ЛЮДВИГ ВАН БЕТХОВЕН

ЛЮДВИГ ВАН БЕТХОВЕН

16 ДЕКАБРЯ 1770 — 26 МАРТА 1827

АСТРОЛОГИЧЕСКИЙ ЗНАК: СТРЕЛЕЦ

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: АВСТРИЕЦ

МУЗЫКАЛЬНЫЙ СТИЛЬ: КЛАССИЦИЗМ

ЗНАКОВОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ: «Ода к радости»

ИЗ СИМФОНИИ № 9 РЕ МИНОР (1824)

ГДЕ ВЫ СЛЫШАЛИ ЭТУ МУЗЫКУ: В «ЗАВОДНОМ АПЕЛЬСИНЕ» В ТОМ ЭПИЗОДЕ, КОГДА ПСИХОПАТУ АЛЕКСУ ДЕЛАРЖУ С ПОМОЩЬЮ ТЕРАПЕВТИЧЕСКИХ МЕТОДОВ ПРИВИВАЮТ СТОЙКОЕ ОТВРАЩЕНИЕ К НАСИЛИЮ.

МУДРЫЕ СЛОВА: «МУЗЫКА — ЭТО ВИНО. КОТОРОЕ ВОЗБУЖДАЕТ В ЧЕЛОВЕКЕ ТВОРЧЕСКИЕ ПОРЫВЫ. ЛЯ-БАХУС, КОТОРЫЙ ДАВИТ ЭТО ЧУДОДЕЙСТВЕННОЕ ВИНО И ДАРИТ ЛЮДЯМ. ВЫЗЫВАЯ У НИХ ДУХОВНОЕ ОПЬЯНЕНИЕ».

Людвиг ван бетховен преобразил классическую музыку, превратив ее в нечто большее — более смелое и экстравагантное. Самое примечательное в этом деянии то, что совершал его композитор, который был глух, как тетерев.

Глохнуть Бетховен начал рано, с двадцати шести лет, что не помешало ему последующие тридцать лет жизни сочинять музыку. Другого подобного случая история художественного творчества не знает. Вообразите, что Микеланджело ослеп, но все же расписал Сикстинскую капеллу.

К несчастью, глухота ни на йоту не излечила Бетховена от вспышек ярости. По мере ухудшения слуха приступы гнева лишь усиливались, а их причины становились все менее объяснимыми. И однако чем абсурднее вел себя Бетховен, тем возвышеннее звучала его музыка.

РАЗВЕ ТЫ НЕ МОЖЕШЬ БЫТЬ ВОЛЬФГАНГОМ?!

Бетховен родился в немецком городе Бонне, в семье музыкантов. Его отец Иоганн, певец-тенор при дворе местного правителя и начинающий алкоголик, к рождению сына в 1770 году отнесся индифферентно и не обращал на ребенка внимания до тех пор, пока не сообразил, что мальчик обладает врожденным музыкальным даром. Ранний успех Моцарта произвел на Иоганна глубокое впечатление, и он решил вознестись к вершинам славы, взгромоздившись на хрупкие плечики сына.

Однако если Леопольд Моцарт был хитрым манипулятором, то Иоганн Бетховен был жесток, груб и туп. Соседи долго вспоминали, как маленький Людвиг плакал над клавиатурой. А когда он не сидел за пианино, то усердно изучал теорию музыки либо упражнялся на скрипке. Редко выдавался денек, когда Людвига не запирали в погребе или не пороли.

Методы Иоганна были зверскими, но результативными. К десяти годам Людвиг постиг музыкальную теорию в энциклопедическим объеме и виртуозно играл на клавишных. Однако поскольку на школьные уроки у него всегда не хватало времени, писал он с чудовищными ошибками и был крайне слаб в арифметике — умножение с делением он так и не осилил. (Весьма вероятно, что он страдал дислексией.) В одиннадцать лет Людвиг бросил школу и больше туда не возвращался.

УЧЁНЕЕ УЧИТЕЛЯ

Иоганну так и не удалось сделать из сына концертирующего вундеркинда, но талант Людвига привлек внимание местной знати, и в 1787 году покровители отправили его в Вену учиться у Моцарта. Семнадцатилетнего юношу, исполненного самых радужных надежд, представили великому мастеру, тем не менее приступить к занятиям Бетховен не успел: он получил известие о смертельной болезни матери.

Молодой музыкант устремился домой, мать он застал при последнем издыхании. О том, чтобы немедленно вернуться в Вену, и речи не было: после смерти матери двум младшим братьям Людвига требовался опекун, а папаша Иоганн уже ни на что не годился. За несколько лет старший Бетховен сдал настолько, что его отправили на пенсию, причем на руки он получал только половину содержания, другую половину выплачивали Людвигу, заботившемуся о братьях.

Лишь в 1792 году Бетховен смог вернуться в Вену, где при поддержке богатого спонсора он начал брать уроки у Йозефа Гайдна. Впрочем, Людвиг быстро разочаровался в учителе: по меркам Бетховена, Гайдн не проявлял достаточного наставнического рвения, а Гайдн, в свою очередь, находил двадцатидвухлетнего музыканта чересчур заносчивым. Да так ли уж нуждался Бетховен в дальнейшем обучении? В 1795 году он дебютировал со Вторым концертом для фортепиано с оркестром, в 1800-м представил на суд публики Первую симфонию. Так Вена обрела новую суперзвезду.

МНОЖЕСТВО ОТВРАТИТЕЛЬНЫХ ПРИВЫЧЕК ОДНОГО ВЕСЬМА УСПЕШНОГО КОМПОЗИТОРА

Тем временем друзья Бетховена начали замечать, что он избегает бывать в обществе. Гайдн жаловался, что Бетховен к нему больше не заходит, а гости в доме Бетховена недоумевали, почему у композитора расстроено пианино. Сам Бетховен отлично знал, чтб с ним не так: у него слабел слух. Ухудшение происходило постепенно, но в конце концов до Бетховена уже было не докричаться.

Он маялся и другими недугами: кишечными коликами, приступами диареи и частыми головными болями. Бетховен так измучился, что подумывал свести счеты с жизнью. От самоубийства его удерживала только истовая вера в свое предназначение. Осень 1802 года Бетховен провел в городке Хайлигенштадте, где письменно изложил трогательную историю о том, как преданность искусству не позволила ему умереть: «Казалось немыслимым покинуть этот мир прежде, чем я совершу все то, на что, по моему разумению, я способен». По форме это было письмо, обращенное к братьям, но Бетховен его не отправил; этот документ, позднее названный «Хайлигенштадтским завещанием», пролежал запертым в письменном столе композитора и был обнаружен только после его смерти.

Решение принято, — и Бетховен с еще большей энергией взялся за воплощение своих музыкальных идей. Третья, или «Героическая», симфония (первоначально посвященная Наполеону, однако посвящение было снято, когда Бонапарт вздумал завоевать Австрию, «вторую родину» Бетховена) была настолько революционной, что на репетициях оркестранты в растерянности опускали руки, а критики объявили это произведение «странным». Публику не устроила продолжительность симфонии, ее сочли слишком длинной. «Я бы дал крейцер[6], только бы это закончилось», — жаловался некий слушатель.

«Странности» Бетховена не ограничивались эксцентричностью в музыке. Лучше всего ему сочинялось во время ходьбы, и вскоре горожане привыкли к тому, что композитор частенько бродит по улицам, машет руками и хрипло выкрикивает музыкальные фразы, не замечая любопытных мальчишек, которые толпой следуют за ним.

Бетховен нигде не жил подолгу, в Вене он сменил сорок квартир и, случалось, снимал четыре различных помещения одновременно. Жильцом он был, мягко выражаясь, не из приятных. Один из посетителей, навестивших его в 1809 году, сообщал, что композитор живет «в самой грязной и захламленной квартире, какую только можно вообразить». На стульях высились горы тарелок с объедками, а на спинках висела ношеная одежда. Фортепиано и письменный стол были завалены незаконченными, испещренными чернильными кляксами партитурами. А под фортепиано ютился неопорожненный ночной горшок.

Внешний вид композитора также оставлял желать лучшего — его одежда была такой грязной и рваной, что огорченные друзья периодически покупали ему новую. В молодости Бетховен был смуглым, но болезни сделали его лицо желтым и рябым; с расческой он тоже не дружил, его седые волосы стояли дыбом.

Стоит ли удивляться, что представительницы прекрасного пола не интересовались Бетховеном, несмотря на его пылкий интерес к ним. Композитор имел дурную привычку влюбляться в недоступных женщин — знатных и обычно замужних. Его самая большая любовь обрела мифический статус, поскольку о ее существовании потомки узнали из другого неотправленного письма, на сей раз адресованного «Бессмертной Возлюбленной». Вокруг имени адресата велись жаркие споры, однако современные искусствоведы почти единодушно идентифицируют даму как Антонию Брентано, жену франкфуртского банкира. Утонченная и образованная Антония боготворила Бетховена («Он как божество среди смертных», — писала она), но хранила верность мужу. Бетховен, надо полагать, страдал, однако, возможно, некоторое утешение ему приносила мысль о том, что неразделенная любовь куда как романтичнее, чем жена и хозяйка в доме, которая непременно потребует, чтобы муж складывал грязную одежду в корзину для белья.

ПО СЛОВАМ ОДНОГО ИЗ ПОСЕТИТЕЛЕЙ, БЕТХОВЕН ЖИЛ В «САМОЙ ГРЯЗНОЙ И ЗАХЛАМЛЕННОЙ КВАРТИРЕ, КАКУЮ ТОЛЬКО МОЖНО ВООБРАЗИТЬ», — ЗАВАЛЕННОЙ ОБЪЕДКАМИ И С ВОНЮЧИМ НОЧНЫМ ГОРШКОМ НА ВИДНОМ МЕСТЕ.

СЕМЕЙНАЯ РАСПРЯ, БЕССМЫСЛЕННАЯ И БЕСПОЩАДНАЯ

Бетховен был одержим идеей семьи, но при всем при том умудрился оттолкнуть от себя обоих братьев, поскольку яростно противился их женитьбе (настолько яростно, что в суде Бетховен обозвал их невест «развратными женщинами»). Когда его брат Каспар заболел туберкулезом, Бетховен задался целью во что бы то ни стало получить опеку над сыном Каспара, Карлом. Он уговорил брата назначить его единственным опекуном; впрочем, позднее Каспар внес в договор дополнительное распоряжение, уравнивавшее Бетховена в опекунских правах с Иоганной, матерью Карла.

Когда в ноябре 1815 года Каспар умер, Бетховен сначала обвинил Иоганну в отравлении мужа, а затем отобрал у нее девятилетнего Карла. Его гневные тирады против Иоганны становились все более безумными. Возможно, Иоганна не была идеальной матерью, но вряд ли эта, в общем, обычная женщина походила на «взбесившуюся Медею с зловонным дыханием», которой двигало исключительно стремление «посвятить сына в мерзостные тайны ее вульгарного и порочного окружения». Бедняга

Карл превратился в заложника судебных разбирательств и встречных исков, затевавшихся не столько ради благополучия ребенка, сколько с целью насолить противной стороне. Юридические баталии длились пять лет. Бетховен, располагавший, в отличие от Иоганны, связями и средствами, выиграл дело.

Трудно поверить, что этот странный, своевольный и нездоровый человек всего четыре года спустя напишет торжественный гимн всеобщему братству. Девятую симфонию Бетховена завершает хор, исполняющий «Оду к радости» на слова Фридриха Шиллера, — вопреки тому, что собственная жизнь композитора была исполнена болью и горечью.

ПОСЛЕДНИЕ ТАКТЫ

Несчастный Карл вырос ранимым, неуравновешенным человеком. Бетховен не отпускал его от себя ни на шаг, и когда Карл объявил, что хочет стать военным, его опекун разразился такими жуткими воплями, что хозяин, у которого они снимали квартиру, выставил жильцов вон. Летом 1826 году Карл, не выдержав напряжения, выстрелил себе в голову. Поразительно, но он выжил — одна пуля прошла мимо, другая застряла в черепе, не повредив мозг.

Из больницы Карл вышел с твердой решимостью жить по своему разумению и немедленно записался в армию. По воспоминаниям друзей, Бетховен был сломлен поступком племянника. Брат композитора, Иоганн, пригласил обоих к себе в деревню отдохнуть и набраться сил, прежде чем Карл приступит к службе в армии. Но минуло лето, потянулась осень, а гости и не думали двигаться с места, как ни намекал Иоганн на желательность их отъезда. В конце концов ему пришлось открытым текстом попросить родственников покинуть его дом. По осеннему холоду Бетховен с Карлом ехали в открытом экипаже и ночевали в неотапливаемой гостинице.

В Вену Бетховен прибыл с высокой температурой и воспалением легких. Выздоровление так и не наступило; Бетховен три месяца пролежал в постели, но его состояние только ухудшалось. Грянувший финал разные источники описывают по-разному. Согласно одному из свидетельств, композитор впал в кому, но, когда двое суток спустя, 26 марта 1827 года, разразилась гроза, Бетховен очнулся. При вспышке молнии, осветившей комнату, он открыл глаза, поднял правую руку, сжал пальцы в кулак, затем рука бессильно упала, и Бетховен умер.

К месту упокоения гроб с телом композитора провожало более десяти тысяч человек. Бетховен стал идолом следующего поколения композиторов-романтиков, восторгавшихся не только его насыщенной и выразительной музыкой, но и категорическим нежеланием потакать расхожим вкусам. Однако и сегодня темы и мелодии Бетховена узнаются мгновенно даже теми, кто абсолютно не интересуется классической музыкой.

ВИДИШЬ, КАК РЕВЕТ ТОЛПА?

К 1824 году, когда состоялась премьера Девятой симфонии, Бетховен полностью оглох. Дирижировать своим последним шедевром он, разумеется, не мог, но руководитель оркестра упросил его присутствовать на сцене, задавая темп всем четырем частям.

Музыка наполняла зал более часа, завершившись торжественным финалом. Зал взорвался несмолкаемыми аплодисментами. Все повскакали с мест, хлопая, крича, рыдая и размахивая платками.

Но композитор всего этого не слышал. Он стоял спиной к залу, разглядывая партитуру. Молодая солистка Каролина Унгер тихонько взяла Бетховена за руку и повернула лицом к восхищенной публике. Это был один из самых пронзительных моментов в истории классической музыки. Больной, стареющий гений воочию увидел, как славят его музыку, которую он больше не слышит.

ИЗЯЩНОЕ ИСКУССТВО СОЗДАВАТЬ СЕБЕ ВРАГОВ[7]

Пока Бетховен творил, система патронирования композиторов аристократией, предоставлявшей музыкантам средства к существованию, отжила свой век, и ей на смену пришла эпоха публичных концертов и музыкальных изданий. Каким-то образом Бетховен умудрился восстановить против себя ключевых игроков обеих систем: богатую знать и нотных издателей.

Однажды Бетховен встал перед дворцом своего покровителя князя Йозефа Франца Максимилиана Лобковица и заорал: «Лобковиц — осел!» В другой раз он сломал стул о голову богатого аристократа Карла Алоиса, князя Лихновского. В ответ князь прекратил выплачивать ему пособие, и Бетховен имел наглость обидеться.

Отношения с издателями музыкальных произведений и организаторами концертов у него тоже не заладились. Бетховен был уверен, что все кругом норовят его облапошить, и без устали оспаривал условия контрактов. В математике он был, мягко говоря, не силен, что только осложняло процесс; поля его писем и договоров пестрят лихорадочными и тщетными попытками произвести действие умножения. Но более всего финансам композитора вредила убежденность Бетховена в том, что подобная возня его не достойна. «Человеческий мозг — не товар, он не продается», — высказался он однажды.

Поскольку Бетховен постоянно жаловался, что его обкрадывают, лишают последнего гроша и обрекают на нищету, многие верили в отчаянную бедность композитора. Он и на смертном одре клял свое бедственное положение; узнав об этом, Филармоническое общество в Лондоне поспешило собрать 100 фунтов (приблизительно 1 000 австрийских флоринов) в помощь композитору. После смерти Бетховена его имущество оценили в 10 000 флоринов. Лондонское филармоническое общество это известие не порадовало.

КОМПОЗИТОРЫ, ОНИ ТАКИЕ НЕПУТЕВЫЕ!..

Бетховен любил долгие пешеходные прогулки и однажды, гуляя по сельской местности, забрел в небольшую деревушку. Бдительные деревенские жители приняли его за бродягу и тут же вызвали полицию. Бетховен пытался объясниться, но стражи порядка забрали его в тюрьму. В конце концов кому-то пришло в голову пригласить дирижера из ближайшего города, дабы тот идентифицировал личность «бродяги», что дирижер и сделал. Обнаружив, что они засадили за решетку героя австрийской музыки, деревенские жители устыдились и, купив Бетховену новый комплект одежды, отвезли его домой.

НА «ПЯТУЮ» РАВНЯЙСЬ!

Пятая симфония Бетховена впервые прозвучала в 1808 году, но особое значение она приобрела во Вторую мировую войну. Британцы заметили, что знаменитые начальные такты симфонии (да-да-да-дум) по ритму схожи с передаваемой азбукой Морзе буквой «V» (victory, англ. — «победа»), и таким образом «Пятая» стала символом победы над фашизмом. Все передачи на оккупированную Европу Би-Би-Си начинало с этих четырех нот, символизировавших веру в грядущую победу.

ВОЛОСЫ БЕТХОВЕНА И ТЯЖЕЛЫЙ МЕТАЛЛ

Узнав о кончине Бетховена, его друг Иоганн Гуммель вместе со своим учеником Фердинандом Хиллером явились в дом композитора с выражением скорби и соболезнования. Хиллер, глубоко почитавший Бетховена, срезал с его головы прядь волос. Всю свою жизнь он хранил эти волосы под стеклом как величайшее сокровище.

Почти двести лет спустя срезанные волосы стали решающим аргументом в определении причины смерти Бетховена. Ученые-атомщики из Аргоннской национальной лаборатории (США) исследовали шесть волосинок с помощью ультрасильного источника рентгеновского излучения и обнаружили, что уровень свинца в них в сотню раз превышает норму. По всей вероятности, этот скопившийся в организме свинец и вызывал постоянную тошноту, диарею и головные боли у Бетховена; он же послужил причиной смерти композитора, разрушив его печень. Не совсем ясно, откуда взялось такое количество тяжелого металла. Впрочем, возможно, Бетховен ел рыбу, выловленную в зараженном водоеме, либо пил из кружек со свинцовым покрытием, либо принимал лекарства, изготовленные на основе свинца.

Однако отравление свинцом не приводит обычно к потере слуха, и большинство ученых уверены, что глухота Бетховена имела иное происхождение — скорее всего, композитор страдал отосклерозом, болезнью, вызывающей неправильный рост костей в ухе.