4. Ледокол «Ермак»

4. Ледокол «Ермак»

Идея, завладевшая всеми помыслами Макарова, состояла в том, чтобы построить мощный ледокол, проложить на нем путь в полярных льдах, а в случае удачи — достичь Северного полюса.

«Мысль о возможности исследования Ледовитого океана при посредстве ледоколов зародилась во мне еще в 1892 г., перед отправлением Нансена в Ледовитый океан», — отмечал Макаров в одной записке. Раз зародившись, эта мысль уже не давала ему покоя. Однажды, возвращаясь с заседания Географического общества, он вдруг остановился посреди улицы и сказал своему собеседнику:

«Я знаю, как можно достигнуть Северного полюса, но прошу вас об этом пока никому не говорить: надо построить ледокол такой силы, чтобы он мог ломать полярные льды. В восточной части Ледовитого океана нет льдов ледникового происхождения, а следовательно, ломать такой лед можно, нужно только построить ледокол достаточной силы».

Макаров настолько сжился со своим планом, продуманным им во всех деталях, что почти не сомневался во всеобщем горячем одобрении его. Однако, когда он на заседании отдела физической географии впервые высказал свою затаенную мысль, она была принята очень холодно. В корректных выражениях Макарову заявили, что его план недостаточно обоснован и не реален.

Тогда Степан Осипович решил обратиться к широким общественным слоям, более склонным увлечься новой идеей, чем осторожные специалисты, опасающиеся уронить свой авторитет. В марте 1897 года состоялось экстренное заседание Географического общества, на котором Макаров сделал обстоятельный доклад о состоянии и развитии ледокольного дела в России и за границей и о перспективах применения ледоколов для научных и практических целей.

Цель этого совещания, на которое единомышленникам Макарова удалось привлечь некоторых высокопоставленных лиц, заключалась в том, чтобы проектом заинтересовались в правящих сферах. Эта цель была достигнута: о новой «затее» неугомонного адмирала было доложено Николаю II, и тот поручил министру финансов С. Ю. Витте ознакомиться с существом дела.

Витте обратился за консультацией к знаменитому русскому ученому, Д. И. Менделееву. Тот с горячностью одобрил планы Макарова. Тогда Витте вызвал Макарова для личной беседы, после чего объявил о своем принципиальном согласии ассигновать средства на постройку ледокола. Он пожелал при этом, чтобы Макаров лично отправился в Карское море и ознакомился на месте с условиями навигации по рекам Западной Сибири, к устьям которых должны были ледоколы, по проекту Макарова, проводить через полярные льды караваны судов.

Макаров немедленно выехал на Шпицберген. Там он встретился между прочим со Свердруппом, бывшим капитаном корабля «Фрам», на котором Фритьоф Нансен совершал свою экспедицию в Арктику. Свердрупп сообщил, что в летний период на Ледовитом океане нет сплошного ледяного покрова, а встречаются обширные разводья, чередующиеся с островами ледяных полей.

Посетив порты Мурманского побережья, Макаров отправился на Югорский шар и далее в Карское море, затем поднялся по Енисею, сделал ряд докладов в Красноярске, Томске и других сибирских городах и вернулся в Петербург.

Отчет Макарова о результатах поездки убедил Витте в том, что расходы на постройку ледокола быстро окупятся коммерческими выгодами, так как неисчислимые лесные богатства Сибири можно будет использовать для экспорта через порты в устьях многоводных сибирских рек. Дело сразу сдвинулось с мертвой точки. Была создана комиссия под председательством Макарова (в состав которой входил в частности и Менделеев) для разработки технических условий. Вслед за тем трем крупным европейским фирмам, уже строившим ранее ледоколы, было предложено сообщить условия, на которых они согласились бы принять заказ. Наиболее подходящим оказалось предложение английской фирмы «Армстронг», и заказ был передан ей. Фирма обязалась за 1,5 млн. рублей построить в 10 месяцев мощный ледокол.

На всех этапах строительства корабля Макаров осуществлял наблюдение, давал советы и указания. Он осмотрел четыре ледокола, находившиеся в Гамбургском порту, съездил еще раз в Америку на озера Мичиган и Гурон, совершил плавание по Мичигану на одном из действовавших там ледоколов, переговорил при этом со множеством компетентных людей, сумев из каждого извлечь что-нибудь полезное.

В конце октября 1898 года новый ледокол, названный «Ермаком», был спущен на воду в Ньюкэстле, на верфях судостроительной фирмы «Армстронг». Через несколько месяцев корабль вышел в море для заводской пробы.

Обнаружилось, что ледокол очень подвержен морской качке. Для уменьшения ее Макаров применил остроумное приспособление. Поперек корабля была устроена водяная камера, которую наполовину заполняли водой. При качке вода перемещалась с борта на борт, но вследствие сужения камеры посредине это перемещение запаздывало, и вода поспевала к накрененному борту уже тогда, когда он начинал подниматься.

5 марта 1899 года ледокол, ведомый своим строителем и первым капитаном, вышел в первое пробное плавание, держа курс на Кронштадт.

«Первоначально лед был довольно слабый, и мы шли по 7-ми узлов, но затем лед усилился, и все-таки ледокол шел прекрасно, и работа его производила прекрасное впечатление, — записал Макаров.

Впечатление, в самом деле, было очень большое. Когда ледокол вошел в сплошной лед Финского залива, «толпы рыбаков бежали рядом, чтобы подивиться небывалому делу. Многие без устали кричали «ура»… несмотря на то, что «Ермак» не приносил им никакой пользы, а скорее вред».

В Петербурге ледоколу была уготована торжественная встреча. Сперва приблизилась на лыжах рота солдат, принятая на борт корабля. Затем к «Ермаку» подошла громадная толпа народа, причем некоторые были в санях и даже на велосипедах. Когда ледокол отшвартовался, все помещения его быстро заполнилисъ любопытными или, как иронически пишет Макаров, «желавшими повидать чудовище, которое может справляться с льдами и прокладывать себе путь в таких условиях, в которых прежде никто не отваживался ходить».

Вся столица только и говорила, что о замечательном корабле. Как писала морская газета «Котлин», в каждом из присутствовавших при входе ледокола в порт «невольно поднималось чувство гордости за нас, русских, что из нашей среды нашлись люди, не только способные делать теоретические выводы, но на деле доказать и подтвердить идеи, открывающие новые горизонты».

Не прошло и двух недель со дня прибытия «Ермака», как представился случай испробовать его на деле, в Финском заливе, подле Ревеля, было затерто льдом 11 пароходов, и возникала опасность гибели всего каравана. Макаров тотчас двинулся на Ревель.

«Затертые у Суропа пароходы, — пишет он в своем сочинении «Ермак» во льдах», — находились недалеко от края льда; поэтому я решил взломать весь лед, который отделял их от свободной воды. С этой целью я сделал три круга, взламывая каждый раз огромные глыбы льда. В четвертый раз я пошел вокруг всех пароходов, после чего они совершенно освободились. Это была очень красивая картина; вся операция продолжалась полчаса».

После этого популярность «Ермака» возросла еще больше. В тогдашней прессе появилось стихотворение, заканчивавшееся следующим образом:

Суров, угрюм на первый взгляд

Народ с отзывчивой душою.

И много ледяных преград

Стоит пред русскою толпою —

Для тех, кто хочет быть любим,

В избушках, снегом занесенных,

Для тех, кто хочет быть ценим

В сердцах народа умиленных.

Как молния, из края в край

Промчалось имя адмирала

И «Ермака» не невзначай

Молва «Степанычем» прозвала.

Покорена сама природа —

Всю Русь Макаров обошел,

И… к сердцу русского народа

Ему не нужен ледокол.

***

Превзошедший все первоначальные ожидания успех «Ермака» привел к другой крайности: посыпались предложения немедленно отправить ледокол через Берингов пролив во Владивосток, послать его на Северный полюс и т. д. К чести Макарова надо сказать, что он сохранил обычную трезвую рассудительность. Он предложил ограничиться походом через Карское море на Енисей, и это предложение было принято в качестве задачи первого рейса.

Началась организация экспедиции. Гарантией научной значимости предстоящего плавания являлось включение в число участников Д. И. Менделеева. Но тут начались осложнения, едва не погубившие в зародыше всего предприятия.

И Макаров и Менделеев были честолюбивы. Каждый из них претендовал на первую роль, и каждый по-своему был прав. Макаров считал, что на его стороне инициатива всего предприятия, знание морского дела, не раз доказанное уменье проводить научные работы, и полагал, что он должен быть руководителем экспедиции, а Менделеев придаст своим авторитетом и познаниями еще больший вес ей. Что касается Мендеева, то он рассматривал свою кандидатуру в начальники экспедиции как бесспорную, полагая, что это вытекает из его мирового научного имени.

В условиях полной индиферентности правящих кругов достичь соглашения между двумя равно самолюбивыми и неуступчивыми людьми не удалось. Когда начальником экспедиции был назначен Макаров, Менделеев и группа его помощников не приняли участия в экспедиции, что, конечно, значительно снизило масштаб научных работ.

В мае 1899 года «Ермак» отправится в плавание. В день, когда ледокол впервые вышел в полярные льды, С. О. Макаров записал в своем дневнике:

«Первое впечатление было самое благоприятное, льдины раздвигались и легко пропускали своего гостя… Меня беспокоило лишь то, что удары льда о корпус вызывали тяжелое сотрясение даже на малом ходу… передний винт действовал толчками и поминутно останавливался. Все судно вздрагивало от ударов первого винта об лед. Было очевидно, что ломка полярного соленого льда совсем не то, что ломка льда балтийского, вода которого содержит мало соли (0,5 %)».

Макаров отмечал, что в Балтике лед крошится, а в полярном море он ломается на большие глыбы, — это не задерживает движения корабля в такой степени, как облепляющее его крошево, но зато создает сильные толчки.

Непрерывность толчков об лед побудила серьезно взвесить вопрос о прочности корпуса: приспособлен ли он к столь тяжкому испытанию? Вывод был сделан отрицательный. Решено было не рисковать судном и экипажем, а вернуться в Ньюкэстль и там, на верфях «Армстронга», укрепить корпус.

Так и сделали. Фирма сразу согласилась поставить без добавочной оплаты дополнительные крепления, и 26 июля «Ермак» вновь взял курс на север.

Сперва все шло благополучно, но 6 августа ледокол ударился в массивный ледяной торос. В трюме образовалась пробоина. Ее удалось заделать, и корабль еще в продолжение трех недель совершал плавание, причем научные наблюдения велись в широких размерах, но в конце августа ледокол снова вернулся в Ньюкэстль.

Теперь для Макарова настали черные дни. Весть о вторичном возвращении «Ермака» на судостроительную верфь, да еще с пробоиной в носовой части, была подхвачена многочисленными недругами адмирала. Многие не стесняясь выражали свое злорадство. Была тотчас же наряжена комиссия для расследования причин повреждения судна, и Макарову телеграфно предложили дожидаться в Ньюкэстле ее прибытия.

Макаров был ошеломлен.

«Надеюсь, — писал он Витте, — что комиссия эта состоит из техников, что она соберется под моим председательством и поможет мне выяснить вопрос, как наилучшим образом побороть выяснившиеся технические трудности. Надеюсь, что комиссия назначена не для того, чтобы раскрыть фактическую сторону дела, ибо таковую, я не скрываю и разъясняю ее лучше, чем кто-либо. Если я сделал ошибку, то я откровенно в ней признаюсь и, кроме того, покажу, как ее исправить.

Я действительно сделал ошибку, но ошибка эта заключается главным образом в том, что я недостаточно подготовил ваше высокопревосходительство к возможности неудачи в первое время».

Надежды Макарова не сбылись. Комиссия была составлена из людей, заведомо отрицательно относившихся к проекту Макарова совершать дальние, полярные плавания на ледоколе. Легко понять, как волновался Макаров, предвидя неблагоприятные для него выводы комиссии. Главное же, он попрежнему был глубоко уверен в своей правоте, и потому нападки оппонентов особенно тяжело переживались им.

«В сущности, я спрашиваю, в чем ошибка? — писал он Ф. Ф. Врангелю. — Лед оказался крепче, чем мы думали, но я не пророк, чтобы предсказывать события и в точности предугадать, какую крепость нужно противопоставить полярному льду и как он будет проявлять свою разрушительную силу».

Увы! Худшие опасения Макарова подтвердились. В длинном акте, на 13 страницах, комиссия под председательством контр-адмирала Бирилева заявила, что «Ермак» не приспособлен для борьбы с полярными льдами и лучше всего использовать его в качестве транспортного судна, обслуживающего северные порты, или в качестве спасательного судна. Макаров решительно восстал против такого сужения деятельности ледокола. Настойчивые представления адмирала возымели свое действие: было решено внести некоторые конструктивные изменения, укрепить корпус корабля и послать его затем снова в Ледовитый океан для проводки торговых судов к устьям сибирских рек.

Пока подготовлялось это арктическое плавание, «Ермак» не раз выходил из Кронштадтского порта для помощи кораблям, застревавшим во льду Балтики. Наиболее крупную операцию этого рода представляет экспедиция для оказания помощи броненосцу «Генерал-адмирал Апраксин».

Этот корабль во время снежной бури выскочил на берег подле острова Гогланд. «Ермак» обеспечил спасательные работы: подвозил якоря, канаты, водолазов, снабжал провизией и углем. Многие полагали, что спасти броненосец не удастся, что весной, когда лед двинется, он понесет вмерзший корабль и сделает его игрушкой стихии.

Однако энергия спасательных партий принесла свои плоды: в апреле (1900 года) броненосец был стянут ледоколом на свободную воду и отбуксирован в один из ближайших портов.

Небезынтересно отметить, что стоимость «Генерал-адмирала Апраксина» составляла 4,5 млн. рублей, то-есть втрое больше стоимости спасшего его ледокола. Но даже этот эпизод не устранил окончательно препятствий, возникавших перед Макаровым. Запрошенные министерством финансов вице-председатель Географического общества Семенов-Тянь-Шаиский и адмирал Чихачев высказались против посылки «Ермака» в Ледовитый океан; поэтому Витте взял обратно свое согласие на таковую экспедицию.

Макаров не примирился с неудачей. Он послал всемогущему министру финансов пространное письмо, в котором по пунктам опровергал доводы своих оппонентов. Заканчивалось это письмо такими словами:

«…имею честь присовокупить, что за свои изобретения, внесенные в это дело, и за ту пользу коммерции, которую принес «Ермак», я никогда не просил о какой-нибудь награде мне лично. Наградою будет возможность довести дело до конца…»

Витте не счел после этого возможным более противиться экспедиции в Северный Ледовитый океан.

В мае 1900 года ледокол вышел в новое плавание. Чем ближе подходили к Новой Земле, тем толще и массивнее делался лед. Атмосферные условия были также неблагоприятны. «Ермак» с трудом пробивал себе дорогу. В один из дней Макаров сделал, например, такую запись: «С утра пасмурная погода и тот же SW ветер[6]. Попытки двинуться с места дали довольно плохие результаты, ввиду чего всем служащим на судне было предложено проколоть лед с правого борта и с левой стороны носа. Пущены были в ход все средства для разрушения льда, начиная с пешень и кончая паровым буром и целыми потеками воды, лившейся из носовой части по желобам».

После 28-дневного стояния во льдах, когда, несмотря на все усилия, не удавалось пробить плотный ледяной покров, «Ермак», наконец, выбрался на чистую воду и быстро пошел своим курсом. Все были веселы, особенно сам капитан ледокола. Он шутил, сыпал остротами и вообще, по выражению одного из участников похода, Улашевича, «он нас всех воодушевлял».

Однако вскоре произошла новая задержка, и на этот раз не было никакой надежды встретить разводье. Плотные массы льда окружали ледокол. Пришлось повернуть обратно. В сентябре «Ермак» вошел в Кронштадтский порт.

Во время экспедиции был собран обильный научный материал по вопросам гидрологии, астрономии, метеорологии, топографии, зоологии, геологии и ботаники. Но главная задача, поставленная перед ледоколом, не была разрешена. Корабль не смог пробиться сквозь льды к устьям сибирских рек.

Сам Макаров сохранял твердую уверенность в осуществимости этой задачи. Нужно только, говорил он, выждать время, когда, при перемене ветра, прекращается усиленное сжатие льдов.

Но иначе рассуждали недруги адмирала. Бирилев телеграфировал Витте: «Льды остались непроходимыми, а «Ермак» негодным судном как по замыслу, так и по исполнению, чтобы совершать полярные плавания и открыть полюс».

Вот когда сказалось отсутствие в составе экспедиции Менделеева! Макаров стойко боролся, но силы были неравны. Происки его недругов возымели свое действие. Николай II, по докладу Витте, велел «ограничить деятельность ледокола «Ермак» проводкою судов в портах Балтийского моря».

Корабль передавался в ведение Отдела торгового мореплавания.

Макаров освобождался от «обязанностей по отношению к опытным плаваниям во льдах».

Уже осенью 1901 года ледокол провел из Ревельского порта сквозь льды 89 пароходов. В министерстве финансов были очень довольны. Там предпочитали иметь хорошего битюга, чем горячего скакуна. Враги Макарова злорадствовали: не зажгла синица моря…

Макаров угрюмо и гордо сносил насмешки. Он видел, что тяжелое колесо бюрократической машины раздавило его смелый замысел.