушки и смотрю на ведомого. Это Сережа Родионов – он на месте, в 50 метрах слева и чуть сзади меня. Покачиваю самолет – это условный знак. Сергей повторил покачивание – значит, все в порядке. Теперь надо дождаться еще двух пар, но вот и они: догоняют нас и пристраиваются слева и справа.

Я увеличиваю обороты двигателя, стремясь догнать переднюю эскадрилью. Ее ведет майор Шеберстов. Мы идем с набором высоты на север: под нами горы, справа узкая голубая лента воды. Это река Ялуцзян, за ней уже Северная Корея. Продолжаем набор высоты, вот она уже 5000 метров. Когда майор Шеберстов начинает плавный разворот вправо, я увеличиваю крен, срезаю разворот и за счет меньшего радиуса догоняю переднюю группу, занимая свое место примерно на 500—600 метров сзади ударной группы. Мы пересекаем реку и идем дальше на юг. С командного пункта передают, что в 50 км впереди нас навстречу нам идет большая группа самолетов противника. Высота у нас уже 7000 метров, но на всякий случай я набираю еще 500 метров над ударной группой. Боевой порядок занят.

Внезапно ведущий нашего полка передает: «Впереди-слева-ниже противник!» Я смотрю влево-вниз и вижу, как навстречу нам, слева и ниже, летят бомбардировщики – две группы огромных серых машин. Они летят ромбами из четырех звеньев по 3 самолета – всего 12 самолетов в группе. Затем еще три ромба. За ними, сзади на 2—3 км, и чуть выше нас летят десятки истребителей – целая туча серо-зеленых машин, около сотни «Тандерджетов» и «Шутинг Старз».

Командир передает команду: «Атакуем, прикрой!» – и начинает левый разворот с резким снижением. Ударные группы – 18 «МиГов» – устремляются за командиром вниз. Истребители противника оказываются сзади и выше наших атакующих самолетов – это самый опасный момент. Настало время для моей прикрывающей группы вступить в бой. Медлить нельзя! Моей группе надо сковать истребителей противника и, связав их боем, отвлечь их от защиты своих бомбардировщиков. Я даю команду ведомым: «Разворот влево, атакуем!» – и начинаю резкий разворот влево с небольшим набором высоты. Через мгновение я оказываюсь сзади и ниже ведущего группы истребителей, в самой их гуще. Быстро прицеливаюсь и открываю огонь по переднему самолету группы – это «Тандерджет». Первая очередь проходит чуть сзади, вторая накрывает его. Он переворачивается, из сопла его самолета идет сизо-белый дым, и «Тандерджет», крутясь, уходит вниз.

Опешившие американцы от неожиданности не понимают, кто их атаковал и каким числом. Вот один из них дает по мне очередь, трасса проходит выше моего самолета, но устремившиеся за мной Родионов и Лазутин со своим ведомым, видя, что я в опасности, открывают по нему и другим самолетам огонь. Видя перед собой трассы, американцы отворачивают. Я получаю возможность стрельбы по следующему самолету, но в этот момент впереди меня проходит трасса. Смотрю назад: один из «Тандерджетов» стреляет по мне метров со ста. В этот момент прямо через него проходит трасса снарядов самолета Лазутина, несколько снарядов взрываются на самолете. «Тандерджет» перестает стрелять, переворачивается и уходит вниз, но у моего самолета уже мелькает новая трасса. Я резко хватаю ручку на себя и даю ногу. Самолет выполняет что-то немыслимое – то ли виток скоростного штопора, то ли бочку, и я оказываюсь внизу и сзади под «Тандерджетом». Атакую этот «Тандерджет» снизу, открываю огонь – мимо! Он уходит резким разворотом влево. Я проскакиваю мимо двух «крестов»[14]. Родионов стреляет по ним, они резко разворачиваются и уходят вниз, а мы выходим над ними вверх. Я смотрю вниз: мы находимся как раз над бомбардировщиками. Наши «МиГи» расстреливают «Летающие крепости»[15]. У одной отвалилось крыло, и она разваливается в воздухе, еще три или четыре машины горят. Из горящих бомбардировщиков выпрыгивают экипажи, десятки парашютов висят в воздухе. Как будто спускается воздушный десант!

Позже товарищи подробно рассказали нам, как разворачивалась атака ударной группы нашего полка по двум группам «Летающих крепостей». Командир ударной группы майор Шеберстов, пропустив первую группу «крепостей», дал команду о развороте со снижением влево и переходом в атаку. Вслед за ним устремились летчики его эскадрильи, за ними – второй. Вследствие некоторого замедления с принятием решения ведущими звеньев и пар, строй эскадрилий вытянулся и стал представлять собой колонну пар. Две эскадрильи нашего полка почти беспрепятственно атаковали строй В-29 и, быстро сближаясь с ними (скорость сближения была 300—400 и более км/час, то есть более 100 метров в секунду), с дистанции 800—500 метров летчики открывали огонь из всех трех пушек. При этом попадание одного 37-миллиметрового снаряда делало такие огромные дыры в фюзеляже или плоскости бомбардировщика (около 2—3 квадратных метров!), что попадание такого снаряда сразу выводило бомбардировщик из строя.

Шеберстов выбрал себе целью самолет ведущего группы, но при сближении со строем бомбардировщиков попал под огонь пулеметных установок шедших сзади нескольких ведомых бомбардировщиков. Его самолет буквально столкнулся со стеной из трасс, и Шеберстов вынужден был выйти из атаки. Между тем отвлечением огня всей группы бомбардировщиков по самолету Шеберстова воспользовалась пара «МиГов» Гончаров—Гесь, следовавшая за парой Шеберстова. Она почти беспрепятственно сблизилась с ведомыми бомбардировщиками первого звена, и с дистанции примерно 600 метров Гесь открыл огонь из всех трех пушек по крайнему бомбардировщику. Очередь накрыла бомбардировщик, и на его крыльях стали разрываться снаряды фугасного действия, причинявшие большие разрушения. Несколько снарядов попали в моторы бомбардировщика, и из них потянулись длинные языки пламени и дыма. Бомбардировщик резко развернулся, вышел из строя со снижением и, объятый пламенем, начал снижаться на юг, в сторону моря. Из него стали выпрыгивать люди – открылись парашюты. Вторая пара звена Геся атаковала крайний самолет второго звена. Несколько очередей прошили «Летающую крепость», и ее участь после возникновения пожара была аналогичной.

Вторая эскадрилья атаковала замыкающие самолеты первой группы бомбардировщиков. Она действовала в более благоприятных условиях, так как строй бомбардировщиков был уже нарушен: два В-29 горели на глазах у летчиков всей группы. Сучков, эскадрилья которого шла немного правее командира, атаковал правое звено. Стараясь открыть огонь с минимальной дистанции, он не торопился и нажал на гашетку, лишь когда крылья бомбардировщика закрыли почти весь прицел, после чего сразу начал резкий отворот. Бомбардировщик вспыхнул и начал переворачиваться. От него отлетела часть крыла, и он, горящий, ушел вниз.

Милаушкин, следовавший парой за основной группой, несколько отстал, и в этот момент был атакован подошедшим к бомбардировщикам звеном «Сейбров». Пропустив начало атаки нашей группы, теперь они пытались отыграться на замыкающих. Выйдя косой петлей из-под огня «Сейбров», Милаушкин продолжал преследовать группу «крепостей» и, увидев, что одно из звеньев отстало от группы, атаковал его, передав ведомому, Борису Образцову:

– Атакую ведущего, ты бей правого!

Сближение происходило стремительно, бомбардировщик быстро вырастал в прицеле. После открытия огня на фюзеляже и моторах «Летающей крепости» появились разрывы снарядов. «Крепость» задымила и стала снижаться; вторая «крепость», по которой стрелял Образцов, также загорелась.

В этот момент пару Милаушкина атаковала новая группа «Сейбров». Выходя из-под атаки косыми петлями, пара Милаушкина оторвалась от них и снова пошла в атаку на подошедшее звено «Летающих крепостей». К сожалению, теперь им пришлось только имитировать атаки, так как их боезапас уже кончился. Чуть позже эти же «крепости» были атакованы подошедшими летчиками 196-го полка.

Один летчик из нашего полка, капитан Субботин с группой, до этого ведущий бой с «Сейбрами», оторвался от истребителей противника и атаковал оставшееся звено «Летающих крепостей» сверху-сзади. Сблизившись с ними, он открыл огонь по замыкающему самолету. Выпустив почти весь боекомплект во время сближения на большой скорости, Субботин увидел, что хвост «крепости» развалился. Обломки чуть не задели его собственный самолет, и Субботин резко вышел из атаки. Посмотрев вниз, он увидел, как из «Летающей крепости» выбрасываются летчики, спускаясь на парашютах.

Вслед за нашим полком две задние группы бомбардировщиков атаковали истребители 196-го полка, но им повезло меньше, так как их атакам стали препятствовать шедшие сзади самолеты прикрытия. Тем не менее летчики буквально прорывались сквозь прикрытие, расстреливая «крепости».

В этот момент я замечаю проходившую к месту боя с севера большую группу серых стреловидных самолетов. Это «Сейбры» – их примерно 16—20. Я разворачиваюсь в их сторону и передаю Лазутину и Родионову:

– Впереди «Сейбры», атакуем!

«Сейбры» летят навстречу слева и немного выше и, видимо, не замечают нас. Как только они поравнялись с нами, я резко разворачиваюсь и пытаюсь прицелиться. Но «Сейбры», обнаружив нас, резко делают разворот в нашу сторону и проносятся над нами. Мы возвращаемся к месту боя и видим, как последние группы самолетов противника уходят в сторону моря. Большинство самолетов, как наши, так и противника, также уходят в разные стороны, на свои аэродромы. Несколько «МиГов» продолжают атаковать уходящего противника, но приближение береговой черты заставляет их прекратить атаки и развернуться на свой аэродром. Осматриваемся – противника не видно, и мы также уходим. Все наши летчики вернулись домой, но садимся мы уже почти без горючего и потом еще несколько часов возбужденно обсуждаем все подробности и детали этого боя.

Всего в этом бою к мосту через реку Ялуцзян из 48 бомбардировщиков В-29 смогли прорваться только 3 самолета. Прорвавшиеся самолеты сбросили три шеститонных радиоуправляемых бомбы, которые повредили одну из опор моста. Но уже через несколько дней этот важнейший стратегический мост, по которому велось снабжение северокорейских войск и армий китайских добровольцев, был восстановлен. За это американцы заплатили потерей 12 бомбардировщиков В-29 и 4 истребителей F-84 сбитыми. Еще несколько «Летающих крепостей» разбились при посадке на свои аэродромы. Известно также, что при посадке на свой аэродром один из самолетов с поврежденным шасси, не выдержав направления и налетев на находившиеся на стоянке самолеты В-29, разбил еще несколько машин.

Итог этого дня был для американцев печален. Хотя американское командование сообщило, что 12 апреля в небе Северной Кореи были сбиты лишь 3 «Сверхкрепости», тем не менее этот день был назван «черным днем» и на целую неделю в американских ВВС был объявлен траур по погибшим американским летчикам. Позднее штаб американского бомбардировочного командования заявил, что 8 бомбардировщиков были сбиты и упали на территории Северной Кореи, а еще 17 бомбардировщиков вернулись на свои базы сильно поврежденными, с множеством пробоин и были списаны. Выходило, что американцы за один день потеряли 25 стратегических бомбардировщиков и около сотни человек летного состава, выпрыгнувших на парашютах над территорией Северной Кореи и взятых в плен корейцами[16]. Интересно, что одновременно американское командование сообщило, что в этом бою были сбиты 11 «МиГов». На самом же деле все наши истребители благополучно вернулись на свой аэродром, и только 3 или 4 «МиГа» имели по нескольку пробоин от огня пулеметов бомбардировщиков.

Дело в том, что американцам сбитые самолеты засчитывались по данным фотокинопулеметов – ФКП. Я полагаю, что в этом бою американские летчики засчитали себе в трофей как сбитого и меня, причем дважды или даже трижды. Здесь все очень просто: по мне стреляли почти в упор, с 80—100 метров, и на пленке ФКП в центре перекрестья наверняка был отчетливо виден мой огромный «МиГ». Но первый снимок делается в момент нажатия на кнопку ФКП, а пули после нажатия и выстрела еще летят некоторое время до цели. Это время зависит от расстояния между стреляющим и целью, поэтому даже при стрельбе на близких дистанциях пулям нужно несколько десятых долей секунды, чтобы долететь до цели, которая за это время может переместиться на несколько десятков метров. Поэтому в этом, да и в последующих боях я, как только замечал опасность, сразу же совершал маневр уклонения, уходя от трасс. Пули пролетали мимо, но я уверен, что стрелявшие по моему истребителю американцы не раз привозили прекрасные снимки, что позволяло им засчитывать сбитие «МиГа».

От нас же, наоборот, требовалось предоставить четкий, хороший снимок фотопулемета и подтверждение от поисковой группы, привозившей детали сбитого вражеского самолета. Поэтому многие подбитые американские самолеты, которые уходили в море и падали там, нашим летчикам просто не засчитывались, хотя на пленках видны были даже попадания в самолеты. В этом отношении американцы имели огромное «преимущество», и именно таким образом они сумели «сбить» больше наших «МиГов», чем их воевало в Корее[17].

Потеря половины «Летающих крепостей» из участвовавших в вылете потрясла летный состав ВВС США, и дневные полеты «крепостей» в зоне действия «МиГов» прекратились почти на три месяца. Только в октябре американское командование попыталось повторить массированные дневные налеты на строящиеся в Северной Корее аэродромы, но их последствия оказались для них еще худшими. Несмотря на плотное прикрытие истребителями, потери бомбардировщиков В-29, понесенные бомбардировочным командованием в ходе боев 22—27 октября (получивших известность как «Черная неделя»), также оказались чрезвычайно велики: летчики 64-го ИАК считали, что сбили 20 В-29. Более «Летающие крепости» днем в зоне действия наших «МиГов» (то есть севернее линии Пхеньян—Гензан)[18] уже не летали. Корейские села и города были спасены от ковровых бомбардировок, от сжигания напалмом, уцелели тысячи их жителей. Мы же стали презрительно называть «Летающие крепости» «летающими сараями» – так легко и хорошо они горели.

Дело объяснялось просто – разницей в вооружении. Наши «МиГи» имели на вооружении пушки, стрелявшие в цель почти на 1000 метров, а пулеметы бомбардировщиков были пристреляны на 400 метров. Получалось, что с дистанции 1000 и до 400 метров наши самолеты вели огонь и поражали бомбардировщики, находясь вне зоны действия их пулеметов. Это был крупнейший просчет американского командования, просчет их конструкторов и промышленности[19]. По существу, огромные дорогостоящие бомбардировщики оказались беззащитными против пушек наших «МиГов».

Но главный итог этого дня был в другом. В-29 был стратегическим бомбардировщиком, то есть носителем атомных бомб. В стоявшей на пороге третьей мировой войне эти бомбардировщики должны были поразить атомными бомбами крупные города Советского Союза. Теперь же оказалось, что эти огромные самолеты беззащитны перед реактивными истребителями, значительно уступая им как в скорости, так и в вооружении. В полете над бескрайними просторами Советского Союза ни один из нагруженных бомбардировщиков В-29 не имел никаких шансов пролететь и ста километров и не быть при этом сбитым! Не случайно в послевоенные годы в нашей стране строились в основном истребители МиГ-15: на них была перевооружена вся истребительная авиация Советского Союза, да и авиация Китая, Северной Кореи и дружественных Советскому Союзу государств Европы. Это надолго обеспечило безопасность нашей страны от угрозы воздушного нападения. Можно с уверенностью сказать, что советские летчики, воевавшие в Корее и громившие бомбардировочную авиацию, надолго отодвинули угрозу третьей мировой, угрозу атомной войны.

* * *

После такой блестящей победы настроение наших летчиков резко поднялось. Все поняли, что главное для победы – это превосходство над самолетами противника в скорости, в высоте и в вооружении. Наладилось взаимодействие в парах и звеньях: ведомые перестали терять ведущих, а те стали больше заботиться о ведомых.

Погода стояла хорошая, сезон дождей еще не начался, и американская авиация ежедневно совершала один-два массированных налета. Бывало, сидишь в кабине самолета и слышишь информацию с КП: «Появились 16 самолетов, затем 20, затем еще 20!» Сидишь и мысленно подсчитываешь: с каким же количеством самолетов противника придется сражаться? А после сотни самолетов считать перестаешь, так как знаешь, что сейчас поступит команда на вылет.

Обычно вылетали одна-две эскадрильи в составе 8—16 самолетов; иногда вылетали и все три эскадрильи. С соседнего аэродрома, на который прибыла дивизия полковника Лобова, также вылетали истребители. Наши задачи были разграничены: мы, как уже более опытные бойцы, шли сражаться с «Сейбрами», а «лобовцы» шли бить «Тандерджеты».

Понеся большие потери, американские летчики резко изменили тактику своих налетов. Теперь первыми идут самолеты «завесы»: это большие (до ста самолетов) группы истребителей F-86 «Сейбр». Они располагаются южнее реки Ялуцзян, в 50—60 километрах от нее, и имеют задачу не пропускать к району боевых действий своих штурмовиков наши «МиГи». Задача же нашего полка состоит в том, чтобы связать боем эти «Сейбры», не дав им возможности атаковывать самолеты соседней дивизии Лобова, прорывающиеся через «завесу» на юг, к району действий «Тандерджетов».

Бой обычно начинается с того, что мы, набрав высоту, атакуем сверху большую группу «Сейбров». Как правило, нас замечают, и другие группы атакуют уже нас, не давая нам возможности выйти на дистанцию открытия огня. Тогда, чтобы не быть сбитым, нам приходится прекращать атаку и уходить вверх. После нескольких таких маневров группы рассыпаются, и сражение превращается в бой отдельных пар звеньев. Здесь главное – успеть зайти незамеченным в хвост самолета противника и вовремя открыть огонь. Таким образом (в том числе 2 и 17 июня) мне удалось сбить несколько «Сейбров». Например, мне запомнился такой бой: звеном мы вылетели в район патрулирования и, сделав несколько петель, заметили группу из восьми «Сейбров», шедших встречным курсом. Мы перешли в набор высоты и развернулись для атаки с задней полусферы, но «Сейбры» заметили нас и тоже развернулись. Четверка ушла вперед, а я на пикировании стал преследовать самолеты задней четверки. Два «Сейбра» уходят влево, а два вправо, и пара Лазутина атакует левую пару, а мы берем в прицел правую. Сейбры начинают пикировать, но постепенно дистанция сокращается, и где-то с 400 метров я открываю огонь. Вижу попадания на ведущем «Сейбре», и он с дымом продолжает пикирование. Мой ведомый атакует второго, но его самолет начинает вращаться, поскольку скорость выросла почти до 1000 километров в час, и из-за этого он промахивается. Мы выходим из пикирования и видим, что внизу остался один «Сейбр» – второго не видно. Вскоре земля сообщила, что он упал...

Тогда «Сейбры» стали применять другую тактику. В стороне от основной группы стали находиться отдельные пары наиболее опытных летчиков, которые при проходе наших групп атаковывали последние самолеты в строю и часто сбивали их. Но иногда они сами бывали сбиты. Так, в братском 196-м полку был летчик по фамилии Шебанов[20]. Обладая некоторой медлительностью, он часто запаздывал с увеличением скорости при обнаружении противника и оказывался в таком случае далеко позади основной группы. Его ругали, но это помогало мало. Однажды ведущий эскадрильи, увидев впереди противника, увеличил скорость. Шебанов, как всегда, пока осматривался, опоздал и оказался далеко сзади. В этот момент он увидел, как сверху-сбоку его группу атакуют два «Сейбра», которые после разворота оказались в 300 метрах впереди его самолета. Шебанову осталось только «обрамить птичками», то есть взять в прицел ведущий «Сейбр», и нажать на гашетку. Пораженный несколькими снарядами «МиГа», «Сейбр» накренился и вошел в пикирование. Его ведомый резко отвернул и ушел в сторону. Через несколько дней стало известно, что был сбит прославленный американский ас.

Поскольку я со своей группой был всегда сзади основной ударной группы, то дважды подвергался атакам этих «охотников». Однажды, идя шестеркой сзади полка, я слышу голос Родионова:

– Сзади «Сейбры»!

Смотрю – метрах в 200 сзади заканчивает разворот пара «Сейбров», и в тот же момент вижу, что ведущий одной из пар, Иван Лазутин, ведет по их ведущему огонь. Были ли попадания в него или нет, я не видел, но пара резко сделала разворот под самолет Лазутина, перешла в пикирование и скрылась внизу на фоне земли. Все произошло так стремительно, что я не успел дать никакой команды – ни на отражение атаки «Сейбров», ни на их преследование. Все происходило автоматически.

К сожалению, во втором случае ситуация сложилась гораздо хуже. Я вылетел звеном для усиления наших самолетов, уже ведущих бой, но к моменту моего подхода к району боя самолеты противника уже ушли в сторону моря. У наших тоже кончалось горючее, и они возвращались домой. Пройдя над районом боя, я со своей группой увидел, что навстречу нам на одной высоте с нами идет восьмерка «Сейбров». Не раздумывая, я дал команду «атакуем!» и с резким разворотом, с креном почти в 90° оказался метрах в 600 сзади этой группы. Но только я прицелился по ведущему и дал очередь, как что-то заставило меня обернуться назад. Что заставило меня обернуться вправо и посмотреть назад, – это мне неясно до сих пор. Мне показалось, что кто-то на меня смотрит! Это просто необъяснимо, но все, что я увидел сзади, метрах в ста, – это был огромный нос «Сейбра». Как мне показалось, от него к моему самолету потянулись трассы очередей шести его крупнокалиберных пулеметов. Я ни о чем не успел даже подумать (все было сделано автоматически), но в сотую долю секунды мой «МиГ» моментально выполнил полупереворот и вошел в отвесное пикирование. Но на пикировании, посмотрев назад, я увидел, что за мной пикируют (правда, немного отстав) сразу три «Сейбра»...

До этого нашим летчикам приходилось встречаться с этой тройкой. Она, как правило, атаковывала группы «МиГов», часто сбивала или повреждала наши самолеты и всегда уходила безнаказанно. Это был командир американской группы «Сейбров». Если остальные «Сейбры» летали парами, объединенные в звенья, то командира группы прикрывал не один, а два летчика, и притом наилучших. Это позволяло командиру тройки действовать более уверенно, активно атаковать и сбивать самолеты противника, то есть наши.

Надо сказать, что и мы часто летали «тройкой пар», то есть тремя парами. В этом случае две пары были ударными, а третья пара – прикрывающей. Этим достигалась такая же ударная мощь, как у восьмерки, но была экономия в силах. Но вызвано это было в первую очередь нехваткой летчиков, нагрузка на которых всегда была слишком велика. Ведь сделать в день два-три вылета на высоте 10—12 тысяч метров, постоянно дышать кислородом и испытывать перегрузки в 8—10 единиц, когда кровь отливает от головы и в глазах на десятки секунд темнеет, очень нелегко. Это не только перегрузка организма, но и накапливающаяся в нем усталость.

Но вернусь к пикированию. Мне было известно, что «Сейбр» более тяжел, чем МиГ-15, и поэтому лучше пикирует. Поэтому долго пикировать было нельзя – меня догонят и расстреляют! Но тут я увидел прямо перед собой кучевые облака. Мне оставалось только направить свой самолет в одно из них. Вскочив в облако, я резко развернул самолет влево на 90° и после выхода из облака вывел самолет из пикирования и начал разворот вправо, так как предположил, что ведущий «Сейбров» думает, что «МиГ» будет пикировать по прямой линии без разворота и полетит прямо. Так и оказалось. После разворота внизу под собой я увидел тройку американских истребителей, которая тщетно искала меня внизу. Не теряя ни секунды, я устремился на них сверху. Роли переменились: теперь атаковал я!

Но и они заметили меня и сразу разделились – ведущий с левым ведомым стали разворачиваться со снижением влево, а правый ведомый начал разворот с набором высоты вправо. Видимо, этот маневр был отработан ими заранее. Цель его была мне ясна: это ловушка. Кого бы я ни атаковывал, я буду вынужден подставить свой хвост и сам окажусь под огнем. Что мне оставалось делать? Можно было уйти вверх и прекратить бой, но мне не хотелось упускать такую интересную и выгодную ситуацию – вступить в бой с сильными летчиками, с командиром крыла (то есть целой дивизии!) «Сейбров», находясь в лучшем положении.

Правда, их было трое, но это меня тогда не смущало: я твердо верил в свои силы и в свой «МиГ». Но мне срочно надо было решить, кого атаковать. Если нижнюю пару – то правый ведомый сверху сразу же атакует и собьет меня... Поэтому я и выбрал именно его! Он был ближе ко мне и шел в правом развороте с набором высоты. Я спикировал, быстро зашел ему в хвост, прицелился и с дистанции примерно 600 метров открыл огонь. Медлить и сближаться ближе было нельзя: сзади была пара «Сейбров». Снаряды накрыли «Сейбр», и, видимо, один из моих снарядов попал в турбину его двигателя, потому что от самолета пошел сизый дым. «Сейбр» накренился и перешел на снижение, а затем вошел в пикирование. Смотреть дальше за его падением было нельзя – посмотрев назад, я увидел, что пара «Сейбров» уже метрах в 500 сзади меня. Еще немного, и оба «Сейбра» откроют по мне огонь из 12 пулеметов!

И вот тут я, видимо, совершил ошибку. Надо было просто увеличить угол набора высоты и уходить вверх, затягивая их на большую высоту, где «МиГ» имеет преимущество над «Сейбрами». Но к этому выводу я пришел гораздо позднее... Тогда же я снова сделал переворот под «Сейбров» и на пикировании, направив самолет в облако, сделал в нем правый разворот. После этого, выйдя из облака, я начал левый боевой разворот, но на этот раз «Сейбров» я увидел не внизу, а сзади-слева. Во второй раз моя уловка не удалась. «Сейбры» обошли облако по сторонам и сразу же последовали за мной. За счет лучшей маневренности они быстро догнали меня и сразу же открыли огонь. Трассы потянулись к моему самолету, и мне вновь пришлось уходить от трасс переворотом. «Сейбры» – за мной, догоняют меня на пикировании. Снова восходящая косая петля... В верхней части петли «Сейбры», как более маневренные, срезают радиус, догоняют меня и открывают огонь. Трассы снова проходят рядом с моим самолетом. Новый переворот, пикирование. Все повторяется сначала, но с каждым разом «Сейбры» все ближе ко мне, и их трассы чуть ли не задевают мой самолет. Видимо, наступает конец...

Я в последний раз бросаю самолет в пикирование, но вместо резкого перевода в набор высоты начинаю медленно переводить самолет в пологое пикирование. «Сейбры», не ожидая этого, оказались выше, но далеко сзади и стали преследовать меня. Что делать? Вверх уходить нельзя: «Сейбры» быстро сократят дистанцию и откроют огонь. Я продолжаю снижаться на максимально возможной скорости, но на высоте примерно 7000 метров (моя скорость была более 1000 км/час) начинается «валежка»: самолет начинает переворачиваться. Рули не помогают. Выпуском воздушных тормозов я несколько уменьшаю скорость, самолет выпрямляется, но «Сейбры» используют мое уменьшение скорости и быстро приближаются. Но все это время я пикировал в направлении на Ялуцзянскую гидроэлектростанцию. Это огромное водохранилище, плотина в 300 метров высоты и электростанция, снабжающая электроэнергией чуть ли не половину КНДР и весь северо-восточный Китай. Именно она была главным объектом, который мы должны были защищать. Естественно, кроме наших истребителей, ее защищали и десятки зенитных орудий, открывавших огонь по любому приближающемуся к плотине самолету.

В душе я надеялся, что зенитчики помогут мне и отобьют преследовавших меня «Сейбров». Но зенитчики строго выполнили приказ об открытии огня по любому самолету, и передо мной возникло огромное облако разрывов зенитных снарядов. Отворачивать в сторону было нельзя по той же причине, что и раньше: «Сейбры», срезав путь на развороте, вышли бы на дистанцию поражения и сбили бы меня. Поэтому мне показалось лучше погибнуть от огня своих зениток, чем от пуль «Сейбров», и я направил самолет в самый центр облака разрывов. Самолет вскочил в облако, и меня от разрывов снарядов сразу же начало бросать из стороны в сторону, вверх и вниз. Зажав ручку, я оцепенел. Впечатление было такое, что у «МиГа» вот-вот отвалятся крылья. Но прошло несколько десятков секунд, и вновь засияло солнце. Самолет выскочил из черного облака. Сзади-внизу лежало водохранилище с плотиной, а вдали и слева были видны уходящие «Сейбры», потерявшие меня в этом облаке и, видимо, считавшие меня погибшим. Преследовать их было бесполезно – море было уже близко, да мне и не хотелось нового боя: я был слишком вымотан дикими перегрузками. Чтобы не потерять сознание, мне приходилось наклоняться вперед и мышцами пресса пытаться сжимать артерии живота, не давая крови уходить вниз от головы. Летчикам «Сейбров», испытывавшим такие же перегрузки, было легче – у них были специальные противоперегрузочные костюмы, в которые при перегрузках подавался сжатый воздух, и они, обжимая талию, не давали крови уходить вниз от головы. Наши же конструкторы до этого тогда еще не додумались.

Над аэродромом я сделал пару кругов и совершил посадку. Зарулив на стоянку, я увидел своих ведомых. Оказалось, что, потеряв меня при резком развороте, они продолжали преследовать восьмерку «Сейбров», но у береговой черты вернулись, поискали меня и, не найдя, вернулись на аэродром. На проявленной фотопленке моего фотокинопулемета были отчетливо видны попадания в «Сейбр», кроме того, наземная команда сообщила о его падении. Это была моя восьмая победа.

Наступила осень. Летние муссонные дожди, лившие день и ночь, превратили аэродром в нечто похожее на мелкое озеро, пересекаемое взлетно-посадочной полосой. В небе висели тяжелые дождевые облака, доходившие до самой земли, и ни мы, ни американцы летать не могли. Полеты на время прекратились, но каждый день мы продолжали дежурить на аэродроме. За это время я успел съездить на неделю в дом отдыха в Дальний, поскольку врач нашел у меня сердечную аритмию. Надо сказать, что от перегрузок летчики сильно уставали, и у многих возникали заболевания легких и сердца. Отдых помог мне – работа сердца нормализовалась, и я вернулся в полк.

* * *

Только через месяц в небе появляется ясное солнце, и небо и море приобретают голубой цвет. Теперь мы каждый день совершаем один-два вылета. Во вражеских авианалетах участвуют до 500—600 американских самолетов, и навстречу им вылетают советские, китайские и корейские летчики – всего до 200—300 «МиГов». Тогда все небо пересекают инверсионные полосы, видные чуть ли не за сотню километров.

Аэродромов у нас всего два: Андунь и Мяогоу[21]. С них во время налета американцев утром и после обеда беспрерывно взлетают и садятся «МиГи». Управление самолетами ведется на различных каналах, но это вызывает большие сложности во время совместных вылетов, когда мы должны прикрывать китайские самолеты от атак «Сейбров». Как ни странно, но американские летчики сразу определяют, в какой группе летят советские летчики, а в какой китайские, и нам часто приходится отбивать от наших друзей атакующие их «Сейбры». Ну а на посадке приходится смотреть в оба. Иногда садящиеся самолеты проносятся в нескольких десятках метров друг от друга. К счастью, ни одного столкновения за все время не было ни разу, но дважды на меня сверху чуть не сели другие самолеты. Над корейской территорией масса самолетов! Наше командование пытается как-то разграничить действия нашей авиации. Так, китайские и корейские летчики обычно направляются на борьбу со штурмовиками. Летчики же 303-й дивизии Куманичкина большей частью сил обычно также атакуют штурмовики, хотя оставшейся частью прикрывают себя и китайцев от прикрывающих штурмовики «Сейбров». Довольно часто они успешно прорываются к штурмовикам и наносят им большие потери. Поэтому 25 сентября американское командование приказало дать решительное сражение «МиГам» и завоевать господство в воздухе.

25 сентября 1951 года в небе Северной Кореи показались сотни «Сейбров», и вскоре в воздух поднялись все самолеты полков двух наших дивизий. В районе Ансю, от одного края горизонта до другого, на протяжении почти сотни километров все небо было покрыто следами инверсий от огромного количества дерущихся истребителей. В небе стоял несмолкаемый грохот пушек «МиГов» и треск американских пулеметов. Возникавший вдруг длинный черный след падающего самолета сообщал о чьей-то победе...

В последующие дни ожесточенные бои повторялись, но основные усилия наших соседей были брошены против штурмовиков, а мы по-прежнему дрались с «Сейбрами». По нашим оценкам, в ходе сентябрьских массовых боев нашими летчиками было сбито около сотни вражеских самолетов. Потери же 64-го истребительного авиакорпуса за это время составили 5 самолетов. Правда, американцы считали, что они сбили 15 «МиГов», но, видимо, они оценивали результаты стрельбы по снимкам, вот и засчитывали в сбитые те самолеты, которые были только повреждены. А ведь известны случаи, когда на аэродром благополучно садились «МиГи» с сотнями пулевых пробоин!

В эти дни на нашем аэродроме базировался и китайский полк. Он летал на таких же «МиГах», как и мы, вот только в кабинах сидели китайские летчики. Мне приказали провести с ними занятия, и я подъехал к дежурному домику на противоположной стороне аэродрома. Как раз в этот момент подруливают несколько самолетов, в них китайские летчики. К своему удивлению, я вижу, как один из них, зарулив и выключив двигатель, вылезает из кабины и начинает обнимать и гладить свой самолет. Спрашиваю: что случилось? Мне отвечают, что он сбил американца и теперь благодарит самолет.

О своем прибытии я докладываю командиру китайского полка. Это хорошо сложенный, плечистый летчик среднего роста. Через много лет я встретил его в составе китайской делегации от ВВС Китая, к этому времени он стал заместителем главнокомандующего ВВС Китая. Интересно, что самим главкомом был назначен его бывший командир эскадрильи, которая тогда, во время моего приезда, возвращалась с боевого задания!

Моя лекция, вернее, просто рассказ о воздушных боях с «Сейбрами» длился около часа. Потом летчики заступили на дежурство, а я стал заниматься с другой эскадрильей. Надо сказать, что китайцы были смелыми и даже отважными летчиками. Чего им не хватало, так это летного опыта. Ведь многие из них только недавно стали летать и сразу же пошли в бой на реактивных самолетах! Конечно, сначала им было очень трудно, и в первых боях с американцами китайские ВВС несли большие потери. Поэтому командованию пришлось принимать спешные меры по их обучению и вводу в бой. Мои лекции как раз и были частью этого обучения. Второй же мерой по вводу в бой китайских летчиков стала организация прикрытия их во время боевых вылетов. Вылет каждой китайской эскадрильи прикрывался, как правило, звеном или эскадрильей наших самолетов, задачей которых было отбивать атаки «Сейбров» по китайским самолетам. Но в воздухе американцы сразу видели, что перед ними летят слабые летчики, и буквально набрасывались на них! Нам стоило значительных усилий отбивать их атаки и при этом смотреть, чтобы не сбили тебя самого.

Зато при встрече со штурмовиками «Тандерджет» и «Шутинг Стар» китайцы на «МиГах» имели полное преимущество. Не раз они обращали американцев в бегство и, преследуя их, часто добивались убедительных побед. Между прочим, счет сбитых и потерянных самолетов у китайцев был в свою пользу. Они сбили 271 вражеский самолет[22] – правда, потеряли при этом 231 самолет МиГ-15. Это был несомненно хороший результат!

В конце ноября я как-то встретился на аэродроме с китайскими летчиками. Видя их опечаленные лица, я спросил, в чем дело. Они нехотя сообщили, что их товарищи, летавшие на бомбардировщиках Ту-2, понесли большие потери, а они, пытаясь прикрыть бомбардировщики, не смогли защитить их от атак американских «Сейбров». Тогда я посочувствовал своим товарищам по оружию, но лишь впоследствии сумел узнать все подробности этого боя.

В нескольких десятках километров от устья реки Ялуцзян находился занятый южнокорейской армией остров Синби-то. На хорошо укрепленном острове находились американские радиолокационные станции и пункт наведения, сообщавший американскому руководству обо всех вылетах наших самолетов. За несколько дней до конца ноября 18 китайских бомбардировщиков Ту-2 совершили налет и, сбросив бомбы, нанесли значительные повреждения радиолокаторам. Все же они, видимо, не полностью вывели их из строя, так как КП продолжал действовать.

Налет решено было повторить, и в последний день ноября 12 бомбардировщиков Ту-2 повторили налет на остров. Их прикрывали 16 истребителей Ла-9 и 15 истребителей МиГ-15. Все самолеты принадлежали к китайским ВВС, да и вся операция в целом проводилась китайским командованием.

При подходе к острову бомбардировщики были атакованы более чем тридцатью американскими «Сейбрами». В ходе произошедшего боя ими было сбито 8 бомбардировщиков Ту-2, три истребителя Ла-9 и один МиГ-15. Китайцам при этом удалось сбить два «Сейбра». Тем не менее, несмотря на беспрерывные атаки «Сейбров» и сильный зенитный огонь, бомбардировщикам удалось прорваться к острову и сбросить бомбы на радиолокационные станции, значительно их повредив. На некоторое время все передачи американского командного пункта с этого острова прекратились и информация о вылетах наших истребителей и их местонахождении перестала сообщаться американским летчикам.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.